Абсолют и Его проявление

Абсолют и Его проявление

В философии адвайты наиболее трудным вопросом, постоянно поднимавшимся и остающимся неразрешенным, даже если вы над ним думали всю жизнь, остается следующий: каким образом Бесконечный, Абсолют, становится конечным? Рассмотрим этот вопрос и для большей ясности прибегнем к помощи схемы.

(a) Абсолют;

(b) Вселенная;

(с) Время, пространство, причинность.

Абсолют (а) стал Вселенной (b). Под Вселенной здесь понимается не только материальный мир, но также мир ментальный, духовный, небо, земля и все существующее. Ум есть название ряда изменений, тело – название другого ряда изменений и т. д., и все эти изменения вместе составляют Вселенную. Главная идея адвайты та, что Абсолют, рассматриваемый через время, пространство и причинность, представляется Вселенной. Время, пространство и причинность подобны стеклу, через которое виден Абсолют, и когда мы смотрим на него снизу, он представляется в виде Вселенной. Там, где Абсолют, нет ни времени, ни пространства, ни причинности. Времени не может быть, так как там нет ни ума, ни мысли; пространства – также, потому что там нет никакого внешнего изменения, а то, что вы называете побуждением и причинностью, тоже не может существовать там, где есть только одно. Мы должны понять и запечатлеть в уме, что то, что мы называем причинностью, начинается, если можно так выразиться, после, а не раньше перерождения Абсолютного в феноменальное, наша же воля, желания и все наши свойства являются после него. Шопенгауэр неправильно излагает веданту, стараясь во всем искать волю. Он ставит волю на место Абсолюта. Но Абсолют нельзя представлять как волю, так как воля нечто изменяющееся, феноменальное, а выше линии, проведенной над (с) – временем, пространством и причинностью, не можег быть никакого изменения, никакого движения; движение, хотя бы и выражающееся в мысли, может начаться только под этой линией. А по ту сторону черты нет воли, и она не может быть причиной Вселенной. Даже в наших собственных телах мы видим, что воля – причина не всех движений. Когда я двигаю стул, то ближайшая причина движения, конечно, воля, приводящая в действие мои мускулы. Об этом не может быть спора. Но та же сила, которая подвинула стул, приводит в движение также сердце, легкие и прочее уже без посредства воли. Раз это та же самая сила, то она становится волей только тогда, когда поднимается на план сознательности, и называть ее волей раньше неправильно. Это производит массу путаницы в философии Шопенгауэра. Есть санскритские термины: праджна и самвит. Они в этом отношении удачнее, так как включают в себя все состояния ума; это общие названия всех умственных состояний. Под ними разумеется все относящееся к уму. В английском языке я не знаю ни одного слова, равнозначащего им. Они означают не сознательность или состояние, предшествующее сознательности, но своего рода сущность всех умственных изменений.

Посмотрим, почему мы задаем вопросы. Падает камень, и мы спрашиваем: почему он упал? Этот вопрос возможен вследствие предположения, что всему, что случается, всякому движению предшествует нечто другое. Я должен просить вас хорошенько уяснить себе, что когда бы мы ни спрашивали, почему что-нибудь произошло, мы устанавливаем предположение, что все, что случается, имеет свое почему, другими словами, что ему предшествует что-то другое. Это предшествование и последование и есть то, что мы называем законом причинности. Поэтому все нас окружающее, все, что мы можем видеть, ощущать или слышать, все в этой Вселенной есть поочередно и причина и следствие. Оно – причина некоторых вещей, происходящих после него, и следствие тех, которые произошли раньше. Это так называемый закон причинности, составляющий одно из установившихся наших верований. Мы верим, что каждая частица во Вселенной, чем бы она ни была, имеет связь со всем мирозданием. Было много споров о том, как возникла эта идея. В Европе была школа философов-интуитивистов, которые считали эту идею прирожденной человеческому уму; другие находили, что она выведена из опыта, но вопрос этот так и не был решен. Дальше мы увидим его решение, предлагаемое ведантой. Мы должны прежде всего понять, что вопрос «почему?» сам уже предполагает допущение, что всему нас окружающему предшествуют некоторые вещи и за всеми ими будут следовать другие. Другое верование, заключающееся в этом вопросе, – то, что ничто во всей Вселенной не существует отдельно, что на все действуют вещи, находящиеся вне его; что все во Вселенной находится во взаимной зависимости от всего прочего. Какой же несообразностью является вопрос: «Что было причиной Абсолюта?» Ведь чтобы задать этот вопрос, мы должны ранее предположить, что Абсолют также зависит от чего-то другого и связан чем-то другим. Употребляя слово «Абсолют» в этом значении, мы сводим его к уровню природы, тогда как выше линии, отделяющей его от природы, нет ни времени, ни пространства, ни причинности, но все – Одно и выше ума. У того же, что существует само по себе, у Одного, не может быть никакой причины. То, что свободно, не может иметь причины; иначе оно не было бы свободно. Поэтому сам вопрос: «Почему Бесконечное стало конечным?» – бессмыслица, фраза, сама себе противоречащая.

Оставляя тонкости рассуждения в стороне и обращаясь к логике простого здравого смысла, мы, желая узнать, как Абсолют стал относительным, приходим, с другой точки зрения, к тому же самому результату. Предположим, что мы знаем ответ; останется ли тогда Абсолют самим собой или нет? Без сомнения, нет: он ведь стал относительным, ограниченным пределами нашего ума. Все, что находится в пределах нашего ума, мы знаем, но того, что вне его пределов, знать не можем. Если Абсолют ограничен пределами нашего ума, он уже не Абсолют, он стал конечным. Поэтому знать Абсолют – выражение, само себе противоречащее. Вот почему на этот вопрос не получались ответа, так как если бы он был получен, никакого Абсолюта не было бы. Бог, которого познали, больше не Бог. Он стал конечным, подобно одному из нас или любому предмету. Он не может быть известен, но всегда остается Единым, Непознаваемым. Адвайта, однако, говорит, что этот Неизвестный более чем познаваем. В этом необходимо разобраться. Вы не должны думать, что Бог непознаваем в том смысле, который имеют в виду агностики. Мое знание о стуле, например, выражается словами: «он мне известен»; о том же, что находится за эфиром и существуют ли там люди, я не знаю и говорю, что это мне неизвестно и непознаваемо. В этом смысле слова «известен» и «неизвестен», «познаваем» и «непознаваем» к Богу неприменимы: Он и неизвестен, и известен, и потому о Нем говорится, что Он неизвестен и непознаваем не в том смысле, как о неизвестных и непознаваемых вещах. Наше знание о Боге гораздо больше, чем о каком-либо предмете, потому что только в Нем и через Него мы можем знать всякий предмет. Он – истинная сущность знания, и вне Его мы ничего знать не можем. Он – всемирное Я, сущность нашего «я», а мы не можем знать что-нибудь иначе, как в этом «Я» и через это «Я». Все мы знаем только в Брахмане и через Брахмана. Бог бесконечно ближе к нам, чем любой предмет, и вместе с тем бесконечно выше. «Он неизвестен и не неизвестен, но бесконечно выше того и другого, и выше нашего «Я». Кто мог бы жить хотя бы одну секунду, кто мог бы хотя бы секунду дышать, если бы Он, Благословенный, не наполнял Собой эту Вселенную? В Нем и через Него мы дышим, в Нем и через Него существуем». Это не значит, что Он где-то находится и заставляет мою кровь циркулировать по телу, но значит, что Он – Сущность всего, Душа моей души. Никоим образом нельзя сказать, что мы Его знаем. Чтобы знать что-нибудь, его надо прежде всего объективировать, поставить, так сказать, вне себя. Вспоминая, например, какой-нибудь предмет или лицо, мы объективируем их, проецируя из себя. Всякое воспоминание, все предметы, которые я видел и знал, все картины или впечатления всех вещей находятся в моем уме, и когда я стараюсь вспомнить их, первое мое действие состоит в проектировании их вовне. Но этого нельзя сделать относительно Бога, потому что Он – самая сокровенная сущность нашей души, и мы не можем, так сказать, выделить Его из себя. Самые священные слова в веданте следующие: «Он – суть твоей души, Он – истина, Он – я. Ты – Тот, о Шветакету!» Это именно то, что разумеется под «Ты – Тот». Вы не можете описать Бога какими-нибудь другими словами. Все стремления дать ему определения, назвать Его Отцом, братом или самым дорогим другом, будут попыткой объективировать Его и потому невозможны. Он вечный субъект всего. Я субъект этого стула – я вижу его; совершенно так же Бог – Вечный субъект моей души. Как можете вы объективировать Его, сущность вашей души, Действительность всех вещей? Повторяю еще, Бог непознаваем и не непознаваем, но нечто бесконечно высшее и одно с вами. То, что одно с нами, – непознаваемо и не непознаваемо, но совершенно то же, что мое я по отношению ко мне или ваше Я по отношению к вам. Вы не можете знать ваше собственное Я, не можете выделить его и сделать предметом, на который могли бы смотреть со стороны, так как не можете отделить себя от него. Оно и не непознаваемо, потому что вы не можете объективировать себя и, следовательно, не можете сказать, что оно непознаваемо. Но что вам, в сущности, более известно, чем вы сами? Бог – предмет нашего познания в этом же смысле. Таким образом, Бог ни известен, ни непознаваем, но бесконечно превосходит и то и другое; Он – сущность всего Я.

Итак, мы видим, во-первых, что в самом этом вопросе есть противоречие, и, во-вторых, что идея адвайты о единстве Бога предполагает указанный выше род единства, т. е. что мы не можем объективировать Его, так как живем и движемся в Нем, независимо от того, знаем ли это или нет. Все, что мы делаем, мы делаем в Нем и через Него.

Затем остается вопрос, что такое время, пространство и причинность? Слово «адвайта» обозначает полное отсутствие двойственности, т. е. наличие только одного, а не двух. Предполагается, что есть Абсолют, проявляющийся через время, пространство и причинность, – как многое. Могло бы поэтому казаться, что существуют два начала: Абсолют и майя, или совокупность времени, пространства и причинности. Положение о том, что существуют эти два начала, кажется неопровержимым. Но адвайта отвечает, что двойственности не существует. Во-первых, о времени, пространстве и причинности нельзя сказать, что они имеют независимое существование. Время, безусловно, зависимо – оно изменяется от состояния нашего ума. Иногда во время одного сна человек воображает, что прожил несколько лет; в другое время месяцы пролетают как секунды. Итак, время вполне зависит от умственного состояния. Идея о времени иногда совсем исчезает, а потом возвращается. То же самое и с пространством: мы не можем сказать, что оно именно такое, каким мы его себе представляем. Оно недоступно определению и не может оставаться отдельно от всего прочего. То же и относительно причинности. Во времени, пространстве и причинности мы находим одну особенность — они не могут существовать отдельно от остальных вещей. Попробуйте думать о пространстве, которое не имеет ни цвета, ни границ и никакой связи с вещами, в нем находящимися, о чисто отвлеченном пространстве. Вы не в состоянии этого сделать. Вы вынуждены представлять его между двумя границами или между тремя предметами. Чтобы иметь какое-либо существование, пространство должно быть связано с каким-нибудь другим предметом. То же и со временем. Не существует идеи об отвлеченном времени; мы должны иметь два обстоятельства: одно – предшествующее и одно – последующее, которые можно связать идеей времени. Время зависит от двух последовательных обстоятельств, так же как пространство всегда зависит от двух внешних и одновременно существующих предметов. Идея причинности в свою очередь требует как времени, так и пространства. Особенность всех трех, что они не имеют независимого существования, не имеют даже такого существования, как стул или стена. Они окружают все, но не имеют реального существования. Это тени, которые нельзя схватить; и все же нельзя сказать, что они не существуют, так как мы видим, что только при посредстве их все в этой Вселенной проявляется, и только соединение их трех производит все разнообразные формы. Они подобны теням, сопровождающим все вещи. Их можно сравнить также с волнами. Волна – тот же океан, и тем не менее мы знаем, что она – волна и отличается от океана. Что же делает эту разницу? Имя и форма; идея в уме и форма в воде. Можем ли мы думать о форме волны как о чем-то отдельном от океана? Конечно, нет. Идея о ней всегда связана с идеей об океане. Когда волна улеглась, форма исчезает, и все же эта форма не была иллюзией. Пока существует волна, форма также существует, и вы не можете не видеть ее. Это – майя. Вся Вселенная есть, так сказать, особая форма в океане Абсолютного; и вы, и я, и солнце, и звезды, и все – не что иное, как множество разных волн в этом океане. Но что отличает одну волну от другой? Только форма. Форма же – это время, пространство и причинность. Они постоянно ставят преграды на нашем пути, а мы стараемся освободиться от них.

Обратите внимание на теорию эволюции. Каковы ее основные факторы? С одной стороны, огромная потенциальная сила стремится к самовыражению, а с другой – окружающие условия удерживают ее и не позволяют реализовываться. В целях борьбы с окружающим эта сила постоянно создает новые тела. Маленькая амеба принимает в этой борьбе другую форму и побеждает некоторые препятствия, затем вырабатывает другие тела и преодолевает другие препятствия до тех пор, пока не станет человеком. Если мы доведем эту последовательность до конца, то придем к заключению, что должно наступить время, когда та сила, которая сначала была в амебе и потом постепенно развивалась, победит все препятствия, которые ей ставит природа, и освободится от всего ее окружающего. Эту идею метафизика выразила бы так: каждое действие имеет две составные части; одна – субъект и другая – объект. Например, я могу чувствовать себя несчастным, потому что другой человек ругает меня. Здесь обе эти части. Но в чем состоит стремление всей моей жизни? Сделать себя настолько сильным, чтобы победить воздействие на меня окружающего; чтобы меня могли ругать сколько угодно, а я не реагировал на это. В этом заключается способ, которым мы стараемся победить. А что такое нравственность? Придание субъекту силы противостоять искушениям. Таким образом, если верно, как говорит ваша наука, что человеческое тело станет со временем приспособлено к окружающему, то из этого логически вытекает заключение, что настанет время, когда душа победит все ее окружающее и достигнет Абсолютного, так как природа конечна. Это то, чему учит адвайта.

Нам остается еще выяснить: откуда мы знаем, что природа конечна? Это можно узнать только путем метафизики. Природа – это Бесконечность, Абсолют, проявленный в пределах нас окружающего, и потому она ограничена, а следовательно, и конечна. Значит, должно наступить время, когда мы победим ее. Как же достигнуть этой победы? Изменить условия объективного окружающего мы не можем; надо, очевидно, найти другой способ. Что остается делать, например, маленькой рыбе, спасающейся от своих врагов, находящихся в воде? Как она может достичь победы над окружающими ее опасностями? Только улетая в воздух и становясь птицей. Рыба ничего не изменяет ни в воде, ни в воздухе; изменение происходит только в ней самой. Изменение всегда субъективно, и победа над природой во всех областях эволюции достигается изменением в самом субъекте. Применяя это к религии и нравственности, мы увидим, что победа над злом достигается также изменениями субъекта. В субъективной стороне человека система адвайты и черпает свою силу. Толковать о зле и несчастьях – бессмыслица, потому что они не существуют вне нас. Если я не склонен к проявлениям гнева, он никогда не овладеет мной; если неподвластен ненависти – никогда ее не почувствую. Это процесс, которым достигается победа посредством субъективной стороны, совершенствованием самого субъекта. Таким образом, адвайта – единственная религия, которая согласуется с современными исследованиями как в физической, так и в нравственной области и даже несколько опережает их, и именно поэтому она имеет такое сильное влияние на умы современной науки. Исследователи находят, что старые дуалистические теории для них недостаточны, что они не удовлетворяют требованиям их разума. Адвайта же соответствует им. Человек должен не только иметь веру, но и быть разумным в своей вере. Заставить его принимать все на веру, значило бы сделать его сумасшедшим. Одна дама прислала мне как-то свою книгу, в которой было сказано, что я должен всему в ней написанному верить. Там говорилось, что души или чего-либо в этом роде нет, но есть боги и богини на небе, с которыми лучами света соединены все наши головы. Откуда она узнала все это? По ее словам, она была вдохновлена свыше и хотела, чтобы я всему этому также поверил. Когда же я отказался, она заявила: «Вы, должно быть, очень дурной человек, и из вас ничего хорошего выйти не может».

В конце девятнадцатого века невозможно считать, что верны только наши фантазии или религия наших предков, все же остальные религии, исходящие из других источников, ложны. Подобная точка зрения показала бы только слабость нашего ума. Я не хочу этим сказать, что такая слабость встречается только в вашей стране; она есть везде, и в моем отечестве больше, чем где бы то ни было. У нас это произошло потому, что адвайту никогда не допускали к народу. Сначала она была достоянием отшельников, унесших ее с собой в леса, почему ее и называли лесной философией. Но потом благодаря Богу явился Будда, который стал проповедовать ее массам, и буддизм распространился по всей стране.

Эта философия дважды спасала Индию от материализма. Первый раз перед самым появлением Будды, когда широко распространился материализм, похожий на современный, но гораздо хуже его. Теперь можно, пожалуй, и меня назвать материалистом, потому что я, как и материалисты, верю в существование Одного. Только они это Одно называют материей, а я – Богом. Материалисты считают, что все наши надежды, религия и все прочее произошло из одной материи, я же говорю, что все это получилось от Единого Брахмана. В Индии в то время, о котором я говорю, был материализм другого рода, более примитивный и грубый, который проповедовал: «Ешь, пей и веселись; нет ни Бога, ни души, ни неба. Религия – это выдумки обманщиков-жрецов». Нравственность этого материализма состояла в том, что, пока живешь, надо стараться жить счастливо – развлекайся, хотя бы занимая для этого деньги, и никогда не думай об отдаче долгов. Такой материализм распространился в Индии настолько, что даже теперь он носит название народной философии. Вот тогда-то Будда и вынес из лесов веданту, дал ее народу и спас Индию. Через тысячу лет после смерти Будды подобное же положение вещей повторилось. Масса мужчин и женщин разных рас, населявших в это время Индию, приняла буддизм и была очень предана его философским идеям. Но большинство народа стояло тогда на слишком низкой ступени развития и было подвержено всякого рода суевериям; благодаря этой философии оно, однако, стало нравственным. Но это продолжалось недолго. Понемногу люди вернулись к своим прежним богам, дьяволам, домовым и лешим, и из буддизма в Индии получилась самая ужасная смесь. После этого материализм восторжествовал опять – с его распущенностью в высших классах общества и суевериями в низших. Тогда явился Шанкарачарья и восстановил философию веданты. Он нашел, что это единственный способ спасти Индию от нравственной неурядицы. Вначале он изложил веданту в форме рационалистической философии, так как аргументы Упанишад были очень туманны. Будда максимально развил нравственные аспекты этой философии, Шанкарачарья разработал ее интеллектуальную сторону и в обновленном виде представил человечеству.

Совершенно такой же материализм существует теперь у вас, и спасение Европы еще раз зависит от того, будет ли найдена для нее религия, способная оказать влияние на человеческий разум. Такая религия должна быть основана на идее о недуализме, или единстве всего, и о Безличном Боге, и она появляется всегда в тот момент, когда прежние религии утрачивают свое влияние и начинает преобладать неверие. Вот почему теперь эта религия уже начала распространяться в Европе и Америке. К этому остается прибавить только одно. В древних Упанишадах много поэзии: писавшие их были великими поэтами. Вы помните, вероятно, слова Платона, что вдохновение приходит в мир через поэзию; и кажется, что Риши Упанишад были поэтами, ниспосланными человечеству именно с целью сообщить в поэзии самые высочайшие истины. Они никогда не проповедовали, не философствовали, не писали – из их души исходила настоящая музыка. В Будде мы имеем великое, объемлющее весь мир сердце и бесконечное терпение; он создал практическую религию и принес ее в каждую хижину. В Шанкарачарье мы находим огромную интеллектуальную силу, освещавшую все ярким дневным светом. Теперь мы нуждаемся в том, чтобы яркий свет разума Шанкарачарьи соединился с сердцем Будды, с этим сердцем безграничной любви и милосердия. Это еще более возвысит адвайту, и она будет признана высочайшей философией. Самые высокие интеллектуальные рассуждения найдут в ней место рядом с удивительной любовью; наука и религия встретятся и подадут друг другу руки; то же сделают поэзия и философия. Такова должна быть религия будущего, и, стремясь содействовать ее созданию, мы можем быть уверены, что она удовлетворит представителей всех времен и всех профессий. Размышляя об этом, вы, может быть, сами найдете, что это единственный путь, на который может окончательно вступить современная наука, тем более что она уже почти наткнулась на него. Когда ваши выдающиеся ученые говорят вам, что все есть проявление одной силы, то не думаете ли вы, что эта сила и есть тот самый Бог, о Котором вы слышали в Упанишадах? «Как один огонь, входя во Вселенную, проявляет себя в разных формах и все-таки его остается бесконечно больше, совершенно так же одна Душа проявляет себя в разных душах, но еще непроявленной ее остается неизмеримо больше».

Разве вы не видите, как наука ведет людей к одному и тому же? Индусы изучали ум путем метафизики и логики. Европейцы исходили из внешней природы. Но как те, так и другие пришли к одному результату. Исследуя природу ума, мы пришли к Единству, Всемирному Одному, самой сокровенной Душе всех вещей, Сущности и Реальности всего, к Вечно Свободному, Вечно Блаженному и Вечно Существующему. А теперь наука о материи привела нас к Тому же Единству, к тому Одному, проявлением Которого являются все эти формы и силы, представляющие собой совокупность всего существующего. В этом объединении религии и науки – путь человечества к нравственности, а следовательно, и к свободе, так как путь к свободе лежит через нравственность, а безнравственность всегда ведет к рабству.

Другая особенность системы адвайты состоит в том, что она уже в самых первоначальных своих положениях не стремится к опровержению чужих религий, но смело заявляет:

«Не тревожьте веры даже тех, кто вследствие своего невежества привязан к низшим формам богопочитания». Наша философия учит – не нарушать ничьего спокойствия, но каждому помогать подниматься все выше и выше. Если верно наше заявление о том, что проповедуем Бога, Который есть совокупность всех вещей во Вселенной, то наше учение должно включать в себя всех. Всемирная религия, цель которой удовлетворять каждого, должна проповедовать не такого Бога, Который может быть признан только частью человечества, но такого, которого могут признать все. Эта идея не проведена ясно ни в какой другой системе, хотя все одинаково стремятся достигнуть такой общей всему миру формы и всех объединить в себе. Части существуют только для того, чтобы они стремились стать одним целым. Адвайта с самого начала не проявляла никакого антагонизма к различным сектам, существовавшим в Индии. Там теперь значительное большинство состоит из дуалистов, потому что дуалистические идеи более соответствуют слаборазвитым умам, которым они дают очень удобные, естественные и здравые объяснения, как справедливо говорят дуалисты, но адвайта не спорит с ними. Дуализм считает, что Бог Вселенной обитает где-то в небесах, вне Вселенной, а адвайта признает, что Бог Вселенной есть собственная душа человека и что богохульство называть Его каким-либо именем, указывающим на Его отдаленность от человека. Адвайтисты говорят: «Как можно заявить, что Бог в небесах или в другом месте? Всякая подобная идея ужасна. Он может быть только ближе всего самого близкого к нам, и ни в одном языке нет слов для выражения этой близости, кроме слова Единство». Как дуалистов пугает идея адвайтистов, и они считают ее богохульством, совершенно так же адвайтистов страшит идея дуалистов, и они восклицают: «Как смеет человек объективировать Его?» Но адвайтисты понимают положение дуалистов и не спорят с ними. Адвайтисты говорят: «Дуалисты совершенно правы, так как, со своей точки зрения, они видят только часть истины и, пока видят именно так, должны находить многое, а не одно. Бог, видимый только в части Вселенной, всегда будет казаться находящимся вне души. Это необходимость, присущая точке зрения дуализма». Адвайтисты знают, что дуалисты, каковы бы ни были недостатки их теорий, все стремятся к той же цели, что и они, и потому не спорят и не ссорятся с ними. В этом они совершенно отличаются от дуалистов. Дуалисты во всем свете верят в Личного Бога, представляя Его как человека, только большего, чем обыкновенный человек, и считают, что Бог, как и люди, которые кого-то любят, а кого-то – нет, способен любить одного и не любить другого. Это вы встретите у всех древних народов. Любая этническая группа или народ считают: «Мы и никто другой – любимцы Бога. Если вы с раскаянием и смирением примете нашу религию, то также войдете в Его милость». Некоторые дуалисты, однако, гораздо суровее; они утверждают, будто только немногие предназначены к спасению, остальные же могут сколько угодно ползать на коленях и плакать, но не удостоятся Его милости. Я прошу вас указать мне хотя бы одну дуалистическую религию, которая бы не отличалась такой исключительностью. Отсюда естественно следует, что они должны бороться и ссориться с последователями других вероисповеданий, что постоянно и делают. Дуалисты всегда пользуются расположением толпы, играя на тщеславии, свойственном необразованным людям. Без сомнения, оно бывает иногда свойственно и образованным, но не так часто. Дуалисты думают, что нельзя быть нравственным, если у вас нет Бога, стоящего с палкой в руке и всегда готового наказать вас. Как появляются подобные идеи? Очень просто. Представьте себе, что нам читала бы лекции о нравственности лошадь, одна из искалеченных извозчичьих кляч, которую всегда подгоняли кнутом и которая привыкла двигаться только при этом условии. Если бы она заговорила о человеческой нравственности, то, наверно, сказала бы: «Люди в Лондоне должны быть очень безнравственны, так как их не бьют постоянно кнутом». Совершенно так же считают и дуалисты. Невежественные массы, обычно склонные к дуализму, в течение тысячелетий во всех странах постоянно подвергались наказаниям, и у них укоренилась идея, что без страха наказания невозможно спасение. Само же спасение заключается в отсутствии такого страха. Один пастор в Англии говорил мне: «Как это у вас, в вашей религии, нет дьявола? Да этого быть не может!»

С другой стороны, мы видим, что самые лучшие и великие люди, каких только рождал мир, всегда придерживались высоких безличных представлений о Боге. Человек, влияние Которого распространяется на миллионы и в течение тысячелетий продолжает приносить добро, говорит в Новом Завете: «Я и Отец – Одно». Этот Человек не был дуалистом, но так как массы не могли видеть ничего выше, чем Личный Бог, то из милосердия к ним Он учил их: молитесь Ему, как вашему Отцу в небесах, а когда придет время, вы увидите, как и Я, что «Я в вас и вы во Мне, и что вы можете быть Одно с Отцом так же, как Я и Отец – Одно».

В Индии был великий Будда, никогда не признававший дуалистических идей, и массы называли его атеистом, материалистом – кем только не называли, – хотя он готов был пожертвовать своим телом даже ради несчастного животного. Этот человек привнес самые высокие нравственные идеи, какие когда-либо были у какого-либо народа. Везде, где есть кодекс нравственности, есть и луч света, изошедший от этого человека. Мы не можем заключить великие сердца мира в тесные границы и удержать их там, особенно в настоящее время человеческой истории, когда интеллектуальное развитие достигло степени, о которой даже не мечтали сто лет назад, а волна научного знания поднялась на высоту, о которой никому не снилось и пятьдесят лет назад. Загнать людей силой в узкие границы личных выгод невозможно, если вы не развратите их до состояния животных, не сделаете их массой, не способной думать. Что теперь необходимо, так это объединение самой высокой интеллектуальности с самым широким сердцем. Ведантисты говорят, что бесконечная любовь и бесконечное знание составляют одно с бесконечным существованием, и они не придают Богу никаких атрибутов, кроме трех, а именно: что Он есть Бесконечное Существование, Бесконечное Знание и Бесконечное Блаженство, и что эти три составляют Одно. Существования без знания и любви не может быть. Не может быть также знания без любви, и любви – без знания. Нам не достает гармонии Существования, Знания и Бесконечного Блаженства, и наша цель – совершенствование Существования, Знания и Блаженства, но не одностороннее развитие. Мы хотим гармонии. И так как совместить интеллект Шанкарачарьи с сердцем Будды вполне возможно, то я верю, что все мы можем достигнуть этой цели, и молюсь о ее достижении.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.