Глава 2. БОЛЬШОЙ УТРИШ

Глава 2. БОЛЬШОЙ УТРИШ

Я стал осматривать лагуну, в которой мы находились, и вдалеке, километрах в пяти от нас, увидел выступающую отмель в море, на которой высился маяк. Что-то знакомое показалось мне в этом пейзаже. Я ведь от Геленджика до Анапы по берегу моря проходил пешком, и память у меня хорошая. Так ведь это Большой Утриш! — осенило наконец меня. — Вот аж куда нас занесло! И лагуну я эту знаю, здесь однажды отдыхал с друзьями, целую неделю жили в палатке. А в противоположной стороне виден в голубоватой дымке выступающий мыс поселка Малый Утриш. Ба, да родные все места! И сразу как-то легче стало на сердце, ведь впервые за последние сутки появилась какая-то определенность, и это сразу принесло мне покой, умиротворение и радость.

Большой Утриш — крохотный рыбацкий поселок, известен туристам тем, что в нем разместился дельфинарий, музей, растут очень старые древовидные можжевельники. Есть там даже крохотная бухточка, в которой стоят яхты и рыбацкие суденышки. Метров на триста в море уходит коса, на которой стоит вышка — маяк. Коса эта, по народному преданию, образовалась в результате землетрясения, когда верхушка горы обрушилась в море, рассыпавшись в этот мыс. Гора эта, и сейчас довольно высокая для этих мест, прижимает поселок к морю. На этой горе, кстати, множество змей. Однажды с приятелем забирались на нее, так встретили сразу трех. Цивилизованные отдыхающие довольствуются прелестями поселка и местным пляжем, а те, кто стремится к дикому отдыху, кто любит природу, устремляются в эту лагуну с палатками и провизией. Пешком, наверное, часа три добираться по берегу до лагуны, других путей сюда нет, естественно, кроме горных троп.

Ассоль как ни в чем не бывало, прикусив кончик языка, сладко похрапывала на боку в десяти метрах выше меня, там, где галька переходила в песок и сразу начиналось редколесье. Она лежала на мягком песке в лунке, — вот уж знает, где прилечь, а я на камнях мучался, бока ныли, надавленные камнями. Я разделся около собаки, бросил рюкзак, сложил одежду и раковину, найденную на берегу, и воскликнул:

— Ну что, вставай, уже утро. Пойдем купаться!

Ассоль подняла морду и уставилась на меня непонимающим взглядом, дескать, что ты кричишь? А я вновь повторил свой призыв.

Ассоль, море! Пойдем купаться!

А вот и море! Я быстро побежал и с разбегу залетел в живую, лазурную прохладу, которая еще хранила тепло летнего солнца. Ассоль осторожно пошла за мной, проплыла небольшой круг и, возвратившись к берегу, стояла по живот в воде, пыталась лакать воду, но, почувствовав соль, перестала. Затем выскочила на берег и стряхнула с себя влагу, образовав на мгновение радужный фейерверк. Вслед за тем начала носиться по песку как сумасшедшая, зарывалась в него и с наслаждением валялась на спине, поднимая лапы вверх. В море я лег сразу на спину и расслабился, стремясь к тому, чтобы тело привыкло к температуре и чувствовало себя комфортно, ведь вода, прямо скажем, не летняя. Этот прием адаптации я знал давно, ведь если не отдаться той среде, которая тебя окружает, то будешь чувствовать дискомфорт и тогда уже не до купания. Через минуту я ощутил себя так, будто вода была равна температуре моего тела. Потом я еще долго плавал и чувствовал себя первобытным человеком, ибо только море, только вечнозеленая лагуна, только обрывы гор и никого вокруг, ни одной живой души! Что же сейчас вокруг меня есть такого, что подскажет, который сейчас век? — Ничего! Чем дальше плывешь в открытое море, тем более чистой и нежной становится вода. Она здесь не то что на пляжах города или пригородов, тут открытое море, и вода здесь особенная, мягкая, пенистая и даже ласкающая. Делаешь глубокий вдох и ныряешь в глубину и за тобой тянется белый шлейф из пузырьков воздуха. Затем выскакиваешь на поверхность за глотком воздуха, а в глаза сквозь брызги ударяет солнце всеми цветами радуги. И вновь вглубь, где не видно дна, а лишь голубая бездна. Я крутился, как змея, и чувствовал себя дельфином. Потом лег на спину, отдыхал и слышал, как стучит сердце, как на глубине ударяются камни друг о друга.

Потом мы пошли прогуляться по берегу в сторону Новороссийска. Очевидно, что я все время с надеждой и ожиданием смотрел на море, может быть, загадочная женщина все-таки появится? Ведь не приснилась же мне вся эта феерия! Чудная раковина из теплых океанов оставлена ею на берегу — зачем? А может быть, и для кого? — Стоп, так можно дофантазироваться и до невесть чего! — заключил я и решил посвятить себя упоению береговой природой и морем; коль сюда нас занесло, так нужно с пользой для души и тела провести время.

Под ногами обточенные и отшлифованные водой голыши. Слабая и мягкая вода раскалывает крепкие, твердые камни и делает из них то что хочет. Это подтверждает старую китайскую мудрость, думал я, что самый слабый побеждает самого сильного. Вот они, могучие горы, стоят будто навечно, а каждый год замечаются очередные обвалы. Нам преградили путь огромные каменные глыбы, уходящие в море. Будто каменный городок наполовину погрузился под воду. Я замедлил шаг и остановился. Ассоль бегала по берегу, но не теряла меня из виду. Эти глыбы — кубы и параллелепипеды, с гладкой поверхностью и с величиной ребра до двух метров. Если складывать из них пирамиду, то даже подгонять не нужно. Стало вовсе жарко, я разделся и осторожно вошел между камней в воду. Дно скользкое. Я старался удерживать равновесие, и когда вода была уже по колено, лег на живот и, отталкиваясь руками от дна, продвигался на глубину. По животу и груди терлись водяные растения, многие приезжие их боятся и купаются там, где их нет. Наконец можно и нырнуть. А под водой сказочное царство! Разноцветные кусты слегка колыхались от волнений воды, поблескивали чешуйки рыбок на солнце, медузы, как подводные неопознанные объекты, сжимались и отталкивались от воды, крабы, завидев меня, прятались под валуны. Я подплыл к большому камню, сплошь обросшему водорослями, похожему на голову столетнего мудреца, и забрался на него. Стоял на камне, верхняя плоскость которого вровень с поверхностью воды, и если взглянуть на меня издалека, то можно подумать, что я стою на воде — камня не видно. Смотрю на эту дикую природу, и все более подкатывает чувство чего-то забытого, древнего и вечного. Мир людей все более уходит на задний план, а наружу из недр генной памяти моей природы высвобождается состояние первобытности. Может быть, древние предки то же самое чувствовали, что и я сейчас? Что же это за исконное ощущение? Это что-то не от меня, не из того, что я знаю и пережил в этой жизни, это больше меня, больше моей жизни, это — некая вечно струящаяся жизнь, не прекращающаяся никогда. «Живу я или умираю, но я существую всегда», — вспомнил я восточную мудрость. Ныряю с камня в воду и плыву к другому камню, их много здесь, они будто образовали маленький подводный городок, где каждый камень — дом. На камнях полно мидий — морских ракушек, я набрал их в рюкзак и потом разложил на берегу, чтобы подсохли, а мы пошли дальше.

Справа море, слева обрывистые горы, впереди чайки выстроились в ряд на галечной насыпи и внимательно смотрели в синюю даль. В этих крутых, почти вертикальных склонах встречаются громадные выемки и пустоты, похожие на амфитеатры, а также небольшие углубления в скалах, где можно даже устроить себе жилище. Очертания обрывов были очень живописны и в них виделись то голова слона с хоботом и сломанными бивнями, то профиль старца, то еще что-либо. На середине обрыва закрепилось низкорослое деревце. Видно, что оно всеми силами старается противостоять и ветрам, и дождям, от которых осыпается почва. Оно одно, но оно цепляется за землю, за жизнь свою, углубляя свои корни. Всю жизнь это деревце будет. бороться, тогда как остальные, растущие в благоприятных местах, не знают ни этих трудностей, ни тревог, ни противостояния. Сколько же мужества и стойкости в природе, и сколь слаб человек по сравнению с ней! У этого деревца есть чему поучиться, подумал я.

Подошли к месту, где скала почти горизонтальными слоями уходит в море. Будто они рукотворные: гладкие, пологие террасы скрываются в синеве морской. По ним можно даже съехать в воду. Под водой справа и слева от террасы будто специально засажены кусты морских растений. Далеко ли ведут эти тротуары и для кого они сделаны? Что там, в морской пучине, за неведомое, древнее царство?

Прогулявшись, мы вернулись в свою лагуну и на очаге, аккуратно сделанном из камней туристами, жарили мидий. Лист железа здесь был кем-то заботливо оставлен. Ассоль глотала маленькие круглые кусочки мяса не разжевывая и постоянно смотрела на меня, как бы говоря, что ничего не почувствовала и что тут кушать? Потом мы пошли по берегу в сторону Большого Утриша и наткнулись на маленький, но такой радостный и живой водопадик, который образовывал ручей; стекающий с горы. Как приятно пить родниковую воду, которая всего-то в пятидесяти метрах от соленой воды. Как благодатно здесь все устроено великим Творцом! Так бы и остался здесь жить навсегда! Живописнее места на Черноморском побережье я не встречал.

Когда солнце начало склоняться к закату, мы поднялись на вершину высокой горы, которая одним свои склоном обрамляла нашу лагуну. Тропинка была еле различима и тонкой змейкой пролегала вдоль крутого обрыва. В некоторых местах подбиралась столь близко к пропасти, что мы шли в обход, продираясь через кусты терновника и держидерева.

Наконец мы стояли на вершине, вниз к морю уходил крутой обрыв, с края которого от ветра и размывов дождей падали вниз огромные камни, угрожая тем, кто мог идти по берегу моря. В этих местах море наступает на сушу, и постепенно мягкая и слабая вода разрушает сильные и твердые камни. Вид нам открылся удивительный и фантастический. Бескрайняя даль моря, поющее и звенящее солнце особенно на закате, когда оно погружается в водную бездну. Много воздуха, много моря, много гор. Так и хотелось оттолкнуться и полететь подобно чайкам, парящим на той же высоте, на которой находились мы. Здесь как бы сходились три стихии природы: воздух, горы и море, каждая из которых достигала своей наибольшей остроты и выражения.

Я долго всматривался в морскую сиреневую даль в надежде увидеть нашу чудную незнакомку, но, насколько хватало обозрения, ничто не нарушало покоя поверхности моря. Потом вдруг стало ветрено, потянулись темные тучи, и мы спустились вниз. Я лег на песок и старался уснуть, но мысли, образы, картины будоражили воображение и не позволяли найти точку покоя.

Ночью начался сильный ветер. На море, слышалось, заходили большие волны и с грохотом обрушивались на берег. В тех местах, где мы ходили днем, сейчас уже не пройдешь, думал я, так как волны докатываются до самых обрывов гор и не оставляют и маленькой тропки, чтобы пройти по берегу. За полночь грохот с моря усилился и наконец превратился в артиллерийскую канонаду. Я не мог даже задремать и около пяти утра поднялся и пошел к морю. А там черная бездна пыталась поглотить берег и разнести вдребезги все, что встретится на пути. Волны вставали как черные стены, поражая воображение и заставляя каждый раз содрогаться все мои внутренности. Порой казалось, что это уже не волны, а древние чудовища проснулись от долгой спячки и восстают из глубины веков и недр моря, чтобы поглотить пришельца. Белая пена покрывала весь берег, и все бурлило, кипело, шевелилось. Я ощущал себя настолько малым и ничтожным перед этой стихией, что мерещилось: сейчас меня, как щепку, вот-вот захватят эти страшные чудовища и унесут во тьму бушующей бездны. Во время ударов волн о берег, казалось, трясется земля и содрогаются горы.

Как только начало светать, я разорвал свою майку на множество узких полосок, и мы отправились в обратный путь. Стало очевидно, что ждать здесь больше нечего и пора возвращаться домой. На душе стало как— то тоскливо и одиноко, может быть, из-за погоды. День был ветреным, сырым и пасмурным. Через каждые пятьдесят — сто шагов на ветках деревьев я завязывал лоскуты своей майки, чтобы потом можно было найти сюда обратно дорогу. Хорошо, что майка была старой, дырявой, а главное, черной, — значит, неприметной.

Мне не хотелось, чтобы кто-нибудь другой, ориентируясь по моим завязкам, прошел по моей тропе, на которой я столкнулся, может быть, с самой невероятной и удивительной тайной в своей жизни.

Ассоль, молодец, — дорогу запомнила. Днем этот путь выглядел совсем иначе, нежели ночью, порой даже казалось, что я вообще впервые иду здесь и никогда прежде моя нога по этим тропам не ступала.

К вечеру мы были в Горном мокрые до нитки, потому что попали под проливной дождь.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.