Что связывает идею бунтаря с твоим видением Зорбы-Будды?

Что связывает идею бунтаря с твоим видением Зорбы-Будды?

Это одно и то же. До сих пор человечество верило или в реальность души и иллюзорность материи, или в реальность материи и иллюзорность души.

Можно разделить человечество прошлого на спиритуалистов и материалистов. Но никто не сделал себе труда увидеть реальность человека. Человек — то и другое вместе. Он не одна только духовность — не только сознание — и не одна только материя. Он — бесконечная гармония между материей и сознанием.

Или, может быть, материя и сознание — не две разные вещи, но лишь два аспекта одной реальность: материя есть внешняя часть сознания, а сознание — внутренняя часть материи. Но во всем прошлом не нашлось ни одного философа, святого или религиозного мистика, чтобы заявить об этом единстве; все они были за то, чтобы делить человека на части, называть одну его сторону реальной, а другую — иллюзорной. Это создало на всей Земле атмосферу шизофрении.

Нельзя жить только как тело. Именно это имеет в виду Иисус, когда говорит: «Не хлебом единым жив человек», — но это лишь половина истины. Нельзя жить и только как сознание: нельзя жить и без хлеба. В вашем существе есть два измерения, и оба эти измерения должны осуществиться, получить равные возможности для роста. Но прошлое было или за первое в ущерб второму, или за второе в ущерб первому.

Человек никогда не принимался как целое. Это породило страдание, внутреннюю боль и величайшую темноту; ночь длиной в тысячи лет, которая кажется бесконечной. Если вы прислушиваетесь к телу, вы осуждаете себя; если вы не прислушиваетесь к телу, вы страдаете — от голода, от бедности, от жажды. Если вы станете прислушиваться только к сознанию, ваш рост будет однобоким: сознание будет расти, но тело пострадает, и равновесие будет утрачено. А в равновесии — ваше здоровье, в равновесии — ваша целостность, в равновесии — ваша радость, ваша песня, ваш танец.

Запад выбрал только тело и стал совершенно глух ко всему, что касается реальности сознания. Результатом этого стала великая наука, высокий уровень технологии; процветание общества, богатство в сфере повседневного, обыденного. Но среди всего этого богатства бедный человек остался без души, совершенно потерял себя — он не знает, кто он, он не знает, почему он существует, он почти что чувствует себя ошибкой природы, уродством природы.

Если сознание не растет вместе с богатством материального мира, тело — материя — становится слишком тяжелым, а душа становится слишком слабой. Вы слишком обременены собственными изобретениями, собственными открытиями. Вместо того, чтобы сделать вашу жизнь красивой, они делают жизнь такой, что вся интеллигенция Запада чувствует, что жизнь не стоит труда.

Восток выбрал сознание и осудил материю и все материальное, включая тело, назвав майей, иллюзией, миражом в пустыне, который только кажется настоящим, но не содержит в себе ничего реального. Восток создал Гаутаму Будду, Махавиру, Патанджали, Кабира, Фарида, Райдаса — плеяду людей высокого сознания, высокой осознанности. Но помимо этого он создал миллионы людей неимущих, бедствующих, голодных, умирающих, как собаки, у которых нет еды, у которых нет чистой воды, у которых нет одежды, у которых нет крова.

Странная ситуация… На Западе каждые полгода молочные продукты и другие продукты питания стоимостью в биллионы и биллионы долларов топят в океане, потому что они перенасыщают рынок — чтобы не перегружать склады, избежать снижения цен и таким образом защитить экономическую структуру. С одной стороны, в Эфиопии каждый день умирает тысяча голодающих, и в то же самое время общеевропейский рынок уничтожает столько продуктов питания, что само это уничтожение обходится в миллионы долларов. И это не стоимость самих продуктов; это только стоимость того, чтобы привезти их к океану и выбросить. Кто ответствен за эту ситуацию?

Самый богатый человек Запада ищет свою душу и находит, что он пуст, что в нем нет любви — только сексуальность; что в нем нет молитвы — только пустые слова, которые он зазубрил в воскресной школе и повторяет, как попугай. В нем нет религиозности, нет сочувствия к другим человеческим существам, нет почтения к жизни — к птицам, к деревьям, к животным — разрушать так легко.

Хиросимы и Нагасаки не случилось бы, если бы человек не считался только материей. Не было бы гонки вооружений, если бы человек считался тайным вместилищем Бога, скрытым великолепием, — которое следует не разрушить, по открыть; не разрушить, но вынести на свет, — храмом Бога. Но если в человеке нет ничего, кроме материи, химии, физики, покрытого кожей скелета, значит, со смертью умирает всё, ничего не остается. Как раз поэтому становится возможным, чтобы какой-нибудь Адольф Гитлер беспрепятственно убил шесть миллионов человек. Если все эти люди — только материя, можно даже ни о чем не задумываться.

Запад потерял свою душу, свой внутренний мир. Окружаемый бессмысленностью, скукой, тоской, он не находит себя. Весь успех науки становится бесполезным, — потому что его дом полон, и в нем есть всё, но недостает хозяина.

Здесь, на Востоке, хозяин жив, но его дом пуст и гол. Трудно радоваться, когда желудок голоден, когда тело нездорово, когда со всех сторон окружает смерть; медитировать невозможно. Поэтому — без всякой надобности — мы были на проигравшей стороне.

Все наши святые, равно как и все наши философы, и духовные, и материалистические, ответственны за это величайшее преступление против человечества.

Единственный выход — Зорба-Будда. Это синтез материи и души. Это декларация того, что между материей и сознанием нет противоречия, и что мы можем быть богаты с обеих сторон. Мы можем получить все, что может дать мир, что может произвести наука и технология, и одновременно все то, что находят в своем внутреннем существе Будда, Кабир, Нанак — цветы экстаза, аромат божественности, крылья беспредельной свободы.

Зорба-Будда — новый человек, бунтарь.

Его бунт состоит в разрушении человеческой раздвоенности, человеческой расщепленности — в разрушении противоположной материализму духовности и противоположного духовности материализма.

Это манифест единства тела и души: декларация того, что существование исполнено духовности, и даже горы в нем живы, и даже деревья в нем чувствительны; декларация того, что существование содержит одно и другое — или, может быть, это только одна энергия, выражающая себя двояко — в материи и в сознании. Когда энергия очищена, она выражает себя в сознании; когда же энергия грубая, неочищенная, сырая, она представляется как материя. Но все существование есть не что иное как энергетическое поле.

Это мой опыт, не философия. И этот опыт подтверждается современной физикой и последними исследованиями: существование есть энергия.

Мы можем открыть человеку оба мира одновременно. Ему не придется ни отрекаться от этого мира, чтобы получить мир иной, ни пренебрегать миром иным, чтобы наслаждаться жизнью в этом мире. По сути дела, иметь только один мир, будучи способным иметь оба, — значит напрасно обрекать себя на бедность.

Зорба-Будда — самая богатая из возможностей. Он сможет прожить свою природу в самой полной мере, он будет воспевать эту землю. Он будет верен земле, но не предаст и небо. Он возьмет себе все, что может дать земля: все ее цветы, все ее удовольствия, — но возьмет и все звезды неба. Он сделает все существование своим домом.

Человек прошлого был беден, потому что разделял существование надвое. Новый человек, бунтарь, Зорба-Будда, примет весь мир целиком и сделает своим домом. Все, что есть в мире, есть для нас, и мы должны взять от него что только возможно — без всякой вины, без всякого противоречия, без всякого выбора. Не выбирая, наслаждайтесь всем, что может дать материя, и радуйтесь всему, что может дать сознание.

Будьте Зорбой, но не останавливайтесь на этом.

Идите дальше и приближайтесь к тому, чтобы быть Буддой.

Половина — Зорба, половина — Будда.

Есть древняя история. В лесу, неподалеку от города, жили двое нищих. Естественно, они враждовали друг с другом, как всякие профессионалы, — как враждовали бы два доктора, два профессора, двое святых. Один был слепой, другой хромой, и оба они жаждали первенства; целыми днями они боролись за первенство в городе.

Но однажды ночью их лачуги загорелись, потому что в лесу был пожар. Слепой мог убежать, но он не знал, куда бежать, не видел, с какой стороны угрожает огонь. Хромой видел, что спастись из огня еще возможно, но не мог убежать. Пожар надвигался слишком быстро, и глаза хромого видели только смерть.

Оба они поняли, что нужны друг другу. Хромой внезапно осознал: «Этот, другой, может бегать, слепые могут бегать; а у меня есть глаза». Они забыли о своем соперничестве. В такой критический момент, когда каждому из них грозила неминуемая смерть, им ничего не оставалось, как забыть о своей глупой вражде.

Они создали величайший синтез; они договорились, что слепой понесет хромого на плечах, и они станут действовать как один человек — хромой видел, слепой бежал. Они спасли друг другу жизнь. И от того, что они спасли друг друга, они стали друзьями; впервые они перестали бороться.

Зорба слеп — он не видит глазами, но он может танцевать, петь, радоваться. Будда может видеть — но и только. Он — сами глаза, воплощенная ясность и восприимчивость, но он не способен танцевать; его увечье в том, что он не способен петь, радоваться.

Время пришло. Мир охвачен пожаром; каждая жизнь в опасности. Встреча Зорбы и Будды может спасти все человечество. Их встреча — единственная надежда.

Будда привнесет свое сознание, ясность, видение запредельного, видение того, что почти невидимо. Зорба сможет обогатить видение Будды цельностью своего существа — чтобы оно не оставалось только сухим видением, но стало танцующим, радостным, экстатичным образом жизни.

Посол Шри-Ланки написал мне письмо, в котором говорит, что я должен прекратить употреблять выражение «Зорба-Будда»… потому что Шри-Ланка — буддистская страна, и, говорит он, «наши религиозные чувства ранит это странное смешение двух таких разных людей, Зорбы и Будды».

Я написал ему: «Может быть, вы не понимаете, что Будда не является ничьей личной собственностью, и словом „будда“ необязательно называется тот Гаутама Будда, которому вы поклоняетесь в своих храмах много тысяч лет. „Будда“ просто значит „пробужденный“. Это прилагательное; это не имя собственное. Иисуса можно назвать буддой; Махавиру называли в джайнских писаниях буддой; Лао-цзы можно назвать буддой — любой, кто пробужден, будда. Слово „будда“ просто значит „пробужденный“.

Но пробуждение не является ничьей собственностью; каждый, кто может спать, может также и проснуться. Это естественный и логичный вывод — если вы способны спать, вы способны проснуться. Зорба спит; поэтому у него есть способность проснуться. Поэтому, пожалуйста, не сердитесь понапрасну и не пишите гневных писем. Я говорю не о Гаутаме Будде; я говорю о чистом качестве пробуждения. Я употребляю эти слова только в символическом смысле.

„Зорба-Будда“ — это просто новое название нового человеческого существа, новое название новой эпохи, новое название нового начала».

Он мне не ответил. Даже люди, занимающие дипломатические посты, так бесконечно невежественны, так недалёки. Он думает, что написал мне очень многозначительное письмо, — тогда как не понимает даже, что значит «Будда». Слово «Будда» не было именем Гаутамы. Его звали Гаутама Сиддхартха. Его не звали Буддой; от родителей он получил имя Гаутама Сиддхартха. Его имя было Сиддхартха, фамилия — Гаутама. Его стали называть Буддой, потому что он пробудился; во всем остальном он был ничем не лучше Зорбы. Любого, кто не проснулся, можно назвать Зорбой.

Зорба — это вымышленный персонаж; человек, который верил в удовольствия тела, в удовольствия чувств. Он в полной мере наслаждался жизнью, не заботясь о том, что случится с ним в следующей жизни, и попадет ли он в рай или в ад. Он был бедным слугой; его господин был очень богатым, но очень серьезным, безрадостным… совсем как англичанин!

Однажды в ночь полнолуния… Я никогда не забуду, что он сказал своему господину. Зорба был в своей хижине. Он вышел из дому с гитарой в руках — ему захотелось потанцевать на берегу — и пригласил господина. Он сказал: «Господин, у тебя есть только один недостаток: ты слишком много думаешь. Брось все и пойдем со мной! Сейчас не время думать; в небе полная луна, и весь океан танцует. Не оставляй этот зов без ответа».

Он потащил господина за руку. Господин не хотел с ним идти, потому что Зорба был совершенно сумасшедший, он танцевал на берегу каждую ночь! Господин был смущен… а что, если кто-нибудь увидит его танцующим с Зорбой? Ведь Зорба звал господина не просто постоять рядом; он звал его танцевать!

Видя ночь полнолуния и танцующий океан, и волны, и Зорбу, поющего под гитару, внезапно господин почувствовал в ногах энергию, которой никогда не чувствовал раньше. Поддавшись примеру и уговорам, в конце концов он тоже стал танцевать. Поначалу он озирался по сторонам — но среди ночи на берегу никого нет. Тогда он забыл обо всем на свете и стал танцевать. Он слился с танцем Зорбы, с танцем океана, с танцем луны. Все исчезло. Все стало только танцем.

Зорба — это вымышленный персонаж; Будда — это прилагательное, обозначающее всякого, кто покидает сон и пробуждается. Никакому буддисту тут не на что обидеться.

Будде нужна энергия, чтобы танцевать; Зорбе нужны глаза, чтобы смотреть за пределы небес и видеть далекое предназначение существования и эволюции.

Бунтарь моего видения — не кто иной как Зорба-Будда.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.