Восемь строф для тренировки ума

Восемь строф для тренировки ума

В многообразных наставлениях Будды содержится множество методов тренировки и преображения ума. Кроме того, исторически в Тибете сложилась особая система практик и посвященной ей литературы, так называемая система лоджонг, что означает «тренировка ума». Эти практики получили такое название, поскольку их цель не что иное, как радикальное преобразование нашего образа мысли, благодаря чему мы могли бы вести сострадательную жизнь. Одна из основных черт практики лоджонг – это то, что в ней делается упор на преодолении нашего эгоистичного цепляния за устойчивое «я», а также себялюбивой установки, основанной на превратном понимании собственного «я». Себялюбивая установка препятствует искреннему расположению к другим людям и ограничивает наш взгляд на мир нашими узкокорыстными интересами. По сути, тренировка ума ведет к преображению нашего обыденного корыстного взгляда на мир в более альтруистичный, который, по крайней мере, придает чужому благополучию не меньшее значение, нежели своему, а в идеале ставит благополучие других на первое место.

В литературе, посвященной тренировке ума, особенно важное место занимают «Восемь строф для тренировки ума», составленных Лангри Тангпой, учителем, жившим в двенадцатом веке. «Восемь строф для тренировки ума» суммируют ключевые моменты учения, касающиеся как мудрости, так и метода. Это произведение посвящено контрмерам, которые позволяют человеку преодолеть два основных препятствия к практике. Первое из них – это эгоистичная установка, контрмерой к которой является выработка в себе альтруизма, сострадания и бодхичитты. Второе же препятствие – это наша упорная приверженность некоему иллюзорному вечному и постоянному «я». Контрмера против этого недостатка содержится в учениях о мудрости. Первые семь из восьми строф описывают практики, связанные с аспектом метода, а восьмая относится к практикам, совершенствующим мудрость. Поэтому можно сказать, что эти восемь строф в ясной форме содержат всю суть учения Будды.

На пути к наивысшей цели

я считаю всех живых существ ценнее,

чем самоцвет, исполняющий желания.

Да буду я видеть в них драгоценности.

Эти четыре строки посвящены тому, как тренировать в себе чувство любви ко всем другим существам. Главное, о чем говорит эта строфа, – это развитие такой установки, которая позволяет нам видеть в других существах драгоценность – такую же, как драгоценные самоцветы.

В этой строфе явно упоминается агент, который назван «я»: «Да буду я видеть в них драгоценности». Видимо, здесь будет нелишне сказать несколько слов о буддийском понимании того, что представляет собой «я».

Обычно никто не оспаривает, что люди – вы, я, другие – существуют. Мы не оспариваем существование человека, который ощущает, например, боль.

Мы говорим: «Я вижу то-то и то-то» и «Я слышу то-то и то-то», постоянно используя в своей речи личное местоимение первого лица. Никто не оспаривает существование обычного уровня «самого себя», что всем нам дано в переживаниях повседневной жизни.

Однако вопросы возникают, когда мы пытаемся понять, что же это «я» на самом деле собой представляет. В поисках ответа на такие вопросы мы можем попытаться распространить анализ за пределы нашего повседневного опьгга. Мы можем, например, вспомнить себя в юности. Когда вы вспоминаете что-то из вашей юности, у вас возникает ощущение единства с состоянием тела и вашим пониманием «я» в том возрасте. Когда вы были молоды, существовало одно ваше «я». Есть также и «я», которое распространяется на оба возраста. Индивидуум может вспомнить свой юношеский опыт, свой опыт пожилых лет и т. п. Мы отождествляемся со своими телесными состояниями и ощущением самого себя, с сознанием «я».

Многие философы, и в особенности религиозные мыслители, пытались понять природу индивидуума – того «я», которое поддерживает эту преемственность на протяжении времени. Это особенно важно для индийских традиций. Небуддийские индийские школы мысли говорят об атмане, что можно упрощенно перевести как «я» или «душа», а в других, неиндийских, религиозных традициях, например в христианстве и иудаизме, мы слышим рассуждения о «душе» существа.

В Индии атман имеет точное значение – это некий агент, который не зависит от живущего и дышащего индивидуума, особи. В индуистской традиции, например, существует вера в перевоплощения, представление о которых породило обширную дискуссию. Я также находил упоминания о некоторых видах мистической практики, в которой сознание, или душа, переходит в тело недавно умершего человека. Чтобы был смысл говорить, что душа вселяется в новое тело, мы должны исходить из того, что существует некий деятель, независимый от наблюдаемых составных частей индивидуума. В целом небуддийские индийские школы в известной мере пришли к выводу, что «я сам» и означает этого независимого агента, нечто независимое от нашего тела и ума. С другой стороны, буддийская традиция не впала в соблазн считать, что «я», атман, или душа, не зависит от нашего тела и ума.

Среди буддийских школ существует единомыслие относительно того, что «я» или «самого себя» необходимо понимать в связи с телом и умом. Но буддийские мыслители расходятся в том, что именно имеем мы в виду, когда говорим «я» или «я сам». Многие буддийские школы придерживаются мнения, что мы в конечном счете должны отождествить «я» с сознанием индивидуума. Посредством анализа мы можем показать, что наше тело является своего рода случайным обстоятельством, а во времени продолжается именно сознание.

Конечно, другие буддийские мыслители отвергали идею отождествления «самого себя» с сознанием и отказывались искать какое-либо вечное, неизменное, непреходящее «я». Такие мыслители утверждали, что следовать подобному рассуждению в некотором смысле означает поддаться врожденной склонности за что-то ухватиться. Анализ природы «самого себя» под таким углом зрения не приведет ни к чему, потому что поиск подобного рода является не научным, а метафизическим, а в ходе поисков метафизического «я» мы выходим из сферы повседневного языка и повседневного опыта. Поэтому «я», «личность» и «агент» должны пониматься только исходя из того, как мы переживаем и чувствуем самих себя. Мы не должны выходить за уровень условного обыденного понимания «самого себя» или «личности». Мы должны прийти к пониманию своего существования исходя из телесного и психического существования, чтобы «я» и «личность» в некотором смысле понимались как обозначения, вполне зависимые от сознания и тела.

Чандракирти в «Введении в срединный путь» использовал пример колесницы. Анализируя представление о колеснице, вы никогда не найдете никакой метафизической или в основе своей реальной колесницы, которая была бы независима от своих частей. Однако это не означает, что колесницы вовсе не существует. Сходным образом, подвергая такому же анализу «самого себя», мы не сможем найти «себя», независимого от сознания и тела и определяющего существование индивидуума.

Понимание «самого себя» как некой взаимозависимой сущности должно также способствовать нашему пониманию того, что такое другие существа. Мы называем нечто «живыми существами» в зависимости от составляющих их тела и сознания – того, что буддисты называют скандхами.

Куда бы я ни шел, с кем бы я ни шел,

пусть я буду в своих глазах незначительнее всех других,

и в глубине моего сердца

да будет мне дано считать их самой Большой

драгоценностью.

В первой строфе говорилось о необходимости взращивать в себе мысль о том, что все другие живые существа ценны. Вторая же указывает на важность этого признания ценности других существ; говорится в ней также и о том, что забота о других, развитая на этой основе, не должна питаться ощущением жалости, испытываемой к другим существам, то есть на мысли о том, что они суть существа низшего порядка. Подчеркивается, напротив, что забота о других существах и усмотрение в них драгоценностей основано на почтении и уважении к ним как к превосходящим нас.

Думаю, что вторую строку – «пусть я буду в своих глазах незначительнее всех других» – можно правильно понять лишь с учетом контекста. Она вовсе не означает, что вы должны стать нарочито низкого о себе мнения, оставить все надежды, чувствовать угнетенность духа, я, мол, «хуже всех других, ни на что не годен, глуп и слаб». Речь здесь идет совсем не о такой приниженности.

Считать себя ниже других можно лишь в каком-то отношении. Скажем, в определенном смысле можно считать, что человек превосходит животных. Мы наделены способностью различать добро и зло и задумываться о будущем. Однако, мог бы добавить кто-нибудь, в других отношениях человек уступает животным. Ведь хотя животные и не различают добро и зло в нравственном смысле и не способны предвидеть долгосрочных последствий своих действий, они наделены особым чувством порядка вещей. В африканской саванне можно увидеть, что хищник набрасывается на жертву только по необходимости, когда голоден. Когда же хищник не голоден, он мирно сосуществует с другими зверями. Напротив, люди, хотя и способны различать добро и зло, действуют иногда из чистой алчности. Иногда мы попросту потакаем своим прихотям – например, отправляясь на охоту или рыбалку, убиваем из спортивного интереса. Так что в известном смысле можно считать, что человек ниже зверя. Именно в таком относительном смысле и предлагается здесь ставить себя ниже других.

Одно из оснований использовать здесь слово «ниже» – это стремление подчеркнуть: уступая таким обыденным эмоциям, как гнев, ненависть, сильная привязанность и алчность, мы тем самым не сдерживаем себя. Нередко мы совершенно не учитываем того, как наше поведение сказывается на других существах. Но если мы будем сознательно взращивать в себе мысль о том, что другие выше нас, что они достойны уважения, то тем самым создадим себе основу для сдержанности. И тогда, если уж возникнут дурные эмоции, они не будут так сильны, и мы не позабудем о воздействии своих поступков на других людей. Вот об этом-то и идет речь, когда предлагается ставить других выше себя.

Да смогу я исследовать свой ум при любом моем действии

А если возникнет отрицательное состояние,

несущее опасность мне и другим,

да смогу я стойко встретить его вызов и побороть его.

Эта строфа очень точно выражает самую суть практики буддийской дхармы. В буддизме под дхармой имеется в виду прекращение страданий или нирвана, истинная дхарма. Насчитывают много уровней прекращения. Например, воздержание от убийства может быть дхармой. Но его нельзя назвать буддийской дхармой как таковой, прежде всего потому, что воздерживаться от убийства может даже нерелигиозный человек, если он соблюдает закон.

Дхарма в буддийской традиции – это состояние свободы от страданий и от скверны, лежащей в основе страданий. Эта строфа учит бороться с этой скверной, с этими отрицательными эмоциями и помыслами. Для практикующего буддиста настоящий враг находится внутри него самого. Именно эти эмоциональные и умственные изъяны и порождают боль и страдания. Истинная задача того, кто практикует буддийскую дхарму, – одолеть этого внутреннего врага.

Поскольку применение контрмер против этих эмоциональных и умственных изъянов – главнейшее в практике дхармы и в известной мере ее фундамент, то в третьей строфе и подчеркивается необходимость с самого начала взращивать в себе чуткость. Если вы потакаете возникающим в вас отрицательным чувствам и даже не отдаете себе отчета в том, что они отрицательны, то вы предоставляете им полную свободу, и они могут настолько усилиться, что противостоять им будет невозможно. Если же вы развили в себе памятование об их отрицательности, то заметите их сразу же по возникновении. Вы не дадите им ни возможности, ни места полностью развернуться в отрицательные эмоционально-окрашенные помыслы.

Из этой строфы явствует, что контрмеры мы должны принимать на уровне переживания, а не абстракции. Вместо того чтобы докапываться до сути всех эмоций, текст предлагает контрмеры против конкретных отрицательных эмоций и мыслей. Например, для противодействия гневу следует развивать в себе любовь и сострадание. Для противодействия сильной привязанности к чему-либо порождают и усиливают в себе мысли о неприглядных свойствах этого предмета, о его нежелательной природе и т. п. Для противодействия своему высокомерию или гордыне нужно припоминать свои недостатки и тем самым развить в себе чувство смирения. К примеру, попробуйте осознать, сколько всего есть в мире, в чем вы совершенно не смыслите. Возьмите язык глухонемых: когда я смотрю на них и вижу сложные жесты, с помощью которых они общаются, я испытываю смирение, потому что не имею ни малейшего понятия о смысле этих знаков. Лично я если вдруг почувствую какой-нибудь укол гордыни, то начинаю думать о компьютерах. Это меня тут же ставит на место!

Когда я Вижу неприязненно настроенные существа

или существа, удрученные неприязнью или болью,

да будет мне дано узреть в них драгоценность, словно

в обретенном сокровище,

потому что встреча с ними – такая редкость.

Почему неприязненно настроенные существа считаются особым средством тренировки ума? Потому что, встречая таких людей, вы можете уступить искушению и прореагировать на них тоже как-то неприязненно. Пожалуй, такие существа являются довольно эффективным средством проверки вас на способность сохранять основные приобретенные навыки, а потому и заслуживают нашего особого внимания.

Можно также приложить это соображение к обществу в целом. Обычные люди склонны неприязненно относиться к определенным человеческим группам, задвигать их на задворки, отказывать им в доступе в нормальное человеческое сообщество. Пример такого изгоя – человек, на котором стоит клеймо преступника. В подобных случаях лучше даже сделать дополнительное усилие, чтобы попытаться принять его в свой круг, дать ему еще один шанс в обществе, а равно и возможность восстановить самооценку. Подобным же образом в обществе существует склонность не замечать или отрицать существование неизлечимых болезней вроде СПИДа; человек в таком случае думает: «Со мной такого никогда не случится». Есть тенденция закрывать на такое глаза. В этих случаях истинно стремящийся к просветлению должен намеренно размышлять над подобными явлениями и стараться встречать их лицом к лицу. Нужно развивать в себе сопереживание, чтобы иметь дело с подобными людьми и явлениями.

Когда другие из зависти

оскорбляют меня или иначе дурно обращаются со мной,

да будет мне дано принять самому это поражение

и предложить победу другим.

С точки зрения условного мирского закона, если обвинения против кого-нибудь незаслуженны и не имеют оснований, то мы считаем себя вправе разгневаться на нарушение справедливости. Однако буддисту рекомендуется не реагировать таким образом, в особенности если вследствие случившейся несправедливости никто, кроме вас лично, не претерпит ущерба. Вставший на путь пробуждения должен брать поражение себе и предлагать победу другим, подавляя в себе вспышки возмущения и гнева.

Если кто-то, кому я помог

или на кого a возлагал большие надежды,

поступая несправедливо, причиняет мне вред,

да будет мне дано отнестись к нему как к священному другу

Обычно если кому-то помогаешь, то ждешь чего-то в ответ. Когда человек близок нам, мы возлагаем на него определенные надежды. А если этот человек, вместо того чтобы действовать в ответ позитивно, отплатить добротой, причиняет нам вред, мы обычно испытываем возмущение. Наши чувства разочарования и обиды так сильны и глубоки, что мы считаем такую реакцию абсолютно оправданной. Вставшему на путь пробуждения рекомендуют противиться такой реакции и, напротив, использовать эту возможность для самовоспитания, как урок и наставление. Нужно увидеть в обидчике истинного учителя терпения, потому что именно в подобных ситуациях оно более всего и воспитывается. Нужно признавать, что такой индивидуум весьма ценен, является драгоценным учителем, а не реагировать на него с гневом и враждебностью.

Однако тем самым вовсе не утверждается, что человек, вставший на путь пробуждения, должен бездеятельно сносить вред и несправедливость по отношению к себе. Напротив, согласно принципам бодхисаттвы, на несправедливость нужно реагировать сильными контрмерами, в особенности если существует опасность того, что тот, кто совершает это преступление, продолжит свои отрицательные действия или если ущерб от него претерпевают также и другие. Здесь необходимо чувствовать ситуацию. Если совершена несправедливость, но она не вызывает значительных последствий ни для того, кто ее совершает, ни для других существ, то тогда лучше оставить всё как есть.

Одним словом, да буду a прямо и косвенно

доставлять радость и блага всем существам

как моим матерям,

и да буду я втайне сам

принимать все их обиды и страдания.

Сострадание, о котором говорится в этой строфе, настолько мощно, что по крайней мере на уровне мысли автор готов принять на себя все страдания, всю боль и скорбь всех живых существ, взять на себя всю негативность, которая и есть причина страданий. Можно также поделиться с другими всеми своими положительными качествами и удачами – радостью, причинами радости, корнями добродетели, благими поступками и т. п. Мы предлагаем все эти положительные качества в дар другим существам.

Слово втайне подразумевает практику тонглен, в ходе которой мы забираем и отдаём, а именно, забираем чужие страдания и отдаем им нашу радость и добродетель. Как явствует из слова втайне, такая форма практики может оказаться малопригодной на начальном этапе, поскольку она требует определенной степени мужества и убежденности. Сама же практика «отдачи и взятия на себя», т. е. тонглен, делается в ритме выдохов и вдохов.

Слово втайне может также указывать на необходимость целостности практикующего, чтобы практика тонглен осуществлялась без ненужных разговоров и отнюдь не напоказ. Истинно вставший на путь пробуждения должен заниматься духовным самовоспитанием, не сообщая об этом. Учитель Геше Чекава в своем труде «Семь пунктов о тренировке ума» замечает: «Наши внутренние состояния ума, помыслы и эмоции должно в корне преобразить и переделать, а наша наружность пусть остается все тою же». Смысл сказанного в том, что для практика было бы опасно уступать искушению порисоваться. Иногда, в особенности в наши дни, люди, имеющие лишь незначительный личный опыт, напускают на себя важный вид духовного лица, который только принижает достигнутое ими. Истинная практика тренировки ума требует смирения и целостности.

Когда все живые существа уподоблены «моим матерям», то имеется в виду, что все они автору дороги так же, как его родная мать. В буддийском учении о перерождениях считается, что в прошлых жизнях все существа побывали нашими матерями – они рожали нас, кормили, берегли от зла, и мы не должны забывать об их доброте, хотя иногда кое-кто из них теперь вроде бы и причиняет нам вред.

Да не осквернят их представления

восьми мирских забот,

и, помня об иллюзорности всего сущего,

да перестанут они цепляться и да будут свободны от пут.

Первые две строки подчеркивают необходимость того, чтобы духовная практика и тренировка ума не были запятнаны такими мирскими попечениями, как слава, богатство и удовольствие. Это важно даже для духовных учителей. Например, если я восседаю на троне проповедника и читаю лекцию, а у меня тем временем возникают всевозможные помышления такого сорта: «Хорошо ли я выгляжу?», «Что думают о моей лекции люди?», «Нравится ли она им?», «Похвалят ли они меня?», – то это вредит духовной практике. Такие мирские заботы не должны затемнять и загрязнять духовное развитие.

Вторая половина строфы подчеркивает, что необходимо сочетать тренировку ума с полным постижением предельной реальности – пустоты. Эти строки утверждают: нам надлежит развивать в себе понимание того, что все сущее иллюзорно, мы должны ни за что не цепляться и освободиться от пут. Но прежде чем научиться усматривать иллюзорность всего на свете, следует сперва отринуть субстанциальную реальность всего, включая и наше собственное «я». Невозможно понять иллюзорность всего, если прежде не достиг отрицания реальности существования.

Как развить в себе это понимание? Мало вообразить себе, что все есть пустота и не имеет субстанциального существования, или просто, как заклинание, твердить про себя эту строфу. Необходимо подлинное проникновение в пустоту путем рационального анализа и размышления.

Один из наиболее эффективных и убедительных способов понять, почему все вокруг лишено субстанциальной реальности, состоит в том, чтобы понять взаимозависимость, зависимое происхождение всего. Такое понимание зависимого происхождения всего уникально тем, что оно дает возможность найти срединный путь между полным ничто, с одной стороны, и самостоятельным, или независимым, существованием – с другой. Само понимание того, что вещи взаимосвязаны и имеют зависимое происхождение, предполагает, что вещи не обладают независимым существованием. А мысль, согласно которой одни вещи возникают относительно других вещей в сложной матрице элементов, связанных взаимозависимым происхождением, также защищает вас от опасности впадения в противоположную нигилистическую крайность – убеждения, будто ничто не существует. Таким образом, найдя этот истинный срединный путь, вы сможете прийти к правильному пониманию пустоты и проникновению в нее.

Если вы пришли к такого рода пониманию в своих медитациях, то при взаимодействии с миром, с людьми и предметами, вас окружающими, вы обретете новое качество связей с миром, которое возникает из вашего понимания иллюзорной природы реальности. Этот новый способ связи с миром дает нам определенную свободу от узкого взгляда на мир и позволяет без оглядки действовать во благо других. Это является крепкой основой для того, чтобы жить сострадательной жизнью.