Раздел Девятый Из писем раннего периода

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Раздел Девятый

Из писем раннего периода

В этом разделе собраны некоторые письма, написанные Шри Ауробиндо в ранний период его жизни в Пондичери, куда он прибыл в 1910 году. Глава I включает в себя письма, относящиеся к его личной садхане и написанные между 1911 и 1916 годами. В главе II собраны письма 1920 года, написанные в ответ на призывы лидеров Индийской националистической партии вернуться в Британскую Индию и возглавить индийское освободительное движение. Глава III включает в себя три письма, написанные в 1922 году, где говорится о его планах после долгого уединения для внутренней садханы расширить рамки своей работы.

I. Ранний период садханы в Пондичери[349]

Мне нужно какое-то убежище, чтобы беспрепятственно завершить свою йогу и укрепить души собравшихся вокруг меня людей. Мне кажется, что Пондичери – место, предназначенное мне Запредельным, но вы же знаете, сколько требуется усилий, чтобы воплотить на материальном плане предначертанное…

Я развил необходимые силы для того, чтобы низвести духовное на материальный план, и я теперь способен войти в человека и изменить его, устраняя тьму и внося свет, давая ему новое сердце и новый ум. С близкими я могу делать это очень быстро и в полной мере, но мне также удавалось это и с людьми, которые находились в сотнях миль от меня. Кроме того, мне дана была сила прочитывать характер и сердце человека, даже мысли, но этой силой я овладел еще не полностью и пока не умею использовать ее всегда и во всех случаях. Во мне также растет сила, чтобы направлять события одним усилием воли, но она слабее других. Мои связи с остальным миром всё ещё приносят тревогу и беспокойство, но я тем не менее вошел, безусловно, в контакт с могучими силами. Но я напишу подробнее обо всем этом, когда с моего пути будут убраны последние препятствия.

Если я что-то и ощущаю сейчас более ясно, это что главная задача моей йоги заключается в том, чтобы абсолютно, полностью исключить всякую возможность заблуждений и отсутствия результатов; заблуждения – для того, чтобы Истина, которую я в конечном итоге должен показать людям, была бы совершенной; отсутствие результатов – чтобы задача изменения мира, решению которой я и помогаю, стала бы неизбежностью и привела к полной победе. Именно ради этого я прохожу такое долгое обучение и отложены на неизвестное время самые яркие и важные плоды моей йоги. Всё это время занимаюсь закладкой фундамента, а это работа тяжелая и мучительная. И на заложенном, надежном и совершенном, фундаменте только-только начинает подниматься само здание.

12.07.1911

* * *

Моя йога продвигается очень быстро, но я хочу отложить рассказ о результатах и написать вам о них, только когда мои сегодняшние эксперименты принесут результаты, каких будет достаточно, чтобы безоговорочно подтвердить теорию и практику йоги, которую я создал и которая дает свои плоды не только мне, но и молодым людям, оставшимся со мной… Я думаю, эти результаты появятся в течение месяца, если всё пойдет хорошо.

20.09.1911

* * *

Всё всегда к лучшему, хотя иногда со стороны это лучшее выглядит довольно странно…

Вся земля сейчас подчиняется одному закону и отвечает на одни вибрации, и я сомневаюсь, что тут можно найти место, где бы нас не преследовал шум борьбы. Во всяком случае, покой, так нужный мне для работы, видимо, не моя судьба. Я обязан оставаться в контакте с миром до тех пор, пока не научусь управлять враждебными обстоятельствами, либо не поддамся им, либо не перейду в своей борьбе между духовным и физическим туда, куда мне предначертано. Так я это всегда понимал и понимаю сейчас. Что до поражений, трудностей и явной невыполнимости задачи, то я слишком привык к ним, чтобы они всякий раз производили бы на меня какое-то впечатление…

Необходимы спокойное сердце, твердая воля, полное самоотречение и взгляд, непрерывно устремленный в запредельное, чтобы во времена, подобные нашим, в период всеобщего распада, жить и не терять присутствия духа. Что касается меня, то я следую Голосу и не смотрю ни вправо, ни влево. Результат принадлежит не мне, а сейчас вряд ли даже и сама работа.

6.05.1915

* * *

Небеса мы завоевали, но не землю; однако полный смысл йоги состоит в том, чтобы, говоря словами Вед, сделать «Небо и Землю равными и едиными».

20.05.1915

* * *

Что касается полной победы на внутреннем плане, то здесь всё уже готово или близко к этому, но на внешнем – это своего рода борьба в тесной схватке, когда обе стороны упорно противостоят друг другу и ни одна не может сколько-нибудь заметно продвинуться к победе (нечто вроде окопной войны в Европе); когда духовная сила старается преодолеть сопротивление физического мира, тот борется за каждую пядь и время от времени переходит в контратаку… И если бы не внутренняя сила Ананды, это была бы изнурительная и неприятная работа; однако око знания смотрит дальше нас, и оно видит, что это лишь затянувшийся промежуточный этап.

28.07.1915

* * *

Кажется, ничто не в силах нарушить незыблемости этого порядка вещей, а всё, что активно вне нас, есть лишь мрачная аморфность, жуткий сумбур, откуда не может произойти ни формы, ни света. Это единственное состояние мира, хаос по определению, где есть лишь внешние формы, находящиеся почти на самой его поверхности. Но хаос от затянувшегося распада или же зарождения нового? За новое мы и боремся день за днем, но к решению так и не приблизились.

16.09.1915

* * *

Трудности, с которыми вы сталкиваетесь в духовном развитии, общие для всех нас. В этой йоге продвижение всегда сопровождается соскальзыванием к обычной ментальности, и так бывает до тех пор, пока всё наше существо не изменится и на него не перестанут влиять негативные тенденции собственной природы, дисгармоничность внешнего мира и даже ментальные состояния тех, с кем мы больше других связаны в йоге. Обычная йога, как правило, сосредотачивает усилия на достижении какой-то одной цели, и поэтому в ней человек менее подвержен таким отступлениям, тогда как наша настолько сложна и многопланова и охватывает такой круг великих задач, что, пока наши усилия далеки от цели, ожидать ровного движения только вперед не приходится – в особенности потому, что все враждебные силы в духовном мире постоянно за нами следят и стараются разрушить наши завоевания, так как полная победа хотя бы одного из нас для них всех будет означать полное поражение. На самом деле без помощи нам нечего и надеяться на успех своих усилий. Только по мере того, как мы обретаем всё большее и большее универсальное единство с Высочайшим, мы можем надеяться достичь окончательной победы. Сам я столько раз был вынужден возвращаться назад, выпуская из рук то, что казалось уже прочно отвоеванным, что про любую часть своей йоги лишь очень относительно могу сказать: «Это сделано». Тем не менее, каждый раз, когда после отступлений я приходил в себя, то обнаруживал в себе новое понимание тех духовных вещей, какими мог бы пренебречь или не заметить, продолжай я без остановки действовать по-прежнему. К тому же, поскольку могу окинуть взглядом весь свой путь, я способен оценить каждый шаг и вижу, что все потери компенсированы прояснением сознания, означающим, что в общем и целом мы движемся к цели. Конечная цель далеко, но успехи, достигнутые несмотря на непрерывное мощное сопротивление, есть гарантия того, что, в конце концов, мы ее достигнем. Однако не мы правим временем. Потому я отбросил прочь нетерпение и всякое разочарование.

Абсолютная уравновешенность ума и сердца, ясная и спокойная сила во всех частях моего существа давно стали главным условием, на котором Сила, работающая во мне, настаивала с бесконечным терпением, с неуклонным постоянством воли, отвергая любые попытки других сил ускорить процесс, отказавшись от этих требований. Сколько бы они ни нарушались, она снова возвращалась к тому же, снова и снова прорабатывая слабые места, подобно мастеровому, который терпеливо устраняет свои недоделки. Эти качества, на мой взгляд, являются фундаментом и условием для достижения всего остального. По мере того, как они всё более прочно утверждаются во всем существе, человек становится всё более способным сохранять постоянное и ясное восприятие Единого во всех вещах и существах, во всех свойствах, силах, событиях, во всем мировом сознании и всех проявлениях его деятельности. Таким образом он познает Единство и благодаря этому – глубокую радость и всевозрастающий восторг, присущие Единству. Против этого более всего и упорствует наша природа. Она пытается утвердить раздельность, двойственность, скорбь, неудовлетворенные страсти и тяжкий труд, ей трудно смириться с божественной необъятностью, радостью и равновесием – в особенности ее витальной и материальной составляющими; именно они тянут вниз ум, который принял состояние радости, мира и единства или даже долгое время жил в нем. Думаю, именно по этой причине религиозные и философские учения все склонялись к осуждению Жизни и Материи и ставили своей целью бегство от них, а не победу над ними. Но победа должна быть завоевана; мятежные элементы должны быть исправлены и трансформированы, а не отвергнуты и удалены.

Когда Единство встает на прочный фундамент, то статичная часть работы закончена, остается активная часть. Тогда мы должны обрести в Едином Учителя и Его Силу – Кришну и Кали, как я их называю, используя терминологию наших индийских религий, – Силу, которая заполняет всё мое существо, и оно становится Кали, переставая быть чем-то иным, и Учителя, который использует, управляет, играет Силой в своих целях, а не в моих, в центре – так я это называю для себя – его существования во вселенной, откликающемся на его действия, как душа откликается на Душу, уподобляясь Его образу до тех пор, пока не останется ничего, кроме Кришны и Кали. Я достиг этой стадии, несмотря на все задержки и отступления, пусть пока что не в полной мере, имея в виду устойчивость или интенсивность состояния, но в общем и целом в достаточной. Когда это достигнуто, мы можем надеяться ясно почувствовать в себе действие Его божественного Знания, которое направляет действия Его божественной Силы. Потом остается полностью раскрыть разные планы его действий-в-миру и подчинить Материю и тело и материальный мир закону стоящей над ними небесной Истины. Наступления всего этого – к чему я в своем прежнем неведении с такой нетерпеливостью рвался, пока не стал соответствовать главным требованиям (хотя рвение было необходимо и помогло соответствующим образом подготовить материальные инструменты), – я теперь жду как естественного завершения работы, пусть оно всё ещё так же далеко.

Овладеть с достаточной степенью надежности Светом и Силой супраментального существа – вот главная задача, на достижение которой устремлено теперь действие Силы. Но остатки старой привычки к интеллектуальному мышлению, к ментальной воле настолько упорны в своем сопротивлении и трудноискоренимы, что мы движемся вперед с трудом, на ощупь и постоянно скатываясь назад, теряя уже достигнутое. Во мне больше их нет – слепых, глупых, механических, неисправимых, даже когда они понимают свою несостоятельность, привычек, но они вьются рядом и навязывают уму свои идеи всякий раз, когда он пытается быть открытым только для супраментального Света и для высших распоряжений, и потому Знание и Воля достигают Ума в искаженной, неверной и нередко обманчивой форме. Тем не менее, всё это только вопрос времени: осаждающие привычки потеряют силу и в конце концов рассеются.

26.06.1916

II. Ответы на призыв вернуться в индийскую политику[350]

Пондичери 5 января 1920 г.

Дорогой Баптиста[351] ,

Ваше предложение весьма заманчиво, но я, к сожалению, должен ответить отказом. Из уважения к вам хочу изложить свои доводы подробно. В первую очередь, дело в том, что я сейчас не готов вернуться в Британскую Индию. Причины в политических препятствиях и не только. Насколько я понимаю, вплоть до сентября прошлого года Бенгальское правительство (и, вероятно, Мадрасское правительство) возражали против моего возвращения в Британскую Индию, а на практике их возражения означали, что в случае, если я все же там появлюсь, меня либо сошлют, либо отправят в тюрьму в соответствии с тем или иным замечательным Законом, которые, думаю, существуют до сих пор, помогая утверждать новую эру доверия и сотрудничества. Полагаю, другие правительства других провинций также были бы от меня далеко не в восторге. Возможно, Обращение[352] изменило ситуацию, но едва ли – я его прочел, и в нем говорится не об амнистии, а об уступках и благих намерениях, ограниченных осторожностью вице-короля. У меня сейчас слишком много работы, чтобы тратить время на праздный досуг в качестве невольного гостя правительства. Но даже если бы мне гарантировали полную свободу действий и передвижений, я не мог бы сейчас взять и всё здесь бросить. Я приехал в Пондичери, потому что свобода и покой мне были нужны ради определенной цели, не имеющей отношения к политике – в которой я не принимал прямого участия со времени приезда сюда, хотя по-своему всегда делал для своей страны все, что мог, – и я не могу вернуться к какой бы то ни было публичной деятельности, пока эта цель не достигнута. Но окажись я в Британской Индии, я посчитал бы своим долгом немедленно с головой погрузиться в политическую борьбу. Пондичери для меня убежище, пещера для тапасьи, но не для аскезы, это мое личное изобретение. Я должен завершить начатое, должен быть, прежде чем уехать отсюда, внутренне вооружен и снаряжен для продолжения работы.

Дальнейшее подскажет сама работа. Я отнюдь не смотрю на политику и политическую деятельность сверху вниз и не считаю себя выше их. Я всегда делал и делаю основной упор на духовной жизни, однако моя идея духовности не имеет ничего общего с аскетическим самоустранением или презрением, отвращением к мирской жизни. Для меня и нет ничего мирского; с моей точки зрения, любая человеческая деятельность может быть включена в полноценную духовную жизнь, а важность в настоящее время политики весьма велика. Однако моя линия и мои политические планы существенно отличались бы от всех, какие сейчас есть в политическом поле. Я вошел в политику в 1903-м и занимался ею до 1910 года с одной единственной целью – вселить в умы людей твердую волю к свободе и к борьбе за свободу взамен бесплодного ожидания результатов от невнятных в те времена действий Конгресса, как это было тогда модно. Теперь цель достигнута, и Конгресс в Амритсаре[353] это закрепил. Воля к действию пока что не настолько четкая и практическая, и тем более не настолько организованная, не поддержана действием, как хотелось бы, но она есть, и есть немало умных и сильных лидеров, чтобы ее направлять. Думаю, что, несмотря на неадекватность реформ, эта воля к независимости – если страна сохранит свой нынешний дух, в чем я не сомневаюсь – скоро станет всеобщей. Меня же сейчас больше занимает вопрос, что страна собирается делать со своей независимостью, как использует свою свободу, в каком направлении двинется к своему будущему?

Вы можете задать вопрос, почему бы мне не приехать и самому не помочь, насколько это в моих силах, определить ее направление. Однако мой ум имеет обыкновение забегать раньше времени вперед – некоторые могли бы сказать: убегать из времени в идеальный мир. Ваша партия, как вы говорите, решила стать социал-демократической. На сегодняшний день я верю в модель, которую можно назвать социал-демократической, однако не в ту, какая существует сейчас, и мне отнюдь не нравится европейская социал-демократия, каким бы шагом вперед по сравнению с прошлым она ни казалась. Я придерживаюсь той идеи, что Индия, у которой есть свой собственный дух и тип управления, соответствующий ее культуре, должна в политике, как и во всем остальном, идти своим путем, а не плестись в хвосте у Европы. Но именно это и ждет ее, если сейчас, при нынешнем хаотическом и неподготовленном состоянии умов, она встанет на этот путь. Все, разумеется, говорят о том, что Индия должна держаться собственной линии, но, кажется, ни у кого нет ясного, обоснованного представления о том, какой эта линия должна быть. И по этому вопросу у меня есть свои сформировавшиеся представления и ряд идей, с которыми в настоящее время могли бы согласиться очень немногие – поскольку главное в них их бескомпромиссный духовный идеализм довольно необычного толка, мало кто понял бы их, зато много кто счел бы преступлением и камнем преткновения. У меня самого пока что нет ясного и полного представления об их практическом применении, нет сформулированной программы. Короче говоря, сейчас я ищу свой путь мысленно на ощупь и не готов ни пропагандировать идеи, ни действовать. Даже если бы был готов, мне потребовалось бы время, чтобы в одиночку вспахать свою борозду, или, по меньшей мере, свобода, чтобы идти своим путем. Как издатель партийной газеты, я был бы вынужден давать слово другим и не высказывать своего мнения, и хотя я всецело сочувствую главной линии прогрессивных партий в том, что касается сегодняшних действий, и если бы я вступил в игру, то сделал бы всё возможное, чтобы им помогать, но подобные самоограничения противоречат моей природе, по крайней мере, в той степени, какую требует положение издателя.

Простите за пространные объяснения. Я считал необходимым объяснить всё подробно, чтобы не произвести впечатления, будто я отвечаю отказом из-за какого-либо притворства, или душевного равнодушия, или нежелания услышать зов страны, или из-за недостатка сочувствия к тому делу, которое вы и другие выполняете столь замечательно. Еще раз выражаю сожаление в том, что вынужден вас разочаровать.

Искренне ваш, Ауробиндо Гхош.

* * *

Пондичери 30 августа 1920 г.

Дорогой доктор Мунджи[354] ,

Как я вам уже телеграфировал, я не вижу возможности принять ваше предложение стать Президентом Конгресса в Нагпуре[355] . Препятствием тому служит ряд причин, в том числе политического характера. Во-первых, я никогда не заявлял и не собирался заявлять о личной преданности делу Конгресса, поскольку у меня есть свое дело совершенно иного характера. Во-вторых, за время, прошедшее после моего отъезда из Британской Индии, мои мировоззрение и взгляды изменились и теперь существенно отличаются от тех, что были раньше, а поскольку они далеки от реалий сегодняшнего дня и лежат за рамками политической деятельности, то на Конгрессе я оказался бы в весьма затруднительном положении, не зная что говорить. Я всецело сочувствую всем, кто работает ради свободы Индии, однако едва ли смог бы принять взгляды, изложенные в программе какой бы то ни было партии. Президент Конгресса является рупором Конгресса, и отпускать из президентского кресла собственные высказывания, абсолютно далекие от того, что думает и делает Конгресс, было бы неуместно до нелепости. Помимо того, теперь на президенте Конгресса лежит ответственность перед Всеиндийским комитетом Конгресса, а также он отвечает за политику Конгресса в течение года и за чрезвычайные ситуации, какие могут возникнуть за это время, и я не только не хочу брать на себя эту ответственность (и не только по принципиальным соображениям или, возможно, из-за неумения выполнять официальные функции или впрягаться в любого рода упряжки), но я был бы попросту не в состоянии справиться со своими обязанностями, поскольку не готов внезапно отказаться от выполнения намеченной мной программы и немедленно переселиться в Британскую Индию. Все эти причины так или иначе помешали бы мне принять ваше предложение.

Однако главная из них состоит в том, что я более не являюсь прежде всего политиком, а полностью сосредоточен на иной работе, в духовной сфере, работе, имеющей целью духовное, социальное, культурное и экономическое преобразование, сравнимое по своему характеру с революционным, и, в известном смысле, я даже ставлю своего рода эксперимент или как минимум наблюдаю за экспериментом, подобным практическому или лабораторному, что требует от меня всех сил и внимания, какие у меня есть. Его невозможно совмещать с текущей политической работой, а он лишь в самом начале. Пришлось бы отложить его в сторону, а этого я не могу, поскольку считаю делом всей моей жизни. Это и есть истинная причина, по какой я не в состоянии откликнуться на ваш призыв.

На мой взгляд, вы в любом случае делаете неправильный выбор, предлагая мне занять место Тилака во главе партии. Никто в Индии, по крайней мере, никто из известных людей, не в состоянии занять его место, и я менее других. Я по сути своей идеалист и могу быть полезен, только когда нужны решительные действия, радикальные революционные решения (я не имею в виду революцию путем насилия), когда нужно вдохновить или организовать движение к высокой цели и найти к ней прямой путь. Политика Тилака, политика «моментального сотрудничества», непрерывной агитации и, если нужно, бойкота – а при нынешних обстоятельствах он был чаще нужен, чем нет, – без сомнения, единственная альтернатива некоторым формам не-сотрудничества и пассивного сопротивления. Но она требует от руководителя сочетать в себе гибкость, опыт и решимость довести дело до конца. У меня нет ни гибкости, ни умения – по крайней мере, в той степени, какая здесь нужна, – мне пришлось бы действовать, руководствуясь одной лишь решимостью, согласись я с вами, чего я на самом деле сделать не могу, так как, по личным причинам, ничто не в силах вынудить меня войти в новый Совет. С другой стороны, широчайшее движение не-сотрудничества, развернутое только ради того, чтобы наказать неких пенджабских чиновников или восстановить Турецкую империю, которая давно мертва, не укладывается у меня в голове с точки зрения ни пропорций, ни здравого смысла. Я могу понять его лишь как средство «смутить правительство» и воспользоваться нынешним недовольством, чтобы начать настоящую борьбу за автономию по примеру Египта или Ирландии – хотя, разумеется, без насилия. В любом случае (если бы не было тех причин, о каких я уже сказал) я вернулся бы в политику, только если бы полностью изменилось кредо программы, изменились бы функции, система организации и политика Конгресса, который стал бы центром национального возрождения, а не одной политической агитации. К сожалению, в настоящий момент политический разум и ставшие привычными методы Конгресса делают это невозможным. Думаю, вы сами поймете, что с такими идеями я не могу вмешиваться в деятельность Конгресса, тем более в качестве президента.

Позволю себе высказать предположение, что успех деятельности Конгресса едва ли может зависеть от присутствия в его рядах человека, который давно выпал из поля зрения. Те мои друзья, кто зовет меня обратно, разумеется, заблуждаются, считая, что без меня некому вдохновить Нагпурскую сессию. Национальное движение сегодня, безусловно, достаточно сильно, чтобы вдохновляться своей собственной идеей, особенно в наше напряженное время. Мне жаль разочаровывать вас, но я уже изложил причины, какие довлеют надо мной, и я не вижу, каким образом это изменить.

Искренне ваш, Ауробиндо Гхош

III. Первоначальные планы возвращения к внешней деятельности

Редакция «Арья» Пондичери 18 ноября 1922 г.

Дорогой Барин,

Из твоего письма мне понятно, что для работы, какую я на тебя оставил, нужны письменная доверенность от меня и разъяснение, делающие твое положение ясным для тех, с кем тебе в связи с этой работой придется иметь дело. В подтверждение своих полномочий можешь показывать это письмо всем кому хочешь, и надеюсь, его будет достаточно, чтобы всё прояснить.

Я сейчас поглощен и какое-то время буду еще поглощен практиками, предназначенными стать основой йоги, не ухода от жизни, но йоги трансформации человеческой жизни. Это йога, которой предстоит открыть огромные нетронутые пласты внутреннего переживания и новые пути садханы и которая потому требует уединения и длительного времени для завершения. Но пусть это время еще не пришло, оно близится. И тогда на духовной основе этой йоги я возьмусь за огромнейшую внешнюю работу.

Потому необходимо учредить некоторое количество центров, сначала небольших и немногочисленных, какие росли бы и расширялись по мере моего продвижения в работе, чтобы там учить этой садхане, в одном под моим руководством, в других – в непосредственной связи со мной. Те, кто там пройдет обучение, станут потом моими помощниками в работе, которую я должен сделать, но в настоящее время эти центры предназначены не для внешней деятельности, а для духовного обучения и тапасьи.

Первый, который будет перенесен в Британскую Индию, когда я туда уеду, уже создан в Пондичери, но мне нужны средства на его содержание и расширение. Второй я сейчас с твоей помощью открываю в Бенгалии. Еще один надеюсь основать на следующий год в Гуджарате.

Хотят и могут принять мою садхану намного больше людей, чем я в состоянии принять в настоящий момент, и смогу я продолжать эту работу, необходимую для подготовки своего возвращения к активной деятельности, только если в распоряжении у меня будут большие средства.

Даю тебе полномочия собирать для меня средства и выступать от моего имени в любых связанных с этим делах. Я доверяю тебе полностью и прошу всех, кто желает мне успеха, относиться к тебе с тем же доверием.

Могу добавить, что работа, о которой я говорю и касается меня лично, в более широком смысле являясь делом моей жизни, и делается, и может быть сделана только мной. Это работа особенная и не похожа на те, какие уже выполнены или же выполняют сейчас от моего имени или с моего разрешения. Ее могу сделать только я в тесном взаимодействии с теми, кто, подобно тебе, учится или в будущем захочет учиться моей духовной дисциплине под моим прямым руководством.

Ауробиндо Гхош

* * *

Редакция «Арья» Пондичери, 18 ноября 1922 г.

Дорогой Читта[356] ,

Я давно никому не писал, думаю, почти два года. Я был столь сосредоточен и поглощен своей садханой, что до недавнего времени мои контакты с внешним миром сводились до минимума. Теперь, когда я снова обращаюсь к внешнему миру, я вижу, что обстоятельства заставляют меня прежде всего написать тебе – я говорю, обстоятельства, поскольку необходимость принуждает меня взяться за давно забытое перо.

Необходимость эта связана с тем делом во внешнем мире, за которое я берусь в первый раз после своего долгого уединения. Барин отправился в Бенгалию и увидится там с тобой в связи с этим, но, вероятно, нужно что-то сказать и от себя, потому посылаю с ним это письмо. Я также даю ему полномочное письмо, из которого ты поймешь, почему я отправил его добывать средства. Но я могу еще кое-что добавить, чтобы быть более определенным.

Думаю, тебе известны мои нынешние взгляды и отношение к жизни и к той работе, к какой жизнь меня привела. Я убедился в истинности своего понимания, какое было у меня раньше, хотя прежде оно было менее ясным и менее динамичным, и теперь для меня всё больше и больше становится очевидным, что настоящая основа работы и жизни – это духовная основа, так сказать, новое сознание, которое можно развить только йогой. Я всё отчетливей вижу, что человек никогда не вырвется из круга тщетных своих усилий, в каком топчется от века, пока не поднимется и не встанет на новый фундамент. Я также верю, что одержать эту великую победу ради всего мира есть миссия Индии. Вопрос заключался в том, какова именно природа динамической силы этого расширенного сознания? Каково условие его действенной истины? Как его можно привести вниз, задействовать, организовать, развернуть к жизни? Каким образом превратить имеющиеся у нас инструменты: интеллект, ум, жизнь, тело – в настоящие, совершенные проводники великого преобразования? Вот задача, которую я пытаюсь решить на основании собственного духовного переживания, и у меня уже есть прочная основа, накопленный опыт и некоторое владение тайным знанием. Нет еще полного и безусловного владения этим знанием – поэтому мне всё ещё нужно оставаться в уединении. Я решил не заниматься внешней деятельностью, пока по-настоящему и в полной мере не овладею этой новой силой – пока не построю прочный фундамент.

Однако я уже продвинулся достаточно далеко, чтобы расширить свою работу и предпринять еще одно дело – обучать других, чтобы они также могли принять эту садхану и готовить себя к тому же, что и я, поскольку без этого моя будущая работа не может даже начаться. Есть немало людей, желающих приехать сюда, которых я могу принять, и есть еще больше тех, кого я мог бы обучать на расстоянии; но я не в состоянии этим заниматься, если не будет достаточно средств, чтобы содержать центр здесь и хотя бы один-два центра в других местах. Так что мне нужно гораздо больше, чем у меня есть. Я подумал, что своими рекомендациями и влиянием ты мог бы помочь Барину собрать для меня средства. Могу ли я надеяться, что ты сделаешь это для меня?

Еще пару слов, чтобы избежать возможного непонимания. Когда-то давно в Чандернагоре я рассказал Мотилалу Рою о своих идеях, некоторых принципах и понимании новой социально-экономической организации и образования, и, вооружившись моей духовной силой, он создает свою Сангху[357] . Но то было совсем не то, о чем я сейчас пишу, – теперь это работа, которую я должен сделать сам и которую никто больше не может сделать.

Я с интересом следил и слежу за твоей политической деятельностью, особенно за твоими нынешними попытками придать движению не-сотрудничества характер более гибкий и эффективный на практике. Сомневаюсь, что с такими врагами ты одержишь победу, но желаю успеха в твоем предприятии. Однако больше всего меня интересует твоё понимание Свараджа; поскольку у меня теперь есть собственные идеи по поводу организации настоящего индийского Свараджа, то хочу посмотреть, насколько они совпадают с твоими.

Твой Ауробиндо

* * *

Пондичери 1 декабря 1922 г.

Дорогой Барин,

Я ждал твоего письма, чтобы точно знать, какие части хочет опубликовать Читтаранджан и почему. Выходит, как я и думал, но я хотел подтверждения. Теперь я должен объяснить причины, почему я колебался, разрешать ли эту публикацию.

У меня не было бы возражений против публикации отрывка о духовной основе жизни или последнего абзаца о Сварадже. Но отрывок о не-сотрудничестве, думаю, мог бы ввести в заблуждение относительно моей истинной позиции. Кто-то может решить, будто я принимаю программу Ганди с изменениями, предложенными комитетом. Как ты знаешь, я не верю, что принципы Махатмы и его программа могут стать верной основой и средством для достижения настоящей свободы и величия Индии, ее свараджьи и самраджьи. С другой стороны, еще кто-то может подумать, будто я придерживаюсь национализма тилаковской школы. Это также не верно, поскольку я думаю, что его школа утратила актуальность. Моя линия, если бы я сейчас занимался политикой, отличалась бы радикально и от того и от другого, пусть и совпадая с ними по некоторым пунктам. Но страна пока не готова ни к тому, чтобы понять мои принципы, ни чтобы выполнять программу.

Поскольку я очень хорошо это знаю, я довольствуюсь работой на духовном и психическом плане, подготавливая там идеи и силы, которые, может быть, после, в нужный момент и при нужных условиях, прольются оттуда в витальный и материальный планы, и я стараюсь не делать никаких публичных заявлений, чтобы не поставить под сомнение мои возможности к действию в будущем. Каким именно окажется действие, будет зависеть от обстоятельств. Нынешняя же линия в политике может закончиться преждевременной смутой или же, запинаясь и спотыкаясь, при наличии определенных внешних условий, привести к некоему подобию самоуправления. В любом случае, настоящую работу делать всё равно нужно. Ради этого я хотел бы сохранить за собой свободу действий в любом случае.

Мой интерес к деятельности и высказываниям Даса, кроме соображений личной дружбы, вызван в первую очередь тем, что, хотя я и не думаю, что он достигнет успеха в настоящий момент, данный им толчок всё же может помочь сломать узкую, жесткую линию «конструктивной» программы Бардоли, которая, на мой взгляд, ничего не «конструирует» и фетишизирует не-сотрудничество, понимая его не как средство, а скорее как цель, и тем самым создать более благоприятные условия для широких и комплексных действий, необходимых для настоящего Свараджа. Во-вторых, этот интерес вызван тем, с какой скоростью Дас развивает многие из идей, которые я давно держал в уме как основы для будущего. Я не возражаю против того, чтобы он негласно использовал всё, о чем я написал в этом письме. Но он, надеюсь, поймет, почему его публикация сейчас для меня нежелательна.

Ауробиндо

Данный текст является ознакомительным фрагментом.