ТРИ ГЛАВНЫЕ МОЛИТВЫ

ТРИ ГЛАВНЫЕ МОЛИТВЫ

Молитвы важны и прекрасны все без исключения. Ведь каждая из них родилась в глубине души тех, кто обращался к Господу, в каждую вложены лучшие человеческие чувства — любовь, вера, терпение, надежда… И у каждого из нас, наверное, есть (или будут) свои любимые молитвы, те, которые как-то особенно созвучны нашей душе, нашей вере.

Но есть три главные молитвы, знать наизусть и понимать смысл которых обязан каждый христианин, они основа основ, своеобразная азбука христианства.

Первая из них — Символ веры.

Символ веры — молитва непростая, помню, я очень долго не могла выучить ее наизусть. Хотя выучить очень хотелось: на литургии все верующие обязательно поют ее вслух, и это один из самых прекрасных, самых трогательных и одновременно торжественных моментов службы. То единение со стоящими рядом с тобой в храме людьми, которое испытываешь, произнося Символ веры, — это больше, чем просто некое родство душ и интересов, для меня в этом единении — не только сопричастность к судьбам христианства, но и горько-радостное ощущение себя, как крохотной частицы России, моей Родины, на земле которой из века в век ежедневно звучат эти удивительные слова…

Все это я понимала, чувствовала, но… вылетали из головы строки молитвы. И, скорее всего, не только потому, что человеку малоопытному трудно вникнуть в ее смысл (язык-то — староцерковный), но и потому, что всерьез не задумываемся мы над смыслом произносимых в молитве слов.

Так было до тех пор, пока я не прочитала книгу «Воскресные беседы» протопресвитера Александра Шмемана, в которой «по полочкам» было разложено все, о чем нам говорится в Символе веры.

Оказалось, все очень просто, стоит вслед за рассуждениями опытного священника постараться проникнуть в суть этой молитвы.

Итак, Символ веры начинается со слов «Верую во единаго Бога Отца…»

Эти слова — начало всех начал, основа основ христианства. Дохристианский человек богом, вернее, богами называл явления природы. Были Бог ветра и Бог солнца, богов было столько, сколько и действующих в природе сил. «Мир полон богов», — сказал греческий философ Фалес, что значило: в мире действует множество различных природных сил и законов. Боги были отображением мира. Христианство же, провозгласив единого Бога, утвердило тем самым первоначальность духовного, высшего бытия.

Боги языческие были злы и опасны, христиане в своем Боге сразу же признали Отца. Отец дарует жизнь и продолжает любить свое создание на протяжении всей жизни, он заботится о нем и участвует в его делах, он прощает ему его ошибки и страстно хочет, чтобы его чадо было красивым, умным, счастливым и добрым. В Евангелии сказано про Бога: «Он любовь есть». Он есть любовь к нам, своим детям. И естественна наша ответная к Нему любовь, наше доверие и сыновнее послушание.

Далее. Назвав Бога Отцом, Символ веры называет его и Вседержителем: «Верую во единаго Бога Отца, Вседержителя…» Этим словом мы выражаем свою веру в то, что именно в Божьем промысле — вся жизнь, все — от Него, все в Его руках. Этим словом мы как бы вверяем себя, свою судьбу Господу.

Следующая строчка: «Творца небу и земли, видимым же всем и невидимым». Мир — не случайное сцепление клеточек, не абсурд, у него есть начало, есть смысл и цель. Мир создан Божественной мудростью, Он создал его «и увидел, что это хорошо…»

«И во единаго Господа, Иисуса Христа, Сына Божия, Единороднаго…» «Произнося эти слова, мы сразу оказываемся в самой сердцевине христианства», — утверждает протопресвитер А. Шмеман.

«Господь» — это слово во времена возникновения христианства означало «вождь». Вождь, который наделен Божественной властью и силой, посланный Богом, во имя Божие, чтобы править миром. Титул этот присвоили себе римские императоры, чтобы утвердить Божественный источник своей власти. Христиане не признавали его за императором, за что Римская империя более 200 лет преследовала их. Христиане же утверждали, что у мира есть лишь один носитель Божественной власти, один Господь — Иисус Христос, Сын Божий, Единородный.

Иисус — человеческое имя, весьма распространенное в Палестине в те времена. Христос — титул, означающий «помазанник», по-древнееврейски оно звучало как «мессия». Ожидание Мессии оправдалось. Тот, Кого ждали, о Ком молились и Кого провозглашали все пророки, пришел. Человек — Иисус, Мессия — Христос.

О том же, что Христос — Сын Божий, Бог сказал нам Сам, и это описано в Евангелии: когда Иисус крестился в Иордане, на Него с небес сошел Дух Святой в виде голубя и раздался с небес глас: «Это сын Мой возлюбленный, в Котором Мое благоволение…» Сын Божий, Богом нам посланный, — Его часть, Его любовь, Его вера в нас, людей.

Сын Божий — именно рожденный, как был рожден любой из нас. Причем рожденный в нищете, не было у Его Матери даже пеленок, в которые бы Его завернуть, кроватки, куда бы Его, новорожденного, положили…

«Иже от Отца рожденнаго прежде всех век; Света от Света, Бога истинна от Бога истинна, рожденна, несотворенна, единосущна Отцу, Имже вся быша». Как понимать эти слова? Очень просто. «Отче! — говорит Христос в ночь предательства. — Да будут все едино — как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они (мы, люди! — Авт.) да будут в нас едино — да уверует мир, что Ты послал меня…» Вот смысл этих слов Символа веры о Сыне Божием, Единородном.

«Нас ради человек и нашего ради спасения сшедшаго с небес…» В этой строке самое главное, самое важное слово, понятие — спасение. Само христианство — религия спасения. Не улучшения жизни, помощи в бедах и невзгодах, а именно спасения. Именно потому и послан был Христос, что мир погибал — во лжи, в беспринципности, в непорядочности человеческой. И Он пришел не для того, чтобы сделать нас беззаботными и счастливыми, удачливыми во всем, а для того, чтобы указать нам путь к спасению от тотальной лжи и бесчестия. Этот путь нелегок, но ведь Он и не обещал нам, что будет легко. Он просто предупредил, что, если мы будем жить так, как живем, мы погибнем, и погибнем скоро. И если мы поймем, что путь наш — путь к гибели, это и будет первым шагом на пути к спасению.

«И воплотившагося от Духа Свята и Марии Девы, и вочеловечшася». Для людей неверующих эти слова часто являются достаточным доказательством того, что все христианство — не более чем красивая сказка. Потому что дева не может стать матерью ни при каких обстоятельствах. Как говорится, «этого не может быть, потому что этого не может быть никогда». И все. И достаточно для того, чтобы дальше все споры на эту тему были закрыты. Действительно, доказать реальность этого безмужнего зачатия и рождения невозможно, поэтому мы либо верим в него — просто верим, не рассуждая, — либо разговаривать и впрямь не о чем.

Итак, доказать факт рождения Христа от Девы Марии невозможно. Но… много ли на сегодняшний день мы знаем о мире, который нас окружает? Стоит задуматься, и нам станет понятно: самые глубокие законы мира нам неизвестны, неизвестна и его мистическая глубина, та глубина, на которой наш разум встречается с действием Бога Творца. Кстати, ведь и Церковь не утверждает, что безмужнее зачатие и рождение возможно, она говорит лишь о том, что это однажды случилось — тогда, когда на землю в образе человеческом пришел Сам Бог! Это было Божьим решением, Божьим промыслом, одним из тех Господних путей, которые нами неисповедимы, то есть не могут быть поняты в силу того, что они — Божьи, а не человеческие. Ну а причина такого Божьего решения вполне понятна: только получив Плоть и Кровь Свою от Матери, Христос мог до конца породниться с нами, людьми, и именно тем самым Он и вочеловечился. С тех пор Он — один из нас.

«Распятаго же за ны при Понтийстем Пилате…» Отчего одно лишь это имя упоминается в Символе веры, ведь в осуждении и мучениях Христа участвовали и другие люди, не только Понтий Пилат? Не только для того, чтобы точнее указать время, в которое это свершилось. Помните, в Евангелии от Иоанна описано, как Пилат спрашивает стоящего перед ним Христа: «Почему Ты не отвечаешь мне? Разве Ты не знаешь, что я имею власть распять Тебя и власть имею отпустить Тебя?» Разумеется, Пилат знал, что никакой вины за Христом нет. Но человеческая жизнь Господа была в его власти. Только от его решения, от решения его совести она зависела в те часы. И он искал случая отпустить Иисуса — и не отпустил. Не отпустил потому, что боялся толпы, боялся беспорядков, способных отрицательно сказаться на его карьере прокуратора. Прокуратор Понтий Пилат стоял перед выбором: предать смерти невинного человека или же рискнуть своим будущим во имя справедливости. Он выбрал первое. И каждый раз, когда в Символе веры мы произносим имя Пилата, мы напоминаем себе: будь осторожен — выбрать предательство намного проще, чем выступить на стороне правды. В каждом человеке, который встречается на нашем жизненном пути, можно узнать образ Христа. И так часто мы встаем перед выбором: сделать встречному человеку добро или предать его — из слабости или страха, из лени или равнодушия, предать, как сделал это «перед Пасхой, в час шестой Понтий Пилат»… От этого выбора каждый раз зависит наше спасение или наша гибель.

«И страдавша, и погребенна». «Когда после потемок Великой пятницы, дня распятия и смерти, вступаем мы в субботу — посреди храма возвышается так называемая плащаница, то есть гробница, под покрывалом с изображением на нем мертвого Христа. Но всякий, кто хоть раз пережил вместе с другими верующими этот единственный по своей глубине, по своему свету, по своей белой тишине день, знает — и знает не разумом, а всем существом своим, — что гробница эта, которая, как и всякий гроб, всегда есть свидетельство о торжестве и непобедимости смерти, постепенно начинает озаряться каким-то невидимым, почти ощутимым светом, что гроб претворяется, как поет Церковь, в „живоносный гроб“… Ранним утром, еще в полной темноте, обносим мы плащаницу вокруг храма. И вот уже не надгробное рыдание раздается, а победная песнь: „Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный!“» — так пишет протопресвитер Александр Шмеман. Христос объявляет нам, что царство смерти подходит к концу. Что «погребенна» не значит «навеки ушедший», что воскресение — будет!

Нам всем предстоит умереть. Но за этими словами Символа веры стоит для одних пока еще только надежда, для других — уже уверенность в том, что в смерти своей мы встретимся со Христом и будем ждать воскресения.

«И воскресшаго в третий день, по Писанием». Эти слова — самая суть, сердцевина христианской веры. В принципе, вера в Него и предполагает саму веру в воскресение. Воскресение — чудо, явленное нам как великий дар, — вот, наверное, и все, что следует сказать об этих строках.

«И возшедшаго на небеса, и седяща одесную Отца. И паки грядущаго со славою, судити живым и мертвым, Егоже Царствию не будет конца». Небо, по христианским понятиям, — это то в мире, что высоко, духовно, чисто, это то, что христианство в человеке называет его духом. В каждом из нас есть частица неба. Именно «небо на земле» и явил нам Христос, Он показал нам, что смысл жизни — восхождение. «Вознестись на небо» — значит, пройдя земную, спорную и полную страданий жизнь, приобщиться, наконец к небесной правде, вернуться к Богу, к знанию о Нем. К небу устремлена наша вера и наша любовь.

«И паки грядущаго со славою судити живым и мертвым» — то есть «и снова ожидаемого, чтобы рассудить живых и мертвых». Первые христиане жили ожиданием второго пришествия Христа и радовались этому грядущему пришествию. Постепенно к радости ожидания стал примешиваться страх — страх Его суда, который мы привычно называем Страшным судом. Страх в христианском Писании употребляется в двух значениях — в положительном и отрицательном. С одной стороны, вся человеческая жизнь пронизана страхом, страхами. Страх неизвестности, страх страдания, страх несчастья, страх смерти, наконец. Страшна жизнь, и смерть тоже страшна. Итог этих бесконечных страхов — все наши болезни, физические и духовные, душевные. Именно от этого, отрицательного страха и пришел нас освободить Христос. Именно поэтому, как говорит Иоанн Богослов, страх греховен, ведь он показывает недостаток нашей веры. Но «начало премудрости — страх Господень». Этот страх уже не от недостатка веры и любви к Богу, а от их избытка. Его сущность, смысл — восхищение, благоговение. Такой страх мы испытываем порой, когда встречаемся с чем-то поистине прекрасным и вдруг понимаем, насколько мы сами ничтожны по сравнению с этим «чем-то»… Страх-восхищение, страх-любовь и как следствие — бесконечное уважение. Я, например, до дрожи в руках и коленях боюсь своего духовного отца. Боюсь именно потому, что люблю его и для меня бесконечно важно его одобрение или неодобрение тех или иных моих слов и поступков. Этот страх помогает мне избежать многих проблем и ошибок в жизни — ведь каждый свой шаг я обдумываю и выверяю согласно тому, как это оценит батюшка…

Да, ждать Христа надо «со страхом и трепетом». Но и с уверенностью в том, что «нет греха человеческого, превышающего милосердие Божие». Если мы раскаемся в совершенном, Он, вернувшись к нам, простит нас, «Егоже Царствию не будет конца», и в этом Царствии мы будем счастливы. Ведь недаром мы ежедневно повторяем: «Да приидет Царствие Твое…»

«И в Духа Святаго, Господа, Животворящаго, Иже от Отца исходящаго, Иже со Отцем и Сыном спокланяема и сславима, глаголавшаго пророки». Кто же этот Дух Святой, которому Символ веры призывает нас поклоняться наравне с Отцом и Сыном? Слово «дух» — «руах» на древнееврейском означает «ветер», «сила», нечто невидимое, что имеет власть над окружающим нас миром. И говоря «Дух» о Боге, мы объединяем в своем сознании Его невидимость и Его власть в единое целое. Дух Святой — это присутствие Бога всегда и во всем. Этот Дух «исходит» от Отца, это — Его любовь к нам, Его вера в нас, Его милосердие и забота о нас. Нечто похожее на «Дух истины», которого никто никогда не видел, но каждый, наверное, понимает, о чем идет речь, когда произносит это имя.

«Глаголавшего пророки» — то есть Того, Который говорил и говорит с нами через пророков, их устами. Ведь суть пророчества и есть в возвещении нам воли Божией, иначе как бы мы эту волю узнали?..

«Во Едину Святую, Соборную и Апостольскую Церковь». «Созижду, — говорит Христос, — Церковь мою…» И созидает ее. Созидает собрание, единство тех, кто стремится к Нему. Сперва Он собирает всего двенадцать человек, двенадцать апостолов, которым говорит: «Не вы Меня избрали, Я вас избрал…» И после Него именно эти двенадцать остаются на земле Церковью. Они же, в свою очередь, зовут людей присоединиться к ним, идти с ними и продолжать дело Христа. Едина же Церковь не внешне — в мире много церквей, она едина внутренне — тем, что она делает, тем, чему посвящена, — своим служением общей цели. «Соборная» — значит всемирная, так как учение Христа обращено не к какому-то одному народу, а к нам всем, ко всему человечеству.

«Исповедую едино крещение во оставление грехов. Чаю воскресения мертвых, и жизни будущаго века. Аминь». Апостол Павел говорит, что в крещении мы соединяемся со Христом. На земле мы рождаемся членами какой-то нации, христианин же вступает в новую нацию — народ Божий через крещение. В крещении мы отдаем, вверяем Ему себя, в ответ получаем Его любовь, Его Отцовство над нами. И это — навсегда.

«Чаю» — значит надеюсь и жду. Значит люблю и буду ждать встречи.

Вторая «главная молитва, с которой мы идем по дороге христианства», — «Отче наш…». Это очень теплая, очень добрая молитва. Это действительно сыновняя (и дочерняя) молитва. В ней мы особенно глубоко ощущаем, что Господь — Отец наш, а не властелин.

«Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси, и на земли» — так начинается эта молитва. В этих словах неутолимое и извечное наше желание быть рядом с Отцом, всегда чувствовать на себе Его любовь и сознавать себя защищенными Его волей и Его Царствием. Потому что без Него нам трудно, плохо, страшно. Без Него мы беззащитны среди бед этого мира.

Во второй части молитвы содержатся наши прошения о самом главном, о том, без чего наша человеческая жизнь немыслима. «Хлеб наш насущный даждь нам днесь…» — просим мы Его. То есть, с одной стороны, не дай нам пропасть, не дай погибнуть от нужды земной, каждодневной: от голода, холода, от недостатка того, что нам необходимо для жизни физической. Но это и просьба о хлебе насущном, который питает нашу душу. Недаром в молитве, произносимой на греческом языке, это звучит как «сверхъестественный хлеб» — не только хлеб с полей наших, но и хлеб для душ наших.

Следующее прошение играет огромную, порой решающую роль в жизни нашей: «и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим…» То есть прости нам, Господи, как мы прощаем, как мы должны прощать своим близким. И этими словами мы говорим очень важное для себя: ведь у каждого из нас в глубине души есть и горечь, и обиды на кого-то, обиды не прощенные, застарелые, порой невыносимые…. И рады бы простить, да не можем!..

Митрополит Антоний Сурожский в своей книге «Беседы о молитве» рассказал очень простую и в то же время удивительную историю.

«Когда я был подростком, у меня, как у всякого мальчика бывает, оказался „смертельный враг“ — мальчик, которого я никак не мог переносить, мальчик, который казался мне истинно врагом. А вместе с тем, я уже знал эту молитву. Я обратился тогда к своему духовнику и ему рассказал об этом. Он был человек умный и прямой, и не без резкости он мне сказал: очень просто — когда дойдешь до этого места, скажи: „И Ты, Господи, не прощай мне моих грехов, как я отказываюсь простить Кириллу…“

Я сказал:

— Отец Афанасий, я же не могу…

— А иначе невозможно, ты должен быть честен…

Вечером, когда я в молитве дошел до этого места, у меня язык не повернулся это сказать. Навлечь на себя гнев Божий, сказать, что я прошу Его меня отвергнуть от своего сердца, так же как я отвергаю Кирилла, — нет, не могу… Я снова пошел к отцу Афанасию.

— Не можешь? Ну, тогда перескочи через эти слова…

Я попробовал: тоже не вышло. Это было нечестно, я не мог всю молитву сказать и только эти слова оставить в стороне, это была ложь перед Богом, это был обман… Я снова пошел за советом.

— А ты, может быть, — говорит отец Афанасий — можешь сказать: „Господи, хоть простить и не могу, но очень бы мне хотелось быть способным простить, так, может быть, Ты меня простишь за мое желание простить?..“

Это было лучше, я попробовал… И повторив несколько вечеров сряду молитву в этой форме, я почувствовал… что во мне не так кипит ненависть, что я успокаиваюсь, и в какой-то момент смог сказать: „Прости! — я его сейчас, вот тут, прощаю…“»

Представляете, какой урок прощения, а значит, и избавления от отрицательных, негативных эмоций был дан будущему митрополиту его духовником? Мало того что, прощая «должников наших», мы сами становимся лучше, чище, мы еще становимся и здоровее — ведь любая накопленная в нашем подсознании негативная информация подрывает самые основы нашего здоровья…

Но что значит «простить?» Человек обидел тебя, унизил, причинил тебе зло, а ты вот так запросто возьмешь и простишь его, скажешь: «Да ничего страшного, ерунда, не стоит внимания?..» Невозможно! Простить — значит забыть? Тоже неверно. Прощение начинается с того момента, когда вы сумеете посмотреть на обидчика не как на врага, а как на человека слабого, податливого, очень часто — несчастного. Он, может, и хотел бы быть другим, не чинить зла людям, да не может — слаб, мелок. И тогда обида перерастет в жалость. Вот он стоит перед вами — суетный, издерганный, измученный своими проблемами, не знающий радости доброты, милосердия, сострадания… и жалко его, бедолагу, просто-напросто жалко, ведь разве же это жизнь — его существование?.. Когда Христа пригвождали к кресту, Он просил: «Прости им, Отче, они не ведают, что творят!» Это и есть прощение во всей его глубине, во всем сострадании.

«Я думаю, — говорит митрополит Антоний Сурожский, — что это очень важный опыт. Очень важно, чтобы, когда мы молимся, мы не говорили ничего, что было бы неправдой (или чего мы не понимаем в полной мере, произносим чисто автоматически. — Авт.). Поэтому, если у кого есть молитвослов и он по молитвослову молится, — читай эти молитвы, когда есть время, ставь перед собой вопрос о том, что ты можешь сказать честно, всем умом, всей душой, всей волей своей, отметь себе, что тебе трудно сказать, но во что ты можешь врасти усилием — если не сердца, то воли, сознания, отметь и то, что ты никак честно сказать не можешь. И будь честен до конца: когда дойдешь до этих слов, скажи: „Господи, этого я сказать не могу, — помоги мне когда-нибудь дорасти до такого сознания…“»

Но вернемся к молитве «Отче наш…» Следующие слова в ней: «и не введи нас во искушение…» Слово «искушение» по-славянски значит не то, что теперь по-русски. Оно означает испытание. И, наверное, самое точное толкование этих слов будет таким: не введи нас в ту область, где испытания нам не выдержать, где с испытанием мы не сумеем, не сможем справиться. Дай нам силы, дай нам разум, и осторожность, и мудрость, и мужество.

И наконец, «но избави нас от лукаваго». То есть избави от тех чрезмерных испытаний, искушений, справиться с которыми нам по силам только с Твоей помощью, и особенно от козней хитрого дьявола, толкающего на зло.

Какой бы серьезной ни была наша забота, каким бы тяжелым ни было наше горе, в унынии и печали, в тоске и скорби, в болезни душевной и болезни телесной мы всегда можем вернуть себе покой, здоровье и радость. Для этого достаточно знать короткую, на первый взгляд, молитву из восьми слов. Об этой коротенькой молитве написаны толстые тома книг. Но и во всех этих книгах не умещается то, что содержат слова этой молитвы. Эта молитва — суть всей православной веры. Объяснить ее — значит объяснить всю правду о человеке и Боге.

Я говорю об Иисусовой молитве: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго».

Мы потеряли связь с Божественным — и в этом причина всех наших бед и напастей. Мы забыли об искре Божией, которая есть в каждом из нас. Мы забыли, что человек предназначен для того, чтобы беречь и укреплять эту связь — связь между собственной искрой и Божественным огнем. Когда мы имеем эту связь, мы словно подключены к аккумулятору Вселенной. И нам дается столько сил, сколько нужно, без всяких ограничений. Иисусова молитва восстанавливает эту связь.

Вот как пишут об этом афонские иноки Каллист и Игнатий: «Молитва, со вниманием и трезвением совершаемая внутрь сердца, без всякой другой мысли и воображения какого-либо, словами: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий невещественно и безгласно воспростирает ум к самому призываемому Господу Иисусу Христу, словами же помилуй мя опять возвращает его и движет к себе самому».

Очень важно в Иисусовой молитве хорошо понимать смысл ее второй части: «…помилуй мя грешнаго».

Каждый ли из нас может искренне назвать себя грешным? Ведь в глубине своей души человек считает: я не так уж плох, я — добр, честен, я много работаю, забочусь о своей семье, о близких, о друзьях, у меня практически нет дурных привычек… Нет, есть много людей вокруг, которые гораздо более грешны, чем я. Только дело в том, что слово «грех» имеет не только общепринятое значение, но и еще одно, гораздо более глубокое.

Грех — это, прежде всего, потеря человеком контакта с собственной своей глубиной. Вдумайтесь в эти слова. Кто может честно сказать, что он изо дня в день живет всеми глубинами своей души, своего сердца, своего ума, всем размахом своей воли, всей смелостью и благородством, живет в полную силу, используя все те физические и духовные резервы, которые даровал ему Господь при рождении? Увы, так, всей глубиной своей мы живем лишь в редкие и прекрасные моменты душевных порывов. В остальное же время все дела наши и мысли — вполсилы, ровно настолько, насколько нам это диктует повседневная необходимость.

Но ведь это нечестно и стыдно! Господь создал нас великими, сильными, прекрасными, а мы… мы как-то измельчали и почти совсем уже забыли, какими могли бы быть… И тогда вырывается: «Господи, прости!..»

Но слово «помилуй» — не синоним слову «прости». Это слово греческое, оно означает очень многое. «Прости» — это значит прости и забудь, что я стал таким, Господи, так уж вышло, что тут поделаешь. По-гречески же «помилуй» — «кирие, элейсон» — значит не просто «прости», а «прости и дай мне время опомниться, возможность исправить ошибки, помоги мне стать таким, каким Ты создал меня и каким я должен быть». Это значит, что, произнося Иисусову молитву, мы, измученные делами и проблемами, живущие в бесконечной спешке и суете, все же не оставляем надежды стать снова великими и прекрасными. И ты, Господи, помилуй нас — кирие, элейсон — и помоги нам в нашей борьбе за себя самих!

Всегда перед тем, как молиться об исцелении, произносите несколько раз в своем сердце эти несколько слов. Поверьте, они вам дадут гораздо больше, чем вы можете предполагать…