Глава 24
Глава 24
Величайшие души земли остались неизвестными.
На следующее утро Тоша и я отправились на поиски деревни, чтобы закупить продуктов. Жизнь на природе восстановила нормальный жизненный ритм, и теперь мы вставали с восходом солнца. От кошары шла лесная тропа, мы пошли по ней с пустыми рюкзаками за спиной.
По дороге я спросил Тошу, существует ли какая-то специальная медитация при ходьбе. Он сказал, что самое простое — увязать ритм дыхания с количеством шагов. На пять шагов — вдох, на следующие пять — выдох, затем увеличивать количество шагов на выдохе. Подышав так какое-то время, я неожиданно впал в воинствующий материализм. Я знал за собой эту черту становиться иногда циничным и недоверчивым, но ничего не мог с этим поделать.
— А что, если материалисты правы, и единственная реальность — это материальный мир вокруг нас? — начал я. — А все эти энергии, астральные миры, иерархии, прошлые жизни — всего лишь наши галлюцинации, и мы просто выдаем желаемое за действительное? Что, если после смерти ничего нет только пустота и чернота?
Тоша с явным удовольствием слушал мои излияния. Наконец, он сказал:
— Мне нравится в тебе то, что ты — Фома неверующий, и тебе нужно все пощупать и потрогать, чтобы убедиться, что это так. Если материалисты правы и после смерти ничего нет, то никакой возможности проверить это не существует — оттуда еще никто не возвращался. Ты просто распадаешься на молекулы, и в результате — пустота и чернота. И только в том случае, если там что-то есть, у тебя есть шанс это выяснить. Таким образом, как обстоит дело, можно выяснить, лишь пока ты жив, так?
Я вынужден был согласиться с его логикой, но веры это мне ничуть не прибавило. Мы шли уже два часа. Тропа спустилась вниз и петляла по дну ущелья, пока, наконец, не уткнулась в камнепад. Путь преграждал огромный валун, обойти его было невозможно, для этого потребовались бы веревки и другое оборудование. Делать нечего, нужно поворачивать назад и искать другую дорогу. Но у Тоши, как будто, было что-то другое на уме. Он снял рюкзак, подошел к преграде и стал внимательно исследовать камень, трогая валун руками и чуть ли не нюхая его. Я с удивлением наблюдал за ним. Изучение камня продолжалось минут десять, после чего Тоша ткнул его рукой, и произошло невероятное — огромный валун развалился на куски, как карточный домик. Эхо рассыпавшихся камней прокатилось по ущелью.
Я вспотел от страха. Мои ноги стали ватными, и я сел на землю. Никогда еще Тоша не демонстрировал ничего подобного. Мы были совершенно одни в этом ущелье, и впервые мне стало рядом с ним жутко. Кто был этот человек?
— Как ты это сделал? — спросил я слабым голосом. Тоша невозмутимо ответил:
— У всего есть своя слабая точка. Если ее найти, тогда достаточно щелчка, чтобы предмет рассыпался на части. При условии, конечно, что ты используешь свою энергию.
Я вздохнул. Мне все же гораздо легче было иметь дело с Тошиной рациональной стороной. Он продолжил объяснение.
— Физические предметы не такие плотные и твердые, как кажутся. Форма и структура каждой вещи основана на энергетических линиях, имеющих вид сетки. Эти линии напоминают светящиеся волокна, интенсивность свечения которых различна. Слабые линии структуры темнее, сильные — светлее. Конечно, лучше видеть эти линии, но даже если ты просто чувствуешь их, этого уже достаточно, чтобы воздействовать на предмет энергетически. Таким образом, вся штука заключалась в том, — Тоша кивнул в сторону россыпи камней, — чтобы найти пересечение двух самых темных линий, которое и было самой слабой точкой этого камня, ну, а потом просто ткнуть в нее пальцем, одновременно послав небольшой импульс.
По мере того, как голова моя заработала, страх улетучился. Я спросил:
Насколько я понимаю, эта сетка трехмерная?
Да, что-то вроде кристаллической решетки.
— Ты ищешь слабую точку на поверхности этой решетки или внутри ее?
Если ты видишь сетку, там нет «внутри» или «снаружи», она ведь существует в другом измерении. Наше трехмерное пространство как бы «надето» на это измерение или, можно сказать, разворачивается из него, но само это измерение не трехмерно. Все эти пространства вложены одно в другое, как матрешки, и конца и края им не видно. Вход в каждое из последующих измерений дает власть над предыдущим.
Ты хочешь сказать, что если видишь следующее пространство, то в этом можешь проходить сквозь стены?
Не просто видишь, а можешь взаимодействовать с ним.
Стало быть, чтобы пройти сквозь стену, ты должен проскользнуть сквозь слабую линию сетки, как бы протиснуться в щель между мирами, так?
Тоша кивнул:
Что-то вроде этого.
Ну, так что же ты не прошел сквозь камень? — решил я поддеть шефа.
Тогда, я думаю, тебя пришлось бы откачивать, — отпарировал он. Возразить на это было нечего. Нагнувшись, я подобрал небольшой плоский булыжник и стал вертеть его в руках. Камень был холодный и твердый, как обычно.
Где же эти линии? Я ничего не вижу, — сказал я, бессмысленно тыкая камень со всех сторон. Тоша усмехнулся:
Немного практики. Еще десять тысяч ведер, и ключик у нас в кармане.
Вдруг мне показалось, что я нащупал место на камне, которое было, как будто, чуть-чуть мягче остальной части поверхности.
Попробуй другой угол. Имеет значение, под каким углом входишь, посоветовал Тоша, испытующе взглянув на меня. Я повернул пальцы под другим углом и неожиданно, как будто движимая чем-то помимо моей воли, ладонь вошла в камень, как если бы это был кусок масла. С легким треском булыжник раскололся на две части. Не веря своим глазам, я смотрел на два обломка, упавших на землю.
— Браво! — воскликнул Тоша. — Далеко пойдете, молодой человек.
Я пробормотал:
— Там, наверное, была трещина.
— Возможно, — согласился начальник, надевая рюкзак. Мы тронулись в путь, и остаток дороги прошагали в молчании.
Деревня была расположена на холмах и выглядела совсем не так, как русские поселения. Вместо одной широкой главной улицы, улочки, состоявшие из одноэтажных каменных домиков, теснились вкривь и вкось, то сбегая вниз, то поднимаясь вдоль глухих глиняных заборов наверх. Людей было не видно, выяснить, где находится магазин, было не у кого. Наконец, я заметил кучку играющих ребятишек и решил спросить у них. Но ни один из них не знал ни слова по-русски. В этот момент откуда-то появился невысокого роста армянин с черными усиками, в пиджаке и сапогах, и приветливо обратился к нам с сильным акцентом: "Здравствуйте. Откуда вы?"
Его звали Мартын, он оказался председателем колхоза. Деревня называлась Цахкошат. Мартын привел нас домой, и мы впервые испытали на себе кавказское гостеприимство. Жена хозяина согрела воды, чтобы мы могли согреть и вымыть ноги. Это было очень кстати, поскольку наши ноги были мокрые от снега, еще не растаявшего после бури. Домочадцы побросали свои дела, и вся жизнь дома завертелась вокруг нас, как будто мы были давно ожидаемыми и желанными гостями. Накрыли на стол, который оказался абсолютно вегетарианским, — с обилием зелени, неподражаемым деревенским сыром, с тонким, как газетный лист, лавашем и прочими неизвестными нам вкусностями Перед нами поставили по полной тарелке мацони, Мартын открыл бутылку знаменитого армянского коньяка, были приглашены несколько соседей, и начались тосты. Отказаться от выпивки в этой ситуации было невозможно, и нам пришлось немного пострадать. Боже мой, за кого мы только ни пили, разве только не за мою бабушку, блуждающую где-то в тупиках метрополитена.
Я был поражен, насколько это деревенское застолье отличалось от городского мира, в котором я вырос Можно прожить всю жизнь в многоэтажном доме, не зная имен собственных соседей по площадке. Здесь же мы попали на праздник, устроенный в нашу честь совершенно незнакомыми нам людьми. Мартын сказал, что корни кавказского гостеприимства лежат в том пастушеском образе жизни, который веками вели горцы. Кочуя со стадом, пастухи месяцами не видели посторонних людей, и гостя принимали, как бога.
После нескончаемого застолья наши рюкзаки были нагружены вкуснейшими вещами домашнего изготовления, платить за которые нам не разрешили. Семья Мартына и гости вышли за ворота и долго махали нам вслед.
Если бы мы только знали, что через восемь лет, после армяно-азербайджанской войны, от Цахкошата не останется камня на камне!