Глава 14. Походка силы
Глава 14. Походка силы
Суббота, 8 апреля 1962
— Смерть — это личность, дон Хуан? — спросил я, усаживаясь на крыльце.
Во взгляде дона Хуана отразилось замешательство. Он держал сумку с продуктами, которые я ему привез. Осторожно поставив ее на землю, он сел напротив меня. Я почувствовал воодушевление и объяснил, что меня интересует, является ли смерть личностью, или выглядит как некое существо, когда наблюдает за воином во время его последнего танца.
— Какая разница? — спросил дон Хуан.
Я сказал, что меня впечатлил этот образ. Поэтому мне интересно, каким образом дон Хуан к нему пришел. Откуда он знает, что это именно так.
— Все очень просто, — ответил дон Хуан. — Человек знания видит, и поэтому знает, что последний свидетель — смерть.
— Ты имеешь в виду, что сам видел последний танец воина?
— Нет. Человек не может быть его свидетелем. Только смерть. Но я видел собственную смерть. Она наблюдала за мной, и я танцевал перед ней, как будто умирая. В конце моего танца смерть не указала ни в каком направлении, а избранное место не задрожало, со мной прощаясь. То есть мое время на земле еще не было исчерпано, и я не умер. Просто тогда, когда это происходило, я обладал ограниченной силой, поэтому не мог понять предначертаний моей смерти. И я верил в то, что умираю.
— Она была похожа на личность?
— Смешной ты человек. Полагаешь, что, задавая вопросы, сможешь все понять. Я не думаю, что это тебе удастся, но кто я такой, чтобы говорить наверняка? Смерть не похожа на личность. Скорее, она — присутствие. Можно сказать, что смерть — ничто. И в то же время смерть — это все. И то, и другое утверждения — верны. Смерть становится тем, что ты хочешь в ней увидеть. Мне легко иметь дело с людьми. Поэтому для меня смерть — это личность. Кроме того, я склонен к таинственности. Поэтому смерть является мне с пустыми глазницами. Я могу смотреть сквозь них, как сквозь два окна. И в то же время они двигаются, как обычные глаза. Поэтому я могу сказать, что смерть пустыми глазницами смотрит на воина, исполняющего свой последний танец на земле.
— Но все это — именно так только для тебя, дон Хуан, или для любого воина?
— Для любого воина, исполняющего танец силы, это именно так. И в то же время не так. Смерть является свидетелем последнего танца воина, но то, как каждый воин видит свою смерть, его личное дело. Она может быть чем угодно — птицей, светом, человеком, кустом, камнем, туманом или присутствием чего-то неизвестного.
Образы смерти, созданные доном Хуаном, растревожили меня. Я не мог подобрать подходящих слов для вопросов и запнулся. Дон Хуан с улыбкой смотрел на меня, убеждая продолжать расспросы. Я спросил, зависит ли то, в каком виде воин воспринимает смерть, от его воспитания. В качестве примера я привел индейцев юма и индейцев яки. Сам я полагал, что именно культурой определяется то, как человек видит свою смерть.
— Не важно как был воспитан человек, — сказал он. — Все, чтобы он не делал, определяется его личной силой. Человек — это лишь общее количество его личной силы. И именно этим количеством определяется то, как он живет и как он умирает.
— Что такое личная сила?
— Личная сила — это чувство. Что-то вроде ощущения удачи или счастья. Можно назвать ее настроением. Личная сила есть нечто, обретаемое человеком в независимости от его происхождения. Я уже говорил, что воин — это охотник за силой. И я учу тебя тому, как на нее охотиться и как ее накапливать. И ты столкнулся с общей для всех нас проблемой — проблемой убежденности. Тебе необходимо верить в то, что личной силой можно пользоваться и что ее возможно накапливать. Но убежденности в том, что все это — именно так, у тебя до сих пор нет.
Я сказал, что он все же своего добился и что ему удалось убедить меня настолько, насколько это вообще возможно. Он засмеялся:
— Это — не та убежденность, которую я имею в виду. Два-три раза он мягко ударил меня кулаком по плечу и со смешком добавил:
— Меня не нужно ублажать, ты же знаешь.
Я почувствовал, что должен заверить его в своей абсолютной серьезности.
— Не сомневаюсь, — сказал он. — Но под убежденностью подразумевается способность к самостоятельным действиям. Чтобы прийти к этому, тебе предстоит приложить еще немало усилий. Должно быть сделано еще очень много. Ты еще только начал.
Он немного помолчал. На лице его отразилась безмятежность.
— Ты иногда до смешного напоминаешь мне меня самого, — продолжал он. — Я тоже не хотел становиться на путь воина. Я считал, что вся эта работа бесполезна. Если нам все равно предстоит умереть, какая разница — умереть воином или нет. Но я ошибался. Однако к этому заключению я должен был прийти самостоятельно. Только когда ты осознал, что неправ и что разница действительно очень велика, ты можешь сказать, что убежден. И дальше может продолжать самостоятельно. И даже самостоятельно стать человеком знания.
Я спросил, кого он называет человеком знания. Он ответил:
— Человек знания это тот, кто честно следовал трудностям обучения, — сказал он. — Кто без спешки и нерешительности прошел настолько далеко, насколько смог, в раскрытии секретов личной силы.
Потом дон Хуан сказал, что это — не тема для обсуждения. Он сказал, что единственное, чем я должен интересоваться, — это представлением о накоплении личной силы.
— Но я не понимаю! — возразил я. — Мне действительно непонятно, к чему ты ведешь.
— Охота за силой — дело очень своеобразное. Сначала это должно быть идеей, затем, шаг за шагом, это должно быть настроено, а затем — победа! Случилось!
— Как это происходит?
Дон Хуан встал и потянулся. Как обычно, все его суставы захрустели.
— Идем, — сказал он. — Впереди — далекий путь.
— Но я о многом хочу еще тебя спросить, — попытался задержать его я.
— Мы идем к месту силы, — сказал он, входя в дом. — Почему бы тебе не приберечь вопросы до того времени, когда мы туда придем? Там у нас, вероятно, будет возможность поговорить.
Я думал, что мы поедем на машине, поэтому встал и направился к ней. Но дон Хуан позвал меня в дом и велел взять сетку с флягами. Пока я собирал сетку, он вышел и стоял, ожидая меня, на краю зарослей чапараля за домом.
— Нужно торопиться, — сказал он.
Около трех часов дня добрались до западных отрогов гор Сьерра Мадре. День стоял теплый, но во второй его половине задул прохладный ветер. Дон Хуан сел на камень и пригласил меня сделать то же самое.
— Чем мы займемся здесь на этот раз, дон Хуан?
— Ты прекрасно знаешь — мы здесь, чтобы охотиться за силой.
— Да, я знаю. Но что конкретно мы будем делать?
— Ты знаешь, что я не имею ни малейшего представления.
— Ты хочешь сказать, что никогда не имеешь никакого плана действий?
— Охота за силой — очень странная штука, — сказал он. — Ее невозможно планировать наперед. И это делает ее особенно захватывающей. Но действует воин так, словно у него есть план. Потому что доверяет своей личной силе. Он знает на уровне факта, что она направит его действия в наиболее правильное русло.
Я отметил, что его утверждения в некотором смысле противоречивы. Если воин уже обладает личной силой, к чему ему еще на нее охотиться.
Дон Хуан с притворным отвращением поднял брови.
— Ты охотишься за личной силой, — объяснил он, — а я воин, который ею уже обладает. Ты спросил, есть ли у меня план, а я ответил, что доверяю своей личной силе и что она направит меня, поэтому никакой план мне не нужен.
Немного посидев молча, мы отправились дальше. Склоны были очень крутыми. Подъем давался мне с трудом. Я устал. А выносливости дона Хуана, казалось, не было предела. Он не бежал и не торопился. Он шел ровно и неутомимо. Я заметил, что он совсем не потел. Он не вспотел даже после подъема на особенно высокий и почти отвесный склон. Когда я взобрался наверх, он уже сидел там, ожидая меня. Я сел рядом, чувствуя, что сердце вот-вот выскочит из груди. Я лег на спину, и пот буквально ручьями заструился у меня со лба.
Дон Хуан рассмеялся и принялся катать меня по земле туда-сюда. Это помогло мне восстановить дыхание.
Я сказал, что его тренированность буквально внушает мне благоговение.
— Я все время стараюсь привлечь к ней твое внимание, — сказал он.
— Ты совсем не стар, дон Хуан.
— Конечно нет. И все время стараюсь, чтобы ты это заметил.
— Как ты это делаешь?
— Я ничего не делаю. Мое тело хорошо себя чувствует только и всего. Я очень хорошо с собой обращаюсь, и поэтому у меня нет причин чувствовать, что я устал или что мне не по себе. Секрет заключается не в том, что ты с собой делаешь, а пожалуй в том, чего не делаешь.
Я ждал разъяснений. Он вроде бы отдавал себе отчет в моей неспособности понять это его заявление. Он понимающе улыбнулся и встал.
— Это — место силы, — сообщил он, — Найди площадку для стоянки на этой вершине.
Я принялся протестовать. Я хотел, чтобы он объяснил, чего мне не следует делать со своим телом. Он оборвал меня повелительным жестом и мягко произнес:
— Кончай пустую болтовню. В этот раз для разнообразия просто действуй. Не важно сколько времени потребуется тебе на поиски подходящего для отдыха места. Это может занять у тебя всю ночь. Не имеет значения также то, найдешь ты его или нет. Важно то, что ты будешь пытаться его найти.
Я отложил письменные принадлежности и встал. Дон Хуан напомнил мне, как он обычно делал, когда просил найти место для отдыха, что нужно смотреть, ни на чем не фокусируя взгляда и прищурившись так, чтобы изображение было размытым.
Я начал ходить по вершине холма, просматривая землю полуприкрытыми глазами. Дон Хуан шел в полутора-двух метрах справа от меня и на пару шагов позади.
Сперва я обошел вершину по периметру, намереваясь постепенно по спирали приблизиться к ее центру. Но как только я замкнул периметр, дон Хуан меня остановил.
Он сказал, что я иду на поводу у своего пристрастия к распорядкам (установившимся практикам). Он добавил, что мне, конечно, удастся систематически покрыть всю площадь вершины, но при таком тупом методе я буду не в состоянии воспринять подходящее место. И еще он добавил, что отлично знает, где оно находится, поэтому никакие импровизации с моей стороны не пройдут.
— Как же мне быть? — спросил я.
Дон Хуан заставил меня сесть. Потом сорвал с нескольких кустов по одному листу и дал листья мне. Он сказал, что я должен лечь на спину, расстегнуть ремень и положить листья на кожу в области пупка. Он следил за каждым моим движением и велел обеими руками прижать листья к телу. Затем велел закрыть глаза, предупредив, что если я хочу получить совершенный результат, то не должен ни отпускать листья, ни открывать глаза, ни пытаться сесть, когда он приведет мое тело в положение силы.
Он схватил меня за правую подмышку и резко крутнул. У меня возникло непреодолимое желание посмотреть сквозь полуприкрытые веки, но дон Хуан прикрыл мне глаза ладонью. Он приказал мне сосредоточиться только на ощущении тепла, которое будет исходить от листьев.
Я немного полежал неподвижно. От листьев начало идти странное тепло. Сначала я почувствовал его ладонями. Потом тепло растеклось по животу, и, в конце концов, залило все тело. Через несколько минут ступни буквально горели. Все это напомнило мне случаи, когда я болел с высокой температурой.
Я сообщил дону Хуану о неприятных ощущениях и о том, что хочу снять ботинки. Он сказал, что собирается помочь мне встать, и что я не должен открывать глаза до тех пор, пока он не скажет. А перестать прижимать листья к животу можно будет только после того, как я найду подходящее место.
Когда я уже стоял на ногах, он прошептал мне на ухо, чтобы я открыл глаза и начинал идти, но не по какому-либо плану, а позволив силе тянуть и направлять меня.
Я принялся бесцельно ходить. Жар вызывал дискомфортное ощущение. Я решил, что у меня — высокая температура, и принялся гадать, как дону Хуану удалось этого добиться.
Дон Хуан шел за мной. Вдруг он издал крик, который почти парализовал меня. Он со смехом объяснил, что резкие звуки отпугивают неприятных духов. Я прищурился и около получаса ходил туда-сюда. За это время дискомфорт сменился качеством приятного тепла. Расхаживая вверх-вниз по холму у вершины, я ощутил легкость. Но в то же время я был разочарован. Я ожидал, что обнаружу какой-либо визуальный феномен, но на периферии моего поля зрения ничего не происходило — не было ни необычных цветов, ни сверкания, ни темных масс.
Наконец я устал прищуриваться, и открыл глаза. Я стоял перед небольшим выступом из песчаника. Это был один из скальных выходов на вершине холма. Остальная поверхность была покрыта землей и утыкана редкими кустиками. Похоже, растительность здесь когда-то сгорела и еще не вполне восстановилась. По какой-то непонятной причине песчаниковый выступ показался мне красивым. Я долго стоял перед ним, а потом просто на него сел.
— Хорошо! Хорошо! — сказал дон Хуан, похлопав меня по спине.
Он велел мне аккуратно вытащить листья из-под одежды и положить их на камень.
Как только я убрал от кожи листья, тело начало остывать. Я пощупал пульс. Вроде нормальный.
Дон Хуан засмеялся и, обратившись ко мне «доктор Карлос», спросил, не хочу ли я подсчитать и его пульс. Он сказал, что то, что я чувствовал, было силой листьев, которая меня очистила и дала возможность выполнить задачу.
Со всей искренностью я принялся его уверять, что ничего особенного не делал, а сел на это место просто потому, что устал, и еще потому, что мне понравился цвет песчаника.
Дон Хуан ничего не сказал. Он стоял в паре метров от меня. Вдруг он отпрыгнул и с невероятной ловкостью отбежал к высокому гребню из камней поодаль, по пути перемахивая через кусты.
Я встревожился:
— Что случилось?
— Будешь следить, в каком направлении ветер понесет твои листья. А сейчас быстро их пересчитай и половину опять прижми к животу. Ветер идет.
Я насчитал двадцать штук. Едва я успел засунуть десять под рубашку, как сильный порыв ветра понес остальные на запад. Я смотрел, как они летят, скрываясь в бесформенной зеленой массе кустарника, и не мог отделаться от жуткого ощущения, что их целенаправленно сметает туда какое-то совершенно реальное существо.
Вернулся дон Хуан и сел слева от меня лицом на юг.
Мы долго сидели, не произнося ни слова. Я не знал, что сказать. Я чувствовал, что измотан до крайности. Я хотел закрыть глаза. Но не решился. Дон Хуан, должно быть, заметил мое состояние. Он велел мне лечь, положить ладони на живот поверх листьев и попытаться почувствовать себя подвешенным на ложе из «струн», которое он сделал для меня на «месте моего предрасположения». Я закрыл глаза, и память о том мире и полноте, которые я испытал, когда спал на вершине другого холма, наводнила меня. Хотелось выяснить, смогу ли я действительно ощутить, что взвешен в пространстве. Но я уснул.
Я проснулся перед закатом. Сон освежил меня и восстановил силы. Дон Хуан тоже спал. Он открыл глаза одновременно со мной. Было ветрено, но холода я не чувствовал. От листьев исходило тепло, словно на животе у меня горела печка или работал какой-то электрообогреватель.
Я осмотрелся. Место, выбранное мною для отдыха, находилось как бы в небольшой ложбине. На выступе можно было сидеть, как на длинном диване, спинкой которого служила довольно высокая каменная стенка. Я обнаружил, что, прежде чем лечь спать, дон Хуан принес мои письменные принадлежности и положил их мне под голову.
— Ты правильно определил место, — с улыбкой произнес он. — И произошло все именно так, как я говорил. Сила направила тебя к нему без каких-либо планомерных действий с твоей стороны.
— Что это были за листья? — спросил я.
Тепло, которое от них исходило, было для меня явлением загадочным и крайне любопытным. Я спал на ветру без одеяла, без толстой одежды, и мне было хорошо и удобно.
— Это были просто листья, — ответил дон Хуан.
— Ты хочешь сказать, что я могу нарвать любых листьев с какого угодно куста и их действие будет таким же?
— Нет. Я не хочу сказать, что ты можешь сделать это сам. Ты не обладаешь личной силой. Я хочу сказать, что такой эффект могут произвести любые листья в случае, если даст их тебе человек, обладающий силой. Сегодня тебе помогли не листья. Сегодня тебе помогла сила.
— Твоя сила, дон Хуан?
— Думаю, ты можешь сказать, что моя. Но на самом деле это не совсем точно. Сила не принадлежит никому. Она никогда не бывает ни моей, ни твоей, ни чьей бы то ни было еще. Некоторые из нас умеют собирать ее, и затем она может быть передана кому-нибудь еще. Видишь ли, ключевой момент в использовании накопленной силы заключается в том, что ее можно применять только для помощи кому-то другому в накоплении силы.
Я спросил, означает ли это, что его сила ограничена только помощью другим. Дон Хуан терпеливо объяснил, что сам для себя он может пользоваться своей личной силой как ему заблагорассудится, в любых делах, в любом направлении. Но когда дело доходит до прямой передачи силы другому человеку, положение изменяется. Переданная сила бесполезна, если человек, ее получивший, не использует ее для своего собственного поиска личной силы.
— Все, что совершает человек, зависит от его личной силы, — продолжал дон Хуан. — Поэтому тому, кто ею не обладает, свершения человека могущественного кажутся невероятными. Сила требуется уже для того, чтобы представить себе, чем сила является. Это и есть то, что я пытаюсь тебе все время сказать. Но я знаю, что ты не понимаешь, и не потому, что не хочешь, а потому, что у тебя очень мало личной силы.
— Что же мне делать, дон Хуан?
— Ничего. Просто продолжай в том же духе. Сила найдет дорогу.
Он встал и повернулся кругом, внимательно осмотрев окрестности. Тело его описало полный круг одновременно с поворотом взгляда. Дон Хуан напомнил мне фигурку святого из старинных механических часов, которая делает полный оборот одним равномерным непрерывным движением.
Разинув рот, я смотрел на него в безмолвном изумлении. Он попытался скрыть улыбку, выдававшую, что он в полной мере сознает впечатление, произведенное на меня этим его маневром.
— Сегодня ты будешь охотиться за силой в темноте дня, — проговорил он и сел.
— Что?..
— Ночью ты отправишься в эти неизведанные холмы. Ночью они перестают быть холмами.
— А чем становятся?
— Чем-то другим. Чем-то, о чем ты не можешь даже думать, потому что никогда не был свидетелем их существования.
— Что ты хочешь этим сказать, дон Хуан? Вечно ты пугаешь меня своими мистическими разговорами.
Он засмеялся и слегка пнул мою икру.
— Мир — это тайна, — в очередной раз сообщил он. — И он вовсе не таков, каким ты его себе рисуешь.
Он на минутку словно задумался, ритмично покачивая головой, а потом улыбнулся и добавил:
— Впрочем, таким, каким его рисуешь себе ты, он тоже является. Но это — далеко не все. В нем присутствует еще очень и очень многое. И ты все время с этим сталкиваешься. А сегодня ночью, возможно, добавишь еще один кусочек.
От его тона мурашки побежали по моему телу.
— Что ты планируешь делать? — спросил я.
— Я ничего не планирую. Все решает та же самая сила, которая позволила тебе найти это место.
Дон Хуан встал и указал куда-то вдаль. Я решил, что он хочет, чтобы я встал и взглянул туда. Я попытался вскочить на ноги, но не успел их выпрямить: дон Хуан с огромной силой толкнул меня вниз.
— Я не просил тебя делать то же, что и я, — сурово произнес он.
Потом смягчился и добавил:
— Тебе предстоит тяжелая ночь. Тебе потребуется вся личная сила, которую ты способен собрать. Так что сиди, где сидишь, и побереги себя для ночи.
Он объяснил, что ни на что не указывал, а просто удостоверился в том, что определенные вещи находятся там.
Потом он сказал, что все нормально, и велел сидеть спокойно и чем-нибудь заняться, потому что до наступления полной темноты еще много времени, которое я могу использовать, например, для работы над записями. Он улыбнулся, и его улыбка меня успокоила. Мне тоже захотелось улыбнуться.
— Но что мы будем делать, дон Хуан?
Он покачал головой с подчеркнутым недоверием:
— Пиши! — скомандовал он.
И повернулся ко мне спиной.
Ничего другого мне не оставалось. Я работал над своими заметками, пока не стало слишком темно, чтобы писать.
В течение всего времени, пока я работал, дон Хуан сидел в одной и той же позе. Казалось, он полностью поглощен наблюдением за чем-то, находившемся на западе. Но едва я прекратил писать, он повернулся ко мне и шутливо сообщил, что существует только три способа заставить меня заткнуться: дать чего-нибудь поесть, заставить писать или уложить спать.
Он достал из своего рюкзака небольшой сверток и церемонно его развернул. В свертке было сушеное мясо. Один кусок он дал мне, второй взял сам и принялся жевать. Как бы между прочим он в очередной раз сообщил мне, что это — пища силы, которая в данном случае необходима и мне, и ему. Я слишком сильно хотел есть для того, чтобы задумываться о возможности наличия в сушеном мясе психотропных веществ. Мы молча жевали, пока не съели все мясо. К тому времени совсем стемнело.
Дон Хуан встал и потянулся. Мне он предложил сделать то же самое. Он сказал, что растягивание всего тела после сна, сидения и ходьбы — очень хорошая практика. Я последовал его совету, и некоторые листья, находившиеся у меня под рубашкой, соскользнули мне в штаны. Я раздумывал о том, следует ли мне поместить их обратно, но он сказал забыть о них, поскольку в них больше не было нужды, и позволить им падать самим по себе.
Потом дон Хуан подошел ко мне вплотную и прошептал в правое ухо:
— Иди за мной. Держись как можно ближе. И копируй каждое мое действие.
Он сказал также, что на том месте, где мы стоим, мы в безопасности, потому что оно, образно говоря, находится как раз на границе ночи.
— Здесь — не ночь, — он топнул по камню, на котором мы стояли. — Ночь — там.
И он указал в темноту, нас окружавшую.
Потом он проверил, хорошо ли в сетке закреплены фляги и мой блокнот, мягко объяснив, что воин всегда проверяет, все ли в порядке. Не потому, что верит в то, что выживет в предстоящем испытании, но потому, что это — неотъемлемая часть его безупречного поведения.
Вместо того, чтобы принести мне облегчение, его приготовления породили во мне уверенность в том, что моя гибель приближается. Захотелось плакать. Я был уверен, что дон Хуан полностью осознает действие своих слов.
— Верь своей личной силе, — сказал он мне на ухо. — Это — единственное, что есть у человека в этом таинственном мире.
Он слегка подтолкнул меня, и мы двинулись. Он шел на пару шагов впереди. Я шел следом, взглядом уткнувшись в землю. Почему-то я не решался смотреть по сторонам. Фокусируя взгляд на земле, я чувствовал странное спокойствие. Это меня почти загипнотизировало.
Скоро дон Хуан остановился. Он прошептал, что абсолютная тьма — рядом, и что он пройдет вперед. Но о своем местоположении будет давать мне знать, имитируя крик особой маленькой совы. Он напомнил мне, что я уже знаю — его имитация этого звука начинается хрипло и к концу становится мягкой и мелодичной, как крик настоящей совы. И предупредил, чтобы я ни в коем случае не спутал его крик с другими совиными криками, потому что это — смертельно опасно.
К тому моменту, когда дон Хуан закончил меня инструктировать, я был практически в панике. Я вцепился в его локоть железной хваткой. Две-три минуты у меня ушло на то, чтобы вернуть себе дар речи. Нервные судороги пробегали по мышцам живота, не давая мне внятно говорить.
Спокойно и мягко дон Хуан сказал, чтобы я взял себя в руки, потому что темнота, как и ветер, была для меня совершенно неизвестной сущностью и могла обмануть меня, если я не буду с ней осторожным. Чтобы иметь с ней дело, необходимо быть совершенно спокойным.
— Ты должен «отпустить» себя. Тогда твоя личная сила сможет слиться с силой ночи, — проговорил он мне на ухо.
Он еще раз повторил, что пойдет вперед, и на меня снова накатила волна иррационального страха.
— Но это же безумие! — запротестовал я.
Дон Хуан не разозлился и не проявил нетерпения. Он спокойно засмеялся и что-то сказал мне на ухо. Я не совсем понял.
— Что ты сказал? — спросил я, клацая зубами.
Дон Хуан закрыл мне рот рукой и прошептал, что воин действует так, словно знает в точности, что делает, тогда как в действительности не знает ничего. Затем он три или четыре раза повторил одно утверждение, как если бы хотел, чтобы я запомнил его. Он сказал;
— Воин безупречен, если он доверяет своей личной силе, независимо от того, мала она или огромна.
Немного погодя он спросил, все ли со мной в порядке. Я кивнул, и он шагнул во тьму, исчезнув почти мгновенно и совершенно беззвучно.
Я попытался осмотреться. Казалось, я находился в месте с густой растительностью. Я смог различить только темную массу кустов или низкорослых деревьев. Я сосредоточился на звуках, но не заметил ничего особенного. Шум ветра заглушал все звуки, кроме редких пронзительных вскрикиваний больших сов и посвистывания других птиц.
Я ждал, буквально превратившись во внимание. И тут раздался хриплый длинный крик маленькой совы. Я был уверен, что кричит дон Хуан. Звук донесся откуда-то сзади. Я развернулся и пошел в его направлении. Двигался я очень медленно, чувствуя, сколь непреодолимо препятствует мне тьма.
Я шел примерно десять минут. Вдруг прямо передо мной как из-под земли выросла темная масса. Я вскрикнул и упал на пятую точку. В ушах зазвенело. Испуг был так велик, что у меня перехватило дыхание. Чтобы вздохнуть, пришлось открыть рот.
— Вставай? — мягко сказал дон Хуан. — Я не хотел тебя напугать. Я просто вышел навстречу.
Он сказал, что наблюдал за моей корявой походкой. Я напомнил ему хромую старую даму на грязной улице после дождя, которая брезгливо на цыпочках обходит лужи. Он, видимо, живо представил себе эту картинку и рассмеялся.
Затем он показал мне способ передвижения в темноте — способ, который он назвал «походкой силы». Сначала он слегка склонился вперед и заставил меня потрогать его спину и колени, чтобы я понял, в каком положении находится его тело. Туловище было слегка наклонено вперед, но позвоночник оставался прямым. Ноги были чуть согнуты в коленях.
Он медленно прошелся передо мной, чтобы я увидел: при каждом шаге колено его поднимается почти до груди. А затем он буквально побежал таким способом, быстро скрывшись из виду. Через несколько секунд дон Хуан вернулся. Я не мог понять, как ему удается бегать в темноте.
— Походка силы специально предназначена для того, чтобы бегать ночью, — прошептал он мне на ухо.
Он предложил мне попробовать. Я сказал ему, что непременно сломаю себе ноги, попав в какую-нибудь трещину или налетев на камень. Но дон Хуан твердил, что «походка силы» совершенно безопасна.
Я заявил, что он, должно быть, знает каждый камень и каждую ямку в этих холмах и поэтому может избегать ловушек. Иначе его действия для меня непостижимы.
Дон Хуан сжал ладонями мою голову и с силой прошептал:
— Это — ночь! И это — сила!
Он отпустил мою голову и мягко добавил, что ночью мир совсем не такой, как днем, и что его способность бежать во тьме никак не связана с тем, что он знает эти холмы. Он сказал, что ключом к этому, было позволить своей личной силе вытекать свободно, чтобы она, таким образом, могла слиться с силой ночи. А как только эта сила возьмет верх, оступиться будет уже невозможно. И он очень серьезно предложил мне задуматься на минутку о том, что происходит. Это рассеет мои сомнения. Для человека его возраста попытка бегать по этим холмам в это время суток — верный способ покончить с собой. Если, конечно, его не ведет сила ночи.
— Смотри! — сказал дон Хуан, умчался куда-то в темноту и вернулся обратно.
Способ его передвижения выглядел настолько необычно, что я не поверил собственным глазам. Некоторое время он словно бежал на месте. То, каким образом он поднимал ноги, напомнило мне разминку спринтера перед забегом.
Затем дон Хуан велел следовать за ним. Я попробовал, очень скованно и неловко. С предельной тщательностью я пытался высматривать место, на которое станет нога, но оценить расстояние было невозможно. Дон Хуан вернулся и гарцевал рядом. Он прошептал, что нужно отрешиться от себя, отдавшись силе ночи, и верить той крохотной личной силе, которой я обладаю. Иначе я никогда не смогу двигаться свободно. Тьма препятствует мне только потому, что я во всем, что делаю, полагаюсь на зрение, не зная, что другой способ движения заключается в том, чтобы предоставить силе возможность вести меня.
Я несколько раз попробовал, но безуспешно. Я просто, не мог себя «отпустить», не мог преодолеть боязнь покалечить ноги. Тогда дон Хуан приказал мне бежать на месте, стараясь почувствовать себя так, словно я бегу, используя «походку силы».
Потом он сказал, что побежит вперед, а мне велел оставаться и ждать условного сигнала — крика маленькой совы. И растаял во тьме прежде, чем я успел что-либо произнести. В течение часа я бегал на месте с подогнутыми коленями и наклоненным туловищем, иногда закрывая глаза. Напряжение понемногу прошло, и к концу этого часа я уже чувствовал себя вполне нормально. И тут раздался крик дона Хуана.
Я побежал метров пять в том направлении, откуда послышался крик, стараясь, как предлагал дон Хуан, «отрешиться от себя». Однако налетел на куст. Это происшествие мигом возродило все мои страхи и мою неуверенность.
Дон Хуан ждал меня. Он немного подправил положение моего тела, заставив слегка согнуть к ладоням мизинцы, безымянные и средние пальцы, и выпрямить указательные и большие. Потом он сказал, что, по его мнению, я просто потворствую своему чувству собственной неполноценности, потому что отлично знаю: как бы ни была темна ночь, я увижу все наилучшим образом, если не буду ни на чем фокусировать взгляд, а просто буду сканировать землю прямо перед собой. «Походка силы» аналогична методике поиска благоприятного места в том смысле, что и то, и другое требует чувства отрешенности, чувства веры. При передвижении «походкой силы» глаза должны быть неотрывно прикованы к земле прямо перед бегущим. Любой, даже мимолетный взгляд куда-нибудь в сторону нарушает поток движения. Дон Хуан объяснил, что наклон туловища как раз и призван привести глаза в положение, удобное для того, чтобы смотреть в землю. А колени нужно поднимать так высоко, чтобы шаги были очень короткими. Тогда бег безопасен. Дон Хуан предупредил, что мне предстоит спотыкаться и оступаться еще не раз. Но с практикой придет уверенность, и я смогу бегать настолько же быстро и так же легко, как днем.
В течение нескольких часов я пытался копировать его движения и старался привести себя в то настроение, которое он мне рекомендовал. Он очень терпеливо либо бежал прямо передо мной, либо недалеко убегал и возвращался ко мне. Таким образом я мог рассмотреть, как он двигался. Он даже подталкивал меня, заставляя пробегать несколько метров. Затем он убежал и позвал меня серией совиных криков. Каким-то необъяснимым образом мне удалось двигаться с неожиданным уровнем самоконтроля. Насколько я понимал, ничего такого, что давало бы мне основание испытывать подобное ощущение, я не совершал. Но мое тело, казалось, знало о вещах, не думая о них. Мне, например, не было по-настоящему видно выступающих передо мной камней, но мое тело всегда ставило ногу на выступы и никогда в трещины. Не считая тех нескольких случаев, когда я отвлекался. Для того, чтобы неотрывно смотреть в землю перед собой, требовалось полное сосредоточение. Как предупреждал дон Хуан, малейшая попытка взглянуть в сторону влекла за собой нарушение потока.
Дона Хуана я нашел после долгих поисков. Он сидел возле каких-то темных силуэтов. Мне показалось, что это — деревья. Он подошел и сказал, что у меня хорошо получается, но пора закругляться, потому что он уже довольно долго пользуется своим криком-сигналом, и крик этот вполне могли научиться имитировать другие.
Я был полностью согласен с тем, что закругляться действительно пора, потому что мои попытки измотали меня почти до бесчувствия. Я ощутил облегчение и спросил, кому может понадобиться имитировать его крик.
— Силам, союзникам, духам… Кто знает? — ответил он шепотом.
Он объяснил, что эти «сущности ночи» обычно издают очень мелодичные звуки. Им очень трудно изобразить хриплые человеческие голоса или свисты птиц. Он советовал каждый раз, когда я услышу подобный звук, остановиться и вспомнить его слова, так как иногда бывает необходимо разобраться. Очень убедительным тоном он сказал, что я вполне освоил «походку силы». Теперь, чтобы в совершенстве овладеть этим способом бега, мне нужен лишь небольшой толчок, который я вполне могу получить, когда мы с ним в очередной раз выберемся ночью в горы. Он похлопал меня по плечу и объявил, что он, пожалуй, готов отправиться домой.
— Давай будем отсюда выбираться, — сказал он и побежал.
— Эй-эй! Постой! Подожди! — диким голосом завопил я.
— Давай пойдем!
Дон Хуан остановился и снял шляпу.
— Вот тебе раз! — растерянно проговорил он. — В крутой оборот мы угодили. Я ведь не могу идти в темноте. Ты ведь знаешь. Я себе все ноги переломаю. Я могу только бежать!
Я чувствовал, что он ехидно улыбается, хотя и не видел его лица.
Доверительным тоном он добавил, что слишком стар для ходьбы, да и мне не помешает немного потренироваться в беге «походкой силы». И случай как раз подходящий.
— И потом, если мы не воспользуемся «походкой силы», нас просто скосят, как траву, — шепнул он мне на ухо.
— Кто?
— В ночи присутствует нечто, действующее на людей, — прошептал он тоном, от которого по телу моему побежали мурашки.
Он сказал, что мне вовсе не обязательно за ним поспевать, поскольку он периодически будет подавать мне сигнал — четыре крика маленькой совы подряд. Так что я смогу без труда за ним следовать.
Я предложил остаться среди холмов до утра, и возвращаться, когда будет светло. Очень драматическим тоном он ответил, что это равносильно самоубийству. Даже если мы останемся в живых, ночь вытянет из нас личную силу до такой степени, что мы станем жертвами первой же опасности днем.
— Не будем тратить времени, — сказал он с ноткой настойчивости в голосе. — Давай отсюда выбираться.
Он заверил меня в том, что попытается бежать как можно тише и что ни в коем случае нельзя издавать ни звука, даже дышать следует как можно тише. Потом он показал мне основное направление движения и побежал. Довольно медленно. Он почти шел «походкой силы». Но, несмотря на это, мне не удавалось за ним угнаться, и в скором времени он растворился во тьме впереди меня.
Оставшись наедине с собой, я обнаружил, что, сам того не замечая, набрал весьма высокий темп. Это меня поразило. Я решил попытаться как можно дольше его сохранять. Тут немного справа раздался сигнал — четыре совиных крика подряд.
Еще через несколько минут я опять услышал крик совы, теперь уже намного правее. Я повернул на сорок пять градусов вправо, и начал двигаться в новом направлении, надеясь, что остальные три крика этой серии позволят мне его уточнить.
Новый крик раздался почти в направлении того места, откуда мы начали бежать. Я остановился и прислушался. Совсем недалеко от меня послышался резкий звук, словно ударились друг о друга два камня. Я напряг слух. Послышалась целая серия тихих-тихих постукиваний. Потом раздался еще один крик совы, и я понял, что имел в виду дон Хуан, когда меня предупреждал. Этот звук был очень мелодичным. Он определенно звучал дольше и был мягче, чем настоящий крик совы.
У меня возникло странное чувство испуга. Живот сжало, как будто какая-то сила потянула меня вниз из средней части тела. Я повернул на сто восемьдесят градусов и начал полубежать-полуидти в противоположном направлении.
Послышался далекий слабый крик совы. За ним последовали еще три. Это был дон Хуан. Я побежал в их направлении. Судя по звуку, он находился от меня на расстоянии метров четырехсот, не меньше. Если он будет продолжать нестись в том же темпе, я очень скоро останусь безнадежно один среди этих холмов. Мне было непонятно, почему дон Хуан побежал вперед вместо того, чтобы кругами бегать вокруг меня, если ему так уж необходимо выдерживать этот темп.
Я обратил внимание, что слева от меня вроде бы тоже что-то движется. Я почти видел нечто на периферии своего зрения. Я был готов удариться в панику, но в мозгу молнией мелькнула отрезвляющая мысль: я не могу ничего видеть в темноте. Я хотел было прямо взглянуть в том направлении, но не сделал этого, опасаясь потерять набранный темп.
Из размышлений меня вытряхнул крик совы, донесшийся слева. Я не повернул на него, потому что это был, вне всякого сомнения, самый приятный и мелодичный крик, какой мне доводилось когда-либо слышать. Однако он не испугал меня. В нем было что-то очень привлекательное или, пожалуй, притягивающее, или даже печальное.
Потом слева направо передо мной очень быстро промелькнуло темная масса. От неожиданности я поднял голову, оступился и с шумом налетел на какие-то кусты. Я упал на бок, и тут же в нескольких шагах слева от меня раздался мелодичный крик. Я встал, но прежде чем я успел двинуться дальше, раздался новый крик, более требовательный, чем первый, и неодолимо зовущий. Словно что-то требовало, чтобы я остановился и прислушался. Звук совиного крика был настолько протяжным и мягким, что все мои страхи прошли. Я уже почти остановился, как вдруг послышалась серия хриплых криков дона Хуана. Они, казалось, были ближе, чем в прошлый раз. Я подпрыгнул и побежал на них.
Через некоторое время слева в темноте снова появилось какое-то мелькание или пульсация. Это было нечто не столько видимое, сколько ощущаемое. Но в то же время я был почти уверен, что воспринимаю это нечто именно глазами. Двигалось оно быстрее, чем я, и снова промелькнуло слева направо, заставляя меня потерять равновесие. Но на этот раз я не упал, и это, как ни странно, вывело меня из состояния внутреннего равновесия. Я неожиданно разозлился, и эта неадекватность реакции повергла меня в панику. Я попытался повысить темп бега и хотел было крикнуть совой, чтобы дать дону Хуану знать, где я нахожусь. Но, вспомнив его предупреждение относительно молчания, не решился.
И тут мое внимание привлекло нечто ужасное. Слева от себя находилось что-то похожее на животное. Оно меня почти касалось. Я непроизвольно отпрыгнул и повернул направо. Я почти задыхался от страха. Он охватил меня настолько сильно, что в моей голове не осталось никаких мыслей, и я бежал в темноте так быстро, как только мог. Казалось, что мой страх был телесным ощущением. Мое состояние было весьма необычным. В моей жизни страх всегда строился на некоторой интеллектуальной основе и был обусловлен угрожающими социальными ситуациями или опасным для меня поведением людей. На этот раз, однако, страх имел совершенно новые свойства. Он пришел из неизвестной мне части мира и поразил меня в неизвестную часть меня самого.
Я услышал крик совы очень близко и немного слева. Точно его тона я не расслышал, но мне показалось, что это — дон Хуан. Крик не был мелодичным. Я побежал медленнее. Еще крик. С хриплым призвуком. Дон Хуан! Я побежал на звук немного быстрее. Третий крик раздался совсем рядом. Я различал перед собой темный массив то ли камней, то ли деревьев. Еще один крик. Я решил, что дон Хуан ждет меня, потому что мы находимся уже за пределами опасной зоны. Я подбежал почти вплотную к темной массе, когда пятый крик заставил меня замереть на месте. Я изо всех сил вглядывался в темную массу. Вдруг слева что-то зашуршало. Я повернулся и вовремя успел заметить какой-то черный предмет, который катился или скользил сбоку. Я судорожно вдохнул и отскочил. Раздалось чмокающей звук, словно кто-то чмокнул кубами, а потом от темного массива то ли деревьев, то ли скал отделилось что-то большое, черное и прямоугольное, похожее на трехметровой высоты дверной проем.
От неожиданности я вскрикнул. В течение секунды мой испуг был безграничным. Но секунду спустя я обнаружил себя ужасающе спокойным, пристально смотрящим на темную фигуру.
Насколько я мог отдавать себе отчет в своих реакциях, они были чем-то совершенно для меня новым. Что-то во мне тянуло меня к черному объекту, а что-то — наоборот, отчаянно сопротивлялось. Было так, словно я хочу как следует во всем разобраться, и в то же время — в истерике убежать прочь.
Я едва разобрал совиные крики дона Хуана. Казалось, он кричит где-то совсем близко и как-то странно: крики были продолжительнее и грубее, чем раньше, словно дон Хуан бежал ко мне навстречу.
Неожиданно для самого себя я вдруг обрел самоконтроль. Некоторое время я бежал в точности так, как предписывал дон Хуан.
— Дон Хуан! — выкрикнул я, налетев на него.
Он ладонью прикрыл мне рот и знаком велел бежать за ним. Мы двигались в очень удобном темпе и вскоре прибежали на тот выступ из песчаника, от которого стартовали.
Примерно час мы молча сидели на выступе. Начало светать. Открыв тыквенные фляги с провизией, мы поели. Дон Хуан сказал, что нам необходимо оставаться здесь до полудня, что мы совсем не будем спать, а будем разговаривать, как если бы не произошло ничего необычного.
Он попросил меня подробно рассказать обо всем, что со мной происходило после того, как он от меня убежал. Когда я закончил, он долго молчал. Казалось, он глубоко ушел в свои мысли.
— Выглядит не очень хорошо, — проговорил он наконец. — Все, что произошло с тобой этой ночью, — очень серьезно. Настолько серьезно, что тебе нельзя больше в одиночку ходить по ночам. Отныне сущности ночи не оставят тебя в покое.
— А что именно произошло со мной, дон Хуан?
— Ты столкнулся с некоторыми сущностями, обитающими в этом мире и воздействующими на людей. Ты о них ничего не знаешь, потому что никогда раньше с ними не сталкивался. Было бы правильнее назвать их сущностями гор, поскольку по большому счету они не относятся к ночи. Я называю их сущностями ночи лишь потому, что в темноте их легче воспринимать. Но они все время здесь, вокруг нас. Однако днем нам сложнее воспринять их просто потому, что дневной мир нам хорошо знаком, и поэтому хорошо знакомое преобладает. В темноте же, с другой стороны, мы более восприимчивы к этим сущностям ночи, потому что все является одинаково странным и очень немногие вещи преобладают.
— Они реальны, дон Хуан?
— Разумеется! Они настолько реальны, что обычно убивают людей, особенно тех, кто заблудился в диких местах и не имеет личной силы.
— Но если ты знал, что они так опасны, почему же ты оставил меня одного?
— Существует только один способ учиться — это приняться за дело. Только лишь говорить о силе бесполезно. Если ты хочешь узнать, чем сила является, и если ты хочешь взяться за это серьезно, тебе нужно браться за все самостоятельно. Путь к знанию и силе очень труден и очень долог. Ты, наверное, заметил, что до сегодняшней ночи я тебя одного во тьму не отпускал. У тебя для этого не было силы. Теперь ты обладаешь достаточной силой для того, чтобы провести хорошую битву, но еще недостаточной для того, чтобы одному оставаться в темноте.
— А если я попытаюсь?
— Ты умрешь. Сущности ночи раздавят тебя как клопа.
— Получается, что мне теперь нельзя проводить ночь в одиночестве?
— В собственной постели — сколько угодно. Но не в горах.
— А на равнинах?
— Это касается только диких мест, где совсем нет людей, и в особенности — диких мест высоко в горах. Естественные места обитания сущностей ночи — скалы и ущелья. Поэтому с сегодняшнего дня тебе нельзя в одиночку ходить в горы. До тех пор, пока не накопишь достаточно личной силы.
— Но как мне накопить личную силу?
— Ты накопишь ее, если будешь жить так, как я советую. Мало-помалу ты закупоришь все свои места утечки. Тебе ни к чему задумываться об этом, потому что сила всегда находит путь. Возьми, к примеру, меня. Когда я начал учится путям воина, я не знал, что накапливаю силу. Подобно тебе, я считал, что ничего особенного не делаю. Но это было не так. Сила имеет одно любопытное свойство: ее не замечаешь, когда она накапливается.
Я попросил объяснить, почему он решил, что мне опасно оставаться в темноте одному.
— Сущности ночи двигались слева от тебя. Это значит, что они старались слиться с твоей смертью. Особенно опасна та «дверь», которую ты видел. Это — отверстие, ты знаешь. И оно втягивало бы тебя до тех пор, пока бы ты в него не вошел. И это было бы твоим концом.
Как можно корректнее я заметил, что для меня странно то, что эти странные вещи случаются со мной только в его присутствии и что это выглядит так, словно он сам подстраивает все это. Тогда как, если я находился ночью в диких местах один, все было совершенно нормально, в рамках объяснимых событий. Ни теней, ни мистических звуков… Действительно, меня ничто никогда в таких случаях не пугало.
Дон Хуан мягко усмехнулся и сказал, что это служит лишь подтверждением его большой личной силы, которая позволяет ему призывать на помощь массу различных вещей.
Уж не намекает ли он на то, что позвал кого-то из знакомых людей в качестве помощников?
Дон Хуан вроде бы угадал ход моих мыслей, громко рассмеялся и сказал:
— Не ломай себе голову. Мои слова не имеют для тебя никакого смысла. Все по той же причине: у тебя слишком мало личной силы. Но больше, чем было в самом начале. Поэтому с тобой начали случаться разные вещи. У тебя уже была очень мощная встреча с туманом и молнией. И не важно, понимаешь ты, что именно происходило тогда с тобой, или нет. Важно то, что это запечатлелось в твоей памяти. Мост и все, что ты видел в ту ночь, непременно явится тебе еще раз. Когда у тебя будет достаточно личной силы.
— Дон Хуан, а какова будет цель такого повтора?
Данный текст является ознакомительным фрагментом.