Глава 18 Нужно набраться храбрости

Глава 18

Нужно набраться храбрости

Ошо, когда я слышу, как ты говоришь о взаимозависимости и взаимопереплетенности всего сущего — что никто и ничто не является изолированным, — что-то пробуждается во мне, что я с трудом могу облечь в слова. То, что раньше было интеллектуальным восприятием, иногда кристаллизуется как моменты благоговения и восхищения разумом существования, который распространяется далеко за пределы нашего ограниченного мышления.

Незначительный, но настолько показательный факт, что один электрон может исчезнуть и возникнуть где-либо в другом месте без временного промежутка — неважно, насколько далеко друг от друга все случилось, — стал для меня своего рода путеводной нитью. Представляя на примере энергии, что ничто не теряется и не исчезает, я иногда чувствую, как взаимосвязана сущность цветов, животных и человеческих существ, и как она будет только менять формы на той или иной планете — скажем, на расстоянии несколько миллионов световых лет. Даже самые большие звезды исчезают и появляются снова где-то на другом конце космоса.

Это напомнило мне откровение одного из древних мастеров: «Что вверху, то и внизу» — или наоборот.

Не мог бы ты поговорить об этом?

Древняя пословица «Что вверху, то и внизу» или наоборот содержит одну из основополагающих истин мистицизма. Она значит, что нет «вверху», нет «внизу» — существование одно.

Границы создает ум.

Существование неделимо.

Границы — это наши выдумки, и мы настолько отождествляемся с ними, что теряем связь с целым.

Наш ум — это маленькое окошко, которое открывается в бескрайнюю Вселенную, но если вы постоянно выглядываете из окна, то оконная рама обрамляет небо — хотя на небе и нет рамы, оно необрамленное. Но в вашем восприятии оконная рама становится рамой существования.

Это чем-то похоже на… иногда это происходит с теми людьми, которые носят очки: очки у них на носу, но они их ищут. И они забыли, что не могут видеть без очков, поэтому если они смотрят и видят, то совершенно очевидно, что очки на месте.

Если вы годами пользовались очками, постепенно они становятся частью вас, они становятся вашими глазами. Вы не думаете о них как о чем-то отдельном от вас. Каждая пара очков окрашивает в свой цвет все, что видит. Вы видите сквозь них — очки не могут видеть сами. У вещей нет такого цвета, какой придают им очки, но вы стали отождествлять себя с очками.

Я жил с одним человеком — это был очень славный человек, — который носил очки с самого детства, и они становились все толще и толще. Он настолько привык к ним, что даже ложился в них спать. Когда однажды я увидел его спящим в очках, я разбудил его и сказал: «Это уже слишком! Тебе нужны очки, чтобы видеть сны? Ты можешь видеть сны без очков».

Он осознал, что полностью забыл, что эти очки отдельны от него. На протяжении пятидесяти лет они постоянно были на нем, он не мог без них видеть, и даже чтобы подойти к своей кровати, он должен был использовать их, и так постепенно он начал спать в очках.

Весь его мир зависит от очков: если они зеленые, все будет зеленым; если они голубые, все будет голубым; и он уверен: все, что он видит, не может быть неправдой.

Человеческий ум также только инструмент. Очки располагаются на внешней стороне головы, ум — внутри, поэтому вы не можете выключать его каждый день. И внутри вы настолько с ним близки, что сама близость становится отождествлением, поэтому все, что бы ум ни видел, кажется реальностью. Но ум не может видеть реальность; ум может видеть только свои собственные представления. Он может видеть свои собственные проекции, отображенные на экране мира.

Я рассказывал вам об одном случае, который произошел, когда я переезжал из Бомбея в Калькутту, и на железнодорожный вокзал пришли сотни людей, чтобы проводить меня. Когда поезд тронулся, я вошел. Это было купе с кондиционером, и в нем находился еще один человек. Он распластался передо мной, коснулся моих стоп.

— Что ты делаешь? — спросил я. — Ты даже не знаешь меня.

— И не нужно знать: тебя провожают столько людей; и многие из них очень богатые люди Бомбея — я их знаю.

— Если тебе это в радость, если тебе от этого хорошо, ты можешь касаться моих стоп, но я мусульманин.

— Боже мой! — воскликнул он. — Ты действительно мусульманин? Ты, наверное, шутишь! — Он изо всех сил пытался успокоиться, потому что коснулся стоп мусульманина. — Я из высшей касты кашмирских браминов. Ты действительно мусульманин?

— Вне всякого сомнения — я же сам об этом говорю.

— Но те люди, которые пришли проводить тебя, не выглядели как мусульмане: мусульмане носят особые головные уборы, особую одежду, у них особый язык. А они все были индуистами.

— Они все были индуистами, — ответил я. — Но эти люди осаждали меня, потому что я мог сказать им номер лошади, которая выиграет на следующих скачках… только чтобы узнать, кто победит на скачках в следующий раз.

— Боже мой! Мне необходимо принять душ.

— Да, тебе это необходимо.

Он вышел, принял душ, сменил одежду и вернулся. Он спросил:

— Это действительно правда?

— Я пошутил! Я индуист высшей касты, — ответил я.

Он снова припал к моим стопам, а я сказал:

— Ты не понял. Я сказал тебе, что я мусульманин…

— Но… только что ты говорил…

— Я просто шутил.

— Там так холодно, а мне придется еще раз принять душ. Для чего ты делаешь из меня дурака?

— Я не при чем — ты сам начал эту игру.

Он снова вышел, принял душ, вернулся и ничего мне не сказал; он сел на свое место, даже не посмотрев в мою сторону. Я позвал слугу и сказал:

— Принеси из моего чемодана «Шримад Бхагавадгиту» — это библия индуистов.

Человек вскочил со своего места и коснулся моих стоп.

— Я был уверен, что ты индуист и просто шутишь, — сказал он.

— Ночь холодная, но ты снова совершил ту же ошибку. Даже если я индуист, ты не должен касаться моих ног.

— Как же так? Святой, который видит будущее — какая лошадь придет первой на скачках… Я должен коснуться его ног.

— Это твое решение, но «Шримад Бхагавадгита» на самом деле не «Шримад Бхагавадгита».

— Что? Тогда что же это?

— То, чем это и должно быть, — это Коран Шариф. Это единственная книга в моем чемодане, и ты сейчас в этом убедишься, пусть только слуга принесет ее.

Он сходил за ней, и это был Коран Шариф. Один человек постоянно уже много лет уговаривал меня поговорить о Коране Шариф — библии мусульман. В этот раз он привез самый лучший перевод, только что вышедший в свет. Поэтому я сказал:

— Пусть он принесет книгу — и ты сам увидишь.

Когда книгу принесли, он воскликнул:

— Боже мой, ты действительно мусульманин. Я готов убить тебя! Три раза я принимал холодный душ, и теперь я снова должен сделать это. Ты мог просто сказать: «Принеси Коран».

— Это мое дело, — ответил я. — Не тебе указывать мне.

Прежде чем принять душ, он попытался найти кондуктора. Но кондуктора в вагоне не было, поэтому он пошел принимать душ. Пока он мылся, вошел кондуктор, потому что кто-то позвал его. Я рассказал ему обо всем, что произошло. Он громко смеялся. Я сказал:

— Когда он попросит пересадить его в другое купе — свободные места есть, но ты скажи, что эти места заняты; пассажиры будут садиться на следующих станциях. И скажи, пожалуйста, этому человеку: «Он не мусульманин и не индуист; он христианин — на деле он шудра, принявший христианство».

А коснуться стоп шудры… Шудра — это низшая индуистская каста. Даже коснувшись тени шудры, ты должен вымыться… даже тени!

Тот человек вышел. Увидев кондуктора, он очень обрадовался, отвел его в сторону и сказал:

— Мой попутчик немного не в себе. Четыре раза я принимал душ — а ночь становится все холоднее и холоднее, и вода просто ледяная. И он продолжает обманывать меня: он расставляет ловушки — и я попадаю в них. Я не хочу идти в купе. Я пересяду на любое другое место.

— Ты думаешь, что он мусульманин? — спросил кондуктор. — Я знаю его уже много лет. Он шудра, который принял христианство.

— Боже мой, шудра! Я готов выпрыгнуть из поезда и покончить с собой! — воскликнул человек. — Четыре раза я касался стоп шудры. Никогда за всю историю ни один брамин не делал этого. Теперь я точно не пойду в купе.

Но кондуктор ответил:

— Мне жаль, но все места проданы. Не касайся его стоп — он же не просит тебя делать это. Разве он просит?

— Нет, он ничего не говорит, но ему удается сделать так, что я хочу их коснуться.

— Значит, теперь будь настороже. Теперь ты принял ванну, входи. Только не смотри на него. Не давай ему шанса.

Он не смотрел на меня. Я попытался спросить, какая была вода. Он ответил:

— Не говори мне ничего, я очень зол. Ты обманул меня четыре раза. А кондуктор сказал, что ты шудра. Или я убью себя, или я убью тебя.

— Я знаю, что произошло, — сказал я, — этот кондуктор такой шутник! Он, наверное, сказал тебе: «Он шудра. Я знаю его уже много лет, и он перешел в христианство».

— Да, именно это он и сказал.

— Ты такой доверчивый — кто-нибудь что-нибудь скажет, а ты всему веришь.

— Так что мне в итоге думать?

— Вообще ничего не думай, ложись спать, — ответил я.

— Я не могу спать с шудрой. Ты обманул меня четыре раза, и я боюсь, что ты можешь сделать все что угодно.

— Я ничего не сделаю… а ты хочешь узнать номер лошади?

— Ты прибрал меня к рукам: я касался твоих стоп и принимал холодный душ. Я приму от тебя номер лошади только в том случае, если ты брамин высшей касты.

— Никаких проблем. Когда мы будем на следующей станции, ты увидишь.

А на следующей станции много людей пришло повидаться со мной — было много цветов и гирлянд, — и он убедился, что все они индуисты.

Когда я вернулся, он улыбнулся и сказал:

— Пожалуйста, прости меня. Я говорил тебе, что ты такой-растакой; прости меня.

И он снова коснулся моих ног!

— Ты дурак! Сначала ты должен был взять у меня номер лошади. Ты снова совершил ту же ошибку.

Он потерял самообладание и закричал на весь вагон. Пришел кондуктор, пришли слуги.

— В чем дело? — спрашивали они.

— Ни в чем. Я дурак!

Он спросил слуг:

— Этот человек часто ездит в купе этого класса с кондиционером?

— Часто, он почти всегда путешествует в купе этого класса с кондиционером.

— А он разбирается в скачках?

— Он абсолютно не разбирается в скачках! Что за ерунда? Он говорит о медитации, об осознанности. Какие еще скачки?

— Боже мой, он обманул меня и в этом — что эти люди провожали его из-за номера. Я могу спать в коридоре, но я не могу зайти в купе. Я не могу смотреть на него. Когда я его вижу, со мной начинает происходить что-то не то.

В его уме предубеждение, и это предубеждение принимает все решения. В нем корысть, эта корысть принимает решения. Но это субъективные чувства — они никак не связаны с объективной реальностью.

Вы не видите мир таким, какой он есть. Вы видите его таким, каким заставляет вас видеть его ваш ум. Это можно наблюдать по всему миру: разные люди обрабатываются по-разному, и ум не что иное, как обработка. Они видят все согласно пройденной обработке, и эта обработка — определенный цвет.

Мы сами создаем различия: кого-то мы ставим выше, кого-то — ниже; мужчину наделяем большей силой, женщину — меньшей; кого-то назначаем более разумным, кого-то — менее. Представители разных рас заявляли, что именно они избранные Богом. Каждая религия утверждает, что именно их книга написана самим Богом. Все это, слой за слоем, создал ваш ум; и пока вы не сможете целиком отстранить ум и взглянуть на мир прямо, непосредственно, со всей осознанностью, вы никогда не увидите истину.

Ум загрязняется каждым обществом в соответствии с его интересами, ему насаждаются представления, которые не соответствуют действительности, но помогают каждому отдельному обществу тешить свое самолюбие, чувствовать превосходство. И вы цепляетесь за ум, потому что он дает чувство превосходства и вам.

Величайшее мужество в этом мире — отстранить ум. Самый мужественный человек — это тот, кто способен видеть мир, не заслоненный умом, таким, какой он есть. Он абсолютно иной, невыразимо прекрасный. В нем нет никого ниже и нет никого выше, в нем нет разделения.

У одного мастера дзен, Хуи Хаиа, спросили: «Что ты думаешь о тех, кто лучше, и о тех, кто хуже?»

Он ответил: «Сразу за моей дверью растет маленький розовый куст и большой, высотой в сто футов, столетний кедр, но я никогда не слышал, чтобы они рассуждали, кто из них хуже, а кто лучше. Розовый куст — это розовый куст, кедр — это кедр. Кедр не говорит: „Эй! Моя высота сто футов, а ты просто маленький куст. Ты не в счет. Я буду жить еще сотни лет; много будет приходить и уходить таких, как ты“. И розовый куст не говорит кедру: „Хотя ты такой громадный, и такой высокий, и такой старый, ты не смог дать ни одной розы. Вся твоя жизнь бесполезна, бессмысленна. Ты не создал ничего такого, что могло бы стать подношением существованию. Я маленький розовый куст, но посмотри на мои цветы“.

Нет, споров не было. Я надеялся, что однажды между ними он начнется; но розовый куст счастлив, что он такой, как есть, а кедр счастлив, что он такой, как есть, и невозможно сравнивать, потому что они совершенно разные. Нельзя сравнивать разные вещи».

Существование порождает только уникальные вещи; никакое сравнение невозможно; никакое разграничение невозможно.

Когда вы видите все это своими собственными глазами — это такое откровение, это приносит сердцу такое умиротворение и благословение: в существовании никто не выше, никто не ниже, никто не лучше.

Самая большая звезда… вы можете представить, насколько велика самая большая звезда. Наше Солнце — звезда; оно в шестьдесят тысяч раз больше, чем Земля, и считается средней звездой, середнячком. Звезды побольше, которые вы видите ночью, — тоже солнца; у них свои солнечные системы, и они в тысячи раз больше, чем наше солнце. Но самую маленькую травинку и самую большую звезду жизнь почитает в равной степени. И то, и другое играет определенную роль. Мир станет меньше, если уничтожить маленькую травинку, он будет менее зеленым. И никакая звезда не сможет заменить ее, занять ее место.

Существование абсолютно коммунистическое: все уникальны и равны. Все различия — вследствие нашего буржуазного ума. Вы можете продолжать устанавливать различия столько, сколько хотите, именно эти различия стали причинами войн. Миллионы людей умерли за эти различия, которые в действительности не имеют никакого значения.

Знающий человек знает, что существование одно. Оно выражает себя миллионами способов, но дух, который выражается, один. Это одна набожность в бесконечном разнообразии воплощений. Способность видеть это таким, как оно есть, освобождает от комплексов.

Спросите у психоаналитиков. Большинство пациентов страдают либо комплексом неполноценности, либо манией величия. Вы не можете их винить… проходят годы; человек, страдающий от комплекса неполноценности, продолжает находить причины, почему он неполноценный. Кто-то красивее, кто-то разумнее, кто-то богаче, кто-то выше, кто-то сильнее, кто-то никогда не болеет — всегда здоров.

Пока вы не искорените саму идею сравнивания, невозможно освободить человека от его комплекса неполноценности, а его комплекс неполноценности вызывает соперничество. Он хочет доказать, что он не худший. Сначала он соглашается, что он плох; а затем начинает борьбу с привидением — которого не существует — убеждением, что он неполноценный. И он побеждает на выборах, он становится президентом или премьер-министром, но привидение с ним, оно никогда не уходит.

С другой стороны, есть люди, которые чувствуют себя выше других. Это тоже болезнь. Из-за того, что они должны постоянно доказывать свое превосходство, им приходится всех осуждать, всех критиковать. Очень просто критиковать, очень просто осуждать.

У Тургенева есть замечательная история. В одной деревне жил юноша, которого все считали дураком. Вся деревня относилась к нему как к дураку. Он устал от этого, но невозможно было убедить деревню в том, что он не дурак. С чего это пришло им в голову? И стоило им прийти к такому выводу, как они начали где угодно находить доказательства… каждый мелкий промах был доказательством, очевидным доказательством того, что он дурак и поэтому не может сделать иначе, — этого ожидали. Если бы это сделал кто-то другой, это была бы просто ошибка.

Как-то странствующий монах проходил через эту деревню. Мальчик очень сильно страдал. Он пошел к монаху и спросил: «Что я должен делать?»

Монах ответил: «Я тебе дам простой рецепт. Практикуй его, и, когда я буду идти обратно — это будет примерно через год — сообщишь мне, как обстоят дела. Через год ты станешь самым мудрым человеком в городе».

Рецепт был настолько прост, что юноша не мог поверить. Он переспросил: «Такой простой рецепт?»

Старый монах ответил: «Сделай так. Прямо сейчас пойди и сделай так. И ты увидишь, как все изменится».

Рецепт был в том, чтобы, если кто-то сказал: «Какой прекрасный закат», — немедленно воскликнуть: «Что в нем прекрасного? Докажи. Не говори ерунды. Как ты докажешь, что закат прекрасный? Каковы критерии красоты?» Кто-то говорит: «Это удивительная книга». Моментально накинься на него, а читал ты ее или нет, не имеет значения: «Это все чепуха! Кто говорит, что она удивительная? Докажите! На каких основаниях? Каковы доказательства того, что она удивительная?»

Критикуй, осуждай любое заявление, которое кто-либо в городе сделает. Выжидай и немедленно набрасывайся, критикуй, осуждай и проси доказательств. Никто не сможет доказать, что закат прекрасный. Как это можно доказать? Если кто-то говорит: «Какая красивая женщина», — а ты возражаешь, нет способа убедить тебя, потому что красоту нельзя измерить, взвесить; здесь нет показателей.

Через год, когда монах вернулся, горожане, встречавшиеся ему по пути, говорили: «Ты должен встретиться с нашим юношей, он самый мудрый из всех, кого мы знаем».

Он отвечал: «Я знаю!»

И пришел тот молодой человек, упал к ногам монаха и сказал: «Ты настоящий чудотворец: такой простой рецепт — и весь город просит моего совета. Все думают, что я самый разумный, самый грамотный, самый образованный, самый начитанный. Внезапно, за один год, я стал самым мудрым человеком в городе, а на самом деле я все тот же дурак, ничего не изменилось».

Но сложно доказать, что ты лучше. Кто угодно может это осудить. Каков критерий твоего превосходства?

Даже Адольф Гитлер не мог доказать, что арии — самые совершенные люди в мире, что они рождены, чтобы править миром, что по сравнению с ними все остальные — недочеловеки, только они суперлюди. Он убедил немцев, и они оценили эту идею. Но больше никто в мире не поверил в эту чепуху — все смеялись.

И их поражение во второй мировой войне доказало, что они не были рождены, чтобы править миром. Гитлер своей манией величия убил около шестидесяти миллионов человек — потому что убивать неполноценных людей полезно, они только лишнее бремя. И среди тех людей, которых он убивал, были евреи, которые веками вынашивали ту же самую идею — что они народ, избранный Богом.

Но никому другому они не смогли это доказать. Это невозможно. Вы можете сами в это верить, но вы будете страдать за это, потому что все, кого вы будете пытаться забраковать, кого вы будете пытаться поставить ниже, будут мстить. Так мстили евреям на протяжении четырех тысяч лет. Они все еще страдают, но не оставляют эту идею превосходства — это их болезнь.

И если кто-то — человек вроде меня — говорит: «Это ваша болезнь. Отбросьте эту идею. Нет ничего плохого в том, чтобы быть евреем; просто отбросьте идею, что вы избранные, потому что это превращает весь мир в ваших врагов», — они не отбросят эту идею, потому что это их заветное эго. Они не могут ни доказать, ни отбросить.

Как в ситуации, когда вы что-то проглотили: вы не можете ни проглотить, ни выплюнуть, потому что оно застряло в вашем горле. И вы умираете, потому что не можете дышать. Пока ваше горло не прочистить, вы не сможете дышать.

Эта мания величия сгубила индуистов. У них та же идея: Бог создал их, Бог избрал их своими людьми, он дал им собственноручно написанную книгу, они самые высшие и чистые существа. Из-за этой ерунды те люди, у которых хватило разума, — даже среди индуистов, оставили индуистские круги. Буддисты, джайны — они оставили эти круги со словами: «Это отвратительно».

Но беда в том, что, если кто-то вынашивает навязчивую идею и в эту идею идут определенные вложения, какой бы безумной ни была сама идея, вы не сможете доказать, что она неправильная. Человек, возможно, предпочтет страдать, но не оставит эту идею. Все религии хотят одного, все нации хотят одного, все расы хотят одного.

Я вспомнил одного безумного человека. Его безумство было действительно уникальным: он думал, что он мертв.

Сначала его семья смеялась, они говорили: «Это самое странное, что только можно придумать. Ты жив, а ты споришь о том, что ты мертв. Уже само это вполне доказывает, что ты жив».

Но его невозможно было убедить. Он не ходил в магазин. Он вставал когда хотел, шел спать когда хотел. Он говорил: «Что я могу сделать? Вы не можете контролировать поведение мертвого человека. Я — мертвый».

В конце концов, его отвели к психоаналитику. Психоаналитик сказал: «Не волнуйтесь, я излечивал разные случаи, оставьте его у меня». Сначала он пытался внушить ему: «Ты не мертвый. Ты сюда пришел и сидишь здесь на стуле. Какой же ты мертвый?»

Он ответил: «Где написано, что мертвые не могут ходить?» Даже психоаналитик растерялся! Пациент продолжал: «Покажи мне, где написано, что мертвые не ходят, не сидят на стуле, не разговаривают. Я живое доказательство того, что мертвые могут ходить».

Психоаналитик понял, что это сложный случай. Он достал нож для разрезания бумаги и сделал небольшой надрез на руке этого человека, чтобы пошла кровь. А перед тем как порезать руку, он спросил мужчину: «Как ты думаешь, у мертвых течет кровь?»

Человек ответил: «Я слышал, что нет».

Он надрезал руку, и полилась кровь. Психоаналитик очень обрадовался и засмеялся. Он спросил: «Что ты на это скажешь?»

Человек ответил: «Это значит только то, что утверждение неверно. У мертвых течет кровь — вот доказательство». Как только вы начинаете отождествлять себя с какой-то идеей, вы заболеваете.

Все отождествление — болезнь ума.

По сути, ум — вот ваша болезнь.

Отбросить ум и смотреть безмолвно, безо всяких мыслей, безо всяких предубеждений, в реальность — это здоровый путь знакомства с реальностью. И вы обнаружите тотально иную реальность.

Открытие реального освободит вас от многих глупостей, многих предрассудков. Оно очистит ваше сердце от всего того мусора, который поколения сливали в вас. Болезни переходят от поколения к поколению; вы наследуете все прошлое со всеми его глупыми идеями. Иначе не было бы различий и поводов для сравнения.

И как только вы освободитесь от желания проводить сравнения и искать различия, вы станете светом, все ваше существование станет светом. Вы утратите всю тяжесть. Вы станете таким легким, что сможете раскрыть крылья и взлететь.

Ошо, похоже, что ты сохранил или восстановил свою детскую способность мечтать — то, с чего, вероятно, почти все мы начинаем свою жизнь, но что со временем разъедается цинизмом и страхом, что тебя сочтут наивным и не от мира сего. Я люблю наблюдать за тобой, когда ты говоришь о коммуне в небе; плавающих огородах вокруг расположенного на острове города саньясинов; школе мистики, плавающей в открытом море. Твои глаза широко открыты, и, что бы ты ни говорил, — даже если это нечто из ряда вон выходящее — это всегда кажется вполне вероятным, и я никогда не мог смеяться над этим, потому что обожаю эту способность в тебе.

Я вижу, что даже одной этой способности достаточно, чтобы вывести из себя политиков и религиозных лидеров по всему миру. Внутренне они разинут рты на твою истинную дерзость, потому что похоже, что ты можешь представить себе все что угодно, и это сойдет тебе с рук. Законы логики, гравитации и относительности — все лишается смысла в твоих руках.

Даже если та или иная идея не воплощается, ты нисколько не возмущаешься. Будто ценность заключается в способности мечтать, а не в том, воплощается мечта или нет.

Если бы умы тех, кто находится рядом с тобой, сказали свое слово, мы бы обнаружили себя ограниченными невнятным бормотанием посредственности, осторожности, неизбежности. Как будто ты сидишь на переднем сиденье американских горок, а мы, пассажиры, занимаем места за тобой. Взлеты настолько ошеломляющие, скорость настолько опьяняющая, радость настолько притягивающая, что думаешь: «Будь что будет — я последую за этим джокером!»

Возможно, тебе и кажется, что я сохранил детскую способность мечтать. Но это не отражает истинного положения вещей. Я определенно сохранил невинность ребенка, но все, что я говорил, делал или буду делать, — это не мечта и никогда не «из ряда вон выходящее». Тебе кажется, что это из ряда вон выходящее, потому что ты мыслишь очень прагматично.

Я не прагматик. Я поэт, который не сочиняет стихи, который создает живых существ. Моя задача не материализовать мечту — у меня нет никакой мечты, а помочь вам увидеть, что ваша прагматическая жизнь еще не все, что возможно гораздо большее, просто вы не осмеливаетесь пересечь границу повседневности; что возможно все, нужно только набраться мужества.

Мужество и невинность делают вас способными стать провидцами, а не мечтателями — между предвидением и сновидением большая разница.

Сновидения случаются, когда вы спите. Они неотъемлемая часть нашего духовного сна. Предвидение — то же самое, но когда вы полностью пробуждены. Тогда вы можете видеть то, что другим может показаться из ряда вон выходящим, но для вас это недалекое завтра. Может быть, послезавтра. Вопрос только времени, и это станет реальностью.

Политики и религиозные лидеры боятся, потому что знают: все, о чем я говорю, должно случиться. Все их усилия направлены против течения. Они могут вызвать небольшое промедление, но они плывут против течения.

Например, мое предвидение городов в океане будет воплощено — неважно, мы создадим первый город в океане или кто-нибудь еще. Но земли становится меньше, а населения больше. Кроме как в океане этим людям жить негде. Если мир переполнится людьми, лошадьми, дорогами, где вы собираетесь производить пищу?

Я очень реалистичный человек, не мечтатель. Когда я говорю «города в океане», я говорю о недалекой реальности: если все люди мира переселятся в города в океане, а вся земля будет использоваться для производства — пищи, овощей, всего остального, мы сможем без труда прокормить больше населения, чем сейчас.

Океан также обладает бесчисленными возможностями для поставки пищи, еще не выявленными до конца. В нем, на большой глубине, тысячи футов вниз, живут определенные растения, которые можно использовать в качестве пищи. В ходе экспериментов обнаружили, что в них полно жизненно важных элементов, необходимых организму. А это просто дикая растительность. Мы можем организовать — как мы организовали на земле — производство пищи на дне океана.

Когда-то человек был охотником, и он никогда не думал, что будет жить в городе, что будет не охотником, а фермером, лавочником, профессором. Миллионы лет человек был охотником, но пришло время, когда численность населения сильно увеличилась и выживать при помощи охоты стало трудно. Тогда, должно быть, некий провидец подкинул идею: «Мы не употребляли фрукты, которые растут повсюду. Чтобы прокормить больше народу, надо использовать фрукты».

Потом кто-то еще поделился своим предположением: «Почему только дикие фрукты? Мы можем сами выращивать пищу. Наблюдая за природой, как падают эти фрукты, как из семян вырастают новые деревья… мы справимся лучше, чем природа: мы сознательная сила природы». Появилось растениеводство.

И вот так, постепенно, человек расширял поле деятельности. Но сначала это всегда было предвидение, и люди смеялись, потому что они принимали только проверенный, старый образ жизни. Но старый образ жизни исчерпал себя — нужно было что-то менять. Поэтому к этим провидцам, идеи которых казались из ряда вон выходящими, нужно было прислушаться. Неохотно, скрепя сердце, люди следовали за ними и понимали, что они были правы: мы обработали всю землю. Теперь земля в таком положении, что не может в достаточной мере прокормить все население. В нашем распоряжении океан. Жизнь можно легко перенести в океан.

Как раз вчера вечером я спрашивал Джея — потому что я рассчитываю на это — о тех платформах, которые используются во время войны для авиации. Огромные платформы, плавающие в океане, используются для взлета и посадки сотен самолетов. В этих платформах могут жить пять или шесть тысяч человек: в них под палубами расположены каюты.

Мне понравилась эта идея. Только одна платформа — и пять или шесть тысяч людей со всеми удобствами: с телевизором, телефоном, радио и собственным аэропортом наверху — место встречи, мандир. И я не вижу никакой помехи, это просто нужно сделать. Сделает кто-то один, и вы увидите: многие другие последуют его примеру.

И невыразимое безмолвие океана… И никаких правительств; всего двенадцать миль от берега — и вы по-настоящему свободны. Над вами нет никакого правительства, и вы сможете доказать, что шесть тысяч человек могут жить без всякого правительства, без всякой полиции, без судов, без юристов — без всей этой атрибутики… в невероятной гармонии.

На этой огромной платформе вы можете посадить газоны, развести сады; можете воссоздать красоту земли. Вы не ограничены своими каютами; вы можете выходить на платформу; там будут многочисленные теннисные корты, площадка для игры в гольф, бассейны, лужайки, прекрасные деревья. Все это можно организовать на платформе. Если на ней помещаются сотни самолетов, она с легкостью выдержит вес земли, которую мы привезем туда, и деревья. Вы сможете запасать пищу в ближайшем порту. Можно ездить на лодках за пищей и предметами первой необходимости.

Эта идея может получить признание по всему свету. Это не мечта. Стоит людям понять, что она работает, как по всему океану появится множество городов, освободивших землю для производства. Люди смогут днем работать на земле, а вечером возвращаться домой в океан. Это кажется мне очень разумным: человек был рожден в океане, и, возможно, пришло время вернуться домой?

Я не считаю это мечтой, это просто реальность, на которую нужно решиться. Всегда кому-то приходится быть первооткрывателем, а за ним последуют и другие. У них уже не будет никаких сложностей: они увидят, что люди живут превосходно. Все университеты могут быть на плаву; им не нужно будет занимать землю своими студенческими городками.

В конце концов, когда будет исчерпан и океан — что произойдет через многие тысячи лет, — всегда останется возможность для создания в небе летающих городов. Многие научные факты свидетельствуют, что город может держаться в воздухе. Люди будут спускаться на землю на работу и за продуктами, но жить они будут высоко в небе.

Это должно стать приключением, великим восторгом для людей вместо того, чтобы голодать и умирать, как в Эфиопии: тысяча человек умирает и голодает каждый день, и никто не знает, что делать.

Когда я начал свои выступления, население Индии было всего лишь четыреста миллионов. И я с самого начала был за контроль над рождаемостью; меня осудили, потому что религии против этого. Я был за противозачаточные таблетки; меня забросали камнями, были совершены попытки убить меня, потому что я «уничтожаю их мораль».

Если бы они послушали меня, у них не было бы таких проблем. Сейчас население девятьсот миллионов — выросло больше чем в два раза. И к концу столетия население Индии будет составлять один миллиард восемьсот миллионов.

Нет возможности прокормить это население — эти люди умрут. Пятьдесят процентов будут умирать, и когда пятьдесят процентов умрут, сами понимаете, что случится с оставшимися пятьюдесятью процентами: они будут жить на кладбище. Везде будут трупы. Никого не будет, чтобы их сжечь.

Это не моя мечта. У меня есть все доказательства, основанные на научных экспериментах, что города могут держаться в воздухе. Но для этого время еще не пришло.

Но для городов в океане время уже пришло, и это особое благословение, что существование дало нам шанс быть первооткрывателями: ни одна страна не принимает меня и моих людей, но океан не принадлежит ни одной из стран.

Мы собираемся воплотить это. И только когда ты увидишь это своими собственными глазами, когда ты будешь жить в океане, только тогда ты поймешь, что это была не мечта, что это было предвидение.

Сны не могут сбыться — сны бессознательны. Предвидение сознательно. Сны бывают у всех спящих людей; предвидение появляется, только когда вы пробуждены. Предвидение — это реальность, которую можно организовать; просто с вами должны быть мужественные люди. А со мной лучшие, самые разумные, самые мужественные люди.

Никогда не считай то, о чем я говорю, из ряда вон выходящим. Возможно, тебе так кажется — это только потому, что ты сравниваешь все со старым, проторенным путем. Я вижу, что это так.

Подожди немного — и ты будешь жить в океане.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.