Глава восемнадцатая

Глава восемнадцатая

С течением времени я возвращался к норме — неизменно пребывая в состоянии повышенного сознания, я выходил из состояния умственного опьянения и переходил в состояние трезвости. Я стал более отчетливо сознавать, что, несмотря на то, что мой психофизиологический аппарат обрел возможность переступать за пределы, ограничивающие умственную деятельность обыкновенного человека, во всех остальных проявлениях я ни чем не превосходил окружающих.

Физически я был столь же подвержен болезням, подвластен процессу старения и уязвим для несчастных случаев, как и любой другой человек. Единственное различие заключалось в том, что изменения в моей ментальной сфере, приблизившие меня к пониманию высоких метафизических материй, столь же отличных от обыденных концепций, как свет от тьмы, оказали сдерживающее воздействие на неустойчивость моего ума. Я ни в коей мере не преодолел биологические ограничения своего организма, никак не повысил его выносливость и физические возможности и не обрел чудесных способностей, дающих мне право бросить вызов законам природы. С другой стороны, мой организм стал более чувствительным.

Я был все тем же человеком (только несколько старше), который в один памятный день сел на пол, чтобы медитировать, и затем пережил встречу со сверхъестественным. Разница заключалась лишь в том, что с тех пор мой мозг настроился на восприятие более тонких вибраций, исходящих из невообразимой сознательной вселенной, окружающей нас, в результате чего у меня развилось более глубокое внутреннее виденье. Не считая перемен в течении жизненной энергии и определенных биологических изменений, я не обладал никакими отличительными чертами. Состояния глубокой погруженности в себя, время от времени приводившие меня к необычным переживаниям, стали постоянной чертой моего существования. Однако я терял связь с ними во время болезни, а также в последующий период восстановления сил.

Трансцендентальные переживания повторялись достаточно часто, и места для сомнений в их подлинности не оставалось. К тому же они совпадали с описанием состояний, переживаемых мистиками и йогами. Нет сомнения в том, что эти переживания были подлинными, разница заключалась лишь в их понимании. Я воспринимал эти проявления не как знак божественного расположения, дарованного мне за особые заслуги и благочестие, а как возможность (которой обладает каждое человеческое существо), перестроив мозг и нервную систему, выйти за существующие пределы ума и достичь нового состояния сознания. Иными словами, я считаю, что это переживание не означает субъективного постижения высшей действительности, а знаменует собой переход на более высокую ступень эволюционной лестницы.

Думаю, что нет оснований приписывать этот феномен непосредственному вмешательству божественной воли, не учитывая физические и духовные законы космоса. Прогресс, достигнутый человеком на протяжении многовекового эволюционного цикла, не может быть случайным, поэтому и возникает мысль, что изменения в человеке невозможны без участия Бога на каждом этапе эволюции. Однако было бы странным предполагать, что сейчас Бог возлюбил человека больше, чем миллион лет назад. И если мы полностью не устраним возможность божественного участия из всей схемы органической эволюции, нам не останется ничего иного, как согласиться с тем, что божественная воля, управляя посредством незримых рычагов законами природы, оказывала воздействие на каждый этап нашего развития. Прыжок, сделанный человеком от примитивного существа, находящегося во власти инстинктов, до мыслящего интеллектуала, был столь же велик, как и переход от состояния обычного смертного до богоподобной сущности. Думаю, что первый обязан вмешательству божественной воли в той же степени, что и последний, и на самом деле эти изменения зависят от еще не изученных космических законов.

Эти законы действуют и в случае внезапных проявлений, возникающих вследствие упорной духовной практики или случающихся спонтанно, а потому воспринимаемых как знак особой божественной милости. Не знаю, благодаря ли природе самих проявлений или тому факту, что я, ведя обычную жизнь главы семьи, не будучи посвященным ни в какие религиозные доктрины, удостоился этой привилегии, но пережив трансцендентальные состояния, я стал приходить к убеждению, что это и есть следующая, высшая фаза сознания, к которой неизбежно придет человечество в своем развитии.

Наученный горьким опытом еще в Джамму, к чему приводит чрезмерное погружение в сверхсознание, я следил за тем, чтобы сдерживать свой ум от активной сверхчувственной деятельности и отвлекать его решением насущных задач. Истощающие ум усилия, необходимые для восприятия сочинений на неизвестном мне языке, являлись непомерно высокой ценой за это чудо. Со временем я обнаружил, что даже поверхностного знания языка достаточно для того, чтобы воспринять отрывки стихотворений, не напрягая память и не утомляя ум. Вскоре фаза восприятия отрывков на неизвестном языке завершилась сама собой очевидно, утомленный мозг пытался оградить себя от возможной опасности. Отрывки же на известных мне языках продолжали поступать, особенно активно в зимние месяцы. Очевидно, мой организм легче переносил напряжение в холодную пору года, чем летом. Однако, независимо от поры года, физическое состояние организма имело решающее значение для сверхчувственной игры моего ума.

Я продолжал видеть свет перед своим внутренним взором и слышать внутреннюю мелодию. При тех или иных разладах физической и психической сфер происходило изменение характера как свечения, так и звука, указывая на то, что в настоящее время между расширившимся сознанием и организмом установилась связь, не менее тесная, чем та, которая существовала до пробуждения Кундалини. Реакция моего организма на болезни и инфекции также изменилась: во-первых, температура повышалась очень незначительно, если повышалась вообще, но пульс заметно частил, во-вторых, я не мог поститься, не опасаясь осложнений. Создавалось впечатление, что запасы горючего, требующегося для того, чтобы долгое время питать вечное пламя, полыхающее в моей голове, были недостаточными и требовали постоянного пополнения. Эта недостаточность либо возникла в результате неправильного поведения в изменившихся условиях, что привело к повреждению нервной системы, либо была вызвана врожденным дефектом какого-то жизненно важного органа, а возможно, объяснялась обеими причинами. Именно поэтому при малейшем расстройстве здоровья я обязан был с особой осторожностью соблюдать режим и диету.

Кроме кризиса, переживаемого в духовной сфере, судьба уготовила мне не менее суровое испытание в делах мирских — моя отставка привела к сокращению доходов примерно вполовину. Я не мог позволить себе искать другие источники дохода, так как мое здоровье было все еще слишком хрупким, и для того, чтобы избежать психического расстройства, я нуждался в свободе и отдыхе. Как раз в это время цены на все товары взлетели, и скромный бюджет нашей семьи не давал возможности свести концы с концами. Я не позволял известиям о нашем плачевном материальном положении просочиться наружу и не стал протягивать руку за помощью. У меня не было ни брата, ни дяди, у которых я мог бы искать поддержки. Моего бедного тестя, всегда относившегося ко мне с большим участием, в 1947 г. застрелили налетчики, а его старший сын попал в плен, и ему пришлось многого натерпеться, прежде чем выйти на свободу. Его младшим братьям хватало своих хлопот по восстановлению разрушенного и разграбленного дома. Обе мои сестры также переживали период экономических трудностей.

Ледяная волна бедности окатила всех, с кем мы состояли в тесной родственной связи, так что на поддержку со стороны нечего было рассчитывать. Но даже если бы все обстояло иначе, я не стал бы просить помощи. Несмотря на все страдания, мы ни словом, ни жестом не намекнули на это посторонним. В результате жестокой инфляции цены на продукты питания возросли многократно в сравнении с довоенными годами. Даже если бы зарплата, которую я прежде получал на службе, была бы удвоена, ее бы не хватило, чтобы сейчас обеспечить нашу небольшую семью всем необходимым. Но мои доходы упали в два раза, а цены выросли в четыре, и я, не имея возможности нормально питаться, находился в крайне нестабильном психическом состоянии.

Эта борьба продолжалась около семи лет. Лишь героизм жены спас мою жизнь. Она продавала свои украшения и, ограничивая себя во всем, покупала продукты, необходимые для поддержания моего здоровья. Я не мог воспрепятствовать этому и оставался лишь безучастным свидетелем ее самопожертвования. Она была единственной, кто знал все о моем состоянии и, не осознавая до конца всей важности происшедшей со мной метаморфозы, шла на любые жертвы, лишь бы избавить меня от физических мучений, вызываемых нарушением режима питания. Не менее чем три раза за этот период я чудом вырвался из когтей смерти, но не из-за капризов могучей энергии, господствующей в моем теле и не из-за сознательной небрежности с моей стороны, а из-за отчаянной бедности и недостатка пищи, который я испытывал, несмотря на все героические усилия жены обеспечить меня продуктами и готовность моих сыновей поделиться со мной своей долей. В такие дни, прикованный к постели недугом, я думал о превратностях судьбы, позволившей мне откинуть покров с величайшей тайны бытия и в то же время заставившей меня страдать из-за отсутствия нескольких лишних монет. Но и в самые мрачные времена во мне, словно одинокая звезда в ночном небе, не угасала вера в то, что я смогу пережить этот кризис и вручить человечеству открытую мной великую тайну, от которой может зависеть его будущее. Именно эта внутренняя сила помогла мне сопротивляться в самой отчаянной ситуации, когда нечего было рассчитывать на помощь со стороны.

Последствия лишений ощущались обычно на протяжении нескольких месяцев, а один раз — почти двух лет. В эти периоды, когда организм лишался запасов жизненной энергии, я терял способность к возвышенным состояниям, а иногда даже страдал от тревожных психических симптомов. Но и во время наибольшего упадка сил светящийся ореол вокруг моей головы не исчезал. Острая реакция моего организма на любой мой промах и особенно на нарушение режима питания была вполне объяснимой. Для того чтобы любая трансформирующая тенденция была эффективна, биологическое функционирование должно быть полноценным, для этого главным и обязательным условием является адекватное питание. Если спортсмен, чтобы добиться хороших результатов, нуждается в регулярном и сбалансированном питании, что говорить о человеке, организм которого полностью охвачен лихорадочной деятельностью? Безусловно, он должен соблюдать строгий режим, чтобы не причинить себе непоправимый вред. К тому же процессы, происходящие в его организме, направлены не на развитие мышц, а на перестройку гораздо более тонкой нервной системы и мозга — происходит постоянная трансформация всех жизненных органов, о механизме которой пока ничего не известно. Человек, с которым все это происходит, пребывает в неведении относительно того, как ему следует себя вести, чтобы не причинить себе вреда, куда более серьезного, чем тот, который грозит атлету при тех же нарушениях режима.

Если бы не забота, которой окружила меня моя мать в детстве и юности, когда вся наша семья испытывала отчаянную нужду, а затем ежедневная, ежеминутная самоотверженная опека жены, сопровождавшая меня на каждом этапе трансформации, мне ни за что бы не удалось пережить эти испытания и я вряд ли смог бы писать сейчас эти строки. Представляя себе, как стал бы действовать я, если бы мы с женой поменялись ролями, я прихожу к выводу, что не смог бы соперничать с ней в выполнении этой тяжкой и продолжительной миссии.

Остается лишь удивляться невероятной изобретательности природы, умудрившейся поселить в слабую и привязанную к земле человеческую плоть могучий дух, способный воспарить к небесным вратам и постучать в них. Подобно маленькому ребенку, впервые покинувшему пределы родного дома и оказавшемуся на берегу океана с катящимися волнами, поочередно бросающему взгляд то на знакомое жилище, то на открывающуюся впереди грандиозную панораму, я ощущал себя потерянным между двух миров — непостижимой и бесконечно прекрасной вселенной внутри меня и огромным, знакомым миром снаружи. Заглядывая вовнутрь, я переживаю полет над пространством и временем в гармонии с сознательным бытием, смеющимся над страхом и смертью, бытием, в сравнении с которым моря и горы, солнце и планеты кажутся всего лишь мелкими осколками, проплывающими на фоне сверкающих небес; тем бытием, которое присутствуя во всем, существует абсолютно отдельно от всего, вызывая изумление и восторг у каждого, кто смог к нему прикоснуться. Но переводя взгляд на внешний мир, я вновь ощущаю себя обыкновенным смертным, ничем не отличающимся от миллионов других людей, населяющих землю — всего лишь обычным человеком, подчиняющимся обстоятельствам.

Единственная значительная перемена, которую я смог обнаружить в себе, — это вновь открывшийся канал сверхчувственного восприятия. И эта перемена произошла не благодаря моим собственным усилиям — я могу назвать ее лишь милостью, дарованной мне в результате постоянного наблюдения за лучистой энергией, обычно дремлющей в каждом человеческом существе. Этот канал высшего восприятия, благодаря которому я могу хоть на миг заглянуть в великолепный, неописуемый мир, к которому действительно принадлежу, — как луч света, проникший в темную комнату и осветивший ее, принадлежит не этой комнате, а пылающему солнцу, находящемуся на расстоянии миллионов миль от нее. Я столь же уверен в реальности этого сверхчувства, как и в реальности известных всем пяти чувств. Собственно, каждый раз, когда я пользуюсь этим сверхчувством, передо мной открывается реальность, гораздо более существенная, чем мир, доступный нашим обычным чувствам, реальность, в сравнении с которой последний кажется не более чем игрой теней. Но не считая этой способности, я такой же человек, как и все, — столь же подвержен болезням, подвластен процессу старения и уязвим для несчастных случаев, как и любой другой.

Думаю, что правдивый, неприкрашенный рассказ о своей жизни, предшествующей неожиданному развитию необыкновенных психических состояний, является достаточно красноречивым свидетельством того, что изначально я был таким же, как все, не лучше и не хуже, не проявляя каких-то особых качеств, обычно приписываемых провидцам. Более того, состояние сознания, которым я обладаю сейчас, не проявилось сразу, а было следствием завершения определенной фазы процесса биологической перестройки, продолжавшейся не менее пятнадцати лет. Этот процесс продолжает развиваться во мне и по сей день, но и по прошествии более чем двадцати пяти лет я не перестаю удивляться волшебству этой таинственной энергии, открывшей мне чудеса бытия. Я наблюдаю эти проявления с тем же чувством восхищения и благоговейного ужаса, что и в первый раз.

Несмотря на существующие представления о том, что духовный рост определяется лишь психическими факторами — отказом от соблазнов, уходом от всего мирского, религиозным рвением, — я пришел к выводу, что человек может перейти на высший уровень сознания благодаря непрерывному биологическому процессу, подобному любой иной жизнедеятельности организма, и ни на одной из стадий этого процесса человеку не следует отказываться от чувств, живущих в его сердце, или пренебрегать потребностями тела. Высшее состояние сознания способно самостоятельно освободиться от рабства чувств, сосуществование с которыми кажется невозможным, если не учитывать всех биологических факторов. Я же могу с уверенностью сказать, что разумный контроль над потребностями вместе с пониманием этого механизма обеспечивает более безопасный и надежный путь духовного развития, чем любое религиозное рвение.

У меня есть все основания полагать, что мистический опыт и трансцендентальное знание может прийти к человеку столь же естественно, как и гениальное озарение, и для этого ему вовсе не обязательно налагать на себя какие-либо ограничения, несвойственные обычному поведению. Если же трансформирующий процесс начался, в результате ли сознательного усилия или самопроизвольно, чистота помыслов и дисциплинированное поведение способны уменьшить сопротивление, которое оказывает организм могучей энергии, преобразующей его. Человек, подвергающийся трансформации, должен выдержать это великое испытание, сохранив ясность ума и все богатство эмоций, чтобы суметь оценить разницу между хрупким человеческим началом и бессмертным духом. Лишь так может быть осознано ни с чем не сравнимое блаженство освобождения, ибо абсолютное существование не знает ни радости, ни страданий.