9. ЦЕЛИ И СРЕДСТВА

9. ЦЕЛИ И СРЕДСТВА

Назначение рыбной блесны —

поймать рыбу,

а когда рыба поймана,

блесна забыта.

Назначение слов —

сообщить идеи.

Когда идеи восприняты,

слова забываются.

Где мне найти человека,

позабывшего слова?

Он — тот,

с кем я хотел бы поговорить.

Это трудно — забыть слова. Они зацепляются за ум. Трудно выбросить прочь сети, потому что не только рыба поймана в нее, рыбак тоже попался. Это одна из величайших проблем. Работа со словами — это игра с огнем, ибо слова становятся столь важны, что значение их уже не играет роли. Символ приобретает такое значение, что содержимое просто теряется; поверхностное гипнотизирует вас, и вы забываете о том, что внутри — о сути.

Это происходит повсюду в мире. Христос — содержимое, а христианство — это просто слово; Будда — значение, содержание, дхаммапада (dhammapada) — всего лишь слово, пустой звук; Кришна — это смысл, суть, Гита — ничто иное, как западня. Но Гиту помнят, а Кришна забыт — или, если вы помните о Кришне, то только в связи с Гитой. Если вы говорите о Христе, то это в разговоре о церквях, о теологии, о Библии, — о словах. Люди многие жизни таскают за собою свои сети, не понимая того, что это только лишь сети, ловушка.

Будда любил рассказывать одну историю:

Несколько человек переправлялись через реку. Река была широкой, опасной, было половодье — это, наверное, был сезон дождей — и они остались целы и невредимы лишь благодаря своей лодке. Они, наверное, были очень, очень разумными, потому что подумали: «Эта лодка спасла нам жизнь, как же мы теперь можем ее бросить? Она — наш спаситель, и было бы черной неблагодарностью оставить ее здесь!» Поэтому они притащили эту лодку на своих плечах в город.

«Что вы делаете? — поинтересовался у них один из удивленных прохожих. — Первый раз вижу, чтобы кто-то притащил в город лодку».

«Нам теперь придется носить эту лодку всю оставшуюся жизнь, — объяснили они, — потому что она спасла нас, и мы не можем быть неблагодарными».

Те вполне разумные на первый взгляд люди были, надо полагать, полными идиотами. Поблагодарите лодку, но оставьте ее там. Не носите ее с собой. Вы таскаете столько разных лодок на своих плечах, что голове на этих плечах места уже не остается, одни только лодки, — и не столько на плечах, сколько в самой голове. Вы загляните внутрь своей головы. Лестницы, лодки, тропы, слова — таково все содержимое вашей головы, вашего ума.

Сосуд, форма, внешность становятся важнее всего, средство, проводник ставятся во главу угла, тело делается самым важным — и вы слепнете. Носитель информации, средство передачи предназначено лишь для передачи вам послания — получите послание, но отбросьте проводник. Посланник был нужен просто, чтобы передать вам знание — усвойте знание, но забудьте о принесшем их. Поблагодарите его, но не усаживайте его себе на плечи.

Магомет не уставал снова и снова, почти каждый день своей жизни, повторять: «Я всего лишь посланник, пайгамбер (paigamber). Не поклоняйтесь мне. Я принес вам послание божественного, и только. Не смотрите на меня, обратите свои лица к божественному, пославшему вам эту весть». Но магометане забыли об источнике. Магомет стал важен, посланник, проводник.

Чжуан Цзы спрашивает:

Где мне найти человека,

позабывшего слова?

Он — тот,

с кем я хотел бы поговорить.

Человек, позабывший слова, он стоит того, чтобы с ним поговорить, ибо ему в глубине его души доступна глубочайшая подлинная суть бытия, все существование сосредоточено в нем. У него есть, что сказать. Безмолвие его полно значения, смысла. Ваш же разговор пуст. Вообще, что вы делаете, когда говорите? Вы никогда ничего не говорите конкретно. Вам не было вручено послание, вам нечего передавать. Ваши слова пусты, они ничего не содержат, ничего не несут. Они — лишь символы. И когда вы их говорите, вы просто выбрасываете наружу свой мусор. Это, возможно, неплохой катарсис (очищение: души, ума, желудка; также: срабатывание кишечника) для вас, но это может оказаться опасным для других. И как вы можете разговаривать с человеком, заполненным словами? Это абсолютно невозможно. Слова не хотят покидать его, они занимают весь его ум. Слова не позволяют к нему пробиться, не пропускают вас. Слов слишком много, и вы не в силах достучаться до него.

Разговаривать с человеком, полным слов, практически невозможно. Он не способен слушать, ведь для того, чтобы слушать, надо молчать, нужно быть восприимчивым. Слова не позволяют этого — слова агрессивны, они не способны к восприятию. Вы можете говорить, но вы не в состоянии слушать, ваш разговор — это разговор безумца. Вы говорите, не понимая, почему вы говорите; вы говорите, не ведая, что вы говорите. Вы продолжаете говорить, — потому что это дает вам своего рода освобождение.

Вы чувствуете себя лучше после того, как вы основательно выговорились. Вам становится легче. Ваше самочувствие улучшается, потому что вы облегчились: ваш разговор — это часть ваших потуг. Он не исходит от вас самих, вы лишь избавляетесь от мешающего вам, он — просто нарушение тишины; это не песнь, в нем нет внутренней красоты. Вот почему, когда вы начинаете говорить, вы только утомляете другого, ему становится просто скучно. Так зачем же он слушает? А он не слушает, он просто ждет того, чтобы, в свою очередь, сделать скучно вам, он просто ожидает подходящего момента, когда он сможет перехватить у вас инициативу, взять дело в свои руки.

Говорят, что как-то раз на собрании выступал один известный политический деятель, любивший поговорить, и он говорил, и говорил, и говорил, и дело уже близилось к полуночи. Постепенно все слушатели стали расходиться, пока в зале не остался только один человек. Тот политик поблагодарил его за внимание и добавил: «Похоже, вы единственный любитель истины, единственный мой настоящий последователь. Я благодарен вам. Несмотря на то, что все остальные покинули нас и несмотря на поздний час, вы нашли в себе силы остаться».

«Не обольщайтесь, — ответил тот человек, — просто я выступаю после вас».

Когда вы слушаете, вы слушаете потому, что вы выступаете следующим. Это дает вам силы вытерпеть болтовню этого человека — это сделка, своего рода торговля. Если вы хотите заставлять скучать других, то вам придется позволить им надоедать вам. Когда вы считаете кого-нибудь скучным, занудой, то вы на самом деле имеете в виду, что этот человек не дает вам возможности выступить после него. Он все продолжает и продолжает говорить, и вам никак не удается отыскать промежуток, чтобы вклиниться со своим выступлением, он не позволяет вам начать досаждать ему. Тот человек кажется вам воплощением занудства, но на самом деле любой набитый словами ум — это сама скука.

Когда вы поймете это?! Почему человек скучен? — потому что остались одни лишь слова, в них нет рыбы, только блесна… бесполезные, бессмысленные, бессодержательные, за ними ничего нет. Это как погремушка, трещотка, просто какой-то шум; никакой мысли они не привносят. Когда появляется смысл, это прекрасно; когда существует содержание, вы растете, вы что-то приобретаете, чему-то учитесь благодаря ему; когда имеется глубокая мысль, когда вы сталкиваетесь с человеком, способным, умеющим мыслить, то это дает вам новый прилив энергии. Это не пустая трата сил и времени, это обучение, это опыт. Редко удается найти человека, который молчалив. Трудно отыскать того, кто способен молчать.

Если вы сумеете найти молчаливого человека и сможете убедить его побеседовать с вами, то вы приобретете очень многое — ибо когда ум не заполнен словами, то сердце начинает говорить с сердцем. Когда все исходит из молчания, когда каждое слово рождается в молчании, оно прекрасно, оно живо, оно чем-то делится с вами. Но когда слово происходит лишь из толпы других слов, оно безумно; и оно может свести с ума и вас.

Маленького пятилетнего мальчика учитель спросил: «Твоя младшая сестренка уже научилась разговаривать?»

«Да, научилась, — ответил мальчик. — Мы теперь учим ее молчать».

В том-то и беда. Вам приходится учить слова, учиться разговаривать, — это часть жизни; а потом вам приходится учиться молчать, учиться тишине, учиться быть безмолвным, бессловесным. Университеты, родители, учителя, — все они учат вас болтовне, учат вас словам; но затем вам приходится искать мастера, который научит вас молчанию.

Один немецкий ученый явился к Рамана Махарши и сказал: «Я пришел очень издалека, чтобы научиться у тебя чему-нибудь».

Рамана рассмеялся. «Тогда ты пришел не туда, — заметил он. — Тебе надо в какой-нибудь университет, к какому-нибудь ученому, знатоку, к какому-нибудь великому пандиту; там ты сможешь научиться. А если ты пришел ко мне, то имей в виду, здесь учиться нечему, мы только разучиваем. Я могу лишь научить тебя, как разучиться, как избавиться от слов, чтобы в тебе родилась пустота. Эта пустота божественна; эта пустота и есть Бог».

Где вы ищите? В словах, в писаниях? Тогда не сегодня-завтра вы станете атеистом. Пандит, ученый — он не может долго оставаться верующим. Запомните, как бы он ни изучал их, что бы он ни отыскал в них — в Библии, и в Гите, и в Коране — ученый не может не стать в один прекрасный день атеистом, потому что это логически вытекающее следствие из привычки к собиранию слов. Рано или поздно у него возникнет вопрос: «А где же Бог?» Ни Библия не способна дать на него ответ, ни Гита. Более того, все Библии, Гиты, Кораны, когда они слишком занимают ваш ум, могут привести к тому, что вы наоборот утратите божественное, ибо все пространство вашего ума заполнится ими… внутри вас слишком много мебели, все слишком заставлено. Богу там не пошевельнуться. Бог, скорее всего, будет просто не в силах наладить с вам контакт, если ваш ум чересчур словесен, чересчур вербален. При этом слушать невозможно, а если вы не в состоянии слушать, то как же вы можете молиться? Нет никаких сил ждать, слова так нетерпеливы, они стучатся в вас, стремясь выбраться наружу.

Я слышал такую историю:

Как-то раз, часа в три утра, Мулла Насреддин позвонил знакомому бармену и спросил его: «Слушай, когда, наконец, откроют бар?»

«Ну ты нашел время задавать такие вопросы, — возмутился бармен. — Ты постоянный посетитель, Насреддин, и ты прекрасно знаешь, что мы открываемся в девять утра. Ложись снова спать и потерпи до девяти», — бросил трубку.

Но минут десять спустя Насреддин позвонил опять и сказал: «Слушай, но мне очень надо. Может быть все-таки можно отпереть бар?»

Тут бармену это уже надоело. «Ты вообще соображаешь, что делаешь? — заорал он в трубку. — Я тебе сказал, ни минутой раньше девяти. И не звони сюда больше», — и снова швырнул трубку на рычаг.

Но через десять минут тот позвонил снова. «Ты что, свихнулся, что ли? — взвыл бармен. — Не будет тебе никакой выпивки до девяти».

«Подожди, не бросай трубку, ты не понимаешь, — разрыдался Насреддин. — Меня заперли в зале, и я не знаю, как отсюда выбраться!»

Если ваш ум перегружен словами, теориями, писаниями, они будут продолжать стучаться: «Выпусти нас, мы хотим выбраться отсюда, мы хотим прозвучать!» А когда ум стремится выбраться наружу, старается проявиться, Бог не может проникнуть в вас. Когда ум хочет выбраться наружу, хочет изрекать, он закрыт для всего, что входит вовнутрь. Он закрыт, это одностороннее движение — двигаться ему навстречу невозможно.

Когда вы проявляете свою агрессию через исходящие от вас слова, ничто не может проникнуть в вас: ни любовь, ни медитация, ни Бог. А все прекрасное — это входящий процесс. Когда вы безмолвны, когда никакие слова не стучатся внутри вас, стремясь выбраться наружу, когда вы пассивны — в этот миг ожидания рождается красота, прекрасное, в этот миг случается любовь, приходит молитва, в этот миг ожидания в вас нисходит Бог. Но если человек слишком предается разговорам, слишком подвержен болтовне, чересчур увлекается словами, — он упустит это все. И в конце у него будет лишь скучная и обширная коллекция слов и теорий, логики, всего что угодно — но ничего стоящего у него не будет, ибо все содержание будет утрачено.

У вас есть сети, есть блесна, но у вас нет рыбы. Если бы вы действительно поймали рыбу, то вы бы сразу же выбросили сети. Кому они тогда нужны? Если вы поднялись по лестнице, то вы сразу же забудете о ней. Кого она заботит? Вы трансцендировали ее, она уже использована.

Поэтому, когда человек действительно узнает что-то, знание забывается. Это и есть то, что мы называем мудростью. Мудрый — это тот, кто оказался способен разучиться от знания. Он просто отбрасывает все несущественное.

Чжуан Цзы говорит:

Где мне найти человека,

позабывшего слова?

Он — тот,

с кем я хотел бы поговорить.

С ним стоит поговорить. Это может оказаться не так-то легко — убедить его поговорить, но даже просто быть поблизости от него, даже просто сидеть с ним рядом — это будет общением, причастием, это будет передачей, будет связью — глубочайшими из всех, какие только возможны. Два сердца сольются, растворившись друг в друге.

Но откуда эта привязанность к словам? — она происходит оттого, что символ представляется вам чем-то реальным. И, если вы повторяете его вновь и вновь, этим повторением вы сами себя гипнотизируете. Начните повторять себе что-нибудь, убеждать себя регулярно в чем-то, и, спустя некоторое время, вы в это поверите, вы забудете, что это всего лишь выдумано вами. Повторение вызовет у вас уверенность, что вы уже давно это знаете и убедились в этом на опыте.

Если вы впервые попадаете в храм, вы полны сомнений, неуверенности. Или в этом храме действительно что-то есть, или это только кажется, то ли Бог есть, то ли нет… Но начните ходить туда каждый день, опять и опять, и продолжайте повторять весь ритуал, все молитвы; и, кто бы вам что ни говорил, продолжайте делать это день за днем, год за годом. И вы позабудете все сомнения, зарождавшиеся в вашем уме первое время. Благодаря беспрерывному повторению это все проникает вглубь вашего ума, и вот вы уже начинаете ощущать, что это — храм, что здесь живет Бог, что это — жилище Бога. Теперь вы переместились в мир иллюзии.

Вот поэтому все религии настаивают на обучении детей с самого раннего возраста, с какого только возможно, — потому что, если не сделать это с самого детства, то потом уже будет весьма непросто обратить людей в столь глупые вещи, как религия, это будет трудно; очень трудно. Психологи утверждают, что любого человека следует подлавливать до семилетнего возраста. Ребенок может быть поставлен в такие условия, что станет индуистом, мусульманином, христианином или чем угодно, — коммунистом, теистом или атеистом; это все без разницы, главное — сцапайте ребенка до семи. До семилетнего возраста ребенок усваивает почти половину всего того, что он вообще выучит за всю свою жизнь.

И эти пятьдесят процентов имеют наибольшее значение, поскольку что они становятся основой. Он выучит еще много после этого, он создаст огромную структуру знаний, но вся эта структура будет покоиться на знании, усвоенном, когда он был ребенком. А в это время — до семи лет — у ребенка еще нет логики, нет аргументативности. Он доверяет, изучает; он верит. Он еще не может сомневаться, потому что он не знает, что существует — вера, и что существует — сомнение.

Когда ребенок рождается, у него еще нет ума, чтобы спорить, чтобы проверять. Он не знает, что такое спор, что такое доводы, аргументация, доказательства. Что бы вы ему ни говорили, для него это представляется истинным, а если вы это еще и повторяете, то ребенок совершенно загипнотизирован. Этим методом все религии всегда эксплуатировали человечество. Ребенку приходится насильно приспосабливаться к клише, к образцу, к системе жизни, и, если этот шаблон достаточно глубоко укоренится, поделать уже будет ничего нельзя. Даже если по прошествии какого-то времени ребенок переменит религию, ничто в нем особо не изменится. Наоборот, его христианство будет очень смахивать на индуизм, в основе своей.

Когда-то, неподалеку от Амазонки, существовало племя каннибалов. Постепенно они съели большую часть своих соплеменников, и под конец их осталось всего сотни две или что-то около того… Они убивали и ели друг друга. Как-то раз туда приехал трудиться миссионер. Но вождь племени разговаривал с ним на чистейшем английском! Миссионер был поражен и воскликнул: «Как! Ты отлично разговариваешь по-английски, да еще и с явным оксфордским акцентом, — и при этом ты людоед?»

«Да, — ответил тот, — я действительно учился в Оксфорде, я многое оттуда вынес. Правда, мы по-прежнему остались людоедами, но теперь я пользуюсь ножом и вилкой. Я научился этому в университете».

Такая вот произошла в нем сильная перемена — правда, не слишком сильная. Обратите индуиста в христианство — и его христианство будет смахивать на индуизм. Обратите христианина в индуизм — в глубине души он останется христианином, потому что вы не можете изменить основу. Вы не в силах снова сделать его ребенком, вы не в состоянии вернуть ему невинность. Момент упущен.

Если эта земля хоть когда-нибудь достигнет истинной религиозности, то тогда мы перестанем учить христианству, индуизму, мусульманству, буддизму — ибо это один из самых тяжких грехов на свете. Мы будем обучать молитве, мы будем обучать медитации, но — никаких сект. Мы не будем учить словам и верам, мы будем обучать жизни и как идти по ней, мы обучать счастью, мы будем обучать экстазу. Мы будем обучать тому, как любоваться деревьями, как танцевать среди деревьев и вместе с ними, как быть более чувствительными, более восприимчивыми, более отзывчивыми, как быть более живыми и как наслаждаться благословениями, что дарует нам Господь… но не словам, не верам, не убеждениям, не философиям, не теологиям. Нет, мы не потащим их в церкви, или в храмы, или в мечети, потому что эти места — это источники развращения, испорченности. Они извратили ум. Мы предоставим обучение детей природе — Природе, которая и есть храм, и есть настоящая церковь.

Мы научим детей любоваться плывущими облаками, восходящим солнцем, луной, заливающей всю ночь своим светом. Мы научим их любить, и мы научим их не мешать любви, медитации, молитве; мы научим их быть открытыми и ранимыми, мы не замкнем их умы. И, конечно, мы научим их словам, но одновременно мы научим их и молчанию, ибо если в основание лягут только слова, то достигнуть молчания станет очень трудно.

Вы приходите ко мне, и ваши проблемы заключаются в том, что в основе вашей лежат слова, а вы теперь пытаетесь медитировать и быть безмолвными — но основа-то эта всегда остается с вами. И, когда вы погружаетесь в тишину, в безмолвие, эта самая основа начинает действовать, функционировать. Поэтому, когда вы пытаетесь медитировать, вы вдруг с изумлением замечаете, что чрезмерно думаете, — даже больше, чем вы ощущаете это обычно. Почему? Что происходит? Когда вы безмолвны, вы погружаетесь в себя и становитесь более чувствительны к внутреннему нонсенсу, противоречию, к внутренней дисгармонии, которые все продолжаются и продолжаются. Когда же вы не находитесь в состоянии медитации, ваше внимание направлено вовне, вы экстравертны; вы увлечены миром и уже не можете слышать внутренний шум, который так все и продолжается. Но ум ваш уже не там.

Этот шум существует непрерывно, вы просто не в состоянии его услышать, вы заняты. Но, когда вы закрываете глаза и обращаете взгляд внутрь себя, вам открывается этот сумасшедший дом. Вы можете чувствовать, и ощущать, и слышать его — и тогда вам делается страшно и вы пугаетесь. Что же случилось? Ведь вы полагали, что путем медитации вы достигнете тишины и молчания! А то, что происходит — это прямо противоположно!

Поначалу того, что вы ожидаете, может и не произойти, поскольку вам в свое время было навязано неверное основание. Все общество, ваши родители, ваши учителя, ваши университеты, вся ваша культура дали вам неверную основу. Вас уже испортили, извратили вашу основу, ваш источник отравлен. В этом-то и проблема — как избавить вас от этой отравы. Это занимает время, и это одна из самых трудных вещей — избавиться от всего, что вы узнали, разучиться.

Чжуан Цзы говорит:

Где мне найти человека,

позабывшего слова?

Он — тот,

с кем я хотел бы поговорить.

Лишь с мудрецом стоит беседовать. Лишь мудреца стоит слушать. Только с мудрецом стоит жить.

Кто же такой мудрец? Пустая лодка — никаких слов внутри, лишь пустое безоблачное небо. Ни звука, ни шума, никого обезумевшего, никакого хаоса внутри, лишь непрерывная гармония, уравновешенность, баланс. Он живет так, как если бы его не было. Он существует так, как если б он отсутствовал. Он движется, но ничто не движется внутри него. Он говорит, но внутренняя тишина сохраняется. Она никогда ничем не тревожима; он пользуется словами, но слова эти — лишь средства передачи: через эти слова он вручает вам нечто, что за пределами слов. Если же вы цепляетесь и хватаетесь за слова, вы все это упускаете.

Когда вы слушаете мудреца, не слушайте самих его слов; они вторичны, они поверхностны, это — лишь внешнее, периферия. Прислушивайтесь в нему, но не прислушивайтесь к его словам. Когда слова достигают вас, просто отложите их в сторону, как поступает путешественник, переплывший через море — он бросает лодку и идет дальше. Оставьте лодку там и свободно шагайте вперед. Если же вы носите эту лодку с собой, вы безумны. Испытывайте к ней благодарность, это нормально, но таскать лодку на себе — это уж слишком.

Сколько лодок вы поддерживаете на своих плечах! Вся ваша жизнь стала неподвижной из-за такой тяжести. Вы не способны летать, вы не можете плавать, ибо вы таскаете такой мертвый груз, и не одну только жизнь — эту жизнь, — но многие жизни. Вы упорно продолжаете собирать все бесполезное, никчемное. Почему так происходит? Должна же быть какая-то причина, иначе никто не стал бы этого делать.

Почему это происходит? Во-первых, вы путаете слово и реальность — вы считаете, что это одно и то же: слово «бог» — это Бог, слово «любовь» и есть любовь; вам кажется, что слово реально. Слово — это не реальность. Нужно отличать, и очень четко отличать, где слово, а где реальность. Слово — всего лишь символ, обозначение, указание на что-то; само по себе оно не реально. Если вы попались в ловушку веры в реальность слов, то, поддавшись гипнозу чьего-нибудь признания в любви, вы в конце концов будете здорово разочарованы. Потому что он или она говорит, что любит вас, и вы начинаете верить в это — ибо слово для вас является реальностью.

Если вы не способны разглядеть реальность за пределами слов, вас ожидают неприятности на каждом шагу на вашем жизненном пути, везде вы будете расстраиваться, поскольку реальность вы подменяете словами.

Многие приходят ко мне и жалуются: «Эта девушка любила меня, она сама так говорила». «Мы с этим мужчиной любили друг друга, а теперь любовь исчезла». Слова обманули их.

Дейл Карнеги советует, даже если вы женаты уже лет двадцать, почаще употреблять те слова, которыми вы пользовались, ухаживая за своей будущей женой — продолжайте произносить их. Каждое утро говорите то же самое, что говорили во время ухаживания. Не забывайте этих слов. Повторяйте каждый день: «Нет никого лучше тебя. Ты самая красивая на свете, и я жить не могу без тебя». Дейл Карнеги рекомендует продолжать говорить это, даже если вы уже давно не испытываете подобных чувств, потому что слова — это и есть ваша реальность. И жена будет обманута, и муж будет обманут, потому что мы живем одними лишь словами, и только ими.

И ничего другого вы не видите, вы не ведаете ничего настоящего, реального. Ну как вы можете контактировать с реальностью? Когда кто-нибудь говорит: «Я тебя люблю», — все, готово! Если кто-то заявляет: «Я ненавижу тебя», — кончено! Да отложите вы слова в сторону и посмотрите вы на человека. Когда кто-нибудь вам говорит: «Я тебя люблю», — ну не запутывайтесь же в словах, отбросьте вы их в сторону. Загляните в самого человека, увидьте его целиком, полностью. И тогда никто и ничто не сможет одурачить вас. Любовь — это такой огонь, что вы не сможете ее не увидеть, вы прикоснетесь к ней и ощутите ее жар, вы сразу поймете, есть она или нет.

Любовь невозможно скрыть. Если она есть, то никакие слова на самом деле не нужны. Когда кто-то действительно любит вас, он никогда не скажет: «Я тебя люблю». Это ни к чему. Любви достаточно ее самой — а купля-продажа ей не нужна. Ей не нужно никого убеждать, уговаривать; она самодостаточна, любовь — огонь. Ничто не огненно более любви, любовь — пламя. Когда во тьме пылает огонь, об этом незачем говорить. Он есть. Его невозможно не увидеть.

Зачем ему реклама? К чему ему пропаганда?

Попытайтесь отделить слова от реальности. В вашей повседневной жизни — когда кто-нибудь говорит: «Я тебя ненавижу», не поддавайтесь словам. Это, скорее всего, просто одномоментная эмоция, это может оказаться секундным раздражением. Не цепляйтесь за слова, это не мерило человеческих отношений, так вы сотворите себе врагов на всю жизнь. Точно так же, как вы легко подружились — из-за слов, — точно так же вы из-за слов станете и врагами. Не следуйте словам, не стремитесь к ним, не оценивайте ими другого, посмотрите на человека, взгляните ему в глаза, почувствуйте его всего, целиком; все эти слова, скорее всего, были лишь случайной эмоцией. В девяноста девяти случаях из ста это именно так. Ему что-то причинило боль, он среагировал и произнес: «Я тебя ненавижу». Обождите несколько минут, не решайте ничего, не постановляйте: «Это — враг». Как только внутренне вы произнесете это, в тот же момент вы будете обмануты уже не только чужими словами, но вы будете обмануты также и своими собственными. Когда вы говорите: «Это враг», то это слово сразу прилипает, вы нацепили его на человека. А назавтра, даже если он совершенно изменится, вы уже будете не готовы или не захотите переменить свое мнение, вы будете носить эту ненависть в себе. Так настойчиво, своим поистине ослиным упрямством, вы создаете себе врага. Враги ваши фальшивы; и друзья ваши фальшивы, ибо слова — это не реальность.

Слова могут только одно: когда вы упорно продолжаете их повторять, они дают вам иллюзию реальности. В своей биографии, Майн Кампф, Адольф Гитлер пишет: «Мне известно лишь одно различие между правдой и ложью — состоящее в том, что ложь, повторенная многократно, и есть правда». Он вынес это из своего опыта, он говорит, что он так и делал — он беспрестанно повторял ложь, и повторял, повторял ее.

Поначалу она выглядела глупой. Он начал говорить, что из-за евреев Германия проиграла первую мировую войну. Это был полнейший абсурд.

Однажды он выступал на митинге и спросил: «Кто виноват в поражении Германии?»

Однажды один человек поднялся и сказал: «Велосипедисты».

Гитлер удивился. «Что?.. Почему?» — переспросил он.

Тот человек ответил: «А почему евреи?» Он был еврей. Почему евреи?

Даже умирая, когда Германия вновь была повержена и полностью разрушена, Гитлер не верил в то, что он побежден из-за Сталина, Черчилля, Рузвельта… Он мог поверить, что проиграл войну из-за того, что его враги оказались сильнее и могущественнее его. Последнее его заявление было все тем же: это был еврейский заговор, евреи боролись в подполье и из-за них немцы были побеждены… И ведь вся Германия поверила ему — один из самых просвещенных народов на земле!

Но как раз интеллигентные-то люди и оказываются глупы, поскольку интеллигентные люди верят в слова. В этом все дело. Немцы, высоко интеллигентный, прекрасно воспитанный народ, произвели на свет величайших профессоров, философов; вся страна была образованна и просвещенна. Как мог такой глупый человек, как Адольф Гитлер, убедить их всех в том, что его доводы логичны?

Но как раз там это и должно было случиться, потому что страна профессоров, интеллигенции, так называемых интеллектуалов всегда помешана на словах. Если вы повторяете, повторяете и повторяете какие-нибудь слова, вдалбливая и вдалбливая их, народ, слушая снова и снова, с каждым разом начинает все больше ощущать, что это и есть истина. Истину вполне можно создать из лжи, если почаще эту ложь повторять. Повторение — это метод обращения лжи в истину. Но как же можно обратить ложь в истину? Такое возможно лишь в воображении. Попробуйте. Начните повторять что-нибудь, и вы вскоре поверите в это. Может, вы все же вовсе не так несчастны, как вам кажется? Просто вы всегда твердили: «Я несчастен, я так несчастен, о! как я несчастен», и повторяли вы это постоянно, — и вот теперь вы, наконец, сами в это поверили и стали несчастны.

Да взгляните же на свое несчастье. Вы что, действительно так несчастны? Вы и вправду в таком аду, какой вы изображаете на своем лице? Да вы задумайтесь хоть на секунду! И в то же мгновение вы перестанете чувствовать себя несчастным, потому что до вас дойдет, что никто просто не может быть так несчастен, как стараетесь быть вы. Это невозможно. Бог такого не допустит! И весь этот ужас — лишь благодаря повторению, самогипнозу.

Французский психолог, Эмиль Коу, вылечил много людей. Его использовал просто обычное повторение, самовнушение, самогипноз. Вы приходили к нему и говорили: «У меня ужасные головные боли, постоянные мигрени, и никакие лекарства не помогают. Я испробовал все „патии“, даже натуропатию, но ничто меня не спасает».

Он отвечал вам, что в лечении нет необходимости, поскольку головной боли у вас на самом деле нет. Вы просто поверили в нее, внушили ее себе. В процессе хождения от одного врача к другому, все они поддерживали в вас веру, что да, головная боль у вас есть — ведь если вы не будете в нее верить, им будет просто-напросто не на что жить. Врачи не могут признаться вам, что у вас нет головной боли. Когда вы приходите к врачу, то, даже если у вас все в полном порядке, он что-нибудь да найдет. Хороший врач что-нибудь да отыщет. Должен отыскать. Он этим существует.

Разговор с Коу мог помочь вам тут же, почти в половине случаев головная боль пропадала от одного только разговора с ним — безо всяких лекарств. И он замечал и узнавал по расслаблению мышц вашего лица, что его трюк сработал и боль прошла. Кроме этого, он давал вам формулу, которую вам нужно было повторять в любое время дня и ночи, когда бы вы ни вспомнили, что существует головная боль. Каждое утро, когда вы просыпались, вы должны были воскликнуть: «Мне становится лучше и лучше с каждым днем». И за две-три недели ваша головная боль полностью исчезала.

Настоящая головная боль так не исчезнет. С самого начала ваша головная боль была рождена словами; с самого начала она была вымышленной; с самого начала вы загипнотизировали себя, внушили себе, что у вас болит голова, а теперь вы занимаетесь тем, что разгипнотизируете себя. Настоящая болезнь исчезнуть не может. Но ваши болезни — девять десятых из них — они нереальны, иллюзорны. Вы создали их словами, на словах. Коу помог тысячам пациентов, Мессмер вылечил тысячи, просто вызывая ощущение, что вы не больны, что вы совершенно здоровы. Это вовсе не доказывает того, что самогипноз излечивает болезни; наоборот, это показывает, что вы достигли столь высокого уровня в искусстве самогипноза, что вы уже в состоянии творить болезни! Вы даже верите в них.

А врачи — ну как они могут вам сказать, что все ваши заболевания ментальны?! Как неуютно и неловко вы себя чувствуете, когда кто-нибудь заявляет вам, что ваша болезнь вами выдумана, что она «от головы»; вам такое очень не понравится, и вы сразу же поменяете врача. Зато, если врач признается вам, что у вас очень опасное, очень серьезное заболевание, вы ощущаете себя совершенно счастливым: ведь такой человек как вы, такой великий, Некто, — да вы просто должны иметь серьезную, большую болезнь! Мелкие заболевания для маленьких людей, обыкновенные болезни для обыкновенной публики. Но когда у вас рак, туберкулез или что-нибудь еще опаснее, вот тогда вы чувствуете себя на голову выше всех, теперь вы стали кем-то значительным. По крайней мере хотя бы в том, что касается болезни, вы необыкновенны.

Молодой врач, выпускник медицинского колледжа, только что получивший диплом врача, возвратился к себе домой. Его отец тоже был врачом — ужасно уставшим от многолетней непрерывной работы… так что он взял отпуск. Он заявил сыну: «Мне нужно отдохнуть хотя бы недельки три, и я еду в горы, а ты на это время возьмешь на себя всю мою практику».

Когда же отец вернулся назад три недели спустя, сын встретил его словами: «Папа, у меня для тебя сюрприз. С заболеванием той пожилой леди, которую ты лечил на протяжении стольких лет и никак не мог вылечить, я полностью справился за три дня».

Отец отвесил сыну затрещину и вскричал: «Ты глупец, идиот, да эта леди оплатила все твое образование и я рассчитывал, что и остальные мои дети еще будут учиться в этом колледже. Ну да, да, ну не было у нее язвы! И я беспокоился в горах, я вспомнил, что забыл тебе запретить заходить к ней без меня, но мне в голову не приходило, что ты настолько глуп… У ней денег куры не клюют, так она богата, и если она хочет иметь болезнь желудка, зачем я буду перечить ей?! Она уже столько лет кормила всю нашу семью!..»

Девяносто процентов всех заболеваний психосоматичны. Их можно вылечить мантрой, они могут быть вылечены внушением, их может вылечить Сатья Саи Баба, ибо раньше всех вы продемонстрировали истинное чудо, создавая их. И теперь уже кто угодно может излечить вас от них.

Непрерывное повторение какого-либо слова рождает действительность, но действительность эта иллюзорна. Это галлюцинация, и вы не в состоянии пробиться к настоящей реальности до тех пор, пока все слова не исчезнут из вашего ума. Даже одно-единственное слово может породить иллюзию. Слова обладают великой силой. Если в уме есть хотя бы одно-единственное слово, то ваш ум уже не пуст. И все, что вы будете видеть, слышать, чувствовать, будет доходить до вас, преломленное через это слово, и слово это будет порождать всю вашу действительность.

Вы должны стать полностью лишенным слов, лишенным мыслей. Вы должны стать просто самим сознанием.

Когда вы являетесь лишь сознанием, лодка ваша пуста и вся действительность открыта, распахнута для вас. Поскольку вы ничего не повторяете, не твердите себе и поскольку вы ничего не выдумываете себе, никаких фантазий, — то вы и не гипнотизируете себя. И только тогда появляется истинное, реальное — оно появляется, открытое навстречу вам.

Чжуан Цзы прав. Он говорит:

Где мне найти человека,

позабывшего слова?

Он — тот,

с кем я хотел бы поговорить.

Назначение рыбной блесны —

поймать рыбу…

Вы совершенно позабыли о предназначении, о цели. Вы набрали такое количество рыбных блесн и вы так о них постоянно беспокоились — что кто-нибудь может их украсть, что они могли сломаться или заржаветь — что вам уже никогда и не вспомнить про рыбу!

Назначение рыбной блесны —

поймать рыбу,

а когда рыба поймана,

блесна забыта.

Если вы не в силах забыть о блесне, то это означает, что рыба все еще не поймана. Помните, что если вас постоянно беспокоят мысли и идеи, касающиеся блесн, это указывает на то, что рыбы у вас все еще нет. Вы уже совершенно позабыли про нее, вы так запутались в этих рыбных блеснах и столько возитесь с ними, что уже влюбились в них!

Однажды у меня был сосед, профессор — человек мира слов. Он купил себе машину. Каждое утро он занимался тем, что тщательно ее мыл. Она всегда была у него как картинка, хоть сейчас на выставку, — он вообще никогда не выезжал на ней на улицу. Многие годы я за ним наблюдал. Каждое утро у него была куча дел: надо было вычистить ее, кое-где подполировать, вытереть пыль, ополоснуть стекла, протереть фары…

Однажды мы с ним ехали в поезде в одном купе, и я между делом спросил его: «А что, у вас машина не в порядке? Я смотрю, вы совсем не ездите на ней. Она у вас всегда стоит на дорожке возле дома».

«Нет, знаете, я влюбился в нее. — рассмеялся он. — Я так сильно ее полюбил, что мне теперь страшно даже подумать: а вдруг, если я поеду на ней куда-нибудь, с ней что-то случится — ну там авария, столкновение, или она поломается… да что угодно может произойти! Мне невыносимо о таком даже помыслить!»

Машина, слово, блесна, — все это средства, но не цель. Вы можете влюбиться в них — и тогда вы навсегда перестаете ими пользоваться.

Я часто останавливался в одном доме. У хозяйка этого дома было сотни три сари, хотя пользовалась она только двумя — другие хранились у нее на всякий случай. Так когда же придет этот самый случай? Насколько мне известно, — а я знал ее пятнадцать лет, — этот всякий случай за это время не наступил ни разу. А чем дальше, тем меньше на это надежды, потому что с каждым днем она стареет; кончится все тем, что она умрет, а те триста сари будут продолжать жить.

Так что же произошло? Она что, влюбилась в сари? Да, можно влюбиться в сари, можно влюбиться в вещи. В человека влюбиться трудно, а в вещь влюбиться легко, потому что вещи мертвы, вы можете манипулировать, управлять ими. Сари никогда не потребуют от вас: «Носи нас! Мы хотим выйти на улицу и поглядеть, что там делается». Та машина никогда не заявит: «Давай-ка води меня, а то мне становится скучно».

С людьми трудно, с людьми такое не проходит. Они будут требовать, они начинают просить, они хотели бы выйти в свет, у них есть свои собственные желания, которые нужно исполнять, и мнения, с которыми нужно считаться… Когда вы влюбляетесь в какого-нибудь человека, постоянно возникают конфликты, и поэтому те, кто поумнее, никогда не влюбляются в людей, они стараются влюбляться в вещи: в дом, в машину, в наряды. С этими всегда легко: они поддаются управлению и вы всегда остаетесь хозяином положения, объект вашей любви никогда не причиняет вам хлопот. Или, если вы все же влюбляетесь в человека, вы немедленно пытаетесь обратить его в вещь, в мертвую вещь. Жена — это мертвая вещь, муж — мертвая вещь, и они терзают друг друга. Но почему же, зачем они причиняют друг другу мучения? Какая польза им от этого? Дело в том, что с помощью мучений вы умертвляете другого настолько, что тот превращается в мертвую вещь, в послушную вещь, поддающуюся манипулированию. Тогда можно не беспокоиться.

Две матроны, матери семейств, разглядывали витрину книжного магазина. "Посмотри, — заметила одна другой, — там есть книга, озаглавленная «Как третировать вашего мужа».

Но другую книга не заинтересовала. Она даже не взглянула в ту сторону. «Мне это ни к чему, — пояснила она. — У меня своя собственная система».

У каждого своя собственная система, как мучить другого, ибо только с помощью или мучения, или прямого физического разрушения, человека можно превратить в послушную вещь.

Однажды Мулла Насреддин ворвался в кофейню, кипя от гнева и возмущения, и поднял шум: «Говорят, здесь кто-то назвал мою жену уродливой старой ведьмой. Кто этот парень?»

Из-за одного из столиков поднялся здоровенный верзила, раза в два пошире и на целую голову выше Насреддина. «Ну я это сказал про твою жену, а в чем дело?»

Глядя на него, Насреддин сразу как-то притих; у него явно возникли кое-какие опасения. Он подошел к столику и сказал: «Спасибо тебе, я, честно говоря, и сам это знаю, но все никак не могу набраться смелости сказать это вслух. Ты сделал это, ты храбрый человек».

Что же происходит во взаимоотношениях? Почему они всегда оборачиваются мерзкой, уродливой стороной? Почему так тяжело, практически невозможно любить? Почему все становится отравленным, наполняется ядом? …Потому что ум всегда счастлив получить возможность манипулировать вещами, ведь вещи никогда не бунтуют: они всегда послушны, они не пререкаются. Человек же — живой, и вы никогда не можете предугадать, что он собирается делать, что он выкинет в следующую минуту. Но тогда вы не можете им управлять… и его свобода оборачивается для вас проблемой.

Любовь становится проблемой потому, что вы не желаете позволить другому быть свободным. И запомните это: если вы действительно любите, то настоящая любовь возможна только тогда, когда вы даете другому полную свободу оставаться самим или самою собой. Но при этом вы не можете владеть, тогда вы не в состоянии предугадать или предвидеть, тогда вы не сможете быть в безопасности, тогда все у вас будет происходить от случая к случаю, независимо от вашего желания. А ум хочет планировать, он хочет быть в целости и сохранности.

Ум желает, чтобы жизнь ваша проходила в колее, в заранее установленных рамках, потому что ум — это самая мертвая вещь в вас. Это все равно как если бы вы были рекой, и часть реки превратилась в айсберг. Ваш ум — это айсберг, он — замерзшая, застывшая ваша часть, и он стремится и остального вас заморозить целиком настолько, чтобы потом можно было уже ничего не бояться. Когда возникает что-то новое, возникает страх, опасения — а со старым бояться нечего. Ум всегда счастлив со старым.

Именно поэтому ум всегда ортодоксален, никогда не революционен, всегда стремится к старому и не приемлет ничего нового. Не существовало еще ума, который можно было бы назвать революционным. Ум вообще не может быть революционным. Будда революционен, Чжуан Цзы революционен — потому что у них нет умов. Ленин не революционен; и Сталин абсолютно нет. Они и не могут таковыми быть. Обладая умом, ну как вы можете быть революционны? Ум всегда ортодоксален, ум всегда конформичен, потому что ум — это ваша мертвая, отмершая часть. Поймите это.

В вас существует множество мертвых частей, которые ваше тело просто выбрасывает. Ваши волосы мертвы, и поэтому вы легко можете их стричь, не испытывая при этом боли. Ваши ногти мертвы, поэтому вы можете легко обрезать их, не причиняя себе ни боли, ни вреда. Тело продолжает выбрасывать их прочь. Сознанию тоже необходимо выбросить множество вещей, в противном случае они начнут накапливаться. Ум — это такая же мертвая часть, как и волосы. И это символично. То, что Будда велел своим ученикам обрить головы, это просто символ: так же, как вы наголо сбриваете волосы, также вы обриваете и внутреннюю голову, ваше сознание, полностью сбривая с него ум.

И то, и другое: и волосы, и ум — мертвы, не таскайте их на себе. Это будет прекрасно! Следите, чтобы отмершие частицы не накапливались в вас. Что такое ум? Ваш прошлый опыт, то, чему вы научились, все, что было. Ум никогда не в настоящем — как он может туда попасть? В «здесь и сейчас» ума быть не может.

Если вы просто смотрите на меня, где ваш ум? Если вы просто сидите здесь и слушаете меня, где ум? Вот когда вы начинаете спорить, ум появляется; если вы начинаете судить, осуждать, рассуждать — то немедленно появляется ум. А как вы рассуждаете, оцениваете, считаете, составляете мнение, делаете выводы? Вы привносите прошлое в настоящее, прошлое становится судьей, мерилом настоящего. Как вы спорите? Вы вытаскиваете прошлое в качестве аргумента, но как только вы хватаетесь за прошлое, тут же появляется ум.

Ум — это мертвая ваша часть, это экскремент. И как есть люди, страдающие запорами, — а люди эти испытывают очень сильные мучения, — точно так же существуют и умственные запоры, — этакое накопление экскрементов. Вы же никогда не избавляетесь от них, не выбрасываете их наружу. В ваш ум все только входит; но никогда ничего из него не выходит, вы его совершенно не чистите, не освобождаете, не выкидываете из него мусора.

Медитация — это выбрасывание ума наружу, это освобождение себя от ноши. Не нужно носить с собой все свои экскременты, иначе вы будете все тупеть и тупеть. Вот поэтому у ребенка свежий ясный ум — в нем еще ничего не накоплено. И иногда дети могут говорить такие вещи, которые не под силу сформулировать и высказать всем вашим философам. Они часто видят и проникают в действительность, которую эти ваши умные образованные люди попросту упускают. Дети очень, очень проницательны. Они обладают ясностью ума, их взгляд свеж, их взор не зашорен, их глаза не застланы ничем и широко открыты. А мудрец — он вновь становится ребенком. Он опустошил свою лодку, он избавил себя от всего ненужного груза. Он выбросил все экскременты, у него больше не бывает запоров. Его сознание — это сплошной непрерывный поток, и в нем нет замерзших и застывших частей.

Назначение рыбной блесны —

поймать рыбу,

а когда рыба поймана,

блесна забыта.

Назначение слов —

сообщить идеи.

Когда идеи восприняты,

слова забываются.

Если вы действительно понимаете меня, то вы не сможете вспомнить, что я сказал. Вы поймаете рыбу, а блесны бросите. Вы просто станете тем, что я говорил, но помнить то, что я сказал, вы не будете. Вы пройдете через это, изменитесь этим, но от этого вы не станете более учеными. Благодаря этому вы лишь опустеете, станете менее заполнены; вы уйдете от меня освеженными, избавленными от слов, а не отягощенными ими.

И не старайтесь, не пытайтесь собирать то, что я говорю, потому что что бы вы там ни насобирали, это будет чушью. Собирать, копить — это глупость, это ложь: не накапливайте, не набивайте моими словами ваши шкатулки с драгоценностями. Слова — это экскременты, они вообще ничего не стоят. Выбросьте их подальше, и тогда у вас останется смысл, но смысл никогда не нужно, да и невозможно, запоминать; он никогда не превратится в часть памяти, он становится частью вас самих целиком. Вам приходится запоминать, помнить и вспоминать что-нибудь только тогда, когда это — часть памяти, точнее — интеллекта. Вам никогда не нужно помнить то, что действительно с вами произошло. Если это происходит с вами, оно просто есть — что за необходимость помнить? Не повторяйте, не возвращайтесь к этому вновь и вновь, потому что повторение создаст у вас фальшивое представление.

Прислушивайтесь, но не к словам — совсем рядом со словами вам дается бессловесное. Не фокусируйте ваше внимание на словах, но посматривайте слегка и по сторонам, на то, что с краю, чуть-чуть отводите взгляд, потому что настоящее дается именно там. Не слушайте то, что я говорю, слушайте меня! Я тоже здесь, здесь не только слова. И как только вы услышите меня, все эти слова позабудутся.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.