Глава III. Эмоции, обращенные к Богу

Глава III. Эмоции, обращенные к Богу

Исходный принцип йоги – обратить к Богу все или какие-то энергии человеческого сознания, чтобы благодаря такого рода активности человек мог войти в контакт, установить отношения и достичь единения с Богом. В Бхакти-йоге в качестве инструмента используется эмоциональная природа. Ее главный принцип – установление отношений, отчасти напоминающих человеческие, между человеком и Божественным Существом, которые позволили бы человеческой душе через непрерывное усиление пыла своего сердечного обожания соединиться и слиться с этим Существом в экстазе божественной Любви. Преданный, практикуя свою йогу, в конечном итоге ищет не абсолютного покоя единства или присущих состоянию единства силы и бесстрастной воли, а экстатической радости единения. Бхакти-йога приемлет любое чувство, способное сделать сердце готовым к этому экстазу; а то, что отвлекает и уводит от него, по мере того как союз любви становится прочнее и совершеннее, должно постепенно оставить его.

Все чувства, с которыми верующие в той или иной религии поклоняются Богу, служат и выражают Ему свою любовь, допустимы в Бхакти-йоге, если не как ее сопутствующий элемент на финальном этапе пути, то, по крайней мере, как элемент подготовки эмоциональной природы. Однако есть одно чувство, имеющее к йоге, по крайней мере, той, которая практикуется в Индии, очень отдаленное отношение. В некоторых религиях, вероятно, в большинстве, идея страха перед Богом играет значительную, а иногда и самую важную роль, и типичным верующим в таких религиях становится богобоязненный человек. Чувство страха, действительно, если оно не выходит за определенные рамки, вполне совместимо с некоторыми формами бхакти; достигая своей кульминации, оно превращается в поклонение божественной Силе, в культ божественной Справедливости, божественного Закона, божественной Праведности, этического послушания, в благоговейный трепет перед всемогущим Творцом и Судьей. Поэтому за такого рода чувством стоят прежде всего нравственно-религиозные мотивы, и оно характерно не столько для бхакты, сколько для человека действия, движимого преданностью божественному владыке и судье своих трудов. Богобоязненный человек смотрит на Бога как на Царя и приближается к его сияющему трону, только если это оправдано его праведностью или будучи ведом посредником, способным отвратить гнев, который Бог готов обрушить на грешника. Даже подходя совсем близко, он сохраняет почтительную дистанцию между собой и высшим объектом своего поклонения. Он не может обнять Божественное с той же бесстрашной доверчивостью, с какой ребенок обнимает свою Мать или влюбленный свою возлюбленную, или с тем глубоким чувством единения, которое приносит с собой подлинная любовь.

В некоторых примитивных массовых религиях этот страх зародился по вполне естественным причинам. Люди чувствовали, что в мире есть силы, превосходящие их, не имея ясного понимания о том, какова их природа и как они действуют. Эти силы, казалось, всегда были готовы низвергнуть человека с достигнутых им высот или наказать его за любой не понравившийся им поступок. Страх перед богами возник из-за незнания человеком Бога и законов, управляющих миром. Он приписывал высшим силам своенравие и человеческие страсти; он наделял их чертами земных царей и считал, что они способны на прихоть, деспотизм, личную неприязнь, зависть к любому величию человека, возносящему его над ограниченностью земной природы и слишком приближающему к природе божественной. С такими настроениями у человека не могло быть подлинного поклонения, за исключением того сомнительного поклонения, которое слабый может испытывать по отношению к сильному, желая покровительства, которое он может купить, вознося сильному хвалы и молитвы, преподнося дары и соблюдая законы, которые тот предписал и заставляет исполнять, награждая за послушание и карая за своеволие. Или это было покорное и смиренное обожание и восхищение, которое обычно возникает перед величием, славой, мудростью, высочайшей силой, пребывающей над миром и являющейся источником или, по крайней мере, распорядителем всех его законов и событий.

Человеку удается приблизиться к началам Йоги преданности, когда это поклонение божественной Силе освобождается от своих наиболее грубых элементов, и верующие сосредоточиваются на идее божественного руководителя, творца мира и Законодателя, который управляет небом и землей и является наставником, помощником и спасителем своих созданий. Это более широкое и высокое представление о божественном Существе долгое время сохраняло свой примитивный характер и все еще сохраняет некоторые его признаки. Иудеи, наиболее явственно выдвинувшие эту идею и передавшие ее многим другим народам, верили в Бога праведности, который был взыскательным, деспотичным, гневным, завистливым, часто жестоким и даже бессмысленно кровожадным. Даже сейчас некоторые люди верят в Творца, создавшего небеса и ад, вечный ад, – два полюса своего творения, а согласно некоторым религиям, он даже обрек созданные им души не только на грех и воздаяние за грехи, но и на вечные муки. Но даже избавленная от этих детских религиозных представлений концепция всемогущего Судьи, Законодателя, Царя, сама по себе, является грубой и примитивной, так как принимает низшую и внешнюю истину за высочайшую и глубинную и не позволяет подойти к более сокровенной реальности Божественного. Она преувеличивает значимость греховности и тем самым продлевает и умножает таящиеся в душе страх, неверие в себя и слабость. Она связывает поиск добродетели и отвержение греха с идеей награды и наказания (даже если они ожидают человека в загробном мире), вынуждая его руководствоваться низшими мотивами – страхом и выгодой, – а не более возвышенным идеалом, который должен направлять этическое существо. В религиозной жизни целью человеческой души становится не само Божественное, а рай и ад. Эти невежественные представления сослужили свою службу в процессе медленного взросления человеческого ума, но совершенно не нужны йогину, который знает, что они, какая бы истина за ними ни стояла, принадлежат, скорее, сфере внешних отношений растущей человеческой души с внешними законами вселенной, чем к сокровенной истине внутренних отношений человеческой души с Божественным; ибо именно последние и являются подлинным поприщем йоги.

Но все же эти представления могут расшириться и помочь нам приблизиться к порогу Йоги преданности. Во-первых, мы можем начать мыслить о Божественном как об источнике, законе и цели нашего этического бытия и, мысля таким образом, мы можем осознать его как высочайшее «Я», к которому устремлена наша активная природа, как верховную Волю, которая должна поглотить нашу волю, как вечную Правду, Чистоту, Истину и Мудрость, в гармонию с которыми должна прийти наша природа и к бытию которых влечется наше бытие. Так мы приходим к Йоге трудов, и в этой йоге есть место для личного поклонения Божественному, ибо божественная Воля становится Владыкой наших трудов, гласу которого мы должны внимать, божественным распоряжениям которого мы должны подчиняться и на выполнение работы которого должны быть направлены вся наша активная жизнь и деятельность. Во-вторых, возникает идея божественного Духа, отца всех созданий, который любит и милостиво оберегает своих чад. Благодаря такому представлению между душой и Божественным формируются отношения отца и сына, отношения, основанные на любви, результатом которых становятся братские отношения с другими людьми. Эти отношения с Божественным, как с высшим «Я», в спокойный и чистый свет природы которого мы должны подняться, как с Владыкой, к которому мы приближаемся через служение и труды, как с Отцом, отвечающим обожанию души, тянущейся к нему как ребенок, принимаются Йогой преданности и становятся ее элементами.

Как только эти представления достаточно прочно укоренятся в нас и мы поймем их более глубокий духовный смысл, страх Божий станет ненужным, излишним и даже невозможным. Мотив страха важен главным образом в этической сфере, когда душа еще не доросла до того, чтобы стремиться к благу ради него самого, и нуждается в высшем Властителе, чьего гнева или сурового и бесстрастного суда ей следует опасаться и подкреплять этим страхом свою преданность добродетели. Когда мы входим в устойчивую связь с духом, мы более не можем руководствоваться этим мотивом, и если он остается, значит, в нашем уме все еще сохраняется некая неясность, все еще упорствует прежняя ментальность. Более того, этические цели в йоге отличны от целей, на которые направлена внешняя праведность. Обычно этика рассматривается как своего рода свод предписаний, механически регулирующих поведение человека. В этике главное – сам поступок, и все, в конечном итоге, сводится к тому, как совершать правильные поступки и избегать неправильных. Для йогина же действие важно не само по себе, а прежде всего как средство, помогающее душе приблизиться к Богу. Поэтому индийские духовные писания делают акцент не столько на качестве действия, сколько на качествах души, от которой это действие исходит, на ее искренности, бесстрашии, чистоте, любви, сострадании, доброжелательности, отсутствии намерения причинить вред, а также на поступках, обусловленных этими качествами. Старое западное представление о том, что человеческая природа изначально порочна и что добродетель это то, чему нужно следовать, несмотря на все сопротивление нашей падшей природы, являющей собой ее противоположность, чужда индийской ментальности, с древних времен воспитывающейся на знаниях йогинов. Наша природа, наряду со страстным раджасическим и инертным тамасическим элементами, содержит более чистый саттвический элемент, и именно усиление этого элемента – самой высокой части нашей природы – дело этики. Благодаря этому мы взращиваем присутствующую в нас божественную природу, daiv? prak?ti, и избавляемся от титанических и демонических элементов. Согласно этим представлениям, не иудейская праведность богобоязненного человека, а чистота, любовь, доброжелательность, бесстрашие, смирение святого и бхакты должны быть целью этического развития. А если говорить в более широком смысле, то высшим достижением нравственного бытия является преображение в божественную природу. Лучшим способом, чтобы осуществить это, является осознание Бога как высшего «Я», направляющей и возвышающей Воли или Владыки, которого мы любим и которому мы служим. Мотивом должен быть не страх, а любовь к нему, стремление к свободе и вечной чистоте его бытия.

Вне всякого сомнения, элемент страха проникает в отношения господина и слуги и даже отца и сына, но только на человеческом уровне, когда в них доминирует контроль, подчинение и наказание и любовь вынуждена в той или иной мере скрываться за маской властности. Божественное даже в роли Господина и Владыки никому не угрожает, никого не наказывает и не принуждает к повиновению. Человеческая душа должна без всякого принуждения, свободно прийти к Божественному и предложить себя его всемогущей силе, чтобы оно могло взять ее в свои объятия и поднять на свои божественные высоты, наделив той радостью господства Бесконечного над конечной природой и служения Высочайшему, благодаря которой приходит освобождение от эго и низшей природы. Любовь является ключевым элементом этих отношений, а такого рода служение, d?syam, в индийской йоге считается счастливым служением божественному Другу или же страстным служением божественному Возлюбленному. Владыка миров, который в Гите просит своего слугу, бхакту, быть лишь его орудием, выдвигает это требование как друг, наставник, высшее «Я» и называет себя Господином всех миров и другом всех созданий, sarvalokamahe?vara? suh?da? sarvabh?t?n?m; эти два типа отношений, на самом деле, должны сочетаться, ибо ни любовь, ни служение не могут быть совершенными друг без друга. И то же самое касается отношений отца и сына. Бог выступает не в роли грозного Творца, требующего повиновения, потому что он создал нас, а любящего родителя, который хочет более тесных духовных отношений с нами, достигаемых с помощью йоги. В обоих случаях подлинным ключом является любовь, а совершенная любовь несовместима со страхом. Цель – близость человеческой души к Божественному, а страх всегда отдаляет и отчуждает; даже благоговение и трепет пред божественной Силой свидетельствуют о дистанции и барьере, которые исчезают в близости любовного союза. Более того, страх принадлежит низшей природе, низшему «я» и должен быть отброшен еще до того, как мы сможем войти в присутствие высшего «Я».

Эти отношения с Божественным, как с отцом, и еще более тесные отношения, как с Матерью-Душой вселенной, становятся следствием других, более ранних религиозных мотивов. Есть бхакты, говорит Гита, которые приходят к Божественному, надеясь получить желаемое, обрести благо, удовлетворить свои внутренние и внешние потребности. «Бхакте своему Я дарую все блага и их сохраненье, yogak?ema? vah?myaham», – говорит Господь. Жизнь человека – это жизнь, в которой чего-то не хватает и что-то требуется, а значит, жизнь желаний, и это касается не только его физического и витального, но и ментального и духовного существования. Когда он начинает осознавать более великую Силу, правящую миром, он обращается к ней с молитвой, прося удовлетворить его потребности, помочь в его нелегком странствии, защитить и поддержать его в его борьбе. И какие бы невежественные элементы ни содержались в обычном обращении к Богу с молитвой (а их бывает много, особенно когда полагают, что Божественное можно умилостивить и подкупить, что за счет восхваления, лести, упрашиваний и даров от него можно добиться согласия или снисходительности, и часто почти не заботятся о духе, в котором к нему обращаются), этот способ обращения к Божественному, тем не менее, остается главным в нашей религиозной жизни и основывается на универсальной истине.

Действенность молитвы часто подвергается сомнению, а сама молитва считается чем-то иррациональным и, как правило, излишней и малоэффективной. Да, действительно, вселенская воля всегда исполняет свой замысел и не может быть отклонена мольбами и настойчивыми просьбами, и правильно полагают, что Трансцендентному, выражающему себя в мировом порядке, всеведущему и обладающему абсолютным знанием, а значит, предвидящему грядущие события, нет нужды в том, чтобы его вдохновляла или побуждала человеческая мысль, и что желания индивида ни в каком мировом порядке не могут быть подлинным детерминирующим фактором. Но и этот порядок, и исполнение вселенской воли осуществляется не только механическим Законом, но и силами и могуществами, включающими в себя человеческую волю, стремление и веру, которые, по крайней мере, для человеческой жизни, весьма немаловажны. Молитва – лишь особая форма выражения этой воли, стремления и веры. Внешние формы молитвы не только наивны, но и очень часто невежественны, что само по себе является не недостатком, а незрелостью; но и в таком виде молитва обладает реальной силой и ценностью. Ее сила и смысл заключаются в том, чтобы соединить волю, стремление и веру человека с божественной Волей, дав ему возможность почувствовать, что эта Воля совсем не безлична, что она принадлежит сознательному Существу, с которым он способен установить сознательные и живые отношения. Ибо воля и стремление человека могут действовать, либо опираясь на его собственный потенциал и усилия (что, вне всякого сомнения, может быть превращено в очень мощное и эффективное средство достижения как высших, так и низших целей – существует большое количество дисциплин, полагающих, что только эту силу и необходимо использовать), либо завися от божественной или универсальной Воли и подчиняясь ей. К тому же в последнем случае можно смотреть на эту Волю как на способную откликаться на наше стремление, но почти механически, подчиняясь одному из законов энергии или, по меньшей мере, достаточно безлично, а можно видеть в ней нечто сознательно откликающееся на божественное стремление и веру человеческой души и сознательно дарующее ей помощь, руководство, защиту и необходимые блага, yogak?ema? vah?myaham.

Молитва помогает нам подготовиться к установлению этих отношений сначала на низшем плане, когда она еще может сопровождаться откровенным эгоизмом и самообманом; ибо, установив их, мы впоследствии сможем приблизиться к скрывающейся за ней духовной истине. Таким образом, здесь важно не обретение того, о чем человек просит, а само отношение, контакт человеческой жизни с Богом, сознательный взаимообмен. Если мы стремимся к духовным целям и ведем духовную жизнь, то эти сознательные отношения имеют большую силу; они обладают силой, которая намного превосходит наши собственные усилия и борьбу (когда мы полагаемся только на себя) и которая способствует более всеобъемлющему духовному росту и приносит более богатые духовные переживания. В конце концов, молитва либо исчезает в чем-то более великом, к чему она подготовила нас – а на самом деле, если есть воля, вера и стремление, словесная форма, называемая нами молитвой, сама по себе не так важна, – либо остается только для продолжения радости отношений, и такой финал неизбежен. По мере нашего роста цели молитвы, артха (artha), или просьбы, которые мы хотим с ее помощью удовлетворить, становятся все выше и выше, пока мы не достигаем высочайшего бескорыстного поклонения, чистого и искреннего, основанного на божественной любви и не требующего и не просящего ничего, кроме божественной любви.

Благодаря такой позиции Божественное становится для нас божественным Отцом и Матерью или божественным Другом. Воспринимая Божественное в этих образах, человеческая душа приходит к нему, прося о помощи, о защите, о руководстве, о реализации, или если целью является знание, то она обращается к Наставнику, Учителю, Светочу, ибо Божественное есть Солнце знания, – или, страдая и мучаясь, она приходит к Нему для облегчения, избавления и утешения. Она может просить об избавлении либо от самого страдания, либо от мирского существования, являющегося юдолью страдания, либо от всех его подлинных внутренних причин.[52] В этих отношениях тоже обнаруживается определенная градация. Ведь если мы видим в Боге отца, то нашим отношениям всегда будет недоставать близости, интенсивности, страстности и теплоты, поэтому в йоге, стремящейся достичь самого тесного единства, они играют второстепенную роль. Отношения с Богом как с Другом более сладостны и задушевны, они предполагают равенство и близость даже в условиях неравенства и являются началом взаимной самоотдачи; когда такого рода близость становится максимальной и все прочие идеи о взаимной выгоде исчезают, когда в этих отношениях остается только один самодостаточный мотив любви, они превращаются в свободные и счастливые отношения двух товарищей по мировой Игре. Однако еще более близкие и теплые отношения устанавливаются между Матерью и ребенком, и когда религиозный импульс страстен и пылок и исходит из самых глубин сердца, они могут сыграть очень большую роль в сближении человека с Божественным. Какие бы проблемы и желания у души ни возникали, она идет с ними к Матери-Душе, и Божественной Матери хочется этого, так как это позволяет ей излить на душу любовь своего сердца. Душа обращается к ней еще и потому, что эта любовь, по самой своей природе, ничем не обусловлена, и потому, что она напоминает нам о доме, в который мы, блуждающие в этом мире, должны вернуться, и о лоне, на котором мы обретем покой.

Если же в основе такого рода отношений лежит не обычный религиозный мотив, а то, что, скорее, составляет саму суть йоги, если они порождаются глубинной природой самой любви, тогда мы имеем высочайший и величайший тип отношений – страстную любовь между Любящим и Возлюбленным. Когда душа горит желанием достичь абсолютного единения с Богом, эта форма божественной жажды души проникает даже в те религии, которые, на первый взгляд, прекрасно обходятся без нее и не отводят ей места в системе своих обрядов и ритуалов. В этом случае просят только одного – любви, боятся утратить только одно – любовь, печалятся только из-за разлуки с любимым; ибо все остальное либо не существует для любящего, либо рассматривается им лишь как сопутствующие обстоятельства или следствия любви, но никогда как ее цели или условия. Любая любовь, на самом деле, по природе своей ни от чего не зависит, так как берет свое начало в тайном единстве бытия и порождается ощущением этого единства или желанием единства, возникающим в сердцах душ, все еще способных воспринимать себя отделенными и отличными друг от друга. Поэтому все остальные отношения могут прийти к своему апофеозу – бескорыстной и самосущей радости существования ради одной только любви. Но все-таки они порождаются другими мотивами и, в конечном счете, в той или иной степени удовлетворяются своей собственной игрой. Здесь же и началом и концом и целью является любовь. Желание обладать, конечно же, возникает, но даже оно преодолевается и исчезает в полноте самосущей любви и, в конце концов, бхакта начинает просить только о том, чтобы его бхакти никогда не прекращалось и не уменьшалось. Он не просит о небесах или об избавлении от рождений, или о чем-то еще, он хочет лишь, чтобы его любовь была вечной и абсолютной.

Любовь, будучи страстью, стремится к двум вещам – вечности и пылкости, и в отношениях Любящего и Возлюбленного это стремление к вечности и пылкости возникает спонтанно и инстинктивно. Любовь – это стремление к взаимному обладанию, и именно в любви потребность во взаимном обладании становится абсолютной. Превосходя желание обладать, означающее различие, любовь становится поиском единства, и именно здесь идея единства – двух душ, сливающихся друг с другом и становящихся одним целым, – достигает своего высочайшего воплощения и абсолютного удовлетворения. Также любовь – это жажда красоты, и именно в такого рода отношениях эта жажда, благодаря видению, прикосновению и радости Всепрекрасного, навечно утоляется. Любовь – это дитя и искатель Восторга, и именно здесь она находит высочайший из всех возможных экстазов, охватывающий как эмоциональное сознание, так и каждую струну существа. Более того, эти отношения, как в случае любви двух человеческих существ, предполагают получение максимального удовлетворения, но обычно влюбленные, даже испытывая самую пылкую любовь, едва ли бывают удовлетворены, потому что только в Божественном эти отношения могут найти свое подлинное и абсолютное удовлетворение. И именно при установлении такого рода отношений обращение человеческих эмоций к Богу обретает свой подлинный смысл и обнаруживает всеобъемлющую истину, внешним символом которой является человеческая любовь. Это обращение возвышает, обожествляет и удовлетворяет все глубинные мотивы этих эмоций, позволяя человеку насладиться блаженством, которое породило нашу жизнь и к которому она через единство возвращается, поднимаясь к Ананде божественного существования, где любовь абсолютна, вечна и чиста.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.