О Таинстве Брака

О Таинстве Брака

В прошлых беседах мы коснулись центрального и важнейшего явления в жизни Церкви, ее средоточия — Таинства Евхаристии. Мы убедились, что Евхаристия есть некое мерило церковной жизни, т. е. все явления в Церкви, как личные, так и общие, должны быть соотнесены с этим Таинством, в нем они получают раскрытие и осмысление. Вне евхаристического сознания, по мере уклонения от него, теряется собственно церковность и появляется опасность строго церковное, Евангельское содержание духовной жизни подменить около–и псевдоцерковными вещами, такими, как ложный мистицизм и излишний символизм с одной стороны и формализация жизни — с другой. Нужно сказать, что этот основной Евхаристический смысл церковной жизни в течение достаточно длительного времени хотя, будучи по природе органически присущ Церкви как неточное ее начало, питал и одушевлял жизнь христиан, — в силу тех или иных причин порой не осознавался отчетливо, отходил с центра церковной жизни на какой–то второй план. Практическим выявлением этого было то, что люди стали крайне редко причащаться, а Литургия превратилась в назидательно–дидактическое чинопоследование, утратив центральное значение для христианина как реального и постоянного приобщения Христу и участия тем самым в живой жизни Церкви, — что составляет настоящий смысл Литургии. Промыслом Божиим XX век, который с внешней стороны принес Церкви ужасные гонения и бедствия, явился временем евхаристического внутреннего возрождения — когда Евхаристический смысл Церкви вновь занял в сознании христиан подобающее место, вновь стал центром и смыслом церковной жизни. И если сто лет назад считалось нормой и обязанностью причащаться один раз в год, то в наше время мы уже смотрим на это — как на некую нелепость: как может христианин так жить, без своего Бога, без частого приобщения Ему? Однако так было не одно столетие. Здесь — и корень так называемого «богословского пленения», и многих других негативных явлений церковной жизни, на что обращали внимание выдающиеся богословы XX ве–ка.

То же самое можно сказать о таинстве брака. Изначально, в Евангельском учении и своем устроении Св. Церковь содержит вполне определенное понимание брака как благодатного, во Христе, союза мужчины и женщины; но осознание и раскрытие этого понимания стало возможным пожалуй только в XX веке: помянутое выше Евхаристическое возрождение имело своим замечательным последствием осмысление того, что содержалось Церковью больше как непосредственная интуиция.

Здесь проявилось свойство церковной мысли не абстрактно работать, как на Западе, а давать ответ на вызов времени: и когда в XX в. поколебались устои традиционного подхода к семье и браку, Церковь стала в противовес осмыслять свое учение об этом.

Сейчас нам очевидно, что брак не сводится к задаче только деторождения, не представляет собой некий договор, формально–юридически понимаемый; что так наз. «Домострой» в котором ничего не говорится о любви между супругами, но много говорится о страхе, наказаниях и проч., является грубым извращением христианского понятия о браке.

Тот же XX век своими открытиями в области психологии показал нам, что человеческая душа необыкновенно тонка, сложна, что явления души не могут быть объяснены только с примитивно понятых, вычитанных в книгах, суженных, рассудочно понятых аскетических позиций; есть целая область явлений психических, социальных, культурных и т. п., которые, безусловно, должны оцениваться с Евангельской и святоотеческой точки зрения, но которые шире схем, составляемых многими православными, как им думается, «по св. отцам». Учение о браке, которое содержит Церковь, очень глубоко. И давайте постараемся понять, какой смысл вкладывает Церковь в это Таинство.

Прежде всего мы видим одну интересную вещь: еще не было Христовой Церкви, мало того, еще не произошло грехопадения, а брак уже был; еще в Раю сказал Бог первым двум людям, Адаму и Еве: «оставит человек отца своего и мать свою, и прилепится жене своей; и будут одна плоть» (Быт. 2:24); «и благословил их Бог, и сказал им Бог: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею» (Быт. 1:28). Брак есть некое Таинство само по себе: Таинство до Таинств; его смысл — что двое становятся «в плоть едину»; т. е. как бы одним существом. Здесь — какие–то глубины Божий: мы соприкасаемся с основами Творения: человек, как личность, отдельная, самостоятельная, самоценная — наделяется способностью в браке составлять некое надличностное единство — для чего Господь и сотворил человека, так сказать, разным в половом смысле — мужчину и женщину (Быт. 1:27). Таким образом, мы видим, что брак есть естественный по факту творения союз мужчины и женщины. В чем же Церковь видит здесь — не просто благословение Божие, от начала почивающее на этом союзе, — но именно Христово Таинство?

Кратко можно сказать так. После грехопадения жизнь человека раздроблена во всех своих проявлениях, в частности, появилось противопоставление земной жизни — жизни вечной. Мы с вами уже говорили, что одним из спасительных плодов совершенного Господом дела нашего искупления было разрушение средостения между Богом и человеком. В Церкви, в ее Таинствах и вообще в жизни Св. Духа, Который усваивает каждому человеку плоды удомостроенного Христом Господом спасения, в земную жизнь человека входит вечность, Царство Божие, уже пришедшее в силе, и приобщает человека Богу. И брак, который после грехопадения был естественным и благословенным союзом людей, но для земной лишь жизни, — в Церкви приобретает вечное измерение и соотносится с Христом Господом; не просто союз двух людей — но во Христе; не просто для этой, временной жизни — но навсегда, в вечности.

В этом — смысл именно Таинства Брака; и этот смысл достаточно резко противопоставляется ветхозаветному пониманию брака. В Ветхом Завете основной целью брака является деторождение, продолжение рода. В связи с этим Ветхим Заветом допускалось и многоженство, и наложничество, — то есть разнообразные средства, направленные на сохранение рода в земной жизни. Новозаветное понимание брака смещает акцент с деторождения прежде всего на любовь и единство двух людей — мужа и жены, причем, любовь, начинающуюся здесь и простирающуюся в вечность. Любовь эта, имеющая деторождение делом важным и значимым, но неким следствием, — своим центром, началом и главой имеет не продолжение земного рода, но — Христа.

Это позволяет Ап. Павлу сравнивать брак, т. е. союз мужчины и женщины, с союзом Христа и Церкви. «Жены, повинуйтесь своим мужьям, как Господу, потому что муж есть глава жены, как и Христос глава Церкви, и Он же спаситель тела; но, как Церковь повинуется Христу, так и жены своим мужьям во всем. Мужья, любите своих жен, как и Христос возлюбил Церковь и предал Себя за нее… Так должны мужья любить своих жен, как свои тела; любящий свою жену любит самого себя. Ибо никто никогда не имел ненависти к своей плоти, но питает и греет ее, как и Господь Церковь; потому что мы члены Тела Его, от плоти Его и от костей Его. Посему оставит человек отца своего и мать и прилепится к жене свой: и будет двое одна плоть. Тайна сия велика: я говорю по отношению ко Христу и к Церкви. Так каждый из вас да любит свою жену как самого себя; а жена да боится своего мужа» (Еф. 5:22–25, 28–33). «Боится» — не в нашем смысле, а на библейском языке: благоговеет, почитает, любит.

В этом новозаветном тексте выражен христианский смысл брака не просто как естественного соединения мужчины и женщины, но их союза по образу отношений Христа и Церкви, — то есть земной смысл брака, как продолжения рода, становится на подчиненное место, смещается с центра; главным и самым важным становится вечное значение союза двух людей во Христе.

Римское право рассматривало брак прежде всего как договор, влекущий за собой определенные правовые, имущественные и прочие общественные обязанности; слова Ап. Павла «так должны мужья любить своих жен, как свои тела; любящий свою жену любит самого себя» несравненно превышают и эту точку зрения на брак — не договор, как некая земная формальность — а абсолютное единение супругов в любви.

И отсюда можно вывести некое определение, что есть Таинство брака. В нем супругам подается божественная благодать, созидающая их союз неким вышеестественным единением во Христе, по образу союза Христа и Церкви, начинающимся здесь, на земле, и простирающимся в вечность. Христианский брак не исключает ни продолжения рода, ни имущественных и прочих формально–общественных отношений, но это становится в браке не главным.

Главное — что брак из формы земной, и только земной жизни преобразуется в религиозно–творческую жизнь, и задачу. Напомню, что любое Таинство дается человеку как семя для взращивания, для раскрытия его благодатных плодов; так и брак, и может быть — брак особенно, потому что это благодатное семя получает не личность, как в остальных таинствах, а союз двух личностей. Плод, который должен явиться в результате религиозного творчества супругов — Царство Божие, его предначатие на земле; другими словами говоря — любовь. Любовью брак начинается — любовью естественной, взаимной симпатией, притяжением душ и телес; но взращиваться должна любовь Христова, превышающая всякое разумение.

Это действительно — задание, причем на всю жизнь: когда естественные чувства путем взаимных нравственных религиозных усилий с течением времени претворяются в настоящую любовь, когда земная жизнь постепенно проникается начатками Царствия Небесного и становится им уже здесь. Тем самым в браке, с одной стороны, раскрывается благодать Божия, она все больше и больше проникает всю жизнь супругов; с другой — реализуется в полной мере и человечность по образу и подобию Божию. Как Бог являет свою любовь к Церкви и в Церкви, так и супруги получают в Таинстве Брака благодать Божию на уподобление Богу в творческой любви; семья становится домашней Церковью — т. е. единством разных личностей в любви. И на созидание этой домашней Церкви и подается благодать Св. Духа в Таинстве Брака. Именно в этом смысле Св. Писание уподобляет брак Церкви, а Церковь — браку; Царство Божие — брачному пиру и т. д. И в Церкви, и в христианском браке мы созидаем Царство Божие, являем его уже здесь, на земле. Здесь мы видим и глубокие тайны, которых только отчасти можем коснуться; видим и великую мудрость нашего Бога, Который всю, скажем так, школу религиозной жизни, все условия возрастания человека во Христе полагает не где–то на стороне, ради чего нужно все бросать, предпринимать какие–то запредельные усилия и т. п.; а вводит непосредственно в естественную жизнь — в семью. О том, как должна созидаться христианская семья, мы поговорим в следующий раз; а сейчас вернемся собственно к Таинству и его чинопоследованию.

И тут мы также сталкиваемся с интересным явлением: первую тысячу лет Церковь не знала отдельного чинопоследования Таинства брака. Жених и невеста становились супругами через совместное причащение Св. Христовых Тайн на Литургии и благословение Епископа. В этом мы видим как раз тот смысл, который Церковь вкладывает в понятие христианского брака, и о котором мы только что сказали. Формально брак заключало государство — Византия жила законами Римского права; заключение брака государством считалось легитимным и обществом, и Церковью. И этот естественный брак Церковь возвышала до духовного союза не через иное что, но через совместное приобщение Тела и Крови Христовой; тем самым супруги становились не просто «плотью единою» — любой законный брак объединяет людей на этом естественном уровне; но единым существом во Христе, малою Церковью.

Впоследствии, с IX века, начало развиваться отдельное чинопоследование: обручения и венчания. Это было связано, во–первых, с ослаблением собственно евхаристической жизни, о котором мы уже говорили, а во–вторых с тем, что государство в это время передало Церкви функции формальной регистрации браков.

Не будем вдаваться в подробности, скажем лишь, что это привело постепенно к затуманиванию церковного осознания брака как евхаристического созидания малой Церкви, к разрыву брака и Евхаристии. Само современное чинопоследование сохранило явные отсылки к Евхаристии: это и возглас, которым оно начинается — «Благословенно Царство…», и общая чаша, которую испивают супруги — то, что осталось в воспоминании о Евхаристической Чаше; и пение «Отче наш» перед этим, и проч., — но сознание людей по отношению к браку очень формализовалось, смысл брака стал усматриваться прежде всего в легитимизации, т. е. узаконению отношений, — земной смысл брачного союза стал выступать на первый план, заслоняя смысл христианский, собственно церковный; а после отнятия у Церкви регистрирующих функций венчание по большей части вообще скатывается к магизму или формализации (отголоски этого — в церковных спорах о «невенчаном браке»; даже многие пастыри считают его всего лишь блудным сожитием, хотя это противоречит и Ев. учению, и исторической практике Церкви).

К сожалению, венчание сейчас — самое профанируемое Таинство: большинство венчающихся и не думают приступать к Чаше, созидать семью во Христе, воспринимая венчание как формально–магический обряд. Часто это служит людям в суд и осуждение, и вместо того, на что они надеются, приносит обратный плод: Бог поругаем не бывает.

В связи с вышесказанным — что брак во Христе простирается в вечность, и являет собою абсолютное единение супругов, выражением чего являлось в древней Церкви совершение Таинства через совместное прежде всего причащение Св. Тайн, — встает вопрос о второбрачии и о разводах. Евангельский идеал совершенно ясен и отчетлив — брак может быть только один. Господь говорит: «Сотворивший вначале мужчину и женщину сотворил их…, посему оставит человек отца и мать, и прилепится к жене своей, и будут два одного плотью, так что они уже не двое, но одна плоть. Итак, что Бог сочетал, того человек да не разлучает» (Мф. 19:4, 6). И Ап. Павел: «вступившим в брак не я повелеваю, а Господь: жене не разводиться с мужем; если же разведется, то должна оставаться безбрачною, ли примириться с мужем своим, — и мужу не оставлять жены своей» (1 Кор. 7:10, 11). Совершенно ясно, что коль скоро между людьми наличествует это вот единство во Христе, то невозможен развод, и даже смерть не разлучает супругов: оно есть лишь временное расставание. Но — повторю — Евангелие есть идеал: жизнь от идеала далека. Поэтому Церковь допускает второбрачие (и в самом крайнем случае — третий брак), но допускает как немощь, под условием покаяния, — покаяния в том, что земная жизнь, плоть — берет верх над евангельским и церковным чином человеческой жизни.

Что касается разводов, то Церковь не «разрешает» их, а с сожалением всего лишь констатирует, что христианского брака нет, он не состоялся. Господь указал одну причину развода — прелюбодеяние, т. е. нарушение супружеской верности; Церковь принимает еще несколько причин — психическая болезнь, жестокое обращение, и проч. Но все это не причины развода в собственном смысле, а констатация факта, что в данной ситуации брака уже нет, он стал невозможен. В таких случаях под условием покаяния Церковь из снисхождения разрешает второй брак, — если, конечно, ситуация продиктована законными причинами.

Сюда же относится вопрос о смешанных браках. Понятие Церкви о браке как о созидании малой Церкви требует, разумеется, чтобы оба супруга были православными христианами: брак начинается с совместного причащения Св. Тайн, и осуществляется единением во Христе; а это невозможно при разноверии супругов. Конечно, это относится к ситуации, когда мы вступаем в брак, уже будучи христианами, людьми церковными.

Однако часты ситуации, когда брак заключен до того, как кто–либо из супругов обратился ко Христу. Для нашего времени это очень характерно; это было характерно и для времени Апостольского; и Ап. Павел советует, как поступать в этих случаях: «если какой брат имеет жену неверующую, и она согласна жить с ним, то он не должен оставлять ее; и жена, которая имеет мужа неверующего, и он согласен жить с нею, не должна оставлять его; ибо неверующий муж освящается женою верующею, и жена неверующая освящается мужем верующим… Почему ты знаешь, жена, не спасешь ли мужа? Или ты, муж, почему знаешь, не спасешь ли жены?» (1 Кор. 7:12, 16). Поэтому, если брак уже сложился до воцерковления, лучше всеми силами хранить его, стараясь его воцерковить, — здесь бывают многие сложности и обстоятельства, о которых нужно говорить отдельно; но уже православные люди должны, по мысли Церкви, искать себе супруга обязательно единоверного.

Теперь давайте рассмотрим вопрос о плотяной, телесной стороне брака, и затронем в связи с этим очень важную тему целомудрия и его нарушения — блуда. Какое место в браке имеет плотская близость супругов, как к ней относится Церковь? Этот вопрос по некоей сложившейся традиции как–то обходится молчанием; между тем, в пастырской практике бывает необходимо дать именно церковный ответ.

Здесь нужно немного отвлечься, и сказать, что — так сложилось исторически и социокультурно — Церковь, не в своем исконном устроении и учении, а, скажем так, дидактической практике — предлагает нам для подражания монашеский идеал. И устав у нас — монастырский и постная дисциплина — монастырская; и в житиях святых больше подчеркиваются монашеские добродетели; от этого складывается некая идеология, которая идеалы брака, семейные считает чем–то низшим, сравнительно с монашескими.

Можно назвать десятки житий, или святоотеческих назиданий, воспевающих безбрачный аскетический идеал; но не припомню, чтобы с равной силой подчеркивалась благодатная жизнь христиан в браке. От этого мы предпочитаем многие вещи обходить молчанием, пускать на самотек; к числу их принадлежит вопрос телесного общения. Но здесь есть опасность — оставшись без церковного освещения, осмысления, эта сфера человеческой жизни легко поддается разного рода покривлениям; вдобавок, у людей складывается мнение, что Церковь чего–то боится, в частности, этой темы: ставить вопросы и отвечать на них.

С давних пор, под влиянием разного рода неправомыслия (напр., гно–стицизма, манихейства и проч.), имеет место такая точка зрения, что тело и все телесное есть скверна и грех, есть то, чего нужно гнушаться, преодолевать и т. п. Телесное общение супругов, в рамках этой точки зрения, допускается только и исключительно для деторождения, и является почти грехом; в любом случае, явным несовершенством. Это взгляда придерживался, напр, бл. Августин; многие аскетические сочинения как крайность имеют в себе эту точку зрения.

Но этот взгляд совершенно не христианский. В христианстве плоть имеет очень важное значение. Воплотился Бог: Господь Иисус Христос принял на себя все человечество, кроме греха; и тело тоже. Воскресение Христово совершилось вместе с плотью; Господь, воскресши, не сбросил с себя тело, не избавился от него, но приобщил его Своему воскресению; мало того, и вознесся, и сел одесную Отца Он тоже вместе с телом. Нашему телу уготована участь преображения; на Страшном Суде мы предстанем с телами нашими, и вечная наша участь также не исключит наших тел, хотя, конечно, изменятся его свойства: тело станет духовным, по слову Ап. Павла (1 Кор. гл. 15), но — останется телом. И здравый аскетизм говорит об отсечении греха и страстей, об избавлении тела от похоти, о его духовном исцелении, — но не о «преодолении» его. Бог сотворил человека цельным: в этой целостности принимает участие и тело; и брак, который, как и любое церковное действие, охватывает всего человека, всю его жизнь, включает в себя как один из элементов, как проявление любви на телесном уровне, и плотское общение.

Поэтому телесная близость супругов — неотъемлемая, законная и благословенная Богом часть брачной жизни, — причем именно сама по себе, не только понимаемая утилитарно, т. е. лишь для деторождения, — это отдельный вообще вопрос. Вот что пишет об этом Ап. Павел: «жена не властна над своим телом, но муж; равно и муж не властен над своим телом, но жена. Не уклоняйтесь друг от друга, разве по согласию, на время, для упражнения в посте и молитве, а потом опять будьте вместе, чтобы не искушал вас сатана невоздержанием вашим» (1 Кор. 7:4–5). Церковь всегда отстаивала именно этот взгляд на вещи, противопоставляя его лжеаскетической идеологии (Ее пример: некоторые батюшки не одобряют причащение венчающихся (!) под предлогом ожидающей их брачной ночи. Это полное непонимание учения Церкви, в угоду неверно понятым аскетическим взглядам.). 51–е Апостольское правило угрожает отлучением от Церкви тому, кто «удаляется от брака… не ради подвига воздержания, но по причине гнушения, забыв, что Бог, созидая человека, мужа и жену сотвори их, и таким образом, хуля, клевещет на создание Божие» (Ап. 51). «Если кто порицает брак и гнушается женою верною и благочестивою, с мужем своим совокупляющеюся, или порицает оную, как не могущую войти в Царствие Божие, да будет под клятвою» (Гангр.1, 9, 10), — определяет Гангрский собор IV в., принятый Церковью как канонически безусловно авторитетный.

Основы социальной концепции РПЦ — официальный документ нашей Церкви — также подчеркивают, что телесные отношения мужчины и женщины благословены Богом в браке, где они «становятся источником продолжения человеческого рода и выражают целомудренную любовь, полную общность, «единомыслие душ и телес» супругов, о котором Церковь молится в Чине Брачного вещания» (X, 6). Но Церковь всегда имеет в виду, что человек — существо падшее; поэтому чтобы плотские отношения именно выражали на телесном уровне целомудренную любовь, но не превращались в удовлетворение похоти, в Церкви есть дисциплина временного воздержания — посты. Таким образом, можно говорить о некоей норме плотского общения супругов в браке: 1) выражая свою любовь друг другу таким полным, включающим тело образом, 2) придерживаться церковной дисциплины, но и 3) иметь в виду деторождение, как навершающую любовь сторону брака, уподобляющую семью в некоторой степени Богу–Творцу.

Вступление в брак обязательно предполагает, в нормальном порядке вещей, рождение детей; поэтому сознательная установка супругов на их нерождение, ограничение телесной близости лишь получением удовольствия друг от друга является безответственной и греховной. Другое дело, что, как и ко всему, и к этому вопросу нужно подходить с рассуждением.

Очень кратко остановлюсь на вопросе контрацепции, возникающим в связи с этим. В жизни бывают разные обстоятельства и ситуации; по разным, прежде всего социально–экономическим или медицинским причинам, дальнейшее увеличение количества детей может войти в противоречие с возможностью содержания и воспитания уже имеющихся; вместе с тем, воздерживаться друг от друга у супругов нет достаточных духовных сил. Основы Соц. концепции РПЦ дали церковный ответ на эти частые и волнующие многих ситуации: категорически исключая аборты, Церковь указала, что средства, которые не связаны с пресечением уже начавшейся жизни, к аборту ни в какой степени приравнивать нельзя (XII, 3), и в порядке пастырского снисхождения, в ситуациях, когда их применение не продиктовано эгоизмом, нежеланием жертвовать своим покоем, достатком, но вызвано основательными и уважительными причинами, — допускает их, при условии сознания неидеальности с точки зрения Евангелия такого положения вещей. Подчеркну, что речь идет исключительно о взаимоотношениях супругов: это не значит, что «Церковь разрешила контрацепцию вообще», и эта пастырская снисходительность Церкви — а отнюдь не принципиальное и всеобщее одобрение — направлена исключительно на сохранение и укрепление семьи.

И теперь, коль скоро мы заговорили о норме плотских отношений, нужно коснуться темы и попирания этой нормы, темы блуда. Блуд есть смертный грех. Он разлучает человека с Богом, разрушает его душу. Вместе с тем, ни один грех в наше время так не насаждается и не пропагандируется, как блудные грехи в разных их видах; при этом совершенно исчезает само понятие греха. Часто, особенно молодые люди, задают вопрос и искренно недоумевают: что плохого в добрачных связях? Насилия друг над другом не совершаем, вреда никому не делаем? Ведь все сейчас так живут: ведь это естественно. Здесь же — и проблема так наз. «гражданских браков», т. е. не зарегистрированных, не оформленных перед обществом.

Здесь нужно сказать, что на все подобного рода вопросы можно дать только религиозный ответ. Приведу пример: некий молодой человек спросил одного пастыря: все так живут, почему нельзя? Пастырь ответил: это не в традициях Св. Руси, это влияние Запада, и проч. Но это не ответ, это перевод вопроса с религиозных рельсов на иные, подмена. Здесь нужно отвечать не просто — «нельзя»; а почему нельзя? Одна женщина, для которой это был не просто теоретический вопрос, а трагедия человеческой жизни, счастья, — с болью спрашивала: «Я верю в Бога; но мне очень нужно понять, почему я должна делать так, а не иначе, почему Богу угодно, чтобы я делала именно так?» Давайте попробуем ответить на это.

Во–первых, массовость и всеобщность греха не делает его не–грехом; ни духовных, ни прочих последствий греха никакая массовость не отменяет. Во–вторых, не всё естественное хорошо. Церковь никогда не забывает, что естество наше — падшее, повреждено; спасение совершается с понуждением естества, неким насилием над ним. Далее. Из высокого значения человеческого тела, о котором мы сказали выше, вытекает и отношение к хранению его в чистоте. Вот что пишет Ап. Павел. «Разве не знаете, что тела ваши суть члены Христовы? Итак, отниму ли члены у Христа, чтобы сделать их членами блудницы? Да не будет! Или не знаете, что совокупляющийся с блудницею становится одно тело с нею? ибо сказано: два будут одна плоть. А соединяющийся с Господом есть один дух с Господом. Бегайте блуда: всякий грех, какой делает человек, есть вне тела, а блудник грешит против собственного тела. Не знаете ли, что тела ваши суть храм живущего в вас Святого Духа, Которого имеете вы от Бога, и вы не свои? Ибо вы куплены дорогою ценою. Посему прославляйте Бога и в телах ваших, и в душах ваших, которые суть Божий» (1 Кор. 6:15–20).

Видите, какое высокое учение, как велико достоинство тела! Для христианина здесь должно быть все ясно; мы говорили уже с вами, что христианин узнает волю Божию и успокаивается, не доискиваясь особо причин, почему так Бог определил: мы доверяем нашему Богу и веруем, что именно так лучше для нас; поэтому достаточно нам познать: «не обманывайтесь: ни блудницы, ни… прелюбодеи, ни малакии, ни мужеложники… — Царствия Божия не наследуют» (1 Кор. 6:9–10), — и удовлетвориться авторитетом Св. Писания.

Но для большинства людей Св. Писание — пустой звук, литература в лучшем случае; как им объяснить пагубность блуда? Как ответить на такой вопрос: и в браке, и в блуде происходит один и тот же физиологический процесс: однако в браке он является законным и чистым перед Богом, а в блуде — смертным грехом? Почему? Ведь действие одно и то же?

Дело в том, что блуд есть в некотором смысле «антитаинство». Физиологический процесс здесь — только, так сказать, надводная часть айсберга; главное — то, что за ним стоит, то, чему он служит. Суть здесь в том, что этот телесный акт является внешним выражением некоего внутреннего процесса, а именно — слияния душ в единство. Об этом ведь все время говорит Писание: будут два в одну плоть, т. е. в одно существо. При телесной близости совершается единение людей на самом глубинном уровне. Это сродни таинству — под видимым неким актом, событием совершается невидимое действие — единение душ.

И только в браке это единение законно: оно охватывает всецело две человеческие жизни и является выражением любви как полноты не только земной, плотской, но и душевной и духовной жизни.

В блуде ничего этого нет: там только сиюминутный, телесный, похотный план бытия; отсекаются прочие высшие стороны человеческого союза, попирается богоустановленный чин. Это и есть анти–таинство — т. е. совершается единение телес, но под ним — и единение душ также; а души–то к этому не готовы и не хотят и не могут вместить полноты любви. Плотская сторона в любви — лишь одна из граней, часть, на своем месте законная лишь при участии всех других сторон любви — религиозной, прежде всего; ответственности, уважения, преданности друг другу, долге и проч.

Если же этого нет, то соединение мужчины и женщины происходит — уж не говорим, что не во Христе, и даже не в просто естественных границах Богоустановленного чина человеческой жизни, а на самом низком уровне — на уровне единства тела, похоти, физиологии. И это имеет некое мистическое следствие: человек как бы «опрокидывается», из Богоподобного становится животноподобным; разрушается целомудрие, т. е. целостность человеческого существа; как бы повторяется процесс грехопадения — т. е. попирание Богоподобия, раздробление души, потеря целостности.

Блуд и разврат поэтому — непременная принадлежность сатанинских культов, как таинство наоборот, антитаинство, оскорбление Бога и разрушение человека. Поэтому не физиологическое действие как таковое, абстрактно рассматриваемое, осуждается Богом, а невидимые следствия его, то, что происходит в духовном мире. Супруги соединены в одну плоть прежде всего до плотских отношений Таинством брака, причащением Тела и Крови Христовых и благословением Церкви; любовь между ними уже наличествует, объединяя духовный и душевный план бытия двух людей; уже есть ответственность друг за друга. Плотская их близость вторична и всего лишь дополняет на уровне тела уже имеющееся единение душ. Вне же брака плотская связь ставится до всего на первое место, место Христа, и оказывает разрушительное воздействие на незаконно ею соединяемые души.

Вот в чем опасность блуда: он калечит, уродует душу и отводит ее от Бога. Прелюбодеяние, т. е. нарушение супружеской верности, кроме всего вышеназванного, отягчает дело тем, что попирается вечный, уже существующий союз между мужем и женою по образу Христа и Церкви. Противоестественный блуд даже комментировать не надо: в Писании он прямо назван мерзостью пред Господом. Да и любые блудные грехи, даже, скажем так, меньшие, чем упомянутые, есть нарушение целостности, целомудрия, религиозного равновесия человека, и измена Богу, Которому ценна более, чем что другое, чистота души и тела. «Ничто нечистое не войдет в Царство Божие» (Откр.). Поэтому апостольское бегайте блуда в любых его проявлениях, есть необходимейшее и первейшее наше дело: вне целомудрия невозможна духовная христианская церковная жизнь. По этой причине Церковь, будучи вообще крайне снисходительной к немощи человеческой, блудные грехи наказывает строго, не оставляет их без епитемии.

Вот такова попытка дать именно религиозный ответ на вопрос, почему блуд — это плохо. Повторю, что вне религиозного контекста объяснить это почти невозможно. Можно говорить о долге, о хранении чести, о порядочности, но в наши дни все это имеет для людей малую цену: а вот религиозная точка зрения иногда заставляет задуматься.

В следующий раз поговорим о создании семьи и об основных условиях, необходимых для этого.