Глава XVI

Глава XVI

Я старался не упоминать о Ли в разговорах со своими Друзьями и учениками и, если показывал им какие-то техники или приемы, которым Ли меня обучал, никогда не говорил об источнике или системе, откуда эти приемы появились. Обычно я объяснял, что выдумал это сам или слегка видоизменил какую-нибудь известную технику. Как правило, моих знакомых удовлетворяли такие объяснения, но я не учел, что сотрудники КГБ не будут так легковерны. В то время я вел определенную работу с офицерами госбезопасности, о которой я не могу здесь рассказать, и, кроме того, я сначала в малом зале «Динамо», а потом в большом спорткомплексе «Динамо» вел факультативные группы сотрудников милиции, прокуратуры и госбезопасности. Также у меня тренировались некоторые люди из обслуживающего персонала спорткомплекса, и они так хорошо ко мне относились, что поздно вечером меняли для меня воду в бассейне, чтобы я мог прийти и поплавать в свежей, чистой воде.

В то время КГБ интересовало все, относящееся к боевым искусствам, но еще больше Комитет интересовался теми, кто эти искусства распространял. Следить за деятельностью таких наставников было нетрудно, потому что сведения об их связях, техниках и личной жизни, правда зачастую сильно искаженные и преувеличенные, с быстротой лесного пожара распространялись в среде поклонников рукопашного боя.

Комитетчики начали подозревать, что существует неизвестный им человек, который меня тренирует, и что этот человек по уровню мастерства превосходит всех иностранных студентов и тренеров, состоящих у них на учете. По молодости лет я не задумывался о последствиях, показывая им техники Ли и называя их никому не известными и непривычными словами. На вопросы, откуда я это знаю, я отшучивался фразами типа:

«Все во всем, все вокруг нас и все внутри нас, и надо, мол, улавливать информацию из воздуха».

Часто мои собеседники продолжали настаивать, тоже стараясь вести беседу в шуточном ключе, но я улавливал в их голосах определенную напряженность и не спешил быть откровенным.

Однажды я встретился в городе со Славиком, чтобы вместе поехать на Партизанское водохранилище, где нас ожидал Ли. Утром того же дня у меня был очередной разговор с комитетчиком, интересовавшимся источником моих знаний.

После этого разговора я никак не мог избавиться от гнетущего беспокойства. Я понял, что о системе Ли и ее философии Комитету абсолютно ничего не известно, и это заинтересовало меня.

Я раньше задавал Ли вопрос, почему никто никогда не слышал о его школе, и он вскользь ответил, что наиболее сильное и эффективное искусство всегда было тайным, что в тайные кланы был достаточно жесткий отбор учеников, знания передавались далеко не каждому, освоить их было трудно, поэтому разным людям давались разные части знания. Учение разбивалось на части, что тоже не способствовало его распространению.

Ли тогда сказал, что мир завоевывают простейшие формы, которые кажутся человечеству панацеей, но на самом деле не имеют внутреннего содержания, достаточного для того, чтобы быть гармоничными. Я думал о том, что до сих пор не знаю, откуда пришло это учение, кто такой Ли, откуда он появился, и каковы его реальные цели. Я не мог понять, почему все окутано такой глубокой тайной. Общие высказывания меня больше не удовлетворяли.

Я высказал свои сомнения Славику, на что он с присущей ему простотой ответил:

— Ты видишь, насколько это учение захватило тебя. Какая тебе разница, насколько глубоки его корни и откуда они исходят. Вспомни, что говорил Учитель — если ты идешь по пустыне, умирая от жажды, и вдруг увидишь родник, ты не будешь спрашивать, откуда он появился, а припадешь к воде, чтобы утолить жажду.

Я рассказал, что системой Ли, а возможно, и им самим заинтересовался Комитет и что все это меня беспокоит, потому что если они зацепятся за что-то, то уже не оставят в покое, стараясь добраться до Учителя любой ценой, и я не знаю, к чему это может привести.

— Будем учиться до тех пор, пока судьба дает нам такую возможность, — сказал Славик.

— Не знаю, стоит ли говорить Учителю о том, что Комитет им заинтересовался, — поделился сомнениями я. — Мне бы не хотелось его напрасно тревожить.

На самом деле я смертельно боялся, что из-за КГБ Ли временно или навсегда прекратит встречаться со мной. Думаю, что Славик вполне разделял мои чувства, потому что он, лицемерно озабоченный спокойствием духа Учителя, предложил ничего ему не говорить и посмотреть, как будут развиваться события…

Мы долго тренировались, выполняя комплексы «тяжелой руки» и «быстрых рук».

Когда Ли сказал, что пора отдохнуть, мы развели костер, приготовили пишу и чай с травами.

Тревога не отпускала меня, и, испытывая угрызения совести из-за того, что я не рассказал Ли про расспросы комитетчиков, чтобы немного себя успокоить, я спросил:

— Ли, если тебе будет грозить опасность, если кто-либо начнет преследовать тебя, ты сможешь ускользнуть от преследования?

— Тебе не кажется, что это довольно дурацкий вопрос? — усмехнулся он.

— Я понимаю, что дурацкий, но, может быть, ты ответишь на него?

— Все зависит от того, кто тебя преследует. Европейцы не умеют это делать, как, впрочем, и многое другое. Но если меня будет преследовать человек моего уровня, тут ни за что нельзя будет ручаться.

— Знаешь, есть пословица: «От тюрьмы да от сумы не зарекайся», — продолжал я, слегка задетый его высказыванием о европейцах. — Скажи, ты смог бы, например, если нужно, обеспечить себе алиби, сделав вид, что одновременно находишься в двух местах?

— Такие техники существуют, — ответил Ли и замолчал, не желая далее развивать эту тему.

Через несколько минут он сказал, что отдых закончен, и дал мне задание отрабатывать технику «катящийся камешек» с разворотами на наклонной плоскости плотины.

Славику он приказал добраться бегом до грота, находящегося на расстоянии нескольких километров от нашей стоянки и там выполнять упражнение по подъему энергии, которое называлось «легкие плечи».

Суть этого упражнения заключалась в том, чтобы сконцентрироваться на общем подъеме ци вверх, но подъеме легком, таком, чтобы возникало ощущение, что сотни воздушных шариков подхватывают тебя и твои руки, поднимают руки вверх, и ты чувствуешь уменьшение давления верхней половины тела на нижнюю. Создаваемое этим упражнением ощущение легкости позволяло быстрее осваивать и выполнять многие боевые техники, давая легкость и подвижность в движениях.

Я начал бегать на полусогнутых ногах по наклонной плоскости плотины, выполняя задание Ли, и через некоторое время прикинул, что Славик, наверное, уже добежал до грота и начал делать упражнение.

Тут я увидел Учителя, направляющегося ко мне. Приказав мне не прерывать занятия, он присел на землю и стал рассказывать о тонкостях управления кистью руки при переходе движений с круга на круг, о том, как накапливается энергия при движениях по кругам и как этой энергией управлять. Потом он заговорил о каких-то других техниках.

Я не переставал тренироваться. В практике обучения было обычным делом рассказывать ученику теоретический материал, одновременно заставляя его выполнять тяжелые физические упражнения. Эта методика позволяла развить у ученика предельную концентрацию внимания, мыслей и органов чувств на говорящем и на том, что говорилось. Мозг ученика приучался работать четко и ясно при любых видах физической и психологической нагрузки, при выдерживании боли, в моменты усталости и даже в полумедитативном состоянии. Эта методика позволяла осваивать многие техники с поразительной быстротой. Через несколько часов Ли сказал, что на сегодня достаточно и пришло время отдохнуть. Мы вместе прошли по гребню плотины до костра, который почти погас, хотя мы перед уходом положили в него несколько толстых стволов деревьев.

Я увидел подходящего к костру с другой стороны Славика и повернулся к Ли, чтобы сказать ему, как удивительно, что мы пришли к костру одновременно. К моему изумлению. Ли исчез, хотя я был готов поклясться, что мгновение назад он шел рядом со мной. Я начал озираться по сторонам, ища Учителя, и заметил, что Славик тоже как-то странно оглядывается и вертит головой. Славик присел около костра и палочкой пошевелил угли. Я опустился на землю рядом с ним.

— Знаешь, сегодня был самый счастливый день в моей жизни, — неожиданно сказал он. — Учитель уделил мне столько внимания, как никогда раньше. Все это время он просидел со мной в гроте, рассказывая об управлении энергией и других техниках, а потом вернулся сюда вместе со мной. Кстати, он дал мне задание обсудить это с тобой.

Удивление, которое я ощутил, трудно описать. Я забыл о наставлениях Ли всегда контролировать свою мимику, и, вероятно, на моем лице отразилась вся степень изумления, потому что Славик оторопел, глядя на меня, и спросил:

— Что с тобой? Ты выглядишь так, будто увидел перед собой приведение.

Немного придя в себя и проглотив слюну, я сказал:

— Видишь ли, дело в том, что Учитель все это время провел со мной, и мы пришли сюда вместе.

Славик рассмеялся, решив, что это была всего лишь шутка. Я продолжал стоять на своем. Он слегка рассердился. Выясняя, кто же из нас прав, мы дошли до того, что чуть не подрались, но вовремя опомнились и постарались успокоиться.

— Может быть, лучше мы спросим у Ли, где он был? — предложил Славик.

Мы помолчали, стараясь осмыслить ситуацию, и я понемногу свыкся с мыслью, что произошло что-то, выходящее за рамки привычных норм. Я очень хорошо знал Славика, поэтому понимал, что он не врет — он никогда меня не обманывал, и мы абсолютно доверяли друг другу. С другой стороны, я был воспитан в семье убежденных атеистов, у меня вообще не было никакой склонности к мистике, и любым непонятным событиям я всегда пытался найти наиболее трезвое объяснение. Славик тоже отличался здравым умом. Мы приняли тот факт, что Учитель одновременно находилось с каждым из нас в разных местах, но наш рассудок отказывался примириться с этим. Переживания настолько опустошили нас, что мы больше не могли говорить и сидели, тупо глядя на угли и ожидая прихода Учителя.

Он появился примерно через час.

— Где ты был в то время, пока мы тренировались? — спросил я.

Он ответил просто и тихо без обычно присущей ему ехидной улыбки:

— В саду. Мне тоже нужно время от времени отдыхать от вас. Я гулял по вечернему саду, любовался луной, кушал яблоки и размышлял о смысле жизни.

В его словах была спокойная торжественность, но для нас это прозвучало как самое изощренное издевательство.

Мы буквально онемели. Я хотел что-то сказать и не мог. У нас вдруг пропало всякое желание задавать вопросы, и, надо сказать, я чувствовал себя полным дуракам.

На следующий день Ли произнес только одну фразу, которая подвела черту под происшедшим.

— Наконец-то ты смог удержаться от несвоевременного вопроса. Это уже большой шаг вперед, — сказал он мне.

Примерно через год-полтора на том же самом месте произошло событие, повлиявшее на меня, возможно, сильнее, чем все, что случалось со мной раньше. После более чем полугодового периода практических непрерывных занятий с Учителем на Партизанском водохранилище мне удалось достичь состояния «серебряного тумана», что означало завершение первой большой ступени обучения Шоу-Дао.

Однажды Ли сказал мне, что, хотя мы встречаемся и тренируемся почти каждый день, для настоящего прогресса этого мало и предложил мне устроить так, чтобы мы могли находиться вместе достаточно длительное время и тренироваться непрерывно — днем и ночью. Трех месяцев летних каникул было недостаточно. Я ломал голову, пытаясь найти возможность освободиться от занятий в институте, и неожиданно мне помог мой тренер по самбо. По его рекомендации я устроился на производственную практику в совхоз «Жемчужный». Вместо того чтобы совершенствовать и применять свои познания в сельском хозяйстве, я договорился (опять-таки с помощью моего тренера) с директором совхоза, что буду два раза в неделю вести все спортивные секции совхоза. Официально меня зачислили на должность помощника бригадира в бригаду виноградарей.

Мои обязанности универсального спортивного тренера заключались в следующем: один раз в неделю поздно вечером я приезжал в совхоз, вместе с местным физруком открывал спортзал и там, в жутком, холодном, совершенно неприспособленном для занятий помещении с сырыми, покрытыми грибком стенами, я давал группам молодежи задания по художественной гимнастике, боксу, борьбе, настольному теннису и еще каким-то видам спорта. Ночевал я в совхозе, на следующий день рано утром снова проводил занятия — и был свободен до следующей недели. Иногда я на сутки уезжал домой. Таким образом 5–6 суток в неделю я был свободен.

Славик в то время работал милиционером и занимался, в частности, охраной Партизанского водохранилища. Мы с Ли и со Славиком поселились в лесу недалеко от плотины, и начался период очень жесткого и напряженного более чем полугодового обучения. Ли проводил занятия в ритме три часа — тренировки, три часа — отдых и прием пищи. Этот цикл повторялся непрерывно. Во время изнурительных физических занятий Ли заставлял нас выполнять медитативные упражнения и одновременно рассказывал обо всем на свете: об истории клана, его легендах и притчах, передавал медицинские знания, теорию общения и управления людьми, говорил о философии, системах жестов, тайных знаках, шпионских уловках и о многом другом. Все это делалось для того, чтобы приучить нас получать одновременно информацию из многих источников и уметь отдавать информацию нескольким источникам, научить ум, эмоции и тело работать в разном ритме, выполняя различные задачи, и действовать максимально эффективно в условиях сильнейших физических, психических и умственных нагрузок.

Мы выполняли медитативные комплексы, которые вводили нас в измененное состояние сознания и учились управлять им и действовать в нем так же эффективно, как и в обычной жизни. Состояние «серебряный туман» было на этом этапе своеобразным рубежом использования измененных состояний сознания.

В течение суток мы вели обычные циркуляционные тренировки, которые заключались в непрерывном повторении на большой скорости определенных движений в сочетании с глубоким дыханием и переходами с круга на крут. Мы имитировали движения Учителя, спарринговались и бились с тенью.

Однажды рано утром Славик ушел на дежурство, и мы с Ли остались одни. Он запретил мне есть и сказал, что сегодня я должен буду выполнить особое медитативное упражнение. В чем это упражнение заключалось, он не стал объяснять, а я уже привык не задавать никаких вопросов.

Ли велел мне принять позу для медитации и достал из сумки несколько бутылок с буроватой жидкостью, открыл одну из них, плеснул немного жидкости в кружку и предложил мне выпить. Я выпил. Жидкость имела резкий неприятный вкус, и я подумал, что это какой-то настой из трав. Ли сел напротив меня и начал выполнять звуковую медитацию. Он издавал долгие, протяжные вибрирующие звуки на одной ноте, время от времени меняя их высоту, тональность и интенсивность. Я делал то же самое, стараясь звучать в унисон с ним. Время от времени Ли наливал в кружку очередную порцию настоя и давал мне выпить.

Прошло три часа. Привыкнув к четкому ритму циркуляционных тренировок, я мог определить этот срок, не глядя на часы. Но сигнала к отдыху не последовало. Ли дал мне задание совмещать звуковую медитацию с вибрацией, направленной на активизацию ци. По его хлопку я, не переставая пропевать звуки, начинал вибрировать всем телом в ритме, задаваемом голосом Учителя. Иногда Ли подходил ко мне и хлопал меня по какому-либо участку тела, в котором была нарушена циркуляция ци и который требовал поэтому дополнительного воздействия. Я начинал бить, колотить, мять эти участки тела. Ли воздействовал на активные точки, заставлял меня выполнять другие медитативные упражнения, которые мы изучали раньше. Я все время пил настой и выпил его, наверное, несколько литров. К вечеру я вошел в состояние аутодвижений. Тело было легким и невесомым, оно двигалось само по себе, словно без участия рассудка и мышечных усилий выполняя необходимые упражнения. Мой мыслительный процесс остановился. Время, казалось, тоже остановилось, и только что-то внутри меня реагировало на команды и жесты Учителя.

Окружающий мир потерял четкость очертаний и стал отчужденным и незнакомым. Перед глазами возникала то ярче, то слабее прозрачная серебристая пелена, словно кто-то встряхивал передо мной прозрачную алюминиевую фольгу, отблески которой мелькали и перемешивались, как множество солнечных зайчиков.

За серебряной пеленой я увидел силуэт Ли, который жестами сделал мне вызов на бой. Я среагировал мгновенно, вернее, среагировало мое тело, бросившись на него. Мне показалось, что я двигаюсь очень медленно, я постарался двигаться быстрее, но у меня ничего не получилось. Я прыгнул к Ли, и этот прыжок, казалось, стал вечным, и тут я понял, что сейчас глубокая ночь. Вдруг эта ночь окрасилась равномерным зеленоватым с различными оттенками цветом. Земля и деревья засветились, я видел, как светится мое тело и фигура Ли. Стало светло, как днем. Но это свечение меня не удивило и как-то вообще не затронуло, как будто было самым обыденным делом. Меня терзало чувство неудовлетворенности собой. Я должен был драться, но никак не мог заставить свое тело двигаться быстрее. Меня захлестнули отчаяние и ярость. И тут я понял, что Ли тоже двигается очень медленно, почти с такой же скоростью, как и я.

В качестве тренировки мы часто устраивали медленный спарринг, когда каждое движение, каждый удар выполняются в 3–4 раза медленнее, чем в нормальном спарринге, для того чтобы ученик, уступающий Учителю в скорости движений, мышления и времени для принятия решений, успевал проводить необходимые технические приемы и учился думать и предсказывать движения соперника. Я был абсолютно уверен в том, что Ли жестом вызвал меня на бой на полной скорости, и я никак не мог понять, почему же мы двигаемся медленнее, чем в самом медленном спарринге.

Эта мысль промелькнула и исчезла. Я подпрыгнул вверх и с удивлением заметил, как медленно земля уплывает у меня из-под ног. Пытаясь достать ногами землю, я сделал ими несколько непроизвольных движений, словно вращая педали велосипеда. Движения выполнялись медленно, но земля приближалась ко мне еще медленнее. В этот момент что-то сместилось в моем сознании, и мне вдруг показалось, как в полусне, что я вращаю ногами с бешеной скоростью, но в следующее мгновение я снова двигался очень медленно. Не знаю, сколько времени продолжался бой. Это время показалось мне вечностью.

Я отражал удары Ли, проводил захваты, уходил от него. Мы катались по земле, нанося друг другу какие-то удары, но все это происходило как бы в полусне. Прижимаемые телом травинки, как при замедленной киносъемке, медленно распрямлялись. Когда я ударился о дерево и оттолкнулся от него, дерево вспыхнуло искрами. Я почти не ощущал собственного дыхания, усталости, боли, мышечных усилий. Звуки внешнего мира отодвинулись куда-то. Единственной реальностью в этом мире был только мой движущийся противник, мой Учитель.

Не помню, как я перешел в состояние сна, может быть, я просто отключился. Я пришел в себя примерно через сутки на рассвете. С трудом открыв глаза, я увидел склонившегося надо мной Славика. Он улыбнулся, но его лицо было встревоженным. Славик заговорил со мной, но я не понимал смысла его слов. Я совершенно не чувствовал своего тела, не мог говорить и даже связно думать. Я отметил только, что вокруг меня горели несколько костров, я был закутан в одеяла и обернут полиэтиленовой пленкой.

Славик говорил, что я сутки пролежал без сознания, что Ли только что отошел, буквально за минуту до того, как я открыл глаза. Я пытался вспомнить, что произошло, но не мог, и я снова уснул. В таком полубессознательном состоянии я находился около трех суток. Иногда я ненадолго открывал глаза и видел Славика. Каждый раз перед моим пробуждением Учитель уходил под каким-нибудь благовидным предлогом — принести фруктов, собрать хворост для костра и т. д.

Ли я увидел только на четвертый день. Я очнулся очередной раз и на этот раз вместо Славика увидел Учителя. Он массировал мне грудь. Его лицо было подчеркнуто будничным и спокойным.

— Пора тебе выпить немного рыбного бульона, — сказал он.

В его руках появилась большая резиновая клизма с наполовину обрезанным кончиком, чтобы расширить отверстие. Ли отодвинул мне пальцем губу, разжал зубы и, вставив клизму в рот, заставил меня проглотить немного рыбной ухи. Больше всего меня поразила именно будничность ситуации. Я по-прежнему ничего не мог вспомнить и не чувствовал своего тела. Было только отчужденное спокойствие и отрешенность. Ли начал растирать мое тело, надавливая на какие-то точки. Иногда он снова давал мне бульон. Тело начало понемногу обретать чувствительность, но еще оставалось легким и невесомым. Голова казалась пустой. Было такое ощущение, что даже легкое прикосновение к ней вызовет гул, как удар по колоколу.

Когда я снова проснулся. Ли и Славик сидели у костра, поджаривая мясо на шампурах. Учитель не обращал на меня внимания, рассказывая Славику какие-то истории. Как выяснилось потом. Ли велел Славику вести себя так, как будто ничего особенного не произошло, но по тому, как мой приятель смотрел на меня широко раскрытыми глазами с застывшим выражением лица, я догадался, что случилось нечто из ряда вон выходящее.

Память о случившемся вернулась ко мне только через несколько дней. Я постепенно начал двигаться, нормально есть, хотя и безо всякого аппетита, скорее созерцательно наслаждаясь пищей. Мы говорили о посторонних вещах, не касаясь моего состояния. Ко мне начали приходить отдельные воспоминания, но они были смутными, неконкретными. Я что-то чувствовал, но никак не мог ухватить суть этого чувства. Я съездил на сутки домой, потом в совхоз провести занятия в кружках, и, когда я возвращался из совхоза, сидя в автобусе в полусонном состоянии, что-то вдруг вспыхнуло в моем мозгу, и я полностью вспомнил и восстановил события той ночи, когда я вошел в состояние «серебряного тумана».

Вернувшись на водохранилище, я разыскал Славика и с жаром принялся пересказывать ему свои воспоминания. Он сказал, что Ли запретил ему обсуждать со мной эту тему до тех пор, пока я сам не смогу вспомнить, и рассказал мне все, что он видел.

К ночи Славик вернулся с дежурства и подошел к полянке в тот момент, когда мы с Учителем начали бой. Он говорил, что никогда в жизни не видел такой скорости движений. Мы носились по полянке, как два урагана. Удары следовали с такой скоростью, что было невозможно различить отдельные движения, воспринимался только их общий рисунок. Я почти ни в чем не уступал Ли и прыгал на такую высоту и таким образом, что это превышало любые возможности человека моей комплекции.

— Правда, я не мог понять, — добавил Славик, — почему ты в прыжках быстро-быстро вращаешь ногами, словно едешь на велосипеде.

В течение долгих часов, пока длился бой, Славик сидел в зарослях молодого сосняка на краю полянки, и зрелище так захватило его, что он вошел в состояние, близкое к трансу. Его тело застыло и словно окаменело, он не чувствовал ни своего дыхания, ни ощущения неудобства от того, что долго находится в неподвижности. Он был целиком поглощен созерцанием боя.

Только после разговора со Славиком я, наконец, полностью осознал сущность происшедшего и почувствовал необычайное удовлетворение, потому что, испытав состояние «серебряного тумана», я завершил прохождение первой большой ступени обучения. Потом Славик рассказал мне, чем закончились мои подвиги, и, хотя эта часть истории не была особо вдохновляющей, моя радость от этого не уменьшилась.

Прежде чем я отключился, у меня началась рвота. Я настолько испортил поляну, что Ли даже высказал сомнение, что в дальнейшем будет целесообразно здесь тренироваться. У меня полностью очистился желудок, и Славику, которому Ли приказал меня, уже отключившегося, раздеть и отмыть, пришлось нелегко. Потом Славик одел меня, укутал одеялами и завернул в полиэтилен. Мы и раньше иногда пользовались полиэтиленовой пленкой, когда ночевали в лесу, и Славика поразило то, что в этот раз мое тело почти не испаряло влаги и пленка не запотела, как обычно.

Все трое суток Ли и Славик непрерывно заботились обо мне. Ли делал мне массажи, заставлял Славика поочередно растирать мои конечности. Он нагревал соль на старой сковородке и в мешочке накладывал ее на те или иные зоны моего тела. Он делал мне баночный массаж, кровопускание, прижигание конусами из трав. Периодически он давал задание Славику выполнять с моим телом разные манипуляции. Иногда для этого требовалось поднимать меня и привязывать к дереву, придавая конечностям определенные положения. Славик рассказал, что его поражали неадекватные реакции моего тела.

Например, однажды Ли велел ему привязать меня к дереву и парить мне ноги в обжигающе горячей воде. Славик сначала поставил одну мою ногу в воду на несколько минут, через некоторое время он должен был начать согревать другую ногу, и так как ему мешала первая нога, он ненадолго вынул ее из горячей воды и поразился: вместо того чтобы покраснеть и согреться, как это обычно бывает, она была бледной, синюшной и холодной, словно находилась в снегу, а не в горячей воде. Только минут через 10–15 после того, как Славик снова опустил ее в воду и еще подлил кипятка, она стала приобретать нормальный цвет.

Ли научил Славика специальным комплексам отвлечения ци от головы и регуляции жара и холода в моем теле. Меня то подносили близко к кострам, то укутывали, то раскрывали и охлаждали в соответствии с определенными циклами.

Как мне представляется, состояние «серебряного тумана» — это временное ускорение хода внутренних процессов в сочетании с изменением индивидуального ощущения времени, когда молниеносное движение свое или противника человек, находящийся в этом состоянии, воспринимает как фрагмент замедленной съемки. Состояния, напоминающие «серебряный туман», может испытать и обычный человек без специальной подготовки, например, в момент сильного стресса. Так, несколько лет назад я прочитал в журнале, не помню уже в каком, воспоминания солдата о состоянии, которое он пережил во время Великой Отечественной войны. Солдат увидел летящий снаряд и его падение, а потом, словно в замедленной съемке, он наблюдал, как медленно поверхность снаряда покрывается трещинами, как он начинает распадаться на кусочки, как из него появляется пламя. В этом случае явно прослеживается изменение индивидуального ощущения времени, но воздействие стресса было недостаточным для того, чтобы солдат смог двигаться в темпе, адекватном скорости разрыва снаряда.

Более подробно о психофизических методах подготовки воинов Спокойных будет рассказано во втором томе этой книги «Путь Шоу-Дао. Обучение у воды», посвященном периоду непрерывного обучения в лесах Партизанского водохранилища, во время которого я освоил базисные техники воинского искусства Шоу-Дао во всем их многообразии.