Глава 11

Глава 11

— Говоря о кирпичиках модели мира, — сказала Лин, — Спокойные подразумевают нечто, в большей мере поддающееся осмыслению и осознанию на интуитивном уровне, познающееся через медитации, относящиеся к упражнениям нити жизни.

Однако прежде чем переходить к интуитивному осознанию этого понятия, надо попытаться дать ему словесное описание, если и не совсем точное, то хотя бы достаточно приближенное.

Итак, каждый кирпичик, заложенный в здание твоей модели мира — это конгломерат, состоящий из установок, убеждений, вынесенных на основе какого-то прошлого опыта, и условных рефлексов, вызывающих к жизни специфические впечатления и чувства в ситуациях, чем-то напоминающих опыт, на основе которого сформировался данный кирпичик. В него же входят записанные и закрепленные в подсознании чувства, ощущения, воспоминания, личная подсознательная интерпретация заложенного в его основание опыта, произведенная на базе ранее сформированных кирпичиков модели мира, и многое другое.

Кирпичик модели мира можно сравнить с детским конструктором из разноцветных одинаковой формы пластмассовых частей, которые соединяются друг с другом и из которых можно создавать всевозможные формы. В руках одного ребенка эта игрушка превращается в красивую гармоничную конструкцию с удачно сочетающимися цветами ее деталей, а творение другого ребенка вполне может выглядеть монстром формы и цвета.

Подсознание человека закладывает кирпичики в основание его модели мира с самого его рождения, и чем удачнее получаются первые кирпичики, тем больше шансов, что и последующие, формирующиеся во многом не только на конкретном опыте, но и на всем предыдущем здании, тоже окажутся достаточно гармоничными и устойчивыми.

Кирпичик каждого опыта создается в первую очередь концентрацией внимания на каких-то частях этого опыта, а концентрация внимания достигается за счет обостренности чувств и впечатлений.

Вспомни о своем опыте с Таней. Сосредоточься на нем. В твоих воспоминаниях наиболее ярким будет именно то, что в наибольшей степени привлекло твое внимание. Расскажи мне о своих чувствах и вообще, обо всем, что ты вспомнишь.

После кошмаров предыдущей ночи вернуться к воспоминаниям о Тане оказалось слишком легко. Я прикрыл глаза и погрузился в медитацию воспоминаний. Прошлое вновь захлестнуло меня.

Я ощущал прикосновения ее тела, словно она вновь обнимала меня, и свое собственное смущение и неловкость от отсутствия опыта в подобных ситуациях и своей неподобающей мужчине нерешительности. Мое тело вновь откликалось на присутствие женщины первыми яркими и сильными, но слишком непривычными реакциями, и к радости и возбуждению от общения примешивался страх совершить ошибку, сделать что-то не так.

Я видел смутные обрывки проплывающих перед глазами картин — смеющееся Танино лицо, когда она целует меня, забавляясь над моим смущением, слышал ее смех и какие-то милые забавные фразы, которыми она поддразнивала меня, подшучивая над моей неопытностью, столь неподходящей парню моего роста и сложения.

С каждой новой встречей моя уверенность в себе росла, и вместе с ней росла моя привязанность к Тане. Я уже успел изучить реакции своего тела, больше не удивлялся им и перестал чувствовать смущение.

Избавившись от поглощенности собственными ощущениями, я уже мог обращать больше внимания на Таню, изучая ее, привыкая к ней, начиная ее понимать и доверять ей. Рядом с ней я взрослел на глазах, уже почти без страха готовясь к тому, чтобы впервые познать любимую женщину и из мальчишки превратиться в мужчину.

Потом я вспомнил, как ждал ее у сарая, постепенно приходя к выводу, что она не придет. Уверенный в ней, я решил тогда, что что-то случилось, что-то, что помешало нашему свиданию. Дни шли, а Таня не объявлялась. Я уже понял, что она больше не позвонит, и боль разочарования была почти нестерпимой. Моя первая женщина меня обманула, и я не понимал, зачем ей это было нужно.

— Почувствуй кирпичик, построенный на этом опыте, — услышал я голос Лин. — Он некое целостное образование, хранящееся в твоей душе, но о существовании которого ты никогда раньше не отдавал себе отчета. Сейчас ты должен осознать его в медитации и понять, из чего соткана его структура.

Я сосредоточился, переводя медитацию воспоминаний в медитацию осознания. Таня отступила на задний план, и где-то внутри меня начал формироваться тяжелый, увеличивающийся в размерах шар. Этот шар казался живым и независимым от меня и моего сознания. Он существовал сам по себе, и под его замкнутой оболочкой угадывалась какая-то напряженная жизнь, напряженное движение. В нем были заключены чувства и мысли, видения и звуки.

Шар словно хотел передать мне что-то, сообщить нечто очень важное, и мне казалось, что в нем заключено некое откровение, близкое к озарению, которое вот-вот откроет мне великую истину, и в то же время что-то во мне сопротивлялось, не желая знать того, что мог сообщить мне шар. Я погрузился во внутреннюю борьбу, и, видимо, это отразилось на моем лице.

Я почувствовал, как рука Лин мягко легла мне на плечо. — Не отвергай эту часть себя, — сказала она. — Даже если ты узнаешь то, что тебе неприятно, это не имеет значения. Достаточно лишь отключиться от чувств и стать чистым сознанием, чтобы то, что происходит, перестало тебя волновать. Этот кирпичик — не ты, а всего лишь неправильно интерпретированная и интегрированная в твою личность часть травмирующего опыта. Нет смысла бороться с ней, отрицая ее. Так она никуда не исчезнет.

Воин жизни осознает и признает деформированные кирпичики своей личности, а потом он избавляется от деформации, перестраивая их в позитивные и жизнеутверждающие единицы осознания.

Войди внутрь того, что ты не хочешь признать, и о чем ты не хочешь вспоминать. Будь только осознанием, наблюдающим то, что находится там. Отключи свои чувства.

Двумя руками я прогладил лицо жестом «спокойствие», и это действие почти мгновенно вернуло мне состояние отрешенности. Я снова почувствовал в себе стороннего наблюдателя, и то, что происходит, стало для меня всего лишь очередным упражнением вроде тренировки с Учителем по преодолению боли. Если мне удавалось переносить сильнейшую физическую боль, разве могли испугать меня кирпичики тяжелых воспоминаний?

Мое сознание сконцентрировалось, превратившись в нож или стрелу, и это острие сознания вонзилось в темную массу шара, давящего меня изнутри.

Что-то взорвалось во мне, и я увидел себя раздвоившимся. Одной моей частью был сторонний наблюдатель, а другим — я сам, отождествившийся с тем самым кирпичиком моей личности. Мое второе «я» не очень-то нравилось мне.

— Женщины — проклятые лгуньи, им нельзя доверять, — сказал я неприятным, исказившимся от ненависти голосом.

— Это установка, — спокойно сказала Лин. — Иди дальше.

— Они агрессивны. Они навязываются тебе, чтобы затем причинить боль и посмеяться над тобой. Если я снова свяжусь с женщиной, она опять причинит мне боль. Я не должен этого допустить.

— Это уже убеждение, — сказала кореянка. — Теперь обратись к своим чувствам.

— Мне больно, — сказал я. — Я не заслужил этого. Я любил ее. Я не сделал ей ничего плохого. Она не имела права так поступать со мной. Я обижен, разочарован и зол.

— Твоя реакция?

— Мне хочется плакать, но я знаю, что я не должен плакать, потому что я мужчина. Было бы унизительно проливать слезы из-за обманувшей меня девицы.

— И как ты справляешься с болью?

— У меня достаточно сильная воля, чтобы контролировать себя. Это было тяжело, но все должно уйти в прошлое. Я забуду о Тане и забуду о боли, которую испытал по ее вине. В жизни есть слишком много приятных вещей, которые стоят моего внимания и которые позволят мне забыть о своей душевной травме.

— Какие ты делаешь выводы?

— Я извлек из истории с Таней хороший урок. Я больше никогда не позволю женщине причинить мне страдания. Я не допущу, чтобы мои чувства к женщине стали настолько сильны, чтобы ее поведение смогло травмировать меня.

— Теперь выйди из этого кирпичика твоей модели мира, который мы условно назовем «первым кирпичиком Тани» в позицию стороннего наблюдателя, — предложила кореянка.

Я знал, какую технику нужно было выполнить для подобного перехода. Учитель не раз использовал ее в упражнениях по расширению, сужению и разделению сознания.

На миг у меня перед глазами потемнело, и я почувствовал, как мое тело и сознание темным бесплотным вихрем скользнули в какую-то иную позицию. Теперь я был отрешенным наблюдателем, изучающим «первый кирпичик Тани» со стороны.

— Что ты можешь сказать по поводу того, что пережил, находясь в «кирпичике»? — спросила Лин.

— Странно, — сказал я. — Я ведь прекрасно знаю, что Таня не собиралась меня обмануть, что она ни в чем не виновата, но продолжаю реагировать так, как если бы она меня действительно обманула. Это же абсурд. Такого просто не должно быть.

— В этом и заключается ловушка человеческого сознания и восприятия, — объяснила кореянка. — Построение модели мира подчиняется не логике и здравому смыслу, а совсем иным законам. Ее формируют чувства, а не разум, и убеждения, возникающие в первую очередь на основе личного чувственного опыта, а не на логических заключениях.

Для твоей модели мира неважно — была виновата Таня или нет. Главным было то, что женщина причинила тебе боль, и в твою модель мира заложился кирпичик опыта, предназначенный для защиты тебя от подобной боли любой ценой, даже если эта защита обойдется тебе гораздо дороже, чем возможные страдания, которые могла бы тебе причинить другая женщина. Чувства не способны рассчитывать и рассуждать. У них иное предназначение. Чувственный опыт позволяет человеку на инстинктивном уровне понять, что для него хорошо, а что плохо, что нужно для его выживания и преуспеяния, а что может раздавить и уничтожить его. Механизм чувств — великолепный механизм, но, к сожалению, он не совершенен.

Если ребенок сунет руку в огонь, он почувствует боль.

Этот опыт заложит в его модель мира крошечный кирпичик рефлексов и убеждений, который впредь заставит ребенка остерегаться огня не только на сознательном, но и на подсознательном уровне. В данном случае механизм чувственного формирования кирпичиков модели мира оказывает ребенку услугу.

В твоем опыте с Таней ты испытал гораздо более сильную боль, чем боль от ожога. Было бы логично сделать заключение, что доверять Тане опасно, ведь это именно она причинила тебе боль, а не какая-то другая женщина. Но механизм действия кирпичиков модели мира заключается именно в обобщении опыта и, в соответствии с этим обобщением, к выработке защитного механизма. Если бы опыт не обобщался, то ребенок мог бы заключить, что опасно совать руку именно в этот конкретный костер, но можно безбоязненно трогать пламя свечи или газовой горелки. Несовершенство чувственного формирования кирпичиков модели мира заключается как раз в невозможности избежать обобщений, которые иногда оказываются с точки зрения разума даже более, чем абсурдными, и, в результате, могут причинить человеку гораздо больше страданий, чем само событие, послужившее толчком к формированию убеждения, которое легло в основу очередного кирпичика модели мира.

— У моих друзей есть собака, — сказал я. — которую когда-то ударил метлой дворник, одетый в телогрейку. С тех пор она ненавидит всех людей, которые носят телогрейки или которые держат в руках метлу. Завидев подобного человека, она лает, как безумная, на всякий случай находясь на безопасном расстоянии и поближе к хозяину.

— В своих реакциях люди недалеко ушли от животных, — сказала Лин. — Хотя наиболее разумные из них и пытаются погасить подобные реакции, основанные на сделанных когда-то неправильных обобщениях, им, как в твоем случае общения с женщинами, удается лишь подавлять свои защитные рефлексы и до поры до времени не замечать их, но сам внутренний конфликт от этого не исчезает, и огромное количество энергии расходуется впустую, подтачивая организм и постепенно разрушая здоровье человека. А теперь давай посмотрим, как негативный опыт с Таней повлиял на твою первую встречу с Вероникой. Оставь позицию стороннего наблюдателя и вернись в медитации воспоминаний на нить твоей жизни к моменту разочарования от предательства Тани.

Я выполнил это, и чувство боли, обиды и злости снова захватили меня, правда, теперь уже с меньшей силой, чем когда я находился непосредственно в «первом кирпичике Тани».

— Не старайся подавить эти чувства и избавиться от них, услышал я голос возлюбленной. — Не повторяй ошибку, которую ты когда-то совершил. Двигайся вперед по нити жизни к моменту, когда голая Вероника набросилась на тебя.

Я сделал то, что она просила. Неясные образы и ощущения проносились мимо и исчезали где-то позади, пока я двигался сквозь время. Потом я очутился в комнате Вероники, ожидая, пока странная девушка объяснит мне, какие проблемы связаны с моей матерью.

— В нужный момент останови время, — сказала кореянка. — Это даст тебе возможность увидеть скрытые мотивы твоего поведения и вспомнить детали, которое сознание стерло из твоей памяти, чтобы защитить тебя от угрызений совести и внутренних конфликтов.

Вероника была уже в комнате, и через мгновение она бросилась на меня, целуя и шаря руками по моему телу.

Я остановил, вернее, замедлил время, так как полностью остановить его мне не удалось, как раз в тот момент, когда я оторвал девушку от себя и ударил ее. Теперь я точно знал, что я именно ударил ее, а не только оттолкнул.

— Что ты чувствуешь? — откуда-то издалека донесся до меня голос кореянки.

— Это ужасная женщина, — изменившимся до неузнаваемости голосом пробормотал я. — Она еще хуже и агрессивней, чем Таня. Она обманом заманила меня сюда, и она набросилась на меня, даже не интересуясь моими желаниями. Она отвратительна и опасна. Она хочет причинить мне вред. Я ненавижу ее и боюсь. Я ненавижу ее еще больше за тот страх и отвращение, которые она мне внушает. Я должен защищаться. Я должен выбраться отсюда любой ценой.

— Сдвинься чуть-чуть дальше по линии времени, — сказала Лин. — Что ты видишь и чувствуешь сейчас?

— Она лежит на кровати. Какой кошмар, похоже, она без сознания. Неужели это я ее ударил? Я бы никогда не смог ударить женщину. Зачем она все это сделала? Мне страшно, противно и страшно. Противно от ее поведения и от себя самого. Я не хотел ее бить. Я всегда относился к женщинам с уважением. Она лишила меня этого уважения. Мне отвратителен сам факт, что женщина может быть такой.

— А теперь ты должен увидеть еще один кирпичик твоей модели мира, который мы назовем «первым кирпичиком Вероники». Какое убеждение и какое обобщение заключено в нем?

Я прислушался к своим ощущениям, и снов а почувствовал как очередной кирпичик убеждений увеличивающимся в размерах шаром наливается тяжестью внутри меня. Все во мне протестовало, не желая принимать, не желая признавать его, отказываясь видеть то, что заключалось под его оболочкой.

— Войди в него, — мягко сказала Лин. — Пока это лишь темная часть тебя самого, и естественно, что тебе неприятно заглядывать в то, что ты не хотел бы признавать, но, поверь, когда мы закончим упражнения, все изменится. Ты сможешь смотреть на эту часть здания твоей модели мира без боли и отвращения.

Отвращение, пожалуй, было слишком мягким словом для того, чтобы описать мои ощущения, когда я вошел в «первый кирпичик Вероники». Она довершила дело, начатое Таней, разрушив с детства укоренившееся в моей душе прекрасное, пусть и чересчур идеализированное представление о женщине и возлюбленной.

Жизнь с моей матерью и, особенно, сестрой, научила меня тому, что женщины могут быть сварливыми, капризными, нетерпимыми и скандальными, но в то же время, все их отрицательные качества компенсировались в моем воображении добрым и щедрым сердцем, благородством души и глубоким чувством собственного достоинства. В том, чтобы заманить в дом совершенно незнакомого школьника и бросаться на него, раздевшись догола, было, по моему первому ощущению, нечто столь унизительное и отвратительное для всего женского рода, что меня чуть не стошнило от обиды, разочарования и отвращения.

— Мне противна Вероника, противна до тошноты, — сказал я. — Меня пугает до безумия сама ситуация, когда я оказался запертым в комнате с голой, находящейся в бессознательном состоянии девушкой.

— Какие выводы ты делаешь из этой ситуации?

— Женщины отвратительны и опасны. Я должен быть достаточно умен, чтобы больше никогда не позволить им заманить меня в ловушку и обмануть меня. Я не позволю им пользоваться мной. Я никогда не буду пешкой в их игре.

— Хорошо, — сказала кореянка. — А теперь переместись в позицию стороннего наблюдателя.

Я помассировал онемевшую от напряжения шею. Тело казалось неуклюжим и одеревеневшим, как после долгого вынужденного сидения в неудобной позе. На смену эмоциональному напряжению пришло безразличие усталости.

— А это занятие прилично выматывает, — пожаловался я. — Не очень-то приятно сталкиваться лицом к лицу с правдой о своих убеждениях и скрытых мотивах своего поведения.

— Твои искаженные кирпичики модели мира — это еще цветочки, — ободряюще улыбнулась Лин. — Если бы ты знал, какие сюрпризы можно обнаружить в модели мира обычного среднего европейца, ты бы действительно ужаснулся. В негармоничных моделях мира, как и в болезни, мало привлекательности, но болезни можно лечить, а модели мира можно исправлять, так что к подобным вещам нужно относиться с мудростью и пониманием. Ложись на кровать. Я сделаю тебе массаж, и мы продолжим наши игры.

Я обнял возлюбленную, притягивая ее к себе, и мы оба опрокинулись на кровать. Ощущение ее сильного, горячего тела немедленно пробудило во мне вихрь оргазмических ощущений, оживляющих меня и наполняющих новой силой и энергией. Юношеские травмы ушли куда-то далеко, и сейчас мне казалось невероятным, что я был способен испытывать к женщинам такой впечатляющий спектр негативных чувств.

— Когда ты рядом, все женщины мира кажутся мне прекрасными, — сказал я.

— Ты опять обобщаешь, — рассмеялась кореянка. — Похоже, ты не жить не можешь без этого.

После непродолжительного, но окончательно взбодрившего меня массажа мы вновь приступили к занятиям.

— Мы на время отложим исследование новых искаженных кирпичиков твоей модели мира и попробуем привести в состояние, приближающееся к норме уже известные нам, — сказала Лин. — Начнем с «первого кирпичика Тани».

— Что ты имеешь в виду под приведением в норму? — спросил я. — Разве для кирпичиков модели мира существует какая-то универсальная норма?

— В данном случае это такая же норма, как и норма в состоянии здоровья. Если каждый орган, каждая клеточка функционируют исправно, не нарушая общую картину здоровья человеческого организма, то говорят, что сами органы и организм в целом находятся в норме, то есть здоровы.

Кирпичики модели мира — это своеобразные клеточки психического организма человека. Если каждая такая клеточка функционирует нормально, то психический организм человека способен хорошо адаптироваться к внешним условиям и возникающим ситуациям, и человек может действовать адекватно обстоятельствам, выбирая наиболее оптимальные варианты поведения. Но если убеждения и программы, записанные в кирпичиках модели мира, мешают человеку адекватно реагировать на ситуацию, приспосабливаться к ней и действовать наилучшим образом, это значит, что эти кирпичики отклоняются от нормы, и для их восстановления необходимо соответствующее «лечение».

— В чем оно заключается? — спросил я.

— Самая трудная задача — это отыскивать искаженные кирпичики и формирующие их убеждения. Обычно возникновение таких кирпичиков связано с травмирующими ситуациями, которые за счет защитной реакции психики вытесняются в подсознание, и человек оказывается просто не способен их осознать и принять как часть самого себя.

Если искаженных кирпичиков мало, то человек может казаться вполне благополучным, уравновешенным и гармоничным. В случае же, когда значительная часть здания модели мира подвержена искажениям, личность человека как бы разделяется на «светлую» — принимаемую и осознаваемую сторону и «темную сторону», проявления которой человек не может не замечать, но наличие которой как части своей личности он категорически отвергает. В подобном случае он может произносить фразы типа: «что-то заставило меня сделать это» или «что-то заставляет меня испытывать отчаяние» или «я хочу радоваться жизни, но какая-то тяжесть в моей душе не позволяет мне испытывать радость». О наличии «темной» стороны всегда свидетельствуют высказывания о чем-то в самом человеке, не являющимся этим человеком.

Встречаются ситуации, когда человек пытается отрицать даже не часть своей личности, а какие-то части или функции своего организма, как бы отделяя их от себя самого. Например девушка впервые приходит в ресторан с понравившимся ей молодым человеком, они мило беседуют, и тут ей нестерпимо хочется пойти в туалет, но она по каким-то причинам стесняется сделать это. Вполне возможно, что она подумает что-то вроде этого: «ну почему этот проклятый мочевой пузырь подводит меня в самый неподходящий момент, хотя обычно он ведет себя вполне нормально? Я хочу быть с моим другом и выглядеть в лучшем свете. Почему это должно было случиться со мной?»

В подобном внутреннем монологе девушка отделяет свой мочевой пузырь от себя самой, воспринимая его как самостоятельный и чуть ли не враждебно настроенный орган, который может испортить ее свидание. Если бы в соответствующих кирпичиках ее модели мира все было в порядке, она бы спокойно и с пониманием отнеслась к потребностям собственного организма, считая вполне естественным, что если бы ее спутнику понадобилось облегчиться, он бы сделал это, не опасаясь произвести на нее плохое впечатление.

В случае, если наша воображаемая девушка все-таки пойдет в туалет, и молодой человек отреагирует насмешкой, или если ей покажется, что он так реагирует, стереотип отделения себя от вредного мочевого пузыря может закрепиться, и один из кирпичиков ее модели мира способен настолько исказиться, что у нее возникнет невроз, при котором в присутствии симпатичных ей молодых людей она будет неизбежно хотеть пойти в туалет.

— То, что ты сказала, напомнило мне историю, которую я услышал от одной своей подруги, — перебил я кореянку. — Она говорила, что в подростковом возрасте страшно стеснялась при посторонних людях ходить в туалет. И вот однажды на день рождения ее подруги пришел исключительно красивый молодой человек, который прямо с порога, ничуть не смущаясь, с милой улыбкой попросил прощения и сказал, что ему срочно нужно пойти в туалет.

Тот факт, что ему самому и окружающим людям это показалось совершенно естественным, и никто даже не обратил на это внимания, раз и навсегда убедил мою подругу в том, что в отправлении естественных потребностей нет ничего постыдного, и она перестала стесняться ходить в туалет при посторонних.

— Фактически она объяснила тебе, как у нее сформировался правильный кирпичик модели мира, — прокомментировала Лин. — Обрати внимание, что он образовался именно за счет чувств, а не рассудка. Если бы молодой человек не произвел на твою подругу такого сильного впечатления своей красотой и обаянием, для нее бы не стал значимым тот факт, нужно или не нужно ему в туалет.

В данном случае наблюдалось наложение волны оргазмических ощущений, вызванных понравившимся объектом мужского пола, на волну оргазмических ощущений смущения и замешательства, возникших у твоей подруги, когда он попросил позволения сходить в туалет, потому что она в этот момент на какое-то время отождествила его с собой. Это положительно окрашенное эмоциональное отождествление, подкрепленное нормальной реакцией на его поведение окружающих, закрепилось, и с нужным обобщением записалось в нормальный кирпичик модели мира, создав убеждение, что ходить в туалет в присутствии других людей ни капельки не стыдно.

— Но ведь это же случайность, — воскликнул я, пораженный пришедшей мне в голову мыслью, — и это же такая мелочь! Ты хочешь сказать, что на каждую деталь поведения существует свой определяющий кирпичик модели мира, который сформировался скорее по воле случая, чем при направленном участии сознания? Сколько же тогда подобных кирпичиков заложено в здание модели мира?

— Не знаю сколько, но их действительно огромное количество, — подтвердила кореянка.

— Но в таком случае моя личность — это результат наложения множества случайностей, и если принять, что хотя бы один процент кирпичиков модели мира искажен, то сколько же времени и сил нужно потратить на то, чтобы моя модель мира стала гармоничной?

Похоже, что в моем голосе прозвучало такое безнадежное разочарование, что Лин звонко расхохоталась.

— Не драматизируй, — успокоила меня она. — Я понимаю, ч то для европейца немного унизительно признать, что его бесценная и уникальная личность — всего лишь плод наложения множества случайных воздействий и событий, но ведь и твое появление на свет — тоже не главное происшествие во Вселенной, что не мешает, тебе, однако, быть счастливым и радоваться жизни.

С моделью мира дела тоже обстоят не так страшно, как можно было бы вообразить. Конечно, лучше всего, когда правильная и гармоничная модель мира формируется с детства, в клане подготовленных специальных образом людей, и когда малейшие искажения в мироосознании ребенка легко и безболезненно исправляются и устраняются. Но и для тебя еще не все потеряно.

Учитель уже рассказывал тебе, что учение о воинах, городах и крепостях, которое используется для укрепления и лечения тела, справедливо и для гармонизации модели мира, и для восстановления ее искаженных кирпичиков.

Отдельный составляющий элемент кирпичика модели мира можно сравнить с клеткой человеческого организма.

Если ты будешь думать о том, как вылечить каждую отдельную клетку, ты сойдешь с ума, но как клетки организма образуют отдельные специфические зоны или «города», так и кирпичики модели мира тоже по определенным признакам объединяются в зоны или «города», «поселки» и «крепости» модели мира.

Как и болезненные зоны тела, искаженные зоны модели мира откликаются на воздействие на них особыми, отличающимися от нормы реакциями. Восстановление и гармонизация модели мира происходят точно также, как и лечение и оздоровление человеческого тела, отличаясь лишь методами воздействия.

— Наверное, ты права, — сказал я, немного успокаиваясь. — Учитель действительно упоминал об этом. Странно, что мне самому не пришло это в голову. Похоже, я просто запаниковал, представив, что мне придется пройти через множество травмирующих воспоминаний, связанных с искаженными кирпичиками моей модели мира. Для меня неприятна даже память об Тане и Веронике, и мне не хотелось бы провести остаток своих дней, копаясь в собственных душевных травмах.

— Не забывай, что Спокойные предпочитают огибать препятствия и решать свои проблемы с наименьшими затратами энергии, — сказала Лин. — Поверь, все совсем не так страшно, как ты думаешь.

— Это просто с непривычки, — сказал я. — Сейчас, когда ты все объяснила, я действительно вижу значительное количество аналогий с методами, которые применял Учитель в отношении человеческого тела.

— Тогда нам пора приступить к делу, — улыбнулась моя возлюбленная. Сейчас тебе предстоит вновь вернуться в состояние, когда сформировался «первый кирпичик Тани», и завершить то, что ты тогда не завершил.

— Что именно я должен сделать? — спросил я, поскольку Лин ненадолго замолчала.

— Ты должен вернуться в прошлое и исчерпать свои чувства, перестроив ситуацию таким образом, чтобы вместе с ними изменился и кирпичик, который лег в здание твоей модели мира.

— Что значит перестроить ситуацию? — спросил я. — Я должен изменить события прошлого, представив, что все происходило не так?

— Нет, этого не требуется, хотя в некоторых случаях для гармонизации модели мира действительно используется техника «плетения нити», то есть изменения прошедших событий или добавления к своему прошлому новых, реально не имевших место воспоминаний. Эта техника во многом близка к медитациям «воспоминаний о том, чего не было», но сейчас нам не нужно изменять обстоятельства твоей жизни. Тебе будет достаточно пересмотреть их уже не глазами романтичного и наивного школьника, а с точки зрения человека, следующего по пути воинов жизни. Так ты изменишь содержание кирпичика, убрав из него вредное для тебя обобщение о лживости и опасности женщин. Войди в состояние «первого кирпичика Тани».

Со вздохом я подчинился. Пережитые ощущения были слишком неприятны, и что-то во мне (наверное, моя «темная» сторона) отказывалось возвращаться в прошлое. Но, видимо, массаж, так умело выполненный моей подругой, вселил в меня новые силы, и я, войдя в медитацию воспоминаний, спустился по нити жизни и вновь проник в пространство нужного кирпичика. Боль, обида и разочарование, обрушившиеся на меня, были так сильны, что я не сразу вспомнил, зачем я здесь нахожусь, и что я должен сделать.

— Проживи свои чувства и приведи их к логическому завершению, — услышал я голос Лин.

— Как это сделать? — хотел я спросить, но голос меня не слушался, и, боясь, что слова выведут меня из нужного состояния, я так и не смог произнести свой вопрос.

Словно отвечая на мои мысли, кореянка заговорила ровным монотонным голосом, в особой манере Учителя.

— Душевная боль бывает сильнее боли физической, — говорила Лин. — Ты знаешь, что воин жизни не пытается бороться с физической болью, не отрицает ее и не делает вид, что ее не было и больше не будет. Если воин жизни испытывает физическую боль, он принимает ее, как должное, зная, что он способен контролировать ее и управлять ею до тех пор, пока она не исчезнет, полностью изжив себя и не оставив следа. Точно так же ты должен поступить со своей душевной болью.

Несколько лет назад ты столкнулся с тем, что ты считал обманом со стороны девушки, которую любил. Неопытный школьник, каким ты был в то время, мог найти лишь один выход справиться с болью — забыть о ней, превратив в опыт, из которого он извлек ложное заключение, что женщины опасны, потому что они причиняют боль. Теперь ты — даос, и ты знаешь, что в мире нет однозначных решений, и сейчас ты, вернувшись к прошлой боли, должен избрать другой способ справиться с ней и извлечь из нее иные выводы. Какие — решать тебе самому.

Я пытался последовать совету Лин, но что-то мне мешало. Хотя я действительно был иным, мне казалось, что, вернувшись в прошлое, я обрел свое прежнее мироосознание. Мой нынешний опыт относился, скорее, к личности стороннего наблюдателя, но он находился вне ситуации.

— Не пытайся думать, — вновь заговорила кореянка. — Я уже говорила тебе, что кирпичики модели мира формируются на основе чувств, а не мыслей. Размышляя, ты не можешь изменить свои чувства. Их могут изменить лишь воля и осознание.

В моей душе словно рухнула какая-то плотина.

— Мужчина не станет плакать из-за обманувшей его девицы, — услышал я откуда-то издалека свой собственный, более молодой и звенящий от напряжения голос.

Я понимал, что эти слова отражают очередную неверную установку, принадлежащую еще одному искаженному кирпичику моей модели мира. Я был свободен в своем выборе. Теперь я знал, что нет ничего унизительного в том, чтобы плакать от душевной боли.

Слезы градом полились у меня из глаз. Судорожно всхлипывая и буквально сотрясаясь от рыданий, я оплакивал свою первую несостоявшуюся любовь и свое первое огромное разочарование. Незаметно для себя, я сдвинулся вперед по нити жизни, переместившись в связанный с предыдущим новый искаженный кирпичик моей модели мира, который Лин назвала бы «вторым кирпичиком Тани».

В нем я вновь испытал уже иную боль, узнав, что Таня погибла мучительной насильственной смертью. На сей раз это была боль отчаяния и бессилия, боль раскаяния и жгучего стыда. Я понял, какие обобщения содержались в этом втором кирпичике. Хотя Таня была ни в чем передо мной не виновата, она, даже мертвая, ухитрилась причинить мне еще более сильные страдания. Если раньше в моем опыте женщина могла лишь обмануть меня, то теперь я знал, что она может еще и умереть, навсегда лишив меня возможности увидеть ее еще раз, испытать облегчение, попросив прощения за свои ошибки. Танина смерть была необратимым завершением всего, что между нами было. Она ранила меня еще больнее, чем ее воображаемый обман. Тогда я тоже не плакал. Я не хотел плакать из-за женщин. Я больше не хотел страдать из-за них.

Слезы лились, опустошая мою душу, и вместе с ними меня оставляли боль и печаль. Что-то, что я мог бы, хотя и не совсем точно, назвать волей, стержнем самоосознания, сформированного во мне учением Спокойных, заполняло образовавшуюся пустоту новой интерпретацией происшедшего.

Хотя это казалось мне ужасным, я был счастлив. Мои отношения с Таней представились в новом свете. Теперь я помнил не боль, а радость наших первых встреч, волнение от первых поцелуев, нестерпимое желание, охватывающее меня от ее смелых ласк. Мне повезло встретить удивительную и прекрасную девушку. Она действительно любила меня и не хотела меня предавать. Нас разлучили обстоятельства, но в этом не было нашей вины, и сейчас, будучи воином жизни, я знал, как бороться с обстоятельствами и как терпеть душевную боль. Горечь разлуки ничего не значила по сравнению со счастьем наших встреч, с радостью, которую мы оба доставляли друг другу. Нам было хорошо вместе, и это было главное. Все остальное я смогу пережить.

Я буквально физически чувствовал, как меняется кирпичик моей жизни. Он менял свою форму и содержание, приобретая гармоничные и жизнеутверждающие черты. Теперь я знал, что женщины, как и сама жизнь, могут дарить и радость и боль, но лишь моим выбором было, что предпочесть, что черпать из окружающего мира — удовольствие или печаль, наслаждение или отчаяние и страх.

Я вытер слезы и, как мне показалось, с блаженной улыбкой идиота взглянул на мою возлюбленную.

— Ты не поверишь, но я счастлив, — сказал я.

— Так и должно быть, — улыбнулась Лин.