Беспорядок «художественный» и просто беспорядок
Беспорядок «художественный» и просто беспорядок
Объяснение явилось, когда я, попросив дать мне чаю, отправилась мыть руки. В хорошо отделанной ванной комнате, помимо кучи белья, которое, видимо, копилось в ожидании стирки, везде были разбросаны какие-то мелочи, аэрозоли разного назначения, пузырьки и баночки, туалетные принадлежности, губки и невесть что еще.
Не меньший бедлам был в кухне. Горшки с цветами стояли не только на подоконнике, но и на кухонном столе, вперемежку с банками и баночками с какими-то припасами и травами. Несколько кастрюль теснились на полу, рядом с плетеным коробом с луком. На небольшом обеденном столе музейная сухарница старого фарфора соседствовала со стопкой книг с закладками и какими-то инструментами. В углу притулилось кресло, где горой лежали газеты и журналы.
При всем том я не могла не заметить, что обставлена кухня была обдуманно и отделана нестандартно. Да и вообще дом отнюдь не производил впечатление запущенного – не было ни пепельницы с окурками, ни немытых тарелок. Хозяевам, несомненно, было небезразлично то предметное окружение, в котором они жили. То, что я воспринимала как предельный беспорядок, для моих знакомых, возможно, было некоторым неудобством, но не более того. Они в подобной хаотичности жили всегда и, видимо, этим не тяготились. Им было некогда.
Но ведь некогда бывает не «вообще», а в частности.
Моим знакомым, в свое время потратившим силы и немалые деньги на мебель и отделку этой квартиры, некогда было заниматься наведением порядка. В скудное свободное время им представлялось более важным бывать в театре и на вернисажах. Кроме того, оба они много ездили – и по работе, и ради удовольствия. То есть дома они не столько жили, сколько «пребывали» от поездки до поездки.
Я же в таком кавардаке не могла бы нормально существовать и дня. Я старалась не допускать беспорядка вокруг даже тогда, когда была очень больна: ведь мне и без того было плохо. А болела я много и подолгу.
Когда мы с мужем наконец стали жить своим домом, то в нашей совсем маленькой квартире (45 метров на все про все) каждую субботу собирался мой домашний семинар. Участники являлись со своим тапочками, а для рассеянных и новичков у меня был «ассортимент» на все размеры. И все же всякий раз я выметала из крошечной передней горы песка и грязи.
По меньшей мере два-три раза в неделю кто-то из моих учеников и младших коллег приходил ко мне домой на целый день работать. При таком режиме главное было – поддерживать порядок даже не ежедневно, а ежечасно: книги немедленно возвращать на полку, папки – в стол, одежду – в шкаф. И никогда не оставлять грязную посуду «на потом».
Не скажу, чтобы у нас было очень чисто, хотя на уборку я тратила еженедельно примерно полдня. Пыль на книжных полках и даже невымытые вовремя окна меня особенно не раздражали. Зато пребывание вещей на должных местах я ощущала как необходимое условие своего внутреннего равновесия.
Моя мама называла этот образ жизни «художественным беспорядком», с огорчением добавляя: «Как можно жить, если на одной и той же тахте вы спите, едите и работаете?»
Собственно, жить на желаемый мною манер только и можно было таким способом. Я не обладала железным здоровьем, которое позволяло маме даже в преклонные годы и работать, и содержать квартиру в идеальной чистоте. Конечно, я предпочла бы видеть свои окна, да и полы сверкающими. Но мне было некогда. Порядок же был мне психологически необходим, и он соблюдался – по возможности. Точнее было бы сказать, что соблюдалось то, что я считала порядком.
Поскольку в сутках, как известно, всего 24 часа, такая установка преимущественно означала отказ от чего-то одного в пользу чего-то другого. Так, все знали, что ко мне нельзя прийти экспромтом, то есть не договорившись о встрече хотя бы за день. Нередко отказываться приходилось от достаточно значимых для меня пристрастий – например, от увлечения фотографией.
По-настоящему я любила процесс печатания и при этом пробовала разную бумагу и разные форматы. Для этого надо было достать с антресолей и установить в ванной все нужное, приготовить растворы, обеспечить темноту, заткнув все щели в дверной раме, и не подходить к телефону.
А закончив, следовало развесить оттиски для просушки, вымыть и высушить кюветы и только тогда все тщательно убрать. Ближе к 1970 году, когда я писала очередную монографию, а семинар собирал все больше народу, так что мы даже решили издать сборник наших работ, на фотографию уже не хватало времени и сил.
По тем же причинам пришлось умерить пыл и на даче. Там поддержание даже минимального порядка включало немалый объем разнообразных усилий как по дому, так и на участке. Нанять кого-либо в помощь для генеральной уборки дома и для тяжелой работы по участку по тем временам было практически невозможно, так что крышу после зимы мы все-таки чистили, а окна все лето могли простоять немытыми. Пришлось раздарить наиболее прихотливые цветы и кусты. Зато воскресенье еще много лет оставалось «общеприемным» днем, когда все, кто хотел, могли приехать на дачу без предупреждения. В остальное время я продолжала писать, «возделывать свой сад» и печь пироги.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.