Глава 4 Будь светом самому себе

Глава 4

Будь светом самому себе

Первый вопрос:

Ошо, дзен — это путь сдачи? Тогда как получается, что основополагающее наставление Будды: «Будь светом самому себе»?

Самая важная сдача происходит внутри вас. Она не имеет никакого отношения к кому-либо снаружи вас. Основополагающая сдача — релаксация, доверие — пусть слово не вводит вас в заблуждение. С лингвистической точки зрения, сдача означает «сдаться кому-либо», но в религиозном плане она означает доверие, релаксацию. Это, скорее, отношение, а не действие: вы живете из доверия.

Позвольте мне объяснить. Вы плывете, вы заходите в реку и плывете. Что вы делаете? Вы доверяете воде. Хороший пловец доверяет настолько, что почти становится одним целым с рекой. Он не борется, не загребает воду, он не скованный, не напряженный. Если вы скованны и напряженны, вы утонете; если вы расслабленны, река позаботится о вас.

Вот почему, когда кто-либо тонет, его тело всплывает. Это удивительно. Невероятно! Живой человек тонет и умирает, мертвый же плавает на поверхности. Что случилось? Мертвый человек знает некую тайну реки, которая живому не известна. Живой человек боролся. Река была врагом. Он был напуган, он не мог доверять. А мертвый человек, не будучи здесь, разве может бороться? Мертвый тотально расслаблен, никакого напряжения: вдруг тело всплывает, река заботится о нем. Ни одна река не способна потопить мертвого человека.

Доверие означает, что вы не боретесь. Сдача означает, что вы думаете о жизни не как о враге, а как о друге. Как только вы доверились реке, вы начинаете наслаждаться. В вас поднимается неописуемый восторг: вы плещетесь, плаваете, просто лежите на поверхности воды или погружаетесь в глубину. Вы неотделимы от реки, вы сливаетесь, вы становитесь одним.

Сдаться означает жить в жизни так, как хороший пловец плавает в реке. Жизнь — это река: вы можете бороться, а можете пуститься в свободное плавание; вы можете отталкивать реку и плыть против течения, а можете плыть вместе с рекой и двигаться туда, куда она вас несет.

Сдача — это не кому-либо, это просто образ жизни. Бог не нужен, чтобы сдаться. Есть религии, которые верят в Бога; есть религии, которые не верят ни в какого Бога, но все религии верят в сдачу, поэтому сдача и есть настоящий Бог.

Даже само понятие Бога может быть отвергнуто. Буддизм не верит ни в какого Бога, джайнизм не верит ни в какого Бога, но они религии. Христианство верит в Бога, ислам верит в Бога, сикхизм верит в Бога; и они тоже религии. Христианство учит сдаче Богу: Бог — просто предлог, чтобы сдаться. Это помощь, потому что вам трудно будет сдаться, не имея объекта. Объект — это предлог, чтобы во имя Бога вы могли сдаться. Буддизм просто говорит: «Сдайся: Бога нет. Расслабься. Это не вопрос объекта, это вопрос твоей личной субъективности. Расслабься, не борись, принимай».

Вера в Бога не нужна. На самом деле, само слово вера уродливо: в нем нет доверия, в нем нет верования. Вера — практически полная противоположность верованию. Слово вера происходит от старого корня lief. Оно означает желать, хотеть. Теперь позвольте объяснить это вам. Вы говорите: «Я верю в Бога милосердного», — что вы конкретно говорите? Вы говорите: «Я хочу, чтобы Бог был милосердным». Каждый раз, когда вы говорите: «Я верю», вы на самом деле говорите: «Я страстно желаю», но вы не знаете.

Если вы знаете, вопрос веры не стоит. Вы верите в эти деревья? Вы верите в солнце, восходящее каждое утро? Вы верите в звезды? Это не вопрос веры. Вы знаете: вот оно солнце, вот деревья. Никто не верит в солнце, а если бы верил, вы бы сочли его сумасшедшим. Если бы кто-то пришел и сказал: «Я верю в солнце», — и попытался обратить в свою веру вас, вы бы сказали: «Да ты сошел с ума!»

Я слышал...

Леди Льюис назначили послом Соединенных Штатов Америки в Италии. Она была новообращенным католиком, и, естественно, как и все новообращенные, была полна энтузиазма. Эта леди весьма докучала всем. Общаясь с кем-нибудь, она стремилась сделать из этого человека католика.

Как рассказывают, будучи направленной в качестве посла в Италию, она отправилась на аудиенцию к Папе. И разгорелась долгая дискуссия, которая все продолжалась и продолжалась. Один из репортеров придвигался все ближе и ближе, чтобы услышать, о чем они там говорят. Папа еще никому не уделял так много времени, а дискуссия, как казалось, была весьма ожесточенной и жаркой. Что-то должно было последовать. Когда Папа так долго беседует с послом самой богатой и самой сильной нации в мире, обязательно должны последовать какие-то новости.

Чтобы подслушать, репортер подбирался все ближе и ближе. Он смог разобрать только одно предложение. На ломаном английском Папа говорил: «Леди, вы не понимаете меня. Я уже католик!»

Она пыталась обратить Папу!

Если кто-нибудь подойдет к вам и скажет: «Поверь в солнце», — вы ответите: «Я уже католик. Я уже верю. Не волнуйся».

Однажды Шри Ауробиндо спросили: «Ты веришь в Бога?»

Он ответил: «Нет».

Разумеется, спросивший был потрясен. Он приехал издалека, из Германии, он был известным богоискателем и рассчитывал на серьезный ответ, а этот человек ответил просто «Нет». Затем он сказал: «Но я думал, что ты знаешь его».

Ауробиндо ответил: «Да, я знаю его, но не верю в него».

Если вы знаете, в чем смысл веры? Вера рождается в неведении. Если вы знаете, то вы знаете. И хорошо, если вы не знаете и знаете, что вы не знаете. Вера может ввести вас в заблуждение. Вера может породить в вашем уме такое недоразумение, что, не зная, вы начинаете думать, что вы знаете. Вера не есть доверие, и чем тверже вы заявляете о своей тотальной вере, тем больше вы опасаетесь внутренних сомнений.

Доверие не знает сомнений. Вера — это подавление сомнения; это желание. Когда вы говорите: «Я верю в Бога», вы заявляете: «Я не могу жить без Бога. Будет слишком трудно существовать во тьме, в окружении смерти, без понятия Бога». Это понятие спасительно. Вы не чувствуете себя одиноким, вы не чувствуете себя незащищенным, сомневающимся — отсюда вера.

Мартин Лютер писал: «Мой Бог — моя лучшая крепость». Эти слова не могут исходить от человека, который доверяет. «Мой Бог — моя лучшая крепость»? Похоже, Мартин Лютер обороняется от кого-то. Даже Бог стал крепостью, чтобы защитить вас, чтобы вы могли чувствовать себя в безопасности — это вера из страха. Представление «Бог — это моя лучшая крепость» рождается из страха, не из любви. Не из доверия. Глубоко внутри — сомнение и страх.

Доверять просто. Это как ребенок, доверяющий своей матери. Это не значит, что он верит, вера еще не проникла в него. Вы некогда были маленьким ребенком. Вы верили в свою мать или доверяли ей? Сомнения еще не появились, поэтому как можно говорить о вере? Вера приходит только тогда, когда появляются сомнения; сомнение приходит первым. Позже, чтобы подавить сомнения, вы цепляетесь за веру. Доверие есть, когда исчезают сомнения; доверие есть, когда нет сомнений.

Например, вы дышите. Вы вдыхаете, затем выдыхаете. Вы боитесь выдохнуть из-за того, что — а вдруг? — дыхание не возобновится? Вы доверяете. Вы доверяете, что оно вернется. Разумеется, оснований доверять ему нет. Какие основания? Почему оно должно возвращаться? В лучшем случае, вы можете сказать, что в прошлом происходило так, но это не гарантия. В будущем это может не случиться. Если вы будете бояться выдыхать, потому что дыхание может не вернуться, вы начнете задерживать его. Вот что значит верить — цепляться, задерживать. Но если вы задерживаете дыхание, ваше лицо багровеет, и вы начинаете задыхаться. Если будете продолжать — умрете.

Все вероисповедания душат, все вероисповедания не дают вам быть по-настоящему живыми. Они умерщвляют ваше существо.

Вы выдыхаете, вы доверяете жизни. Буддистское слово нирвана означает просто выдох, выдыхание, доверие. Доверие — это очень, очень невинное явление. Вера из головы, доверие из сердца. Просто доверяйте жизни, потому что вы из жизни, живете в жизни и однажды снова вернетесь к ее источнику. Страха нет. Вы родились, вы живете, вы умрете; в этом нет ничего страшного. Вы снова родитесь, снова будете жить, снова умрете; это круг. Та жизнь, которая дала жизнь вам, всегда может дать вам другую жизнь — чего бояться?

Зачем цепляться за веру? Вера создана человеком, доверие — Богом. Вера в любом проявлении философична, доверие не имеет ничего общего с философией. Доверие означает, что вы знаете, что такое любовь. Это не понятие Бога, сидящего где-то на небесах, управляющего и руководящего оттуда. Доверию не нужен Бог: этой беспредельной жизни, этой тотальности более чем достаточно. Когда вы доверяете, вы расслабляетесь. Расслабление — это сдача.

А теперь: «Дзен — это путь сдачи?» Да. Религия как таковая есть сдача, расслабление. Не надо ни за что цепляться. Это говорит о том, что вы не доверяете жизни.

Каждый вечер Магомет обычно раздавал все, что насобирал за день. Все! Ни единой крохи не должно было быть отложено на следующий день, потому что, как он говорил, «источник, который питал меня сегодня, даст мне и завтра. Если это случилось сегодня, почему нельзя довериться завтра? Зачем откладывать?»

Но когда он был при смерти, тяжело болен, его жена забеспокоилась. Возможно, ночью может понадобиться лекарь, и этим вечером она оставила пять рупий, пять динаров. Она переживала: «Кто знает... Ночью ему может стать еще хуже, понадобится лекарство. Куда я пойду посреди ночи? Может понадобиться доктор, и ему придется заплатить». Ничего не говоря Магомету, она оставила пять динаров.

Около полуночи Магомет открыл глаза и сказал: «Я чувствую недоверие вокруг. Мне кажется, что-то было отложено».

Жена очень испугалась и созналась: «Прости меня, я подумала, ночью нам может что-то понадобиться, и я оставила всего пять динаров».

Магомет сказал: «Пойди и отдай их кому-нибудь».

Она сказала: «Кто может быть на улице посреди ночи?»

Магомет сказал: «Просто послушай и дай мне умереть спокойно, иначе я буду чувствовать себя виноватым, виноватым перед моим Богом. Если он спросит меня, мне будет стыдно, что в последний момент я умер в глубоком недоверии. Ступай же!»

Жена вышла, естественно, не веря ему, но на улице стоял нищий.

Когда она вернулась, Магомет сказал ей: «Посмотри, ему хорошо, и если нам что-нибудь понадобится, за дверью будет стоять даритель. Не беспокойся».

Он поправил одеяло и сразу же умер. Он тотально расслабился.

Цепляние за что-либо, за что угодно, показывает недоверие. Если вы любите мужчину или женщину и цепляетесь, это означает, что вы не доверяете. Если вы любите женщину и спрашиваете: «Ты будешь любить меня завтра или нет?» — то вы не доверяете ей. Если вы идете в загс, вы не доверяете. Тогда вы больше доверяете суду, полиции, законам, чем любви. Вы готовитесь к завтрашнему дню. Если эта женщина или этот мужчина попробуют обмануть вас или бросят, вы сможете получить поддержку от суда, от полиции, и закон будет на вашей стороне, все общество будет поддерживать вас. Вы принимаете меры, потому что боитесь.

Но если вы действительно любите, любви достаточно, больше чем достаточно. Зачем волноваться о завтра? Но глубоко внутри живут сомнения. Даже когда вы думаете, что любите, сомнения остаются.

Говорят, когда Иисус воскрес после распятия, первым человеком, увидевшим его, была Мария Магдалина. Она безумно любила его. Она поспешила к нему. В Новом Завете написано, что Иисус сказал ей: «Не прикасайся ко мне».

Меня это несколько насторожило, потому что Иисус говорит: «Не прикасайся ко мне». Это не выглядит правдоподобным. Что-то здесь не так. Понятно, если Папа скажет: «Не прикасайся ко мне», — но Иисус, говорящий: «Не прикасайся ко мне»? Практически невозможно!

И я попытался найти оригинал. В оригинале употребляется греческое слово, которое означает и то, и другое — и прикасаться, и цепляться. Я нашел разгадку. Иисус говорит: «Не цепляйся за меня», он не говорит: «Не прикасайся ко мне». Но переводчики истолковали его слова как: «Не прикасайся ко мне». Переводчик привнес свой собственный ум. Иисус должен был сказать: «Не цепляйся за меня», потому что, если есть доверие, не нужно цепляться. Если есть любовь, не нужно цепляться. Вы просто делитесь, нисколько не цепляясь, вы делитесь в глубоком расслаблении.

Сдаться означает сдаться жизни, сдаться источнику, из которого вы пришли и куда однажды вернетесь. Вы как волна в океане: вы выходите из океана и возвращаетесь в океан. Сдаться означает довериться океану. Естественно, что кроме этого может сделать волна? Волна вынуждена доверять океану — доверяешь ты океану или нет, ты остаешься частью океана. Не доверяя, вы создаете беспокойство, только и всего. Ничто не изменится, только вы станете беспокойным, напряженным, отчаявшимся. Если вы доверяете, вы цветете, вы распускаетесь, вы празднуете, зная, что в глубине находится ваша мать, океан. Когда устанете, вы вернетесь и отдохнете внутри ее существа. Когда отдохнете, вы снова возвратитесь, чтобы ощутить вкус неба, солнечного света и звезд. Сдача — это доверие, и она не имеет ничего общего с понятием Бога, с истолкованием Бога. Это отношение.

Тогда вы сможете понять смысл последнего изречения Будды: «Будь светом самому себе». Когда он говорит стать светом самому себе, он имеет в виду следующее: если вы сдались жизни, вы стали светом самому себе. Теперь жизнь ведет вас. Вы живете в просветлении. Когда он говорит: «Будь светом самому себе», он говорит не следовать ни за кем, не цепляться ни за кого. Учитесь у всех, но не цепляйтесь ни за кого. Будьте открытым, восприимчивым, но оставайтесь собой, потому что в итоге религиозный опыт не может быть заимствованным опытом. Он должен быть экзистенциальным; он должен быть вашим личным. Только тогда он подлинный.

Если я что-то я говорю, а ты в это веришь, это не поможет. Если я что-то говорю, а ты ищешь, и сдаешься, и доверяешь, тогда ты испытываешь то же самое — тогда возникает свет внутри. Иначе мои слова останутся словами; в лучшем случае станут верой. Пока вы не ощутите их истинность, они не могут стать истиной, они не могут стать вашей личной истиной. Моя истина не может стать вашей, иначе она обесценится. Если бы моя истина могла стать вашей, не было бы никаких проблем.

В этом разница между научной истиной и истиной религиозной. Научная истина может быть позаимствована. Научная истина, однажды открытая, становится общественным достоянием. Альберт Эйнштейн открыл теорию относительности. Теперь не нужно открывать ее снова, и еще раз, и еще. Это было бы глупо. Однажды открытая, она стала общей. Теперь это теория всех и каждого. Однажды открытая, однажды доказанная, теперь она доступна для изучения даже школьнику. Гений больше не нужен: вам не нужно быть Альбертом Эйнштейном, достаточно среднего ума, достаточно обычного ума. Поймете ее — и она уже ваша. Как известно, Эйнштейну потребовались годы, прежде чем он смог открыть ее. Вам это не нужно. Если вы готовы разобраться, подумать над ней, вам хватит нескольких часов.

Но то же самое неверно по отношению к религиозной истине. Будда открыл, Христос открыл, Нанак и Кабир открыли, но их открытия не могут стать вашими открытиями. Вам придется заново открывать их. Вам придется начинать с самого начала, вы не можете просто взять и поверить в них. Это не поможет. Но именно это делает человечество, принимая религиозную истину за научную. Это не научная истина, она не может стать общественным достоянием. Каждый должен прийти к ней сам, каждый должен приходить к ней снова и снова. Она не будет лежать в свободном доступе на рынке. Вам придется пройти через трудности; вам придется искать и исследовать; вам придется идти тем же путем. Срезать не получится. Вам придется пройти те же лишения, что прошел Будда; те же трудности; что и Будда; пережить то же отчаяние, что пережил Будда; вам придется преодолеть на пути те же препятствия, что преодолел Будда. И однажды, когда тучи рассеются, вы начнете танцевать и будете в таком же экстазе, в каком был и Будда.

Как известно, Архимед, сделав открытие, бегал по улицам нагишом и кричал: «Эврика! Я нашел!» Вы можете понять Архимеда за считанные минуты, за несколько секунд, но вы не испытаете того же восторга, иначе каждый школьник бегал бы нагишом по улицам и кричал: «Эврика!» Никто не делал этого со времен Архимеда. Это случилось только однажды. Для Архимеда это было открытием, а затем стало общественным достоянием.

Но это хорошо, что религиозную истину нельзя передать, иначе вы бы никогда не смогли достичь того же экстаза, что Будда, или Иисус, или Кришна, — никогда. Вы бы узнали об этом из школьных учебников. Любой дурак мог бы передать вам ее. И тогда целиком было бы упущено оргастическое переживание.

Хорошо, что религиозное переживание приходится испытывать лично. Никто не может привести вас к нему. Люди могут обозначить путь, но эти ориентиры весьма условны. Не понимайте их буквально. Будда сказал: «Будь светом самому себе». Он говорит: «Помни, моя истина не может быть твоей истиной; мой свет не может быть твоим светом. Вкуси от моего духа, пусть это распалит твою жажду. Пусть твой поиск будет напряженным, будь в нем тотально. Выучи мою молитву искателя истины, но истина, свет должны гореть внутри тебя. Ты должен разжечь их внутри себя».

Вы не можете позаимствовать истину. Ее нельзя передать, она не атрибут. Она очень тонкое переживание, которое невозможно выразить. Оно невыразимо. В лучшем случае, можно попробовать передать некоторые оттенки.

Вопрос второй:

Ошо, объясни, пожалуйста, природу таких явлений, которые мы называем «тоска» и «беспокойство».

Тоска и беспокойство тесно взаимосвязаны. Когда тебе тоскливо, ты чувствуешь беспокойство. Беспокойство — это побочный продукт тоски.

Попробуйте понять этот механизм. Когда вам тоскливо, вы хотите вырваться из этой ситуации. Когда кто-нибудь что-нибудь рассказывает и вам становится скучно, вы начинаете ерзать. Это тонкий намек, что вы хотите покинуть это место, этого человека, этот бессмысленный разговор. Ваше тело начинает двигаться. Конечно, из чувства вежливости вы подавляете его, но тело уже в движении, потому что тело искреннее, чем ум; тело честнее и откровеннее, чем ум. Ум старается быть вежливым, приятным. Вы говорите: «Какая прелесть!», — но про себя добавляете: «Какой ужас! Я столько раз это слышал, а он снова рассказывает об этом!»

Я слышал о жене Альберта Эйнштейна — о фрау Эйнштейн. К ним часто захаживал друг Эйнштейна, и ученый рассказывал анекдоты, сыпал шутками, и все смеялись. Но другу стало интересно вот что: каждый раз, когда Эйнштейн начинал рассказывать что-либо, его жена тут же начинала вязать или что-то делать. Почему вдруг?

Эйнштейн был евреем, а у евреев лучшие в мире анекдоты. Они так долго страдали, а шутки помогали им выживать. Они влачили такое жалкое существование, что им приходилось подбадривать себя, поэтому у них самые лучшие анекдоты. Ни одна страна, ни одна раса не может составить им конкуренцию. В Индии совсем нет хороших анекдотов: страна жила очень спокойно — себя не нужно было подбадривать. Юмор необходим, когда человек находится в постоянной опасности: человеку необходимо смеяться хоть над чем-нибудь, любой предлог вызывает смех.

Эйнштейн расскажет какую-нибудь шутку, анекдот или историю — и они оба хохочут. Но друга терзало любопытство, и однажды он спросил фрау Эйнштейн: «Почему вы начинаете вязать в тот момент, когда Эйнштейн начинает что-нибудь рассказывать?»

Она ответила: «Если я не отвлекусь на что-нибудь, мне будет очень трудно сохранить спокойствие. Вы приходите иногда, а я всегда здесь. Когда кто-то приходит, он рассказывает одни и те же шутки. Если я срочно не займу чем-нибудь свои руки, я буду так нервничать, что это будет просто неприлично. Поэтому мне приходится что-то делать, чтобы претворить свое беспокойство в работу и спрятаться за ней».

Как только вы чувствуете тоску, вы чувствуете и беспокойство. Беспокойство — это намек вашего тела. Оно говорит: «Уходи отсюда. Иди куда-нибудь, но не оставайся здесь». Но ум продолжает улыбаться, глаза продолжают блестеть, и вы продолжаете говорить, что вы никогда не слышали ничего подобного. Ваш ум цивилизованный, а тело все еще дикое. Ум человеческий, а тело все еще звериное. Ум фальшивый, тело настоящее. Ум знает правила и нормы — как себя правильно вести, — так что, даже если вы встретите неприятного человека, вы скажете: «Я счастлив, я так рад тебя видеть!» А глубоко внутри вы бы убили его, если бы было можно. Он подталкивает вас к убийству. И вы начинаете нервничать, становитесь беспокойным.

Если вы прислушаетесь к телу и сбежите, беспокойство исчезнет. Попробуйте. Обязательно попробуйте! Если с вами кто-то невыносимо скучный, начните прыгать, бегать. Представьте себе: беспокойство исчезнет, потому что беспокойство всего лишь показывает, что ваша энергия не хочет здесь оставаться. Она уже на ходу, она уже покинула это место. Теперь вы следуйте за ней.

Поэтому важно понять тоску, а не беспокойство. Тоска — это очень, очень важное явление. Только человек испытывает это чувство, и ни одно другое животное. Вы не сможете заставить буйвола скучать — это невозможно! Только человеку становится скучно, потому что только человек сознателен. Сознательность — вот причина. Чем более вы чувствительны, тем более бдительны, тем более сознательны — тем более вы тоскуете. Вы будете тосковать все чаще. Средний ум не испытывает таких чувств. Он продолжает свой путь, он все принимает, для него все что ни есть — хорошо, он не настолько бдителен. Чем более бдительным вы становитесь, более свежим, тем острее вы чувствуете, что ситуация повторяется; что ситуация плохо влияет на вас, что ситуация избитая. Чем более вы чувствительны, тем более вы тоскуете.

Тоска — показатель чувствительности. Деревья не тоскуют, животные не тоскуют, скалы не тоскуют, потому что они недостаточно чувствительны. Это должно стать одним из основополагающих умозаключений касательно вашей скуки — вы чувствительны.

Но будды тоже не тоскуют. Вы не можете наскучить будде. Животные не тоскуют, и будды не тоскуют — скука существует как промежуточное явление между животным и буддой. Чтобы тосковать, нужно немного более чувствительности, чем дано животному. И если вы хотите подняться над ней, тогда вам надо стать тотально чувствительным — тогда тоска тоже исчезает. Она посередине. Либо вы становитесь подобны животному, и тогда тоска исчезает...

Вы можете видеть, что люди, живущие плотской жизнью, меньше тоскуют. Они едят, пьют, женятся и не слишком тоскуют, но они не чувствительные. Они живут по минимуму. У них столько сознания, сколько нужно на один-два дня монотонной жизни. А интеллектуалы, люди, думающие слишком много, тоскуют больше, потому что думают. И вследствие всех этих размышлений они начинают понимать, что их жизнь — череда банальных повторений.

Ваша жизнь — череда повторений. Практически каждое утро вы просыпаетесь так, как просыпались всю свою жизнь. Вы так же завтракаете. Затем идете на работу — тот же офис, те же люди, та же работа. Затем возвращаетесь домой — та же жена. И если вам становится тоскливо, то это вполне объяснимо. Вам сложно испытать что-то новое в этой жизни. Все кажется обветшалым, запыленным.

Я слышал...

Мэри Джейн, хорошая знакомая одного очень обеспеченного брокера, однажды радостно распахнула дверь, но сразу же поспешила закрыть ее, когда обнаружила, что на пороге стоит жена ее любовника.

Жена придержала дверь и сказала: «Разреши мне войти, дорогая. Я не собираюсь устраивать сцен, просто хочу по-дружески побеседовать».

Изрядно волнуясь, Мэри Джейн впустила ее и с опаской спросила: «Чего вы хотите?»

«Ничего особенного, — сказала жена, осматриваясь, — ответь мне только на один вопрос. Скажи мне, дорогая, только между нами, что ты нашла в этом болване?»

Один и тот же муж каждый день становится болваном. Одна и та же жена каждый день — вы едва ли не забываете, как она выглядит. Если вас попросят закрыть глаза и вспомнить лицо вашей жены, вы обнаружите, что не можете этого сделать. В вашей памяти всплывут многие женщины, все вокруг, но не ваша жена. Отношения превратились в сплошное повторение. Вы занимаетесь любовью, вы обнимаете жену, вы целуете жену, но теперь это все пустые жесты. Блаженство и романтика давно ушли.

Супружество фактически закончилось в тот момент, когда закончился медовый месяц. И вы начинаете притворяться, и за этим притворством накапливается глубокая тоска. Понаблюдайте за людьми, идущими по улице, и вы увидите, что они в полной тоске. Все в тоске, в смертельной тоске. Посмотрите на их лица — ни тени удовольствия; посмотрите в их глаза — они подернуты пылью, ни проблеска внутреннего счастья. Они перемещаются из дома в офис, из офиса в дом, и постепенно вся их жизнь превращается в механическую рутину, в непрерывную череду повторений. А потом они умирают. Почти всегда люди умирают, даже не побывав живыми.

Бертран Рассел говаривал: «Я могу вспомнить лишь несколько моментов в жизни, когда я был по-настоящему живым, воспламененным». Вы можете припомнить, сколько раз в вашей жизни вы были действительно воспламененным? Это редко случается. Кто-то мечтает о таких моментах, кто-то представляет их, кто-то надеется на них, но они никогда не случаются. Даже если они случаются, рано или поздно они становятся повторением. Когда вы влюбляетесь, вы чувствуете волшебство, но постепенно волшебство исчезает, и все превращается в рутину.

Тоска — это осознание повторения. Животные не помнят прошлого, поэтому они не тоскуют. Они не помнят прошлого, поэтому не осознают повторения. Буйвол каждый день щиплет одну и ту же траву с одинаковым удовольствием. Вам этого не понять; как можно есть одну и ту же траву с тем же удовольствием? Вам надоедает.

Поэтому люди пытаются меняться. Они переезжают в новые дома, покупают новые машины, разводятся со старыми супругами, заводят новые отношения, но со временем и это все станет повторением. Смена мест, смена окружения, партнеров, смена домов ничего не изменит. И каждый раз, когда общество погружается в тоску, люди начинают переезжать из одного города в другой, меняют одну работу на другую, уходят от одной жены к другой. Но рано или поздно они осознают, что все это бессмысленно, потому что одно и то же происходит снова и снова с каждой женщиной, с каждым мужчиной, с каждым домом, с каждой машиной.

Что тогда делать? Становиться более осознанным. Этот не вопрос изменения обстановки: трансформируйте свое существо, становитесь более осознанными. Если вы станете более осознанным, вы будете способны понять, что каждый момент нов. Но для этого необходимо много энергии, восхитительной энергии осознания.

Жена не одна и та же, помни об этом. Ты ошибаешься. Иди домой и посмотри еще раз на свою жену. Она не та же. Никто не может быть тем же, внешность обманчива. Эти деревья не те, что были вчера. Как такое может быть? Они выросли, старые листья опали, новые выросли. Посмотрите на это миндальное дерево — как на нем много новых листьев! Каждый день старые опадают, новые появляются, но вы не осознаете это.

Либо оставайтесь без осознанности — тогда вы не будете ощущать повторений, либо обретите столько сознания, чтобы в каждом повторении вы могли видеть что-то новое. Вот два пути избавления от тоски.

Внешние перемены не помогут. Это как снова и снова передвигать мебель в своей комнате. Что бы вы ни делали — вы можете переставить ее так или иначе, — это та же самая мебель. На свете немало домохозяек, которые непрерывно думают о том, как расположить вещи, как положить вещи, куда их положить, куда их класть не надо... Они все время что-то меняют. Но это та же комната и та же мебель. Как долго вы будете обманывать себя подобным образом?

Мне запомнился один эпизод из сериала, который транслировали по телевидению, — в нем бурно и истерично целовались пещерный мужчина и пещерная женщина. Они отрывались только для того, чтобы сказать: «Оооо, это грандиозно!» И продолжали целоваться.

В конце концов женщина отстранилась, чтобы спросить: «Послушай, как ты думаешь, это удивительное занятие, которое мы с тобой изобрели, означает, что мы женаты?»

Пещерный человек напряг свою единственную извилину и сказал наконец: «Да, я предполагаю, что мы женаты. Теперь давай еще поцелуемся!»

Но тут женщина приложила руку ко лбу и с неожиданным страданием заявила: «У меня так разболелась голова!»

Встречаются два незнакомых человека, все замечательно, прекрасно, но рано или поздно они знакомятся друг с другом. Вот что значит супружество. Оно значит, что теперь они устраиваются, теперь они хотят сделать это повторением. И теперь те же поцелуи, те же объятия уже не так прекрасны, они становятся обязанностью.

Мужчина пришел домой и застал своего друга целующим его жену. Он увел друга в другую комнату. Друг дрожал от страха: «Что сейчас будет! Дружба погибла!»

Муж выглядел очень злым, но на самом деле это было не так. Он закрыл дверь и спросил друга: «Скажи мне одну вещь. Я — должен, но ты зачем целовал ее?»

«Я — должен, но ты зачем целовал ее?» Постепенно все устраивается. Новизна исчезает, а у вас нет столько осознанности, или того качества осознанности, которое позволит снова и снова находить нечто новое. Для безжизненного ума все старо; для тотально живого ума нет ничего старого под этим солнцем — просто не может быть. Все в постоянном движении. Каждый человек в постоянном движении, как река. Люди не мертвые предметы — как они могут оставаться теми же? Вы те же? С того момента, когда вы пришли сюда этим утром послушать меня, и до того, когда вы пойдете домой, многое случилось. Одни мысли исчезли из вашей головы, другие проникли туда. Вы могли достичь нового понимания. Вы не можете уйти такими же, какими пришли. Река постоянно течет; она выглядит той же, но она не та же. Старый Гераклит сказал, что вы не можете дважды ступить в одну и ту же реку, потому что река не бывает одной и той же.

Первое — это то, что вы не одни и те же; второе — меняется все. Но для этого нужно жить на вершине осознанности. Либо живите, как будда, либо живите, как буйвол, тогда не будет тоски. Выбор за вами.

Я никогда не видел, чтобы кто-то оставался одним и тем же. Вы приходите ко мне — вы столько раз приходили ко мне, — но я никогда не видел вас прежними. Я не перестаю удивляться новизне, с которой вы приходите сюда каждый день. Возможно, вы сами не осознаете этого.

Не теряйте способности удивляться.

Позвольте рассказать вам анекдот.

Глубоко погруженный в свои мысли, мужчина зашел в бар,. Он обратился к проходившей мимо девушке: «Прошу прощения, мисс, не найдется ли у вас минутки?»

Девушка резко ответила: «Как вы смеете обращаться ко мне с подобными предложениями!»

Мужчина удивился такой реакции и испытал неловкость от того, что каждая пара глаз в этом заведении была устремлена на них. Он пробормотал: «Я только попросил вашего внимания, мисс».

Тогда девушка еще громче закричала: «Я позову полицию, если скажете еще хоть слово!»

Схватив свой стакан, до смерти смущенный, мужчина поспешил в дальний угол зала и сжался за столом, затаив дыхание и думая о том, как скоро ему удастся ускользнуть отсюда.

Не прошло и полминуты, как девушка подсела к нему. Она спокойно сказала: «Мне ужасно жаль, сэр, что поставила вас в неловкое положение. Дело в том, что я учусь на психологическом факультете и пишу диссертацию о реакции человека на неожиданные, шокирующие заявления».

Мужчина пару секунд пристально смотрел на нее, затем откинулся на спинку стула и проревел: «Так ты готова делать все это со мной всю ночь всего за два доллара?!»

Говорят, девушка упала в обморок.

Возможно, мы не позволяем своему сознанию подниматься выше, потому что тогда жизнь будет непрерывным удивлением и вы можете не справиться с этим. Вот почему вы довольствуетесь безжизненным умом — в этом есть некая выгода. Вы не просто так безжизненны. Вы безжизненны по определенной причине, потому что, если вы по-настоящему живы, тогда все вокруг удивляет и шокирует. Если вы остаетесь безжизненным, тогда ничто не удивляет и ничто не шокирует. Чем более вы безжизненны, тем более безжизненной кажется вам жизнь. Если вы станете более осознанным, то и жизнь станет более живой, более насыщенной, но на этом пути возможны трудности.

Вы всегда живете безжизненными ожиданиями. Каждый день вы приходите домой и ждете определенного поведения от своей жены. Смотрите, как вы создаете свое собственное страдание: вы ждете определенного поведения от своей жены, а затем вы ждете от нее чего-то нового. Вы хотите невозможного. Если вы действительно хотите видеть жену каждый раз новой, отбросьте свои ожидания. Каждый раз, приходя домой, будьте готовы к удивлению и шоку, тогда жена будет новой. Но ей приходится соответствовать вашим ожиданиям.

Мы никогда не позволяем себе раскрыть свою тотальную, постоянно изменяющуюся свежесть перед другим человеком. Мы продолжаем скрывать, мы не выставляем напоказ, потому что нас могут не понять. И жена тоже ожидает от мужа определенного поведения. Каждый справляется со своей ролью. Мы проживаем не жизнь, мы проживаем роли. Муж возвращается домой; он навязывает себе определенную роль. В тот момент, когда он входит в дом, он перестает быть живым человеком — теперь он муж.

Муж — это определенный тип ожидаемого поведения. Женщина — жена, мужчина — муж. Когда эти два человека встречаются, на самом деле их четверо: муж и жена, которые не настоящие люди, а лишь образы, маски, поддельные шаблоны ожидаемого поведения, обязанности и все такое, а настоящие люди прячутся за этими масками. Настоящие люди тоскуют.

Но вы слишком много вложили в свой образ, в свою маску. Если вы действительно хотите жизнь, в которой нет места тоске, отбросьте все маски, будьте подлинным. Иногда это будет сложно, я знаю, но это того стоит. Будьте подлинным. Если вам хочется заниматься любовью со своей женой, занимайтесь; иначе скажите, что желания нет. А на самом деле получается так, что мужчина занимается любовью с женой, но продолжает думать о какой-нибудь актрисе. В воображении он не занимается любовью с этой женщиной, в воображении он делает это с другой. То же самое происходит с женой. И становится тоскливо, потому что они перестают быть живыми. Напряжение и острота утрачены.

Это случилось на железнодорожной платформе. Мистер Джонсон взвесился на одном из этих старомодных грошовых автоматов, которые выдают талон с напечатанным на нем предсказанием.

Миссис Джонсон, женщина внушительных размеров, вырвала талон из его рук и сказала: «Дай-ка я посмотрю. О, здесь говорится, что ты крепкий и непоколебимый, у тебя решительная личность, ты лидер среди мужчин, а женщины от тебя без ума».

Затем она перевернула талон, некоторое время изучала его, а потом сказала: «И как всегда, они наврали с весом».

Ни одна женщина не поверит, что ее мужа привлекают другие женщины. В этом весь смысл, вся загвоздка. Если его не привлекают другие женщины, как она может надеяться, что будет привлекать его? Если его влечет к другим женщинам, только тогда его будет влечь и к ней, потому что она тоже женщина. Но жена хочет, чтобы его не привлекал никто, кроме нее. Муж хочет, чтобы его жену не привлекал никто, кроме него. Но эти просьбы абсурдны. Это все равно что сказать: «Ты можешь дышать только в моем присутствии; если ты с кем-то еще, дышать нельзя. Как ты смеешь дышать где-то еще?» Дыши только рядом с мужем, дыши только рядом с женой — и больше нигде не дыши. Естественно, если вы послушаетесь, то умрете и не будете дышать даже в присутствии жены.

Любовь должна стать образом жизни. Вам нужно быть любящим, только тогда вы сможете любить вашу жену или вашего мужа. Но жена говорит: «Нет, ты не должен больше ни на кого смотреть таким любящим взглядом». Естественно, вам приходится смириться, потому что в противном случае у вас будут неприятности. Постепенно блеск в ваших глазах исчезает. Если вы ни на кого не можете смотреть с любовью, постепенно и на свою жену вы не сможете смотреть с любовью, она исчезнет. То же происходит и с ней. То же происходит со всем человечеством. Жизнь — тоска. Все ждут смерти. Многие непрерывно думают о самоубийстве.

Марсель где-то сказал, что только одна метафизическая проблема стоит перед человечеством — суицид. И это так: людям скучно жить. Удивительно, почему все они еще не покончили с собой, почему они продолжают жить. Жизнь, кажется, ничего не дает им. Весь смысл кажется потерянным, но они как-то продолжают влачить свое существование, надеясь, что однажды случится чудо и все наладится. Оно никогда не случится. Ты сам должен все исправить, больше никто не собирается все исправлять. Мессия не придет, не жди никакого мессию. Ты должен стать светом самому себе.

Будь подлинным. Скинь все маски, они лишний вес на твоем сердце. Отбрось всю фальшь. Будь открытым. Это будет мучительно, но эти мучения стоят того, потому что только после этих мучений ты будешь расти и становиться зрелым. Вот тогда ничто не будет сдерживать жизнь. Каждое ее мгновение будет раскрываться в своей новизне. Чудеса постоянно происходят повсюду вокруг тебя, но ты прячешься за мертвыми привычками.

Стань буддой, если надоело скучать. Проживай каждый момент настолько бдительно, насколько возможно, потому как только в полной бдительности ты сможешь сбросить с себя маски; иначе ты навсегда забудешь, как выглядит твое истинное лицо. Даже когда ты стоишь перед зеркалом в ванной в полном одиночестве, там нет никого. Даже стоя перед зеркалом, ты не увидишь в этом зеркале своего подлинного лица; и здесь ты продолжаешь обманывать.

Существование доступно тем, кто доступен существованию. И тогда, смею вас уверить, тоска отступает. Жизнь — бесконечный восторг.

Вопрос третий:

Ошо, я решительно против медитации, и у меня нет той потребности в Боге, о которой ты говоришь. Может, мне здесь не место?

Если ты решительно против медитации, это лишь говорит о том, что глубоко внутри ты осознаешь, что что-то должно произойти, что перевернет всю твою жизнь. Ты боишься возрождения. Ты слишком много вложил в свои старые привычки, в старую личность, в старое отождествление.

Медитация не что иное, как попытка очистить свое существо, попытка стать свежим и молодым, попытка стать более живым и более бдительным. Если ты боишься медитации, это значит, ты боишься жизни. Ты боишься осознанности. И сопротивление появляется, потому что ты знаешь, что если будешь двигаться в медитацию, что-то обязательно случится. Если ты не сопротивляешься, то, возможно, потому, что не принимаешь медитацию всерьез, не принимаешь медитацию искренне. Тогда ты можешь растрачивать себя — здесь бояться нечего.

Именно потому, что ты сопротивляешься, это как раз подходящее место для тебя. Это в точности подходящее место для тебя. Сопротивление показывает, что что-то назревает. Никто не сопротивляется без существенных причин.

Должно быть, ты жил мертвой жизнью. И теперь ты боишься: что-то оживает, что-то меняется. Ты сопротивляешься. Сопротивление — показатель, сопротивление — отчетливый показатель того, что ты многое подавлял в своей жизни. В медитации на поверхность всплывет все, что ты подавлял, оно будет выпущено на свободу. Ты бы и сам хотел освободиться от бремени, но в него слишком много вложено.

Например, вы несете гальку в руках, но считаете, что это алмазы. Я скажу вам: «Освободитесь, отбросьте гальку». Но проблема в том, что это галька для меня, а для вас — алмазы. Они стали бременем, и из-за них вы не можете двигаться. Если вы хотите освободиться, слушайте меня. Вы хотите освободиться, но боитесь потерять алмазы. Но это не алмазы. Посмотрите на них еще раз: если бы это были настоящие алмазы, вы были бы счастливы. Если бы они были настоящими, вы бы не пришли, незачем. А раз вы пришли, это значит, что вы ищете.

Ты можешь говорить, что тебя не интересует Бог, — меня тоже не интересует, — но тебя интересуешь ты. Ты интересен себе? Забудь о Боге. Если ты интересен себе, то это определенно твое место. Если тебя интересует твое благополучие, твои цельность и процветание, если ты заинтересован в том, чтобы стать распускающимся цветком, то забудь о Боге, потому что в этом цветении ты узнаешь, что такое божественное. Когда высвободится твой аромат, ты узнаешь, что такое божественное.

Божественное — это ваше предельное цветение, ваше последнее цветение; исполнение вашего предназначения — вот что такое божественное.

Женщина, стоя перед полотнами Тернера, сказала: «Вокруг него поднимают слишком много шума, не так ли? Лично я ничего в нем не нахожу».

А другая женщина обратилась к самому художнику: «Знаете, мистер Тернер, я никогда не видела таких закатов, как на ваших картинах».

Она получила короткий, но исчерпывающий ответ: «Разумеется. Но разве вы не мечтали об этом?»

Когда Тернер пишет закат, он видит его совершенно иначе, чем вы. Он привлекает всю свою чувствительность, все свое существо, чтобы увидеть его. Более того, вы никогда не смотрели на закат так, как на него смотрит художник. Тернер правильно говорит: «Разве вы не мечтали об этом?»

Я здесь. Я знаю, что вы не можете видеть того, о чем я говорю, но разве вы не мечтали об этом? Я знаю, что многое из того, что я здесь говорю, для вас едва ли не вздор: чтобы понять это, нужны другие глаза. Чтобы понять это, нужно очистить свое существо. Чтобы понять это, нужно восстановить внутренний порядок. Я уверен, вы не можете видеть ту зелень в деревьях, которую вижу в них я. Ваш зеленый, должно быть, сильно запылен, потому что ваши глаза подернуты пылью.

Однажды двое друзей остановились в чьем-то доме. Хозяин и гости стояли у окна. Окно было закрыто, а в соседнем доме хозяева вывесили одежду на просушку.

Хозяин сказал: «Эти люди такие грязные. Только посмотрите на их одежды».

Человек присмотрелся, подошел ближе к окну и сказал: «Да нет, с одеждой все в порядке. Это твое окно покрыто пылью».

Они открыли окно: одежды за окном были чисты.

Жизнь невероятно прекрасна. Она божественна. Когда мы говорим, что жизнь божественна, мы просто говорим, что жизнь настолько прекрасна, что человек чувствует благоговение перед ней. Жизнь настолько прекрасна, что человек чувствует преклонение перед ней. Это мы имеем в виду, когда называем ее божественной. Когда мы говорим, что жизнь божественна, мы имеем в виду только одно: «Не воспринимай жизнь как нечто обыденное, она необычайна. Она исполнена колоссальных возможностей, просто раскрой глаза». Я ни разу не встречал человека, которого не интересовала божественность — хотя он может и не знать об этом, — потому что я ни разу не встречал человека, которого не интересовало бы счастье. Если вам интересно счастье, вам интересно и божественное; если вам интересно блаженство, вам интересно и божественное.

Забудьте о Боге. Попробуйте быть счастливым — и однажды, когда вы танцуете, исполненные внутреннего блаженства, когда бьют струей внутренние соки, жизнь перестанет быть обыденной. Во всем скрывается неизведанная энергия, и вы увидите божественность в цветах, и в камнях, и в звездах. Я говорю с вами, чтобы посеять семя, песню, звезду.

Если вы сможете стать счастливыми, вы станете религиозными. Счастливый человек — религиозный человек; пусть это будет определением. Религиозный человек не тот, кто ходит в церковь или в храм. Если он несчастлив, он не может быть религиозным.

Религиозный человек — счастливый человек. Где бы он ни находился, он уже в храме. Счастливый человек носит храм с собой. Я знаю это, потому что ношу его. Мне не нужно ходить ни в какой храм. Мой храм там, где я. Это настроение, это мой внутренний сок, льющийся через край. Божественность — это не что иное, как ты сам, осознавший, достигший, исполненный.

Да, я говорю вам: я ни разу не встречал человека, который бы не был заинтересован в божественном. Такого не может быть. Такой человек невозможен. Даже люди, утверждающие, что не верят в Бога, что они атеисты, что божественное их не интересует, — даже они заинтересованы. Их отрицание, их разговоры о том, что они не верят, — просто уловка ума, чтобы защитить себя, потому что, как только вы позволите божественному завладеть вами, как вы исчезнете, останется только божественное. И люди, которые боятся существования, исчезновения, движения в не-существование, люди, эгоистичные настолько, что не могут позволить своей капле влиться в океан, утверждают, что океана нет. Это уловка их ума, он старается защитить себя. Это люди пугливые, напуганные, боящиеся жизни.

Если тебе интересно быть счастливым, то это место как раз для тебя. И ты уже здесь. Никто не привел тебя, никто не заставил тебя. Ты пришел сам. Внутренний поиск, который, возможно, ты даже не осознаешь, привел тебя сюда. Возможно, что-то в твоем сердце, но голова ничего не знает об этом. Есть желания, о которых голова и не подозревает, Голова занята только мусором. Сердце привело тебя сюда. Преодолей сопротивление. И, если уж ты здесь, будь по-настоящему здесь. Не упускай эту возможность.

В Новом Завете грех обозначается греческим словом антиномик или аномия. Оно обозначает упустить смысл, или, как в стрельбе из лука, промахнуться. Слово грех происходит от корня, который обозначает упустить смысл, промахнуться. Если ты здесь, и упускаешь меня, это грех. Если ты уже здесь, к чему тратить время? Будь здесь тотально. Отбрось сопротивление. Или если не можешь быть тотально здесь, тогда уйди — но уйди тотально. И никогда больше не вспоминай меня, иначе это будет грех.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.