Глава VIII. Освобождение от уз сердца и ума

Глава VIII. Освобождение от уз сердца и ума

Но восходящая душа должна отделить себя не только от жизни в теле, но и от действия жизненной энергии в уме; она должна добиться того, чтобы ум, как представитель Пуруши, признал: «Я не есть эта Жизнь; эта Жизнь не является сущностью Пуруши, она – лишь инструмент, лишь один из инструментов Пракрити». Жизни свойственны, во-первых, активность и динамизм, во-вторых – стремление расширяться, поглощать и ассимилировать то, что находится вне индивида, и, наконец, ей присущ принцип удовлетворенности и неудовлетворенности полученным или захваченным, связанный с универсальным феноменом притяжения и отталкивания. Эти три принципа присутствуют повсюду в Природе, поскольку Жизнь повсюду в Природе. Но в нас, ментальных существах, эти принципы получают ментальную интерпретацию, зависящую от ума, который осмысливает их и соглашается с ними. Они принимают форму действия, желания, симпатии или антипатии, боли и наслаждения. Прана присутствует в нас повсюду – она поддерживает не только работу тела, но и наш чувственный, эмоциональный и мыслящий ум; и, привнося свой собственный закон, или дхарму, во все ментальные функции, она запутывает, ограничивает, нарушает слаженную и правильную работу этих умов и создает ту нечистоту несоответствия и ту невероятную путаницу, от которой страдает все наше психологическое существование. В этом хаосе, кажется, главенствует только один закон – закон желания. Как универсальное Божественное Существо, всеобъемлющее и всемвладеющее, действует, движется, наслаждается лишь для удовлетворения божественного Восторга, так и индивидуальная жизнь действует, движется, наслаждается и страдает преимущественно для удовлетворения желания. Поэтому психическая жизненная энергия предстает перед нами в виде своеобразного ума желаний, который нам необходимо покорить, если мы хотим вернуться к своему истинному «я».

Желание одновременно является и мотивом наших поступков, и средством достижения цели, и проклятием нашего существования. Если бы наш чувственный ум, эмоциональный ум и мыслящий ум могли действовать, не подвергаясь вмешательству и влиянию жизненной энергии, если бы эта энергия вместо того, чтобы навязывать свой закон нашему существованию, могла быть подчинена их правильной работе, то все человеческие проблемы удалось бы гармонично разрешить. В идеале жизненная энергия должна делать то, на что ей указывает божественный принцип в нас, устремляться к тому и наслаждаться тем, что дается ей этим внутренним Божественным, и не иметь никаких желаний и предпочтений. Чувственный ум в идеале должен быть тихим, исполненным света и открытым для восприятия контактов Жизни инструментом, передающим возникающие ощущения и расу или истинный вкус и принцип восторга в них более высоким уровням ума; но из-за вмешательства влечения и отвращения, приятия и неприятия, удовлетворенности и неудовлетворенности, способности и неспособности, свойственных жизненной энергии в теле, чувственный ум, во-первых, ограничен в своем поле деятельности, а во-вторых, оставаясь замкнутым в пределах своих границ, он вынужден отождествлять себя со всеми этими диссонирующими проявлениями жизни в Материи. В результате он становится инструментом для переживания боли и наслаждения, вместо того чтобы быть проводником восторга существования.

Аналогичным образом, эмоциональный ум, вынужденный регистрировать все эти диссонансы и подчиняться возникающим эмоциональным реакциям, становится шумной ареной радости и горя, любви и ненависти, гнева, страха, борьбы, стремления, отвращения, симпатий, антипатий, равнодушия, довольства, недовольства, надежд, разочарований, признательности, мести и всей той неистовой игры страстей, которая составляет драму мировой жизни. Этот хаос мы зовем своей душой. Но подлинная душа, подлинная психическая сущность, присутствие которой мы ощущаем лишь изредка и которую развило очень небольшое число людей, является инструментом чистой любви, радости и светлого стремления к единению с Богом и нашими собратьями. Это психическое существо скрыто игрой ментализированной праны или ума желаний, который мы ошибочно принимаем за душу; эмоциональный ум не в состоянии отразить подлинную душу в нас – Божественное в наших сердцах – и вместо этого вынужден отражать ум желаний.

Точно так же дело обстоит и с мыслящим умом, который в идеале должен наблюдать, понимать, судить, обладая бесстрастным восторгом познания, и быть открытым наитиям и озарениям, проясняющим все, что предстает его взору, а также все, что пока скрыто от него, но постепенно должно быть проявлено. И как бы эти наития и озарения ни приходили к нам – свыше через интуитивный ум или поднимаясь из сердца, – их источником всегда является божественный Оракул, скрыто пребывающий в свете над нашим умом и ниспосылающий их подобно сверкающим молниям. Но мыслящий ум не может функционировать правильным образом, потому что зависит от ограничений жизненной энергии в чувствах, от диссонансов ощущений и эмоций, от своих собственных ограничений: интеллектуального предпочтения, одностороннего толкования, инерции, самоволия – форм, которые, вмешиваясь, принимает в нем этот ум желаний, эта психическая прана. Как говорится в Упанишадах, все наше ментальное сознание пронизано нитями и потоками этой праны, этой жизненной энергии, которая борется и ограничивает, овладевает и теряет, желает и страдает, и только благодаря его очищению мы можем познать и ощутить наше подлинное и вечное «я».

Верно то, что корнем всего этого зла является чувство эго в самом уме; но на самом деле сознательный ум лишь отражает эго, уже созданное в подсознательном уме вещей, – ту немую душу камня и растения, которая присутствует в любом теле и любой жизни и только на финальных стадиях своего развития освобождается от немоты, обретает голос и пробуждается, а не создается изначально сознательным умом. И в такого рода восходящей эволюции именно жизненная энергия становится тугим узлом эго и именно ум желаний препятствует развязыванию этого узла, даже когда интеллект и сердце обнаруживают причину своих бед и рады бы от нее избавиться; ибо прана в них является тем непокорным Животным, которое своим упрямым норовом омрачает и искажает их знание и ограничивает их волю.

Поэтому ментальный Пуруша должен отделиться от этого ума желаний, перестав ассоциировать и отождествлять себя с ним. Он должен сказать: «Я не эта жизнь, которая борется и страдает, печалится и радуется, любит и ненавидит, надеется и обманывается, гневается и боится, пребывает в бодром или подавленном состоянии духа, зависит от витальных настроений и эмоциональных всплесков. Все это – лишь процессы и привычки Пракрити в чувственном и эмоциональном уме». После этого ум отстраняется от своих эмоций и начинает просто наблюдать за ними, как раньше наблюдал за движениями и ощущениями тела. В существе снова происходит внутреннее разделение. С одной стороны, мы имеем этот эмоциональный ум, в котором эти настроения и страсти продолжают возникать, согласно привычному движению гун Природы, а с другой – наблюдающий ум, который видит, изучает и понимает их, но никак не затрагивается ими. Он словно лицезрит своего рода представление или спектакль, разворачивающийся на ментальной сцене и не имеющий к нему никакого отношения. Сначала он смотрит с интересом и иногда по привычке отождествляет себя с тем или иным персонажем, потом очень спокойно и отстраненно и наконец начинает ощущать не только покой, но и чистый восторг своего собственного безмолвного существования, с улыбкой взирая на иллюзорность бушующих страстей, напоминающих радости и горести ребенка, который играет и увлекается своей игрой. Затем он осознает себя как владыку и подателя санкции, способного отозвать санкцию и прекратить эту игру. Когда санкция отозвана, происходит еще один важный феномен; эмоциональный ум становится естественно спокойным, чистым и свободным от всех этих реакций и, даже когда они возникают, он чувствует, что они рождаются не внутри него, а становятся результатом внушений, приходящих извне и все еще затрагивающих его внутренние струны; но и эта привычка постепенно ослабевает и со временем эмоциональный ум полностью освобождается от отвергнутых им страстей. Надежда и страх, радость и печаль, симпатия и антипатия, влечение и отвращение, довольство и недовольство, бодрость и подавленность, ужас и гнев, страх и отвращение, стыд и вспышки любви и ненависти покидают освобожденное психическое существо.

Что же приходит им на смену? Если мы пожелаем, это может быть абсолютный покой, тишина и бесстрастие. И хотя душа обычно должна пройти через эту стадию, это не та конечная цель, которую мы поставили перед собой. Поэтому Пуруша также становится владыкой, который повелевает и намерен заменить ложное наслаждение истинным, свойственным психическому существованию. Природа же исполняет его волю. То, что было основой желаний и страстей, превращается в реальность чистой, уравновешенной и спокойно-интенсивной любви, радости и единства. Вперед выходит подлинная душа, которая занимает место ума желаний. Очищенная и опустошенная чаша наполняется уже не сладко-горьким ядом страсти, а вином божественной любви и восторга. Страстные эмоции, даже страстное желание блага являются искаженными образами божественной природы. Эмоция жалости с ее нечистыми элементами физического отвращения и эмоциональной неспособности выносить страдания других должна быть отвергнута и заменена более высоким божественным состраданием, которое видит, понимает и принимает чужое горе и достаточно сильно, чтобы помочь и исцелить, но прибегая не к своеволию и бунту против страдания в мире и невежественному осуждению закона вещей и их источника, а к знанию и свету и действуя как инструмент Божественного в Его проявлении. Также и любовь, жаждущая удовлетворения желаний и обладания объектом своих чувств, подверженная радости и горю, должна быть заменена спокойной, неизменной, всеохватывающей любовью, лишенной всех этих витальных примесей, не зависящей от обстоятельств и не меняющейся из-за наличия или отсутствия ответной любви. Так нам надлежит работать со всеми душевными движениями; но об этом мы поговорим позднее, когда будем рассматривать Йогу самосовершенствования.

С этой двойственной возможностью, допускающей, с одной стороны, безразличие и покой, а с другой – интенсивную радость и пылкую любовь, все обстоит так же, как с действием и бездействием. Уравновешенность, а не равнодушие – вот та основа, на которую мы должны опираться. Умение стойко переносить страдания, сохраняя бесстрастие и безразличие, спокойное и смиренное принятие горя или радости без малейших реакций на то, что их вызывает, – такова подготовительная ступень или негативная основа уравновешенности; но полная уравновешенность достигается только тогда, когда она обретает свою позитивную форму любви и восторга. Чувственный ум должен обнаружить и воспринять расу Всепрекрасного, равно пребывающую во всем, сердце должно равно возлюбить все и ощущать Ананду во всем, психическая прана должна уметь наслаждаться этой расой, любовью и Анандой. В данном случае речь идет о позитивном совершенстве, которое приходит вместе с освобождением; в то время как нашей первой целью на пути знания является, скорее, само освобождение, которое достигается благодаря отделению от ума желаний и отказу от его страстей.

Ум желаний также должен перестать вмешиваться в процесс мышления, и это лучше всего сделать, отделив Пурушу от самого процесса мышления и формирования суждений. На этом мы уже останавливались, когда говорили о составляющих интегрального очищения существа. Ибо весь описываемый нами процесс познания является средством очищения и освобождения, благодаря которым становится возможным полное и окончательное познание себя, – таким образом, прогрессивное познание себя само становится инструментом очищения и освобождения. Метод освобождения мыслящего ума ничем не отличается от методов освобождения других частей существа. Пуруша, использовавший мыслящий ум для разотождествления с жизнью и телом, а также с умом желаний, ощущений и эмоций, должен повернуться к самому мыслящему уму и сказать: «Это тоже не я; я – не мысль и не мыслитель; все эти идеи, мнения, суждения, усилия интеллекта, его склонности, предпочтения, догмы, сомнения, самокритичность не являются мной; все это лишь работа Пракрити, осуществляемая в мыслящем уме». Таким образом возникает разделение на ум, который мыслит и имеет намерения, и ум, который просто наблюдает. В результате Пуруша становится только свидетелем; он видит, он понимает процесс и закономерности своего мышления, но никак не затрагивается им. Затем, как податель санкции, он отзывает свою прошлую санкцию, поддерживающую сложное переплетение скрытого потока мыслей и рассуждающего интеллекта, и заставляет и то и другое прекратить свою неуемную деятельность. Он становится свободен от подчиненности мыслящему уму и обретает способность к абсолютному безмолвию.

Для достижения совершенства в данном случае также необходимо, чтобы Пуруша снова занял свою позицию владыки Природы и направил свою волю на то, чтобы заменить интеллект и обычное неосознаваемое течение мыслей деятельностью истинного сознания, ниспосылающего свои озарения свыше. Но безмолвие также должно быть сохранено; ибо именно в тишине, переставая мыслить, мы обнаруживаем «Я» и осознаем его (а не просто интеллектуально понимаем, что это такое), а затем из ментального Пуруши мы уходим в то, что является источником ума. Но для осуществления этого перехода необходимо окончательное освобождение – освобождение от чувства эго в уме.