Вторая глава КОГДА БОЛИТ ДУША… РОЖДЕНИЕ БОЛИ И ЕЕ РАЗВИТИЕ

Вторая глава

КОГДА БОЛИТ ДУША… РОЖДЕНИЕ БОЛИ И ЕЕ РАЗВИТИЕ

Путешествие в мир реальности

Одним весенним днем у меня было очень скверное настроение – на душе кошки скребли. Я вдруг страшно заскучал по деду Коле и бабе Ане. Тогда, долго не думая, сразу после школы, не заходя домой, решил их навестить.

Я бегу к ним в деревню. И деревня встречает меня в этот раз как-то по-особому: кругом все зеленеет и цветет, воздух свежий, как после дождика. У меня возникает ощущение, что она меня к чему-то готовит и как бы приглашает в новый мир! Деревья стоят в сказочно красивых цветах, витающие в воздухе ароматы сладко дурманят, вселяя в меня чувство радости и благодати. Все вокруг словно шепчет мне: здесь тебя ждут, здесь тебя любят! Здесь – мир прекрасен!

Подойдя к дому деда Коли и бабы Ани, я слышу целый хор птиц, которые одаривают меня какой-то силой, приговаривая на все лады: мы с тобой, иди смелей! Я захожу в дом, а там – все блестит и сияет, все пляшет, улыбается и радуется жизни! Все в движении: стол, скамейки, посуда и даже печка! Будто бы все вокруг водят хоровод и меня в него приглашают да на что-то благословляют. Я прям теряюсь, немного мечусь по дому.

И тут, словно во сне, в дом заходит баба Аня – молодая, высокая, стройная не по годам. Вся сияет, словно пришла на свидание со мной, чего-то себе напевает, глаза горят. Меня видит и – делает вид, что смущается, как девица. Застенчиво обходит весь дом, а потом подходит ко мне и легонько щипает меня. Словно проверяет меня: наяву все это происходит или во сне? Боль от этого щипка я чувствую, но все еще не верю, что не сплю. Сам себя щипаю в другом месте, чтобы самому убедиться: больно – значит, точно не сплю. Тогда я здороваюсь с бабой Аней, а она так же скромно и любезно отвечает мне. Все словно в песне – воздушно, сказочно. Я ничего ни понимаю и спрашиваю:

– Баба Ань, что здесь происходит? Деревня – необычная, птицы – необычные, дом – необычный. Ты, бабуль, какая-то молодая, цветущая, словно меня соблазняешь на что-то, все везде движется. Да движется не как раньше, а все в такт, в одном направлении. Движение словно перетекает с одного в другое, как по эстафете передается… И все вокруг поддерживают это движение, пропускают его через себя и передают дальше, плывя в мире ласки, тепла и нежности…

А она, вторя в тон и в такт моим словам, поддерживая течение моей речи, отвечает мне вопросом:

– А ты сам что чувствуешь при этом?

– Что я попал в какую-то сказку. Да в сказку непростую. И что-то за этим кроется…

Здесь очень хорошо, и это меня к себе манит и одновременно почему-то пугает. Я вижу, что это царство благоденствия, но внутри меня что-то мешает принять его, и наоборот даже пугает. Идут вопросы. Зачем? Куда оно меня зовет, притягивает к себе? Чего оно хочет? Почему это происходит именно со мной? Разве я это заслужил или, наоборот, я в чем-то провинился? Что со мной сейчас происходит? И чувствую, что оно меня понемногу поглощает. Мне в нем очень хорошо и радостно. И я потихоньку растекаюсь в этом нечто прекрасном…

Вдруг со мной что-то происходит, и постепенно во мне исчезают вопросы. Ощущение, что я таю, но не умираю, а наоборот – расцветаю, плыву в облаках, купаюсь в цветах, запахах, в воздухе, в воде, в мебели, в доме, даже в печи… И такое чувство, что я – это все, а все это – я. Мы все едины. Все перетекает из одного в другое. Внутри меня звучит какая-то мелодия, и она необычная, земная, да сложенная из самой жизни: в ней то вода издает звуки, то воздух, то печка поет, то птицы щебечут, то стены звенят, то барабанная дробь по столу ложками. И все это звучит да еще и во мне самом. Все бьется в едином ритме. Все издает какую-то свою мелодию, которая так привораживает, так притягивает и манит к себе! И когда я вливаюсь в нее, то слышу свою песню… И вдруг вижу, что это – стон моей души!!!

Мне в миг становится так страшно, что я сворачиваюсь в клубок и куда-то проваливаюсь.

Из сказки – к исследованию боли

Я очнулся ранним утром следующего дня в огороде от того, что деда Коля обливает меня холодной водой, и я ору диким голосом:

– Хватит! Хватит! А-а-а!

Чувствую, что мне становится очень-очень холодно.

И тут солнышко меня так охватывает своими лучиками, что у меня аж слезы льются из глаз. Слезы радости, что я живой и что мир вокруг нежно обнимает меня да согревает своим теплом. Словно проходит одновременно сквозь меня и вокруг меня, лаская и защищая. В этом блаженном состоянии я снова засыпаю. Сквозь сон чувствую, как деда Коля осторожно меня поднимает, приносит на руках в дом, переодевает и кладет в теплую постель, укрывая мягким одеялом. И я сладко погружаюсь в глубокий сон.

Во сне я словно прохожу сквозь какой-то туман и, просыпаясь, оказываюсь в комнате, где встречаюсь с тетей Наилей, бабой Аней и дедом Колей. А они уже сидят за столом и поджидают меня. Увидев меня, они здороваются, бабуля с теткой низко кланяясь, а деда кивая головой. Я с радостью подхожу к ним, обнимаю, целую всех по очереди в щечку и сажусь за стол. Деда Коля заводит разговор:

– Сынок, мы сегодня собрались поговорить с тобой о боли. Что это такое? Как она рождается и для чего она необходима человеку?

– Очень хорошо! Как раз это меня уже давно мучает, и я не знаю, как вас попросить рассказать об этом.

После этого наступает какая-то подозрительная тишина, словно все продумывают, что сказать дальше. А тетя Наиля хорошенько рассматривает меня своими горящими глазами и затем спрашивает:

– Что тебя беспокоит сейчас, сынок?

– Для чего природа создала боль? Как боль помогает человеку? Откуда она берется? Как она развивается? И что с ней делать?

Дитя впускает в себя мир, как губка – жидкость

Деда Коля улыбается, встает и выходит из дома, а тетя Наиля твердо продолжает разговор:

– Не обращай на деда внимания. Сейчас собери все свои силы и ответь на вопрос: для чего природа создала боль? И выпусти из себя ответ.

Я задаю себе вопрос, но в ответ ничего не приходит.

– Я не знаю, как ответить на этот вопрос… – робко отвечаю я тете Наиле.

– Хорошо. Тогда ответь на другой вопрос: что боль делает с нами?

– Нас мучает, заставляет страдать.

– А в природе есть мучения и страдания?

– Есть… Сейчас природа сильно мучается и страдает.

– А мы – природа?

– Да. Мы часть самой природы, – проговариваю я.

– Так. Тогда скажи: когда мы мучаемся и страдаем, то в этот момент мы живем?

– Нет.

– Природа, сынок, создает только жизнь, а боль она может создать?

– Нет.

– Дак кто в нас создает боль?

– Кто-то чужеродной, неродной нам, живым.

– Давай это посмотрим на примере.

– Давай.

– Что делает дитя, когда оно приходит к маме и папе?

– Изучает мир, в который оно пришло, – отвечаю я.

– Дитя из Царства Благоденствия приходит в мир реальности и видит, что там нет мамы и папы, которых оно выбрало еще до зачатия. Вот тогда дитя ищет своих родителей, проходя сквозь разные миры, а иной раз и чуждые ему. А, найдя их, начинает исследовать мир, в котором живут его мама и папа, чтобы перейти к ним. А как дитя исследует мир мамы и папы?

– Пропускает все происходящее через себя.

– Это как? – интересуется бабуля.

– Все, что говорят мама и папа, дитя принимает за основу своей жизни. Смотрит на мир их глазами.

– По-другому говоря, делает из себя губку. Так?

– Да.

– А что имеется в губке?

– Как – что имеется? Непонятный вопрос.

– Как губка впитывает в себя жидкость? – по-другому задает этот же вопрос баба Аня.

– У нее есть поры, – поясняю я, – и через эти поры она впитывает в себя все жидкое.

– Впитывает в себя жидкость, заполняя поры, – поправляет меня тетя Наиля. – А как она делает это?

Тут кто-то на стол наливает воды, и у моей руки кладет губку.

– Увидь на столе пролитую воду… У тебя в руках губка. И ты собираешь в нее воду. Как собирается в нее вода?

Я беру в руки губку и описываю свои действия:

– Ну, я сжимаю губку. Кладу ее на воду и потихоньку ее отпускаю. Губка расправляется и впитывает в себя жидкость.

– Так. Но как губка впитывает в себя жидкость? – не отстает от меня бабуля.

– Губка всасывает воду в себя.

– А под действием чего происходит всасывание жидкости в губку?

Я вспоминаю физику и говорю:

– Когда губка сжата, то и поры ее сжаты. А когда она расправляется, то поры ее раздвигаются и всасывают в себя все то, что находится вокруг.

– Да, сынок, ты сейчас рассказал, как мы открываем в себе знания.

– Подожди, подожди… Это как мы открываем в себе знания? – переспрашиваю я.

– Давай это мы разберем попозже. Может, ты и сам увидишь, как открываются в нас знания, когда изучишь боль да от нее избавишься. А сейчас давай рассмотрим, как губка без сжатия впитывает в себя жидкость… Когда польешь на нее воду, то что с ней происходит?

Кто-то берет губку, выжимает ее, кладет на стол и сверху поливает на нее водой. Вся вода впитывается.

– А как еще губка может впитать? – спрашивает меня баба Аня.

– Можно губку просто положить на сырое, и она тоже все впитает.

Рисунок 1. Как человек открывает в себе знания, убирая боль

Кто-то снова берет губку, насухо выжимает ее, наливает воду на стол и кладет на нее губку. Губка снова впитывает в себя всю воду.

– А как она это делает?

– Просто впитывает, и все.

– По-другому говоря, впускает в себя жидкость. Так? – поправляет меня бабуля.

– Да-а.

– А дитя, когда изучает мир, что делает?

– Впускает в себя окружающий мир.

– Теперь тебе ясно, как дитя впитывает информацию об окружающем мире?

– Да. Дитя берет за основу мысли окружающих и их развивает, строя свою жизнь.

Впитать боль, чтобы изучитьее?

– А дитя чей мир в себя впитывает?

– Мир мамы и папы.

– А в мире мамы и папы есть боль? – уточняет баба Аня.

– Да. Есть.

– А грязь можно считать болью?

– Да.

– Вода грязной бывает?

– Бывает.

– Дак когда мы губку кладем в грязную воду, то губка в себя впитывает что?

– Именно грязную воду.

– Так дитя впитывает в себя боль мамы и папы?

Рисунок 2. Как дитя впитывает в себя боль

– Да.

– А для чего оно это делает? – заостряет мое внимание бабуля.

– Ну, наверное, чтобы познать боль мамы и папы.

– Может быть и такое. Но я хотела сказать другое…

Тут наступает тишина, словно мой ответ застает всех врасплох. Я оглядываюсь вокруг и вижу, что деда Коля, как и раньше, сидит на своем прежнем месте. За разговором я и не заметил, как он пришел. Он оглядывает меня и чему-то тихо радуется.

Мне это кажется странным, и я спрашиваю его:

– Чему ты радуешься, деда Коля? У нас ведь не получается разговор.

– Сынок, разговор-то как раз получается. И ты сейчас как раз отправляешься изучать себя без нашей силы. Этому я и радуюсь.

Слова деда придают мне еще больше силы – я выпрямляюсь, сажусь поудобнее, и он задает мне следующий вопрос:

– А для чего ты изучал боль мамы и папы?

– Чтобы узнать свою боль.

– Это как?

– Когда я впитываю в себя боль мамы и папы, эта боль начнет создавать в моей жизни другие ситуации да такие, где я могу увидеть эту же боль, но только в себе.

– Вот так тьма нас и водит за нос по просторам пустоты и безвыходности, на привязи и под тотальным присмотром. Скажи, когда ты впитываешь в себя мир мамы и папы, то ты знаешь, что вместе с тем ты впитываешь и боль родителей?

– Нет.

– Вот то-то и оно.

Из мира реальности – в мир боли

– Дак для чего дитя впитывает в себя мир родителей?

– продолжает деда Коля.

– Для того чтобы познать мир мамы и папы. Познать, в какой мир дитя пришло, какая его здесь жизнь ожидает.

– А как это происходит?

– Ну, например, я – грудной ребенок, только начинаю ползать. Натыкаясь на стул, я запоминаю его для себя именно таким, какой он есть, а не таким, каким мне его опишут мама и папа.

– Так. А где здесь боль?

– Ну, как же. Ведь когда я ползаю, то натыкаюсь на стул, на стены, на стол и ударяюсь. А боль мне так показывает форменность предмета, на который я натыкаюсь.

– Хорошо. Давай для начала увидь, как ты сам ползал в детстве и как познавал окружающий мир.

Я сажусь за столом поудобнее и вспоминаю, что со мной происходило в тот момент, когда я в младенчестве натыкался на предметы в доме. И рассказываю:

– Вот я встаю на корточки. Мои руки и ноги меня не держат. Я утыкаюсь головой в пол.

– Подожди, – останавливает меня деда Коля. – Когда ты уткнулся в пол лицом, то тебе было больно?

– Нет. Мне было забавно. Пол тогда был, словно мягкая перина, и я точно окунался в нее с головой. Да мне это было приятно! И самому хотелось еще и еще уткнуться в пол носом.

– Да это так. Мир тебя в тот момент оберегал и тебе показывал твою жизнь такой, какая она есть на самом деле. Это так. Но когда у тебя появлялась боль в исследовании мира?

– Когда мама запустила мысль, что я ушибусь.

– И что ты с это мыслью мамы сделал?

– Впустил эту мысль в себя, чтобы познать, что это такое.

– Та к… И как тебя встретил мир с этой мыслью?

– Я наткнулся на угол ножки стула, и стул оказался твердым.

– Ты ушибся при этом?

– Да. Мне было больно, – с сожалением говорю я.

– И что тебе эта боль показала?

– Что мир мамы и папы кусается.

– А что еще?

– Что мир реальности, в который я пришел, и мир мамы и папы находятся рядом, да они – разные. И что мы, когда принимаем разрушительную мысль мамы и папы, делаем мгновенный переход из мира реальности в мир боли да разочарования.

– Молодец. Тогда боль тебе показала, что есть мир реальности и есть мир боли, и что мама и папа живут в мире боли. И что когда появляется боль, то на мир реальности тут же накладывается мир боли. Так. А что еще показывала тебе боль?

– Что в мире боли все жесткое, острое, твердое и больное.

– А в мире реальности?

– Мягкое и пушистое. Воздух, как вода, и я в нем купаюсь, только в нем нет сырости, и я остаюсь сухим. Пол, словно пружина, прогибается от моего падения и подхватывает меня. Стол играет со мной, когда я к нему подползаю: ножку свою приотодвигает, и мы играем с ним в ляпки. Стены когда я к ним подползаю, то они песнь какую-то поют, словно меня о чем-то предупреждают. А когда я натыкаюсь на них лбом, то они мягонько со мной бодаются… Этот мир оберегает меня и играет со мной… Забавно… Я в него обратно хочу вернуться.

– Это возможно, сынок. Это мы тебе и предлагаем сделать, только для этого необходимо убрать без остатка боль со своей души и плоти.

После этих слов деды Коли мне становится так тоскливо и обреченно из-за того, что меня не пускают обратно в мир любви и сладости, пока я не уберу из себя боль.

Я отворачиваюсь от деда Коли и плачу.

Как боль крутит нами

А немного погодя начал искать выход из сложившейся ситуации и положительные стороны того мира, в котором я сейчас нахожусь. Да говорю:

– Но ведь боль мне тоже сейчас помогает. Когда я натыкаюсь на стул, то я натыкаюсь на некую плотность, и в месте соприкосновения со стулом я впитываю в себя информацию о стуле через боль. Когда я натыкаюсь на препятствие, имеющее малое сопротивление, то информация записывается без боли. Ну, например, когда я ползу, то сопротивление воздуха настолько мало, что информация, которая записывается о воздухе, такая: он мягкий, текучий и никакого вреда не причинит.

– Подожди, а когда информация записывается через боль, то, что тогда с тобой происходит?

– Я понимаю, что в мире есть что-то, что оказывает мне сопротивление, ограничивает мое движение. И я задаюсь вопросами: какое оно? Может мне навредить или нет? Разрушит меня или нет? Как определить разницу между препятствиями? Боль пробуждает чувства, ощущения, заставляет думать: как жить в мире, где имеются препятствия.

– А чем является для тебя ограничение?

– Препятствием.

– А что такое препятствие?

– Это то, что мешает мне жить свою жизнь.

– Дак чем оно тогда для тебя является?

– Болью.

– Хорошо. А этот же стул: чем он является для тебя, когда ты в мире реальности?

– Другом.

– И он стоит на твоем пути?

– Нет. Он помогает мне познать мир, в который я пришел.

– Так. А чем является для тебя вопрос: Может мне навредить стул или нет?

– Пробуждением страха и ненависти к стулу.

– Уже что-то, – вздыхает дедуля. – А чем для тебя является вопрос: Стул разрушит меня или нет?

– Тоже пробуждает во мне страх и ненависть к стулу.

– А чем для тебя является вопрос: Как определить разницу между препятствиями?

– Это для меня является созданием условий для видения в себе ненависти, злости, гнева на препятствия.

– По-другому говоря, видеть разницу агрессии на разные препятствия. Так. А как боль пробуждает в тебе чувства?

– Я натыкаюсь на препятствие и чувствую боль.

– Очень хорошо сказал: что боль пробуждает в тебе чувство тьмы и смерти. Это так. А когда ты был в реальном мире, то что ты чувствовал?

– Ничего. Не чувствовал, мне там было просто хорошо.

– А «хорошо», это что такое?

– Чувство.

– Чувство чего?

– Жизни, – с удивлением для себя отвечаю я.

– Так. По-другому говоря, в мире реальности мир в нас пробуждает чувство нашей Жизни, а в мире боли мир пробуждает в нас чувство смерти и тьмы. А чем является для тебя дума? – неожиданно поворачивает ход разговора деда Коля.

– Странный вопрос. Дума есть дума, как ее еще назовешь.

– Хорошо. А что ты делаешь, когда ты думаешь?

– Развиваю мысль.

– А чью мысль?

– Свою. Чью же еще!!?

– А ты сейчас – это кто?

– Сука, козел, – с удивлением для себя выходит у меня изнутри.

– Дак чьи это мысли?

– Суки и козла.

– Ху-у, – выпускает из себя дедуля и продолжает дальше: Это мысли чужие, чужеродные, мысли тьмы и смерти, да полчища тьмы. Дак чьи ты мысли сейчас развиваешь?

– Этих тварей, которые сидят во мне.

– Дак, что ты делаешь, когда думаешь?

– Развиваю их же мысль.

– Так. А когда ты в реальном мире, то, что ты делаешь?

– Я мыслю, – отвечаю я, и тут же мой ответ меня же вводит шок.

– Дак что мы делаем, когда мы думаем?

– Создаем условия для того, чтобы в нас зародилась новая боль.

– Можно это же сказать, что когда мы думаем, то развиваем мысль чужеродную и этим отдаем силы жизни тьме?

– Нет. Мы только развиваем их мысль и все, – отвечаю я.

– Ладно. Что ты делаешь, когда развиваешь чужеродную мысль?

– Просматриваю, что мне делать дальше? Как мне поступить? Что может быть со мной, когда я это сделаю? Стоит ли мне это делать или нет? А это мне необходимо или нет? Смогу я это сделать или нет?

– Так. А что такое: что мне делать дальше?

– Растерянность.

– А растерянность это что такое?

– Боль.

– Уже лучше. А что такое: как мне поступить?

– Тоже растерянность… и даже паника, – утверждаю я.

– А паника это что такое?

– Боль.

– А что такое: что со мной может быть, когда я это сделаю?

– Наворот. Пока я этого не сделаю, я не смогу увидеть то, что может быть со мной. А когда я делаю это, то знаю, что мне это необходимо, – рассуждаю я.

– А наворот, это что такое?

– Боль. Это то, что я надумал. И этой мыслью сам себе создал новую боль.

– Так. А что такое: стоит ли мне это делать или нет?

– Сомнение.

– А сомнение это что такое?

– Боль.

– А что такое: это мне необходимо или нет?

– Метание из стороны в сторону. Я не могу сделать выбор и определиться в своей жизни.

– А это что такое? – стоит на своем деда Коля.

– Тоже боль… которая ведет меня в тупик… в лабиринт… в никуда.

– Молодец, сынок, – поддерживает меня дедуля и спрашивает дальше: А что такое: смогу я или нет?

– Неуверенность в себе.

– А это что такое?

– Тоже боль.

– Дак что мы делаем, когда мы думаем?

– Наворачиваем одну боль на боль другую.

– А что ты делаешь, когда ты мыслишь?

– Тоже развиваю мысль.

– А чью?

– Мысль Жизни, свою мысль.

– А что ты делаешь, когда развиваешь свою мысль? – доводит мысль до конца деда Коля.

– Ищу возможность, как однозначно это сделать.

– Так. Дак что делает боль, когда она толкает тебя на то, чтобы ты стал думать о своей жизни?

– Думами она уводит меня от моей же жизни к самоуничтожению и постепенному разрушению своей жизни.

– Иначе говоря, к твоему бездействию или действию по кругу. Боль заставляет нас топтаться на месте или бешено метаться по кругу, как белка в колесе. Или, как говорили наши предки: «Боль заставляет нас думать о том, как нам попасть в лабиринты смерти, и загоняет нас в безвыходные положения, когда выход находится рядом, только мы его не видим, так как боль собой застилает нам глаза». Это ясно?

– Да. А когда мы находимся в боли, то мы ищем путь, как сбежать от нее или избавиться, а не как ее убрать… – говорю я с радостью.

Как рождается душевная боль

– Мы разобрали, что такое боль и что делает с нами физическая боль. А сейчас давай посмотрим: что делает с нами боль душевная?

– Не знаю… – с тяжестью на душе отвечаю я.

– Давай посмотрим, что такое обида?

– Боль.

– А злость – это что?

– … Боль.

– А какая боль?

– Душевная.

– А как она образуется?

– Я впитываю в себя чужую мысль.

– Еще…

– Ну, я не знаю…

– А что ты чувствуешь, когда ты натыкаешься на предмет?

– Физическую боль.

– И только?

– Нет, что-то еще.

– А что еще?

– Другую боль.

– Какую?

– Душевную…

– Так. А какую душевную боль?

– … не знаю.

– Ладно. Как ты видишь, страх – это боль?

– Нет. Это то, что предостерегает и оберегает.

– От чего?

– От другой боли.

– Это как?

– Натолкнувшись на препятствие один раз и сделав себе больно, ты уже знаешь, что в мире есть препятствия, которые могут тебе навредить, и потом передвигаешься уже осторожнее.

Тут деда Коля надувается, как пузырь, и говорит, точно молотом бьет по наковальне:

– Это ты сейчас сказал, что такое знание смерти и знание тьмы, да что такое осторожность!!! Но для чего тебе необходим страх?! Да что он тебе дает?! – ты не сказал!

– Что мне дает страх?… – задаю я вопрос сам себе. – Наверное, благодаря ему я приобретаю качество, которое мы называем осторожностью.

– А что такое знание смерти и тьмы да сама осторожность для тебя?

– Знание о том, как и что делать нельзя и предостережение об опасности.

– А что это такое? – настаивает на своем деда Коля.

– Ограничение.

– А ограничение что такое?

– Боль.

После этих моих слов деда Колю, словно что-то отпускает, и дальше он продолжает ровным голосом:

– Да. Наши ограничения? – это опыт, приобретенный нами живя в мире боли. Это то ограничение, которое обрезает нас от наших знаний жизни, от нас самих и от самой нашей жизни. Так мы становимся рабами, а не хозяевами сами себе и своей жизни. Опыт создает условия, чтобы мы рвались к свободе и забыли о воле. Чтобы мы жили в постоянной борьбе с ветреными мельницами и с мыльными пузырями, да страдали и мучались без повода и по поводу. Так. Это вначале, а что потом?

– Ничего, кроме того, что боль связывает меня и не дает мне действовать.

– Ладно. Тогда как рождается душевная боль?

– Она рождается, когда я познаю мир и впитываю в себя всю информацию о нем.

А деда Коля добавляет:

– Впитываешь из того, что есть в мире боли…

Тут все оживляются. Баба Аня запевает, тетя Наиля снимает свой платок с плеч, поднимает его за спиной и, приплясывая, да приглашает деда Колю плясать.

Я чувствую себя превосходно. Вмиг наполняюсь силой. Ощущение, что сейчас без рогатины смогу медведя завалить. И, немного поразмяв свои кости, присоединяюсь к старикам. А они резвятся, как могут! И я ловлю себя на мысли, что меня это не удивляет! В плясе я пытаюсь изобразить нечто подобное им, но чувствую, что мне что-то мешает.

Мастер-класс Стариков по движениям

И баба Аня, заметив, что я начинаю раздражаться, искусно притормаживает веселье и постепенно переводит его в разговор. Да спрашивает меня:

– Сынок, тебе что-то мешает плясать?

– Да, мешает. У меня такое чувство, что мои движения что-то сковывает.

– А как ты видишь, что бы это могло быть?

– Наверное, боль.

– Совершенно верно – боль!..

Тут все садятся вокруг стола, и баба Аня продолжает разговор:

– Сынок, а тебе охота так двигаться?

– Как так?

– Как? Как?… Как мы, – передергивает меня баба Аня.

– Да, – скромно отвечаю я.

– А как ты мыслишь, ты это можешь?

– К сожалению, нет.

– Скажи, а что ты делал вчера, когда пришел к нам?

Я напрягаюсь, вспоминаю, но ничего не припомню.

– А что я вчера делал? Я ничего не помню.

– Вчера мир пригласил тебя к себе в гости. И ты вошел. Да не просто вошел, а сам участвовал в хороводе реального мира – мира живых, мира благодати, мира Лада. Ты резвился вместе с ним, даже летал! Мир показывал тебе свои необъятные владенья. А как ты видишь, отчего ты там тогда мог двигаться, а здесь нет?

– Я не знаю, отчего так было вчера. А сегодня я плохо двигаюсь, потому что тело мое физически не развито. Вы-то, наверное, каждый день в этом упражняетесь!..

И вдруг деда Коля в одно мгновение встает, бежит по полу. Потом по стене! по потолку! обратно по другой стене! и, сделав круг, возвращается на место.

Я, оторопев от увиденного, таращу на него глаза и, чуть дыша, бубню себе под нос:

– Не может быть!!! Не может быть!!! Нет, этого не может быть!!!

А баба Аня с тетей Наилей смотрят на меня такими же очумелыми глазами и передразнивают меня:

– Не может быть! Не может быть! Деда Коля, ущипни меня, я, наверное, сплю! Я сплю-у-у! Это сон!

И от смеха надо мной валятся на скамейки. А деда Коля еле слышно говорит:

– Ты хочешь так научиться?

Еще не успокоившись от такого зрелища, я вскакиваю. Глаза – все еще навыкате. Говорю, но уже без одышки:

– Да! Хочу!! Очень хочу!!! Очень, очень сильно хочу!!!

Бабки поднимаются с лавок, а деда Коля их спрашивает:

– Ну, что, бабки, научим его так двигаться?

А они, словно сговорившись, отвечают в один голос:

– Такого упрямого?!! Такого упертого?!! Не знай!! Не знай!

– Я буду слушаться вас! – умоляю я их. – Все, что скажите, буду делать!

А деда Коля говорит:

– Ну что ж, проверим?

– Проверим! Проверим! – в один голос отвечают ему бабки и дальше спрашивают деда Колю также хором и очень важно, словно делают мне одолжение:

– Ну что ж, начнем?!

– Начнем, – проговаривает деда Коля.

– Ну, теперь держись! – угрожают мне и смотрят на меня колючим да игривым взглядом бабки.

Я приободряюсь и с игривостью принимаю вызов стариков. И уверенным да твердым голосом отвечаю:

– Держусь!

Деда Коля делает жест, словно берет в руки свиток и торжественно зачитывает условия нашего соглашения:

– Для того чтобы научиться так двигаться, необходимо научиться слышать, в первую очередь, самого себя и того, кто находится в тебе! Принимается?!

– Да! – отвечаю я так, словно принимаю клятву.

– Так!.. Дальше! Необходимо быть предельно внимательным как к окружающим, так и к себе! Принимается?!

– Да! Принимается!

– Дальше! Прикладывать к себе, к своей душе информацию, которую мы тебе даем! Принимается?!

– … П-при-инимается! – чуть не захлебнувшись слюной, произношу я гордо и торжественно.

– Дальше! На вопросы, которые мы тебе задаем, выпускать ответ из себя и называть имена тех, кто тобой в этот момент управляет! Принимается?!

– Да, принимается выпускать из себя то, что идет, даже злость или принятые мной решения!

Деда Коля удивляется этому моему ответу, и дальше его голос как-то стихает. Но он продолжает говорить, хоть и с оглядкой на меня:

– Пропускать звуки, слова, мысли и движение мира через себя! Принимается?!

– Да!

– Задавать себе вопросы и выпускать из себя ответы!

– Принимается!

– Освобождаться от злобы, гнева и ненависти!

– Да!

– Очищать плоть и душу от любой боли, что в тебе есть!

– Принимается!

– Раскрывать в себе жизненные силы и открывать в себе свои возможности, а они безграничны!

– Принимается!

– Принимать то, что на первый взгляд кажется невозможным – только возможным!

И тут я выдыхаюсь…

– Нет!!! Этого я принять не могу! Вы, порой, делаете то, что меня пугает, или нечто такое, что моему уму непостижимо. А это меня сбивает с толку.

Деда Коля, смеясь, поддевает меня:

– Бабки, у него штаны кончились! Да и порох в пороховницах!

Это меня цепляет. И очень больно. И я кричу:

– Нет! То, что я иной раз делаю в штаны, не говорит о том, что я сдался!

А дед, подзадоривая меня, продолжает в том же тоне:

– А что же тогда?! Ты струсил?!

И смеется! Да так раскатисто, что стены дома дребезжат и стекла из рам вылетают!

– Он струсил! Ха-ха-ха! Он струсил! – передергивают меня баба Аня и тетя Наиля.

Я не выдерживаю такого напора и ору во весь голос, сколько есть сил:

– Принимаю! Принимаю! Вы слышите меня, я принимаю вызов!

А у самого слезы идут, дыхание учащается, и сердце стучит – вот-вот выскочит.

Дед замолкает и смотрит на меня какими-то идиотскими глазами, словно не понимает, что здесь происходит. И спрашивает бабок:

– Вы что-нибудь увидели: что здесь сейчас произошло?

– Нет. Мы и не сомневались в нем.

– И я не сомневался. Сынок, а с чего ты взял, что мы тебе не верим?

– Я не говорил, что вы мне не верите.

– А-а-а… Значит, это мне показалось. Бабки, значит и вам это показалось, – строго говорит дед и перекрещивается смеха ради. А те, как мышата в клетке перед хозяином, вытягиваются, виновато прищуриваются и тоже перекрещиваются, кивая головой: мол, мы все поняли, больше так не будем.

– Нам послышалось. Померещилось, – говорят.

Пошутив немного, мы все усаживаемся на свои места.

Как развитие душевной боли ограничивает плоть

И деда Коля осторожно меня спрашивает:

– Ты готов дальше к разговору?

– Да. Пожалуй.

– Прекрасно. Итак, то, что мешает тебе двигаться так, как я – это боль?

– Да.

– Хочешь от нее избавиться?

– Да!

– Чтобы ее убрать, необходимо знать, что такое боль, как она рождается, как развивается, необходимо увидеть ее проявления и повадки.

– Как охотник? – спрашиваю я. – Ведь он вначале изучает жизнь зверя, затем выслеживает его, а только потом убивает.

– Да, почти так же, только не совсем. Охотник принимает дары природы, чтобы жить, точно так же, как и ты убираешь боль, чтобы жить. А внешне смотрится, что он убивает. И при том заметь: охотник принимает в дар не каждого зверя подряд, а только некоторых, чтобы не нарушать баланс развития животного мира, установленный природой, тех, которым одаривает его природа. А ты убираешь и необходимо убирать каждую боль так, чтобы она больше не возвращалась к тебе. Это ясно?

– Да.

– Ты знаешь, что такое боль?

– Конечно.

– И что это такое?

– Это чужеродные мысли и их развитие, а они уже, так или иначе отражаются на нашем теле, в наших душах, делах, действиях, мышлении, в образах, в отношениях и во взаимодействии между живыми.

– Так… а как она развивается?

– Да… знаю я.

– И как же?

– Когда мы злимся, обижаемся, думаем, развиваем мысль чужую…

– Еще раз. Как развивается душевная боль?

– Нет. Не знаю, – растерянно и обреченно говорю я.

– Давай разберем любой пример. Какой ты хочешь?

– Даже не знаю, какой предложить.

– Хорошо. Что сейчас с тобой происходит?

– Идет злость.

– На кого?

– На тебя, бабу Аню и тетю Наилю.

– Так. А за что идет на нас злость?

– За то, что вы загнали меня в угол и выжали из меня признание того, что я не могу признать.

– Давай вначале разберем слово «не могу». С каким событием в твоей жизни связано его проявление?

– С тем моментом, когда мама заставляла отца копать огород.

– Тогда отец сказал это слово?

– Да. Он говорил: «Я не могу копать огород, у меня болит спина, так что копай сама».

– Это слово показывает боль?

– Да, показывает.

– Вот мы и нашли одну душевную боль, которая берет начало с другого события. Так?

– Хм-м… Да, – ухмыляюсь я.

– Дальше. Вспомни, где ты находился, когда я оказывал на тебя давление?

– За столом.

– А ты сказал, что мы загнали тебя в угол. Так?

– Точно.

– Твои слова о том, что мы загнали тебя в угол – это боль?

– Да, наверное.

– Гд е она родилась? В каком событии?

– Однажды в каком-то помещении мальчишки зажали меня в угол: требовали, чтобы я признал, что я зассыха…

– Вот вторая душевная боль. Следующее слово «выжали» – это боль?

– Нет. Это лексикон.

– А какой образ несет это слово?

– Сжатие, давление, насилие…

– А это боль?

– Да… боль.

– Откуда она берет свое начало?

– С моего рождения: когда мама меня хотела сдавить, задушить, когда я выходил на этот Белый Свет.

– Вот и нашли третью душевную боль. Слово «признание» – это боль?

– Да. Это боль. Как-то вы с бабкой Тамарой так зажали меня в тиски своими насмешками, что жить насрать стало. Этими насмешками и выжали из меня признание, что у меня есть боль.

– Та-ак. Вот четвертая душевная боль. Давай посмотрим, что ты чувствовал, когда я оказывал на тебя давление? – спрашивает меня дедуля.

– Боль в груди.

– Еще…

– Что меня что-то душило.

– Так, еще.

– Меня всего сжало, хотелось свернуться в клубок, и все.

– Что это была за боль в груди?

– Обида, злость на вас.

– Так, а она откуда берет свое начало?

– С детства.

– С какого события?

– … мама меня колотит в порыве злости за то, что я реву и не могу успокоиться.

– Вот пятая душевная боль. А ощущение, что тебя что-то душит, где родилось?

– Тоже в детстве: мама любя прижала меня так, что я чуть не задохнулся.

– Шестая душевная боль. А что с тобой случилось, когда тебе захотелось свернуться в клубок?

– Меня свернула боль.

– Какая боль?

– Мне захотелось отомстить вам.

– Она откуда идет?

– Изнутри меня.

– А с какого события?

– … я в утробе матери и отца. Мама пошла в магазин за мылом. Тогда с мылом было плохо: в магазине была большая очередь. Мама попросила пропустить ее без очереди, но ее не пустили, да еще обругали и обозвали. И маме стало очень тяжело. На улице было жарко, она плохо переносила жару и упала в обморок. А когда в больнице пришла в себя, решила отомстить мужику, обидевшему ее в магазине.

– Так, седьмая душевная боль. Что тебе еще хотелось сделать, когда я создал на тебя давление?

– Поколотить вас и сбежать.

– Только это?

– Да.

– А это боль?

– Да.

– И что ты решил в этот момент?

– Скрыться, сбежать, укусить тебя…

– Что еще? – стоит на своем деда Коля.

– Ничего.

– Сейчас давай посмотрим, с какого события берет начало решение сбежать?

– С рождения.

– Что тогда с тобой произошло?

– Мама решила избавиться от меня при родах и зажала родовой проход. Мне стало страшно, и я решил сбежать, вырваться из маминого плена.

– Это следующая душевная боль. А во время какого события родилось решение поколотить?

– … мама кормит меня грудью, а молоко не идет. Я маме об этом по-своему говорю, а она меня колотит по заднице и причитает: «Да чем я провинилась перед Богом, что мне послано такое наказание?»! И тычет меня в свою грудь, как котенка носом в его дерьмо.

– Так, это тоже душевная боль. Дальше. С какого события берет начало решение скрыться?

– Мама меня пеленает в роддоме. Мне от этого больно, и я размышляю: мне будет лучше, если я сейчас скроюсь. Мама меня не найдет, успокоится, и тогда я к ней вернусь.

– И это душевная боль. А решение сбежать откуда?

– Это решение тоже родилось в детстве, когда пьяный отец лупил меня непонятно за что.

– И это душевная боль. А укусить?

– Тоже из детства. В детском саду меня наказала воспитательница ни за что. Луизка сперла с праздничного стола конфетку, а свалила все на меня. А я, как дурак, взял ее вину на себя. Мне тогда от злости сильно захотелось укусить воспитательницу, тем более что она – моя старшая сестра.

– Так… и это душевная боль. А какой ты ощущал запах, когда я поддевал тебя?

– Никакого… Подожди, подожди. Запах чего-то тухлого, но запах очень слабый, чуть заметный.

– Еще?

– Все.

– А этот запах – боль?

– Да, боль. Она напоминает мне отравление газом. Мама, когда была беременной, однажды готовила поесть и отравилась газом.

– Вот еще душевная боль… И как эта «компания» душевной боли повлияла на твою физическую плоть?

– Не знаю… Но у меня появился страх, когда я представил в себе всю эту свору боли.

– Это сейчас, а тогда, когда я на тебя нападал?

– Меня буквально всего сворачивало в клубок, во всем теле было сильное напряжение. Что-то мне не давало вас поколотить…

– По-другому говоря, эта душевная боль ограничила твои движения, связала тебя, даже скрутила вопреки твоему желанию. Так?

– Конечно.

– А когда ты увидел эту боль при разборе, то, что с тобой происходит? Да что случилось с болью?

– Боль разбежалась в разные участки моего тела.

– И что тогда с плотью произошло?

– Ее немного отпустило.

– Теперь ты увидел, как боль тормозит, даже ограничивает движения твоей плоти?

– Да.

– А мы еще с тобой не разобрали, что ты в действительности сделал в этой ситуации. Рассмотрели только частичку того, что делает с тобой душевная боль, как она порабощает тебя, когда ты ее не убираешь. Ну, что, раб, ты увидел своих рабовладельцев?

– Да.

– Дак кто с тобой вытворял то, что хотел?

– Огромная куча боли.

– А точнее, это был сговор боли, которая есть внутри тебя. Скажи, а что она получает от того, что управляет тобой?

– Силу от моих эмоций, от моих действий. Благодаря этому боль во мне живет и развивается.

– Ну, не совсем так, но примерно. И что же ты сделал, когда я на тебя надавил?

– Я остался здесь.

– Совершенно верно. И что это значит?

– Что я все-таки хочу понять, что со мной на самом деле происходит, что вы делаете, как вы живете, и мне хочется жить так же.

И после этого мы со стариками дружно соглашаемся с тем, что разобрались в произошедшем со мной, да мягко разваливаемся по лавкам.

Мастер-класс Стариков на грядках

Деда Коля, видя, что мы все выжатые, как лимоны, предлагает:

– Ну что, молодежь, разомнем свои кости: прополем грядки в огороде и пойдем дальше?

Все как засмеются, в знак согласия кивают головами и под пение бабы Ани отправляются в огород.

– Ну, командуй, хозяйка! Какие грядки полоть, какую траву выдирать, какую оставлять, – говорит придирчиво тетя Наиля.

А баба Аня, не мешкая, распоряжается:

– Дед, ты знаешь, где у нас скотина?

– Так… – в ответ тянет деда, – смутно. Склероз память еще полностью не отшиб.

– Мы сейчас станем полоть грядки да траву собирать в кучи, а ты эти кучи таскай в хлев – скотину корми, да напоить ее не забудь.

– Хорошо, госпожа, стану делать!

– Ну, а вы – айда со мной грядки полоть. Да смотрите: сорняк с корнем выдирать! Чтобы деду потом не перекапывать, – обращается к нам баба Аня.

Тетя Наиля вытягивается в струнку, прикладывает к голове руку и говорит:

– Есть, товарищ атаман в юбке!

Я стою и удивляюсь, как ловко они распределили: что кому делать, и еще изображают безоговорочное повиновение хозяйке! Но баба Аня меня быстро отрезвляет:

– А ты что – уже устал? Или тебе еще раз повторить, глухая тетеря!?

Я смеюсь и быстро подключаюсь к прополке грядок, которые показывает мне баба Аня.

И тут – странная вещь! У меня не получается полоть траву! Корни так крепко схватились за землю, что я и так, и эдак их дергаю, а они – не вылазят! Смотрю на бабок: а они очень ловко управляются с ними: не напрягаясь, словно играючи. Ощущение такое, что сорняк у них сам из земли вылетает, взрыхляя за собой землю. Тут я аж сел от удивления:

– Ничего не пойму! Как вы так их полете?

– Очень просто, – отвечают мне бабки. – Мы знаем, как устроен этот сорняк. Мы его специально с осени оставляем, подкармливаем навозом и перегноем, чтобы он силы набрал. Да наказываем ему, чтобы он глубоко в землю свои корни пустил. А по весне, вот как сейчас, мы приходим и говорим ему: «Все, сорняк, твое время вышло, вылезай да землю за собой разрыхляй!» Вот он и выпрыгивает сам из земли. Да смотри: какая земля рыхлая после этого стает, и лишней влаги нет. Сорняк землю разрыхлил – так что после этого и копать нет необходимости, да еще питательных веществ добавил, а навоз и перегной перемешались. Вот здесь станет расти морковь, здесь – лук, там – зелень. Ты посмотри: и сорняк везде разный. В природе каждое живое во Вселенной создано для того, чтобы помочь человеку творить свою жизнь и выполнить свою первоначальную задачу да свое первоначальное предназначение, с которыми человек пришел на этот Белый Свет.

А у меня в это время рот раскрывается и обратно уже не закрывается, пока баба Аня все это говорит. Оказывается, все так просто!

Я рою руками грядку там, где уже пропололи бабки. К моему удивлению, земля там разрыхлена сантиметров на десять-пятнадцать, и мягкая – как пух! Проверяю и сорняк на грядках – везде разный. Все, что сказала баба Аня, подтверждается. Я поражаюсь. И странно то, что у меня нет никаких вопросов. Какое-то необычное состояние…

Сорняк показывает, как боль сковывает нашу душу

Деда Коля подходит ко мне и говорит:

– Что, не получается, как у них?

– Нет, не получается. Они знают какой-то секрет, а мне его не говорят.

– Они тебе его уже сказали, но ты их слова мимо ушей пропустил. Вот так ты и боль в себе пропускаешь да с большим трудом ее из себя изгоняешь, точно так же, как сорняк. Посмотри вон на ту грядку с луком. Видишь, как сорняк начинает вредить и разрушать лук?

– Да, но отчего это происходит?

– Прошлой весной мы решили эту грядку не пропалывать, чтобы посмотреть, что потом с ней станет, – говорит и отводит меня на разговор деда Коля. – И вот – результат налицо. Сорняк полностью заглушил лук, и он переродился, стал мелкий и гниет. А земля на грядке плотная: сорняк ее сковал.

– Подожди! Как это: боль точно так же, как сорняк? Что боль так же, как сорняк, зарождается, развивается и размножается?

– А для чего по-твоему природа создала сорняк?

– Для того чтобы показать нам, как наша боль сковывает нас и не дает нам двигаться.

– Так. А боль в природе есть?

– Нет.

– Так откуда она тогда в нас взялась? – с ехидством спрашивает меня деда Коля.

– Мы ее сами создали.

– А каким образом создали?

– Тем, что стали развивать чужую мысль: мамы, папы, бабушки, дедушки, соседей, родственников, друзей, учителей, воспитателей, да много кого…

– Да, это так… И до того дошло, что совсем забыли про мысль свою… Да более того стали опираться на чужие мысли и строить свою жизнь по их мысли, обрезая себя от реальности, – говорит деда Коля и задумывается.

Боль, изучая человека, создает в нас опыт

Тут, воспользовавшись паузой, я задаю деду Коле вопрос:

– А как тогда быть с тем, что боль включает наш головной мозг, видение, слышание, толкает нас на какие-то действия, да открывает в нас знания как можно и как нельзя поступать.

– Очень интересное высказывание, – дивится деда Коля и смеется. – Вот таким образом мы и загоняем себя в тупик и безвыходность… С такими мыслями мы никогда не уберем боль и тогда она станет нам необходима. Посмотри, что на самом деле происходит? Что с тобой происходило тогда, когда ты начинал ползать?

Я вспоминаю… Однажды, когда мама посадила меня на землю, то головной мозг предупредил меня о том, что земля твердая, неровная. И я отвечаю деду:

– Головной мозг предупреждает тело об опасности.

– Это как?

– Ну, например, когда дитя садят на землю, то головной мозг в очень короткий промежуток времени собирает информацию о препятствии и передает ее телу: земля твердая, неровная… И тело, получив эту информацию, становится вязким и текучим.

– Так. А причем здесь боль?

– Ну, как же? Когда я, маленький, сажусь на пол, то мне становится больно и я через боль собираю информацию о том, что пол твердый.

– «Вот это да!» – сказал Дарвин и нарек это познанием жизни через боль. А разве тебе было больно, когда ты в первый раз сел на пол?

– Нет.

– А что тогда произошло?

– Я просто собирал информацию о поле через тело.

– Это уже поближе. А как это происходило?

– Когда я садился на пол, то мое тело сталкивалось с препятствием и оно ощупывало, знакомилось с ним. А тело уже передавало информацию о поле головному мозгу.

– Дело в том, что когда у нас встречаются препятствия, то мы искусственным образом, запуская мысль о препятствии, сами создаем себе боль. А в твоей ситуации, что было?

– Я садился на пол, и мне не было больно… Тело само обтекало поверхность пола и этим собирало информацию о форме пола, а затем передавало ее головному мозгу.

– Так. Когда ты садился на пол, то плоть была мягкой и гибкой. Плоть обнимала пол, насколько у нее была возможность. Да таким образом общалась с полом, собирая информацию о форме пола и ее плотности. Так. А как в этой ситуации открывалось твое видение?

– Не знаю, – в замешательстве отвечаю я.

– А ты в этот момент видел пол?

– Да.

– А как?

– Глазами… – и немного подумав, продолжаю: телом. Пол мне через тело раскрывал, что и как. И я увидел, насколько силен пол, что он выдерживает меня, не ломается.

– Так. Это ты уже раскрыл знания о деревянном поле. А как ты в этой ситуации открывал слышание?

– … не знаю… Я, конечно, слышал, что вокруг творилось, но как пол мне в этот момент говорит… Нет.

– А как ты мыслишь, пол тебе что-нибудь говорил?

– Да, – неожиданно сам для себя отвечаю я. И сразу приходит другая мысль: не может такого быть.

– Дак говорил тебе пол, когда ты на него садился или нет?

– Говорил.

– А что говорил?

– Как мне садиться на пол, и мое тело слышало его да садилось так, чтобы мне и полу было хорошо.

– А чем ты его слышал?

– Телом.

– Хорошо. А при этом ты действовал? – решительно спрашивает меня деда.

– Да.

– Как?

– Я исследовал пол.

– И что тебя направляло на это действие?

– Знание, видение, слышание.

– И причем здесь боль? – с упреком спрашивает меня деда Коля.

– Не причем.

– А когда ты садился на пол с болью?

Я на миг задумываюсь и вижу ситуацию, когда я только начал ходить да это увидела мама:

– Когда мама меня пожалела, что я могу упасть, и у нее возникла мысль: «Ой, сейчас упадет!», я естественно со всего размаха и упал да приземлился больно на попу.

– И откуда появилась эта боль?

– С мысли мамы, что мне будет больно, когда я упаду на пол.

– И что в этом случае делает боль?

– Собирает знания об опасности.

– А откуда боль собирает знания об опасности?

– С места соприкосновения тела с полом. Мое тело от мысли мамы в это время сжимается, и тело становится жестким, да я камнем падаю на пол, набив себе синяки да шишки.

– Вот так боль и собирает ОБРАЗЦЫ СОСТОЯНИЯ боли, и знания об угрозе плоти при соприкосновении с полом. Отсюда впервые возникает страх падать. И что происходит с тобой, когда ты в другой раз падаешь на пол?

– Я уже падаю с опаской, зная, что пол мне может сделать больно.

– По-другому говоря, твоя голова берет из жизненного опыта образцы предметов, оценивает их свойства боли, сравнивает их по боли, полученной из прожитой жизни, и в случае необходимости предупреждает плоть об опасности. Так?

Как плоть попадает в рабство боли

Тут деда Коля берет нож и продолжает:

– Вот, например нож. Этот предмет может причинить боль, и плоть, взаимодействуя с ним, уже делает выбор – причинять себе физическую боль или нет. А это уже опасение, так?

– Подожди, подожди. Не хочешь ли ты сказать, что мое тело сделало неправильный выбор, когда я упал повторно на пол и отбил себе задницу?

– Нет, твои плоть и голова здесь не причем – они вольны. И голова информирует плоть вовремя, – четко проговаривает деда Коля.

– Тогда в чем секрет?

Данный текст является ознакомительным фрагментом.