Глава 37 Нет силы выше любви
Глава 37
Нет силы выше любви
Ошо, ты пояснил, насколько способность передавать свои переживания является сущностью мастера. Тем не менее, в тебе случилось нечто еще более прекрасное.
Будда передал свое послание нескольким тысячам избранных на местном языке пали — в ответ на неудачи брахманизма.
Для сравнения: ты говоришь с миллионами мужчин и женщин с любого континента, любой расы, любой религии, из любой возможной среды. Вместо того чтобы быть ограниченным недостатками брахманизма, ты рисуешь или синтезируешь из каждого духовного, психологического и научного элемента, когда-либо сконструированного человеком.
Ты смог так поэтично выразить существование на хинди, что люди сказали, ты самый лучший оратор на хинди из живущих в настоящее время. Более того, ты способен делать то же самое на втором иностранном языке для людей этих настолько отличающихся культур, которые, по большей части, на поколение моложе. Ты не просто изъясняешься с помощью этого второго языка, но и способен уловить тонкие оттенки и разговорные выражения обиходной речи, понимание которых есть только у людей, для которых этот язык родной.
Ошо, это твоя величайшая способность передавать делает тебя мастером из мастеров?
Ситуация в мире кардинально изменилась. Даже триста лет тому назад мир был уже очень большой. Если бы Гаутама Будда хотел наладить контакт со всеми человеческими существами, это было бы невозможно; средства связи были просто недоступны. Люди жили во многих мирах, почти изолированных друг от друга. В этом была и простота.
Иисус столкнулся с иудеями, не с целым миром. Было бы невозможно, сидя на осле, объехать весь мир. Даже если бы ему удалось охватить небольшое королевство Иудеи, этого уже было бы достаточно. Знания людей были очень ограниченны. Они даже не знали о существования друг друга.
Гаутама Будда, Лао-цзы в Китае, Сократ в Афинах — они были современниками, но они понятия не имели друг о друге.
Вот почему я говорю, что до научной революции в средствах связи и в средствах передвижения было много миров, замкнутых на самих себе. Они никогда не думали о других, они даже не имели понятия, что другие существуют. По мере того как люди все больше и больше знакомились друг с другом, мир становился меньше. Теперь Будде не справиться, не справиться ни Иисусу, ни Моисею, ни Конфуцию. У них у всех очень ограниченные умы и очень ограниченные подходы.
Нам повезло, что сейчас мир такой маленький, что вы не можете быть ограниченным. Даже вопреки себе вы не можете быть ограниченным, вы должны быть универсальным. Вы должны думать о Конфуции, вы должны думать о Кришне, вы должны думать о Сократе, вы должны думать о Бертране Расселе. Пока вы не начнете думать о мире как о едином целом и разбираться во всех достижениях разнообразных гениев, вы не сможете поговорить с современным человеком. Пропасть будет настолько велика — двадцать пять столетий, двадцать столетий… практически невозможно навести мосты.
Единственный способ преодолеть ее — человек, который пришел к познанию, не должен останавливаться на собственном познании, довольствоваться выражением только того, что познал. Он должен приложить невероятные усилия, чтобы познать все языки. Работа — проникновение внутрь человеческого гения во всех измерениях — необъятная, но волнующая.
Если у вас внутри есть свет понимания, вы можете создать без особого труда синтез. И это не только синтез всех религиозных мистиков — это часть. Синтез должен включать всех художников — их представления; всех музыкантов, всех поэтов, всех танцоров — их представления. Всех творческих людей, которые обогатили жизнь, которые сделали человечество богаче, нужно принять к сведению. А самое важное — это научный рост.
В прошлом невозможно было согласовать научный рост с сердцем и религией в единое видение. Прежде всего, не было науки — а она изменила массу вещей. Жизнь никогда не сможет стать прежней.
Никто никогда не думал о творческих людях, что их вклад тоже религиозен.
В моем видении это треугольник: наука, религия, искусство.
И это настолько разные измерения: они говорят на разных языках, они противоречат друг другу, внешне они не согласуются — пока у вас нет глубокого понимания, в котором они все смогут растаять и стать одним.
Мои усилия были направлены на то, чтобы сделать почти невозможное.
В мои студенческие годы мои профессоры были в недоумении. Я был студентом философского факультета, и я посещал лекции по естественным наукам — физике, химии и биологии. Эти профессоры удивлялись: «Ты здесь, в университете, чтобы изучать философию. Зачем ты тратишь время на химию?»
Я сказал: «У меня нет с химией ничего общего, просто я хочу получить ясное представление о том, что сделала химия, что сделала физика. Я не хочу вдаваться в подробности, я просто хочу получить представление об определяющем вкладе».
Я редко посещал лекции, обычно я проводил время в библиотеке. Мои профессоры постоянно говорили: «Что ты делаешь целый день в библиотеке? От библиотекарей поступает так много жалоб, что ты первый приходишь туда и что тебя нужно почти насильно выводить оттуда. Ты находишься там целый день. И не только в отделе литературы по философии, ты кочуешь по всем отделам библиотеки, которые не имеют никакого отношения к тебе».
Я отвечал им: «Мне сложно объяснить вам, но мои усилия в будущем будут направлены на то, чтобы согласовать все, в чем есть хотя бы доля истины, в синтетическом целом и создать образ жизни, который будет включать в себя все, который не будет основан на доказательствах и противоречиях, который будет основан на глубоком понимании самой сокровенной сути всех тех вкладов, которые были сделаны в человеческое знание, в человеческую мудрость».
Они думали, что я сойду с ума: задача, которую я поставил перед собой, может кого угодно привести к сумасшествию, она неохватная. Но они не понимали, что сойти с ума для меня невозможно, что я оставил ум далеко позади, я просто наблюдатель.
А ум — это такой чувствительный и сложный компьютер. Человек сконструировал потрясающие компьютеры, но, тем не менее, ни один не сравнится с человеческим умом. Всего один человеческий ум имеет способность вместить в себя все библиотеки мира. А только в одной библиотеке — библиотеке Британского Музея — столько книг, что, если выстроить их в ряд, одну за другой, он три раза обогнет Землю. И это только одна большая библиотека. В Москве есть подобная библиотека — возможно, даже больше. В Гарварде подобная библиотека.
Но один человеческий ум способен вместить все, что написано во всех этих книгах, запомнить это. В одном мозге более миллиарда клеток, и каждая клетка способна вместить миллионы единиц информации. Безусловно, человек сойдет с ума, если он из него еще не вышел. Если вы не достигли состояния медитации, сумасшествие обеспечено. Они не были неправы, но они не знали о моих достижениях в медитации.
Я читал удивительные книги, удивительные священные писания со всего мира; тем не менее, я был только наблюдателем, так как, что касается меня, я пришел домой. Мне нечему было учиться у всего этого чтения; это чтение было для другой цели, и цель была в том, чтобы сделать мое послание универсальным, сделать его свободным от локальных ограничений.
И я счастлив, что достиг в этом полного успеха. У меня нет никакой локализации. У меня нет земли, родины. У меня нет дома. У меня нет определенного места на этой земле. Это очень необычная ситуация.
Я гражданин мира, но в этом мире у меня нигде нет места, даже чтобы постоять.
Я могу остаться здесь только на четыре или пять дней, затем я должен буду ехать дальше. Но, возможно, это хорошо. Таким образом я познаю в реальности то, что я узнал из книг.
Я стал универсальным цыганом.
Ты любишь меня, поэтому называешь «мастером из мастеров». Это от твоей любви.
Лично я думаю о себе как об обычном человеческом существе, которое было достаточно настойчивым, чтобы остаться независимым, сопротивлялось всякой обусловленности, никогда не принадлежало никакой из религий, никогда не состояло ни в одной политической партии, никогда не было членом ни одной организации, никогда не относилось ни к одной нации, ни к одной расе.
Я старался всеми возможными способами просто быть собой, безо всяких прилагательных, и это дало мне столько целостности, индивидуальности, подлинности и невероятное блаженство быть удовлетворенным.
Это была потребность времени. После меня любой, кто будет пробовать быть мастером, должен будет помнить, что ему необходимо пройти через все то, через что прошел я, иначе его нельзя будет назвать мастером. Он останется просто локализованным — индуистским учителем, христианским миссионером, мусульманским священником, но не мастером человеческих существ как таковых.
После меня будет действительно сложно быть мастером.
Ошо, пробыв с тобой два месяца, сегодня я уезжаю. Прошлой ночью я подумала, что, так как меня какое-то время не будет, хорошо бы решить свои проблемы или вопросы с людьми в том доме, где я жила. Я была потрясена, когда поняла, что нет ни одной — что мы жили в такой гармонии, которой у меня никогда раньше не было. Нигде больше тридцать человек не смогли бы жить в одном доме, и чтобы было так мало ревности, борьбы или напряжения.
Происходит твое чудо — создается новый человек, проявляется твое видение. Мы пойдем дальше. Мы покажем миру, что с тобой невозможное случается каждый день.
На это и направлены все наши усилия — показать всему миру, что не нужна никакая война, не нужна никакая борьба, не нужна никакая ревность, не нужна никакая ненависть. Жизнь такая короткая, и любовь такая ценная. И когда вы можете наполнить свою жизнь любовью, гармонией, радостью, когда вы можете сделать свою жизнь поэзией самой по себе… Если вы упустите, только вы будете ответственны за это, никто другой.
Что происходит в небольшой группе, может произойти и в большей группе, может произойти и во всем мире. Дело только в понимании; нужно простое понимание, чтобы не быть ослабленным силами темноты, негатива, разрушения. Нужно только немного бдительности, чтобы посвятить себя созиданию, любви, чувствительности и сделать эту маленькую жизнь чередой песен… вы танцуете в жизни — и ваша смерть будет кульминацией вашего танца; вы живете тотально — и вы умираете тотально, без претензий, с признательностью, с благодарностью к существованию.
Я не считаю молитвы, которые совершаются в синагогах, и церквях, и храмах, и мечетях, истинной молитвой. Истинная молитва только одна — жить таким образом, что вы начинаете чувствовать благодарность к существованию за то, что существование дало вам такую возможность, о которой вы никогда не просили, которой вы не были достойны. И, несмотря на это, вы получили ее, и вы расцвели тысячами цветов, и вы покинули мир с ароматом благодарности.
Авирбхава, то, что происходит вокруг меня в отдельных местах, мы хотим превратить в пожар, чтобы, прежде чем идиоты политики со всего мира уничтожат жизнь, сделать ее настолько драгоценной, что никто не захочет воевать. Политики могут покончить с собой своим же ядерным оружием, если им так хочется, но человечество больше не заинтересовано в том, чтобы убивать и быть убитым. Это такой простой феномен, что стоит вам почувствовать этот вкус, как вы уже никогда не будете прежним человеком.
Мы настроены решительно против всех могущественных сил… У нас нет никакой силы. Любовь — наша сила, тишина — наша сила. Но я говорю вам, что нет силы выше, чем любовь, и нет силы, которая может победить тишину. Именно через любовь и тишину человек приходит к познанию истины… которая является предельной победой жизни.
Я повторяю: мы решительно настроены распространить послание во все уголки мира, донести до каждого разумного человека, способного понять. Кроме этого, нет другого способа спасти эту прекрасную планету.
А эта планета — благословенная планета, потому что все другие планеты, а во Вселенной миллионы планет, мертвы, там даже трава не растет. Там никто не сидит в тишине, ничего не делая. Они пустынны. Только этой маленькой Земле так повезло, что на ней существуют все виды жизни. У человека это на уровне сознания, у нескольких человек это на уровне суперсознания, и в каждом человеке есть возможность, что это станет суперсознательностью. Это значит достичь, добраться до самой сущности истины, бессмертия, вечности.
У нас может не быть дома, но мы продолжим скитаться по миру, как цыгане, делая весь мир нашим домом.
Дом там, где мы. Дом там, где есть любовь. Дом там, где есть гармония.
Ошо, я часто чувствую, что люди, особенно мужчины, видят только определенные мои стороны, думая, что это настоящая я, но в глубине души я чувствую себя непонятой, потому что я не знаю, являются ли все эти стороны всем тем, что я есть. Но я чувствую, что во мне есть нечто большее, что никто не видит или, возможно, не хочет видеть.
С тобой я чувствую, что ситуация прямо противоположная: я ощущаю, что ты соприкасаешься со мной настоящей. Когда я окружена людьми, мне становится грустно, потому что они не видят меня настоящую.
Не мог бы ты что-то об этом сказать?
Во-первых, люди могут видеть только твои стороны. Они не могут увидеть тебя настоящую, потому что они не видели настоящих себя. Как не видела себя настоящей и ты.
Ты чувствуешь, что люди воспринимают твои стороны как целую тебя, а это неправда: ты знаешь, что есть другие стороны.
Но ты также не осознаешь настоящую себя. Даже общая сумма всех твоих сторон — это не настоящая ты: ты больше, чем общая сумма всех твоих сторон.
На самом деле, это вообще не связано со сторонами.
Твое настоящее существо — это только наблюдатель, видящий, свидетель.
Все стороны от твоего ума, от твоей личности.
Ты просто зеркало, которое отражает все, что становится перед ним, но в тот момент, когда оно отходит, зеркало снова остается пустым.
Поэтому первое, что нужно помнить: не злись, не волнуйся, что люди не видят тебя в твоей истинности. Ты сама не видела себя в своей истинности. Сначала попробуй увидеть себя в своей истинности. В тот момент, когда ты увидишь себя в своей истинности, ты не будешь чувствовать злости, если кто-то подумает, что определенная сторона — это ты вся; ты почувствуешь сострадание к человеку, потому что его способность познавать очень ограниченна. Ты поможешь человеку узнать другие твои стороны и в конце концов познать тебя — не то, что является стороной, а нечто за пределами всех сторон.
Вот почему со мной ты чувствуешь себя иначе.
Я не вижу твоих сторон. Меня они не волнуют. Я просто вижу тебя как зеркало, потому что я знаю, что все просто зеркала в своем самом глубоком центре.
Так что я никогда не осуждаю человека, потому что любое осуждение значит, что вы взяли определенную сторону и сделали эту сторону всем существом человека.
Кто-то ворует. Это только сторона. Кто-то убивает, это только сторона — потому что человек, который убил кого-то, также и любил. Возможно, он убил, потому что любил слишком сильно, потому что на самом деле он был кому-то другом, что было… еще одна сторона.
Но все наше общество основано на осуждении. Даже наши так называемые справедливые суды все субъективные, предвзятые.
Только день назад я просматривал постановление, которое один суд в Америке вынес не в пользу моей коммуны. В постановлении судья ясно дал понять, что все законы на стороне моей коммуны, но все-таки он чувствует, что деньги — сто сорок тысяч долларов — должны быть отданы из фонда коммуны этому человеку.
Он говорит в постановлении: «Я предполагаю», — это странное слово для постановления суда. — «Я предполагаю, что этот человек нуждается в тех деньгах. Все законы на стороне коммуны. Они в пользу коммуны». Тот человек был служащим коммуны. Он получал тысячу долларов в месяц. Ему удалось договориться с кассиром, который выдавал зарплату, что вместо тысячи долларов в месяц он будет получать тысячу долларов в неделю.
Сейчас даже президент Америки, я думаю, не получает тысячу долларов в неделю.
А у него была пустяковая работа.
Мы купили землю, а он был смотрителем земель у прежнего владельца, и прежний владелец сказал, что он может пригодиться. Земля большая — сто двадцать шесть квадратных миль. «Он вам может пригодиться: подсказать, где места, пригодные для возделывания, где можно найти воду». Поэтому мы оставили его.
Когда мы обнаружили, что он получает четыре тысячи долларов в месяц вместо одной тысячи долларов, естественно, мы возбудили против него дело. По этому делу еще не вынесено постановление.
Вот что значит предубеждение. Этот человек возбудил дело против коммуны якобы из-за того, что мы возбудили дело против него, мы запятнали его репутацию, мы объявили его вором. Поэтому он требовал три или четыре миллиона долларов в качестве компенсации.
По первому делу еще не вынесено постановление, и возможно, никогда не будет вынесено, но по второму уже все решено, и формулировка просто удивительная: все законы в пользу коммуны, но, тем не менее, этому человеку должно быть выплачено сто сорок тысяч долларов. Так должно быть. Его имя было опозорено.
По его делу еще не было вынесено решение — обманывал он коммуну или нет, но из-за того, что мы возбудили против него дело и написали об этом в газете, его имя было запятнано и ему нужны деньги. И судья сам чувствует, что все законы на нашей стороне, но все же он «предполагает».
Все наше общество опирается на стороны, на осуждение.
Скорее всего, этот судья просто завидует коммуне и ее уровню жизни, и это хороший шанс — не показывая никакой зависти; другой причины нет. Он должен был, по крайней мере, дождаться, пока не вынесут решение по первому делу. Но, должно быть, его собственная зависть породила предубеждение.
В другом случае они пытались найти двенадцать присяжных, которые были бы беспристрастны ко мне и к коммуне. Они побеседовали почти с пятьюдесятью людьми, но, кладя руку на Библию, они пугались и говорили: «Мы пристрастны». Поэтому они были отклонены как присяжные, иначе они бы сидели в коллегии присяжных.
И кандидатуры этих людей отклонили — потому что мы настаивали на необходимости беседы с ними и присяге. Это было так трудно, что даже судья сказал: «Решение по вашему делу должно быть принято за пределами штата Орегон, потому что в Орегоне вы не добьетесь правосудия. Все пристрастны».
Но за пределами штата мы наблюдали ту же картину.
В Северной Калифорнии в течение трех дней адвокат американского правительства изо всех сил пытался доказать, что мой арест был законным, а в конце сам вынужден был признать, что «мы не смогли ничего доказать».
Это же элементарно: правительственный юрист США признает, что он не может найти доказательств против меня. Тем не менее, мировой судья говорит: «Вы, может быть, и не доказали, что его арест был законным, но я не собираюсь отпускать его под залог».
Из всех моих друзей, которые были арестованы вместе со мной без предъявления ордера на арест, троих не отпустили под залог, а троих отпустили. Меня не выпустили под залог. Причина, как они это объяснили, в том, что я слишком умный, что у меня есть тысячи последователей, которые могут сделать для меня все, что у меня есть неучтенные источники доходов, что, каким бы большим ни был залог — пять миллионов долларов, десять миллионов долларов, — я могу проигнорировать его и выехать из Америки.
Я не совершил никакого преступления. Мой арест необоснованный, но под залог выйти нельзя, потому что я могу выехать за пределы Америки.
Как следствие возникают два вопроса. Во-первых: Америка такая слабая и бессильная страна? Это самая сильная страна в мире — со всеми армиями, всеми полицейскими, всем ядерным оружием. Один-единственный человек, и вы боитесь выпустить его под залог?
Во-вторых, если такова причина, то в Америке не должны выпускать под залог никого, кто достаточно богат. Вы можете арестовать без причины любого Рокфеллера, не нужно ничего доказывать. В освобождении под залог может быть отказано, потому что у него столько денег, что он может покинуть Америку. Тогда ни одного богатого человека нельзя отпускать под залог. Но для меня нашли особое объяснение: о реальном положении вещей забыли, что меня арестовали нелегально, без ордера на арест, без всякого основания для ареста, и была использована второстепенная причина, абсолютно нелогичная. Получается, что право на освобождение под залог есть только у бедных людей, очень бедных людей, которые не могут исчезнуть, которые не могут купить билет из одного места в другое, у которых нет друзей. Только эти люди могут выйти под залог. Тот, у кого есть друзья, у кого есть деньги, у кого есть средства, не может выйти под залог.
А истинная причина… когда я вернулся в тюрьму, тюремщик был потрясен. У старика в глазах стояли слезы. Он сказал мне: «Это самая большая несправедливость, какую я когда-либо видел в своей жизни. Они не смогли доказать — за три дня непрерывных споров — они не смогли ничего доказать. И, тем не менее, они отказали в праве выйти под залог. Такого я никогда не видел и не слышал за всю свою жизнь». Он пришел в полную готовность освободить меня от суда. Он сказал: «Это явная несправедливость, а причина в том, что женщина, мировой судья, надеется стать федеральным судьей. Должность вакантна, и она в руках у политиков, которые оказывают на нее давление, говоря ей: „Запомни: если ты отпустишь этого человека под залог, ты никогда не станешь федеральным судьей. Поэтому воспользуйся любым предлогом на твое усмотрение, но он не должен выйти под залог“».
Я сказал тому старику: «Если причина в этом, то ничего страшного. Пусть эта женщина станет федеральным судьей. Хоть кому-то будет от меня польза, а то я ни на что не гожусь!»
Все общество основано на осуждении. Оно рассматривает одну сторону — потому что вы не можете увидеть всего человека. Весь человек — это очень много. Если я положу в вашу руку маленький камень, вы не сможете увидеть его целиком, вы увидите только одну его сторону, а когда вы увидите другую, нельзя будет видеть первую. Вы не можете увидеть его с одной попытки во всей полноте.
Что тогда говорить о человеческой личности — многогранном явлении?
Поэтому ни на кого не злись. Они видят определенную сторону.
Это как если бы ты вырвала из романа одну страницу, прочитала ее и составила мнение обо всем романе.
Одна сторона, одно действие — примерно так.
Таким образом люди жили и судили, и причина в том, что они сами не осознают собственной целостности. Стоит им осознать свою целостность, как они уже не смогут судить никого по незначительным проявлениям. Они знают, что человек гораздо больше. В его целостности эта мелочь затеряется, как капля росы в океане. Она не будет иметь значения.
Но, чтобы прийти к такому милосердию, к такому не-осуждающему видению, сначала вам нужно осознать вашу собственную целостность.
Поэтому дело не в других.
Дело в тебе.
Со мной ты будешь чувствовать себя прекрасно — потому что я никогда никого не осуждаю. У меня ни к кому нет предубеждений, и я знаю: все, что видно снаружи, лишь малая часть, которая может быть обманчива, целое может быть иным. И эта малая часть, отдельно взятая, может иметь другое значение: в целом она может иметь другое значение, потому что целое окружит ее контекстом. Вне контекста невозможно ничего понять.
Поэтому сделай две вещи. Во-первых, приложи все усилия, чтобы быть наблюдательной к своей жизни, чтобы медленно-медленно ты становилась наблюдательностью. Это твоя истинная сущность. Во-вторых, не суди других.
Ты не можешь, конечно, помешать другим судить тебя — это невозможно, но ты можешь перестать судить других. Возможно, это поможет. Другие могут начать думать о тебе как о человеке, который никогда не судит, и что они должны быть более милосердными к тебе.
И не нужно чувствовать себя обиженной, потому что, что бы они ни делали, в своем сне, в своей бессознательности они могут делать только это.
Поэтому помни: прости и забудь. Иначе у тебя появится предубеждение к человеку: якобы он осудил тебя, и тогда в любой момент, в любой ситуации ты будешь платить тем же. В эту игру продолжают играть в обществе.
Прекрати это хотя бы со своей стороны, пусть другой играет в футбол один. Скоро он устанет. Никто не может долго играть в футбол один. Не создавай для него условий. Не замечай. Но это возможно только в качестве реализации твоего внутреннего существа, а не решимости ума. Тогда это так просто, я не думаю, что что-то может быть проще, не судить людей.
В противном случае люди судят каждое мгновение, все люди — касается их это или нет; это не проблема, это механическая привычка.
Я ехал на машине из Нагпура в ашрам Ганди в Вардхе с очень богатой женщиной, последовательницей Ганди. Они приехала, чтобы забрать меня. По дороге прокололась шина, и я сказал ей, что я лучше посижу на улице под деревом, потому что стоял прекрасный вечер. Я вышел и сел под деревом, водитель тоже вышел. Она осталась в машине одна. Водитель сидел рядом со мной и курил сигарету.
Когда я вернулся и сел в машину, я сидел на заднем сидении рядом с женщиной — должно быть, волосы или одежда впитали немного сигаретного дыма, — та женщина посмотрела на меня и сказала:
— Я ненавижу запах дыма. Ты курил на улице!
— Из вежливости можно сначала хотя бы спросить, — ответил я.
— Что тут спрашивать? Я чувствую запах.
— Ты чувствуешь. Я тоже чувствую. (Я мог бы сказать: «В машине стоит запах сигаретного дыма, ты, наверное, курила, потому что ты сидела здесь одна». Я этого не сказал.) — И я добавил: — Похоже, ты сноб. Разве это твое дело, если я даже и курил? Кто ты мне? Я что, поставил условие, что не буду курить? Ты просто приехала, чтобы забрать меня из ашрама. Я даже не знаю тебя. Ты можешь быть богата. Ты можешь иметь влияние в ашраме. Мне это все безразлично.
Водитель слушал. Он остановил машину и сказал женщине:
— Это неправильно. Это я курил. Я знаю, какие люди в ашраме. В ашраме Ганди курение — грех. Я боялся, что этот человек может остановить меня, но он ничего не сказал. И даже сейчас он не сказал, что это я курил.
— Ты не имеешь к этому никакого отношения, — сказал я. — Я пытаюсь сказать этой женщине, что, если ей не нравится запах дыма, она может пойти и сесть вперед. А судить только по запаху дыма, и я не курил! Просто запах, и ты… не только твое осуждение, но и то, как ты сказала, как посмотрела на меня.
Я отказался ехать в этой машине. Я вышел и сказал:
— Скажете ашраму прислать другую машину. Эта женщина сильно воняет дымом.
— У меня будут неприятности, потому что ты не курил, а эта женщина опасна, — сказал водитель. — Она дает деньги, поэтому у нее огромное влияние в ашраме.
— Или она выйдет, или я. Вытащи мой багаж и оставь меня здесь, под деревом. И скажи Рамдасу, сыну Ганди, — Ганди умер, но его сын был моим другом. — Расскажи ему о том, что случилось. Если он сможет прислать другую машину, хорошо, а нет, так я сам доберусь до Нагпура.
Видя, что происходит, женщина поняла, что была неправа: она должна была спросить. Я не курил. Курил водитель, а она буквально набросилась на меня. И я не ашрамит, я не гандианец. Я не согласен с Ганди ни по одному вопросу. И Рамдас будет очень зол, если меня оставят здесь. Поэтому она вышла и сказала: «Извини».
Я ответил: «Этого мало. Тебе нужно пересмотреть свое отношение. Ты, наверное, поступаешь так со всеми».
Я останавливался в другом гандианском ашраме, где один из его главных учеников, Балкова Бхавэ, был учителем ашрамитов. Каждое утро он заглядывал в их комнаты и даже в уборные — чистые они или нет. Я сказал: «Это унижение. — И добавил: — Все эти люди постоянно страдают от этой пытки. Нужно им ясно дать понять, что должно быть чисто, но это же не значит, что каждый день — каждый день…» И он всегда что-то находил, и этого было достаточно, чтобы осудить человека. Я сказал: «Похоже, что это просто предлог — найти что-нибудь, чтобы осудить».
Похожая ситуация сложилась и в других гандианских ашрамах в Индии: вы не можете пить чай, вы не можете пить кофе, вы не можете курить сигареты, вы не можете играть в карты. Это нормально, если вы запрещаете азартные игры, но просто играть в карты — это невинное занятие, в нем нет ничего плохого, никакого вреда. Вы не можете даже пользоваться противомоскитной сеткой, потому что это роскошь.
А в Вардхе, там такие большие комары, что вы не можете уснуть, всю ночь они высасывают вашу кровь.
Поэтому Ганди нашел способ — керосин. Все должны намазать лицо керосином, и руки, и все, что остается не под одеждой.
Я сказал Рамдасу: «До вечера я могу здесь находиться, но не ночью. Я не считаю, что противомоскитная сетка — это роскошь. Это вздор! Кто придумал, что противомоскитная сетка — роскошь?»
Махатма Ганди, наверное, был комаром в прошлой жизни! Иначе откуда он это взял?
«Я не могу остаться здесь. А намазать руки и лицо керосином — вы же сами видите, что не приближаются даже комары, как вы можете спать? Всю ночь вы воняете керосином. Даже у комаров хватает ума, они не приближаются. Как же вы можете спать?» Я сказал: «Я могу остаться только до вечера, потом я вернусь назад».
Но это осуждается.
Если вы начинаете осуждать людей, потом вы сможете вынести приговор всем в целом мире, и в итоге вы будете жить в мире осужденных людей и будете страдать, потому что все люди вокруг вас осуждены.
Я живу в мире прекрасных людей, потому что я никогда никого ни за что не осуждаю. По-моему, у каждого достает разума, чтобы позаботится о своей жизни.
Вот почему Авирбхава за два месяца не видела ни споров, ни ссор, ни напряжения, ни дисгармонии. Наверное, она была озадачена: тридцать человек живут в доме в удивительной гармонии. И все единственно потому, что они не осуждают друг друга. Это неправильно, это бесчеловечно.
Начните с себя. Не судите других. Не принимайте их стороны за всю их личность и раскройте свою целость. И постепенно вы сможете видеть лучше, и вы не будете чувствовать обиду, если кто-то будет судить — это его проблема.
Ошо, обычно мне нужен был целый стакан вина, чтобы напиться, но прошлым вечером я совершенно опьянел всего от одной трети стакана. Что здесь происходит?
Еще немного — и ты начнешь напиваться пустым стаканом. Когда ты начнешь напиваться пустым стаканом, просто напомни мне. Ты приближаешься!
Так напиваюсь я.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.