Глава XXX. Возвращение к жизни. Еще раз оазис Матери Анны и первое свидание с нею. Новые аллеи и памятники нашей любви и благодарности на них. Закладка часовни "Звучащая Радость"
Глава XXX. Возвращение к жизни. Еще раз оазис Матери Анны и первое свидание с нею. Новые аллеи и памятники нашей любви и благодарности на них. Закладка часовни "Звучащая Радость"
Я шел впереди с И., давшим мне свою руку, и не мог видеть всех своих друзей, с которыми провел год в лаборатории Владык, как сказал нам с Андреевой Владыка-Глава.
Да, видеть их я не мог, но всем своим сознанием понимал, что внутреннее их состояние такое же, как и мое. Мы точно вновь рождались для жизни: словно этот год нашего обучения у Владык длился столетие и в эту минуту мы вступали в новую жизнь, отделенные от нашего, сравнительно такого недавнего "вчера" в оазисе матери Анны вековым периодом обучения. Не то чтобы в сердце моем не пела радость. Нет, она, конечно, пела, даже гудела на все лады, и чувства горечи, что пришлось покинуть обетованный край, где все насыщено вибрациями Божественной Силы, нигде, ни в одной тайной складке мыслей не было.
Было только трудно приспособиться сейчас даже к этой жизни – светлой, чистой, трудовой и радостной жизни оазиса. Каждый из нас, пропитанный и насквозь пронзенный высочайшими эманациями, шедшими к нам от самих Владык мощи и через них, не мог сразу гибко принять в себя излучений людей оазиса. И каждый понял, насколько он стал восприимчив к невидимым вибрациям людей, как болезненно чувствительны стали теперь нервы и как надо каждому из нас закалиться в своих физических и духовных проводниках, чтобы иметь силу передать все полученное людям и не остаться только хранителями – бесполезными и бездеятельными для окружающих – тех великих истин, что были преподаны нам именно для роста и счастья людей.
И., казалось, понимал наше состояние лучше нас самих. Держа меня за одну руку, он дал мне в другую руку часть своего золотого пояса, велев шедшему за мной Бронскому привязать к нему свой пояс и протянуть конец его следовавшему за ним Игоро. Тот, привязав свой пояс, передал конец его шедшему за ним Ольденкотту, и так далее. Последней шла теперь Наталья Владимировна, обронившая где-то пояс, и ей протянул конец своего Грегор, шедший за Василионом.
Когда я взял в руки часть пояса И. и передал конец его Бронскому, я почувствовал, что пояс гудит, напоминая гудение телеграфного провода. И. создал нам защитную сеть, и я видел целый сонм невидимых помощников, плотной стеной защищавших наши до крайности утонченные физические проводники, еще не получившие должной степени закаленности для новой жизни на Земле и новой на ней деятельности.
И. шел умышленно какими-то дальними, удлиненными дорожками, которых, мне казалось, год назад и совсем не было, чтобы наша несколько болезненная восприимчивость поулеглась. Он давал нам время, каждому по-своему, овладеть собою и привести в повиновение свой организм, и для этого выбирал самый дальний путь.
Теперь, идя за И., я отчетливо понял, что все дорожки, по которым мы сейчас шли, были недавно обработанным куском пустыни. Зелень была хотя и мощная, но по сравнению с могучими деревьями старого оазиса матери Анны эти деревья можно было назвать ивовыми кустами.
Да и большой участок стены, хотя он и цвел, был много ниже, не так плотен, имел сучки на своих стволах не черные, как старая стена, а ярко-розовые, что делало молодую часть зеленой стены особенно красивой.
Когда мы подошли вплотную к новому участку стены, то увидели в ней широкие ворота-арку. Войдя в них, мы попали на прелестный островок, окруженный широким рвом с водой. На нем блистал совершенно очаровательный чистый белый домик из пальмового дерева, красиво обвитый цветами. Всюду были разбиты клумбы. Мы попали в море цветов, и мне, отвыкшему за это время от этого очарования земли, было не только радостно: мне хотелось лечь в эти цветы, обнять их и благодарить всех тех, кто трудился, обрабатывая мертвый песок, чтобы встретить нас таким ярким, живым проявлением любви и красоты.
И. молча подводил нас к домику, и на пороге его первым человеческим существом, приветствовавшим нас своими объятиями в оазисе, был Ясса.
Не надо было слов, чтобы понять радость свидания Яссы с нами, как и ему не нужны были слова о нашем счастье видеть его. Но удивление, мое и всеобщее, вылилось громким "Ах!", когда мы разглядели близко Яссу.
Ясса не только сиял радостью и миром, которые составляли его всегдашние отличительные черты. Он сиял свежестью, молодостью и красотой, которые никогда не были ему свойственны. И я, сохранивший в памяти тот образ Яссы, перед которым я год назад горько рыдал, считая моего друга умершим, был особенно поражен и обрадован. Ясса данного момента мог оспаривать у Бронского привилегии молодости и свежести...
И. ввел нас в дом, указав каждому его комнату, сказал, что Ясса поможет нам умыться, переодеться и позавтракать, велел нам отдохнуть и быть готовыми через два часа, когда он за нами вернется и поведет нас к матери Анне.
Милый Ясса все так же усердно помог нам, мужчинам, своим массажем в воде, после которого каждый из нас почувствовал себя много крепче. Одной Наталье Владимировне пришлось справляться самой, но на этот раз не проявилось ни одного намека на раздражение, как будто оно никогда не было ей свойственно.
Позавтракав молоком и хлебом, что после пищи Владык показалось нам тяжелым и чрезмерно сытным, мы спешили разойтись по своим комнатам. Каждому хотелось начать свое новое вхождение в труд и новое единение с людьми в полной сосредоточенности и самообладании.
Оставшись один, я прижал к груди сияющий камень Владыки-Главы и дивный цветок Великой Матери. Я молил ее о помощи в том величайшем деле, которым Она приветствовала меня в первую минуту возврата к жизни серого дня, когда я покинул лабораторию Владык. Я повторил ее слова, первые слова Жизни, приветствовавшие мой возврат к обычному труду Земли: "Теперь пойди в часовню Скорби и принеси туда цветок Моей Радости и утешения. Во встречах серого дня важно не слово человеческой философии. Важно слово мира и утешения, чтобы мог человек отыскать в себе путь ко Мне. Я – не Судьба, Я – не предопределение, Я-не неизбежная карма. Я – Свет в человеке, его Радость. Ко Мне нет путей через помощь других, но только через мир в самом себе".
Этот привет Великой Матери точно выгравировался в моем сознании. Он врезался заветом Жизни мне в сердце. Я понял, почувствовал его как творческое движение моего сердца по предстоящей мне веренице дней. Я принял и благословил Божественное указание в начинающейся снова живой галерее человеческих встреч.
Все, чему обучили меня Владыки, все новые силы и знания – все вело к этому выводу, к этому священному завету, укладывавшемуся в столь немногие слова – "Любя побеждай", – которые прошептал я, благоговейно приложив губы к цветку и камню, и в тот же миг услышал зов возвращающегося за нами И.
Через, некоторое время, когда все мы собрались на крылечке дома, И. обратился к нам с несколькими ободряющими словами и, заканчивая свою ласковую речь, прибавил:
– Мы не будем долго задерживаться здесь, в оазисе матери Анны. Это место Вселенной находится под особым покровительством Высших Сил, и живущие здесь идут все без исключения по ступеням Милосердия, то есть под непосредственным наблюдением высоких членов Светлого Братства, передающих всем обитателям оазиса Свет Вечного и Его прямую помощь. Ни одному из вас не было назначено задачи и труда здесь. Но каждый из вас получит задание в Общине Раданды. Поспешим же туда, и да поможет вам Великая Мать в выполнении ваших задач. Даже здесь, в этой обители чистоты, в этом избранном месте, вам было тяжко жить и дышать в первые минуты перехода из великого мира Владык мощи и места сотрудничества Силы Света с представителями Земли. В эти короткие дни своего пребывания здесь ищите в себе все способы закалиться и войти в полное равновесие, так как полное самообладание уже составляет основу ваших организмов. Не думайте, что, добившись однажды и навсегда полного самообладания, можно на этом успокоиться хотя бы на короткое время. Никакое полное самообладание не защитит человеческий организм от возможности быть потрясенным теми или иными событиями, если хотя бы на одну минуту дух человека разъединился с Тем, Кого, живым и мощным, он носит в себе. Именно это и случилось со всеми вами. Каждый из вас думал о том счастье, что покидал, а не о том сверхсчастье, куда шел. Беспредельное мужество и радость нужны гонцам Вечного, чтобы выполнить Его задание на Земле. И эти силы мужества и радости, независимо от величины и значительности задания, необходимы каждому гонцу. Ибо в каждом человеке, которому дается задача, вскрывается и особая, новая сила. Жить, действовать и творить в ней человек может только в том случае, когда забыл о себе, забыл о возможности печалиться, покидая те или иные места, но зная только одно: в мужественной радости нести Свет и пролить Его в данном ему поручении, в том месте, времени и форме, что ему указаны. Если бы вы до конца были полны именно такой верностью – ни одному из вас встречные вибрации людей не были бы тяжелы. Они не ощущались бы вами, так как вы строили бы защитную сеть вместе со всеми вам покровительствующими невидимыми помощниками, а не нарушали бы ее мыслями личного характера. Из этого урока поймите, как многого вам надо еще достигать в себе, чтобы приступить к задачам, данным вам Вечным. Пока вы не знали имени Великого Творца Земли – орбита ваших действий позволяла вам "отдыхать", выражаясь вульгарно, от небесного Света. Теперь для вас нет возможности жить в том состоянии бездеятельности, что люди зовут "отдыхом". Отдых ваш только там, где идет сотрудничество ваше со всем Светлым Братством, с Его Главою – Санат Кумарой. Врежьте в сердца и сознание этот Свет Величайшего, встречайте и провожайте день труда, призывая это Имя; ибо знаете ныне, что только пред Ним начинается и кончается ваш серый день труда, только с Ним сохраняется, растет и развивается сила. Учтите заботу Милосердия о вас: ни одному из вас не поручено дело в оазисе. Всемилостивый, Он заботился о вас; думал о вашем состоянии, мире, физическом и духовном моменте творчества и дал вам поручение так, чтобы вы имели возможность привести все новые силы к равновесию и могли действовать успешно. Унесите вечную память об этом Милосердии; всегда, встречая людей, оказывая им помощь или давая им для них переданные вам блага и знания, умейте приготовить в их душах почву, на которой может быть понято передаваемое вами. Первая забота о человеке, если он поручен вам, – суметь стать в его положение и не превысить его возможностей в передаваемом ему поручении. Твердо помните, не как теорию, а как практику ежедневного труда: "Может – не значит будет". Каждый раз, где вы подумали сначала о себе, то есть сказали себе: "Как трудно продвинуть в массы эти понимания" – вы уже раскрыли щель в защитной сети и наполовину уменьшили успех предпринятого дела. Начиная день, как начиная и любое дело, помните лишь одно сияющее Имя, пославшее вас к Владыкам мощи и посылающее вас в толпу людей. Как драгоценный караван, идите через пустыню и несите в сердце чашу Бога, полную Его Света. Расплескать каплю Огня, не приготовив предварительно костра, где Он мог бы запылать, – равносильно евангельской истине – метанию бисера без смысла и без пользы. В эти короткие дни пребывания здесь оцените встречу, оказанную вам Милосердием. В доме, куда вы вошли, никто не жил; по острову, где вы проживете немного дней, ничьи ноги, кроме Яссы, не ходили. Оцените и поймите эту заботу о вас, не как о тех или иных личностях. Но каждый раз, как будете встречать людей, имеющих те или иные поручения Светлых Сил, отдавайте Им все внимание, стремитесь устроить Их внешнюю судьбу так, чтобы им поданное поручение могло быть выполнено с наибольшей пользой и смыслом для людей. Для вас, гонцов неба, нет никакого разделения времени и пространства. Для вас есть только та жизнь, в которой куется вечное, вне зависимости от времени и пространства. Нет для вас человека как внешнего или внутреннего облика. Есть только человек-путь. И каждый путь вами оберегаем; ибо вы – мосты, через которые текут любовь, помощь и знания Санат Кумары к людям земли.
И. велел нам разойтись по комнатам, обдумать то, что он нам сказал, и сойти через час снова вниз, где он будет нас ждать и поведет нас в домик матери Анны, а оттуда в трапезную.
Возвратившись в очаровательную по чистоте, но чрезвычайно скромную по обстановке комнатку, я еще раз прижал к груди цветок Великой Матери и электрический камень Владыки-Главы. Мне казалось, что я вовсе не был лично взволнован, когда выходил из владений Владык и переступал высокий порог их ограды, ведущий в оазис, а только испытывал колотье по всем нервам, точно они были обнажены и болели от вибраций, от которых я успел отвыкнуть.
Сейчас я понял, насколько глубоко лично я воспринимал мой новый выход в жизнь, насколько слабо было мое сердце, которое не сумело сразу раскрыться шире, растянуться, по крайней мере, на весь оазис и влить в него новую любовь, новую силу, полученную мною за время обучения.
Еще раз я яснее понял и лучше увидел, кто был И. У этого Богочеловека, даже когда он сносился с животными, ни на минуту не прерывалась связь с Единым Владыкой, имя которого сияло в его делах, как солнце привета всему, что он встречал, что делал. Он все и всех поднимал вверх, ибо у него не было мысли "поднять". Он действовал как Свет, ибо только Свет был в нем, а не "я", в какой бы форме оно ни пряталось в человеке.
Я понял не метод, "как овладеть" собой, как применить те или иные знания и силы, я понял, что только тогда человек действительно забыл о себе, когда дух его слился с тем человеком, с которым он говорит, или с трудом, который он сейчас делает. Я понял непрерывность слияния с Высшим – только тогда возможную, когда сила Его вяжет воедино тебя и каждого.
Когда снова раздался голос И., призывавший нас спуститься вниз, я был уже в полном равновесии и не сознавал себя ничем, кроме радостного рабочего моста, где в данную минуту Свет Вечного шел ко мне через И., сотрудничавшего сейчас со мною.
Оглядев всех нас, когда мы собрались на крылечке, И. ласково нам улыбнулся, поманил к себе Наталью Владимировну, что-то тихо ей сказал, дал ей пояс взамен потерянного и сказал мне:
– Ступай со мной прямо к матери Анне; остальные пройдут с Яссой к нескольким больным, которые их терпеливо ждут.
Меня очень поразило, что мои друзья имели в оазисе людей, нетерпеливо их ждавших, но я уже знал все разнообразие путей человеческих и не сомневался, что перед свиданием с матерью Анной моим друзьям было необходимо выполнить какой-то долг.
Мать Анна встретила нас все такой же сияющей, какой я оставил ее год назад. Но ее лицо, глаза и вуаль показались мне еще более лучистыми: точно куски дуги слетали с ее головы. Я понял сейчас же, что я теперь научился читать ее мысли, которых раньше даже не видел.
– Левушка, – сказала она мне, ласково пожимая мою руку и отдавая мне поцелуй в голову, когда я склонился к ее руке. – Давно не звучала, вернее, не гудела подле меня так сильно радость человеческого сердца, как я слышу это сейчас. Я говорю, конечно, об Учителе, – прибавила она, склоняясь в сторону И., – ибо Учителя сердце уже не человеческое, а Богочеловеческое. Мне все ясно из того, что Вы сделали и приобрели за это время, – продолжала она и, помолчав, прибавила: – Учитель И. обещал привести Вас одного ко мне, как только вы вернетесь в оазис. Мне было указано Владыками мощи, что я могу отобрать среди своего племени семь человек, страдающих о своих близких, поскользнувшихся на духовном пути; и я сама могу быть одной из семи. Нам разрешено обратиться к каждому из вас с просьбой...
– О, мать Анна, не надо слов, я все понял, – перебил я чудесную женщину, глаза которой стали слегка влажными. – Вы желаете, чтобы я увиделся с Анной и помог ей в назначенном ей деле: сменить Вас здесь. Я буду счастлив выполнить Ваше желание, ибо знаю, что Учитель И. даст на это благословение. Он поможет мне быть достойным Вашей просьбы. Я же перенесу Анне всю ту Силу помощи, до какой смогу дойти сам.
– Вы угадали мою просьбу, Левушка, – ответила мне мать Анна. – Но я должна сказать Вам то, чего Вы еще не знаете. Выйдя от Владык мощи, каждый из вас обладает теперь силой и правом взять под свое покровительство – а через себя и под непосредственную помощь обучавшего вас Владыки мощи – несчастного, чистого по существу, но загрязнившего себя связью с темными силами человека. Ваша сила радости особенно важна и ценна в деле Анны, так как черный камень Браццано, который Вы носили на груди, превращен Владыкой на том алтаре, что он называет рабочим местом Бога, в камень Жизни, прозванный редкими его обладателями электрическим камнем. Вы теперь знаете, кто дал Вам Свой Огонь в камне. Хотите ли первую мощь камня излить на бедную Анну?
– О, как можете Вы задавать мне этот вопрос? – вскричал я, только теперь поняв, что величина камня, его оправа и цепочка соответствовали вещи Браццано. – Я повторяю Вам: великое счастье для меня Ваша просьба. Если Анна сможет приехать сюда, чтобы раскрепощение Ваше от земли совершилось как можно скорее, я уверен, что она приложит всю свою силу духа, энергию и усердие и поспешит утешить не только Вас, но и своего великого друга Ананду.
Мать Анна долго молчала, точно погрузившись в молитвенный экстаз. И. подошел к ней ближе, и я увидел в светлом кругу над ее головой образы Ананды и Анны, бросавших цветы матери Анне.
– Спасибо, друг, – наконец тихо сказала она. – Я не останусь с пятном на сердце. Анна будет здесь.
Не успела мать Анна окончить своих слов, как раздался стук в дверь и вошедший Ясса спросил разрешения войти нашим друзьям.
Получив разрешение, все друзья вошли в комнату матери Анны. Казалось, что час назад все мы вышли из дома, и облик каждого запечатлелся в моих глазах. А в эту минуту я мог бы поспорить с самим собой, что люди прожили в оазисе год, а не час: так уверенно, легко, просто и весело здоровались все с матерью Анной. Они как-то сразу освоились с атмосферой оазиса, точно и не уходили из него.
"Вот что значит забыть о себе", – подумал я.
Тепло приветствовала нас всех мать Анна, говорила, что Учитель И. за год своего пристального наблюдения над ее оазисом сделал так много нового в нем, что мы его и не узнаем. Поздравив нас с началом новой жизни, мать Анна пригласила всех в трапезную, сказав, что там нас уже нетерпеливо ждут.
По дороге в трапезную оазис показался нам таким цветущим и благоухающим раем, что нельзя было себе и представить, как был он исковеркан песком и бурей год назад. Странное чувство начинало расти в моей душе. Несколько коротких часов отделяло меня от жизни у Владык мощи; а между тем, сейчас мне казалось, что все пережитое было только благодатным, радостным сном, а жизнь – как деятельность и земной труд – и не прерывалась вовсе. Я ощущал данный момент своего возвращения к жизни как будто бы не имевшим годового антракта, точно я вчера ушел из оазиса и возвратился сегодня, проведя где-то поблизости одну короткую ночь.
Только в сознании своем я чувствовал великую перемену. Я видел теперь во всем, какую любовь нес И. всякому человеку; как человек был целью его труда и дел всегда, везде и во всем. Я понял, что и мне нет иного подхода к начинающимся встречам, как любя человека, видя в нем цель дел Учителя, найти вход любовью в сердце каждого и своей гармонией облегчить ему жизнь...
Насколько я воспринимал свой возврат в оазис как дело минутной разлуки с ним, настолько жители оазиса восприняли наше появление как новый, вторичный приезд. Это меня поразило. Конечно, наше исчезновение могло быть воспринято обитателями как ночной отъезд. Но И. ведь оставался с ними? Почему же сейчас, при нашем входе в трапезную, оазис встречает И. восторженной овацией, благодаря его за вновь обретенное счастье – столь неожиданно скорое посещение? Где же был И.? Чем же он был занят этот год?
Я вспомнил башню пятого луча в пространстве; вспомнил ночь бури на маяке; образ И. среди гор песка пустыни в грохоте ветра, грома и молний; его же образ в то же время неподвижно стоявший у руля на маяке, – и понял в первый раз отчетливо, что если Учитель и не всемогущ и вездесущ, то, во всяком случае, он может быть видим людям в разных местах почти одновременно, и в этом нет чуда, а есть только результат его знаний.
Итак, И. не жил в оазисе, а "пристально наблюдал" за развитием новой жизни в нем, как сказала нам мать Анна. На восторженный прием людей, наполнявших столовую, И. ответил коротким ласковым приветом, который закончил следующими словами:
– Спасибо вам, друзья, что вы все это время с таким усердием и точностью выполняли все мои указания, которые я передавал вам через мать Анну и Яссу. Не меньшую благодарность примите и от моих друзей, именами которых вы назвали новые аллеи в разбитом за этот год парке. Каждый из них оставит в своей аллее вам какую-нибудь память. Между нами есть великие художники и скульпторы, ученые, писатели и изобретатели, и сегодня же, после трапезы, соберитесь в семь бригад все те, кто разбивал новые аллеи. Мои друзья выскажут мне свои пожелания, что и где каждый из них хочет оставить вам в своей аллее, и общими силами мы выполним эту работу. Но надо спешить, так как на этот раз мы не можем долго у вас задержаться.
Крики радости от обещания И. и огорчения от нашего быстрого отъезда покрыл гул общей просьбы: на воротах оазиса поставить изваянную фигуру И. в память чудесного спасения в ночь ужасной бури.
Назвав "детским" желание жителей оазиса, И. сказал, улыбаясь, что постарается оставить им на память свой портрет, но не на воротах, а на маяке, и пригласил всех успокоиться, сесть за стол и мирно кушать, чтобы поскорее приняться за обход аллей и обсуждение их украшений.
Обед прошел несколько торопливо. Видно было, что каждому хотелось принять участие в новой работе с нами, независимо от того, разбивал он новую часть парка и нет.
Перед окончанием трапезы мать Анна, видя всеобщее желание быть в нашем обществе, объявила, что пойдут к новым дорожкам только те, кто их разбивал, но что вечерняя трапеза будет на час раньше, все население оазиса соберется в новом огромном зале и будет оповещено о результате наших трудов. Там все будут иметь возможность провести вечер в нашем обществе и высказать все свои пожелания и мнения. А Учитель И. и его спутники увидят выстроенный без них – по их планам и указаниям – новый зал.
– Трепещите, одобрят ли высокие друзья и гости наш труд, – закончила свои слова мать Анна, и ее голос и улыбка были особенно полны доброты и любви при этих последних словах.
По окончании обеда каждого из нас окружила кучка людей из тех, что не шли с нами работать, и милые обитатели оазиса рассказывали нам о чудесах доброты и энергии Яссы: о его необыкновенных приемах лечебного массажа, о новых формах гимнастики, которым он обучал специальную, очень многочисленную бригаду.
К огорчению остававшихся, вскоре подошла к нам большая толпа юношей и девушек в рабочих костюмах, предлагая отправиться к новым аллеям. И. с нами не пошел, сказав, что у него много дела в старой части парка.
Трудно было себе представить, до чего разрослось все на старом и на вновь обработанном куске необъятной пустыни! Завод теперь совсем не был виден, закрытый со всех сторон поднявшимся стеной густым кустарником. Когда же мы подошли к тому месту, где был вход в особую стену Владык, – я знал, что вход здесь, так как увидел сквозь все преграды лабораторию Владык, увидел даже на седьмом этаже моего милостивого Владыку-Учителя, посылавшего мне улыбку, – то удивлению моему не было границ. Кругом шла стена-лес, точно вековое, ухоженное гигантами, живое окончание оазиса...
Перед этой толстенной стеной была разбита широкая площадка с цветущим на ней благоухающим палисадником. Всем хотелось иметь здесь статую матери Анны, но не было такого большого куска мрамора. Грегор с Василионом посоветовали вылить ее из местного стекла, уверяя, что Василион знает теперь тайну несмывающихся и невыгорающих красок в стекле, переливающихся под солнцем краше перламутра.
Долго мы ходили по новым аллеям, обдумывая, что оставить каждому из нас как дар благодарности оазису, ставшему для нас центром великих откровений, началом новой жизни и труда для блага людей, обетованной землей, возвращение на которую еще раз было указано некоторым из нас.
Когда мы достигли той аллеи, что жители оазиса в шутку назвали "Левушкин рай", я мгновенно понял, что должен я оставить на этой аллее как дар своей вечной благодарности. Аллея имела в середине круглую площадку, где блестел песок пустыни и где обитатели оазиса хотели выстроить большую беседку. Вся аллея была из широколистных пальм, еле достигавших пока высоты человеческого роста, что среди огромных деревьев других аллей делало ее похожей на обсаженную карликовыми растениями. Тем не менее листья пальм были уже так хороши, что аллея была тенистой. Половина площадки была обсажена кедрами, шедшими полукругом и также еще не достигшими человеческого роста. Спутники мои, увидя мою сосредоточенность, поняли ее как огорчение, что моя аллея мало поднялась. Они объяснили мне, что эта аллея разбивалась последней, потому она еще низкорослая, но что через год-два поднимется выше своих соседок к небесам.
– Я совсем не огорчен, что аллея моя выросло мало, – ответил я. – Я глубоко задумался над тем, что должно быть сооружено на этой чудесной площадке. Мне хотелось бы, чтобы здесь стояла не беседка "Левушкин рай", но чтобы здесь была часовня, отдающая всем, к ней приникающим, чистоту и силу рая. Но я не знаю, имею ли я право соорудить здесь копию одной священной, божественно прекрасной часовни, которую видел в одной чудесной Общине. Об этом я скажу вам вечером, когда переговорю с Учителем И.
Так как моя аллея была последней, куда мы пришли, и только я один не решил своего вопроса, а все остальные точно знали, что хочет каждый создать в своей аллее, то времени на обсуждение ушло много, и сейчас все торопились разойтись по домам и привести себя в порядок, чтобы внимательно приготовиться к вечерней, более ранней, трапезе. Все разошлись, несколько задержались со мной Грегор с Василионом, и Грегор шепнул мне:
– Мы поняли Ваш замысел. О, если бы Учитель И: нашел это возможным! Здесь как бы нарочно все устроено, чтобы копия могла появиться!..
Оставшись один, я сел на песок и оперся спиной о ствол центрального кедра. Великая Мать дала мне задачу принести Ее Радость и Утешение в часовню скорби в Общине Раданды. Разрешит ли Она мне оставить копию Ее древней часовни Звучащей Радости здесь, в опекаемом Великими Силами месте, чтобы образ Ее помогал совершенствоваться этому небольшому и необычайному племени, не знавшему горькой сети человеческих страстей и самолюбия, не знавшему слез и встречавшему каждого улыбкой привета?
Я готов был положить под фундамент свои величайшие сокровища: Ее цветок и камень Венецианца, очищенный от зла и ненависти Браццано Владыкой-Главой на его алтаре, что он называл Рабочим Местом Бога. Закрыв лицо руками, я ушел с земли; я летел всем сознанием в часовню Радости, пытаясь там найти первое указание... Я вдруг услышал голос:
"Место Мое всюду, где чистая любовь человека зовет Меня. Но сила помощи Моей зависит только от верности тех, кто ко Мне приходит.
Сложи в основание фундамента часовни не только те сокровища, что на себе носишь; но и все поданные тебе – любовью людей, цельной и бесстрастной, – вещи в оазисе Дартана.
Жди указаний И. Он передаст тебе камень Света для фундамента Моей часовни, что Божественные Силы подадут Владыке-Главе".
Голос затих. Спускалась уже тьма на оазис, Я не знал, куда и как идти, как вдруг услышал поспешные шаги И. Мой великий и мудрый покровитель шел мне на выручку, как делал это во всех случаях моих затруднений.
– Мой друг, разве ты сразу не увидел, что все подготовлено здесь мною, чтобы могла засиять еще одна часовня Радости в пустыне? – сказал он, поднявшись со мною. – Велико счастье твое, что ты имел силы вынести из лаборатории Владыки-Главы очищенный, наполненный магнитным током Великого Бога камень и посланный тебе новый живой цветок Великой Матери. О трудностях технической стороны не беспокойся.
И. взял меня, счастливого, потерявшего чувство времени и пространства, под руку, и мы весело зашагали во тьме, среди ярко сиявших небесных лампад.
– О, как прекрасна Жизнь, – тихо повторил я несколько раз за время этого короткого пути с И.
И опять по-новому воспринимал я общество моего высокого друга! Теперь не было у меня никакого ощущения разнобойных вибраций: я даже не замечал особенностей ритма дыхания и походки И., к которым раньше мне приходилось не без труда приспосабливаться. Я сейчас легко и просто сросся, слился с сознанием И., и мне было ясно: Единого в нем я воспринимал всем Светом своей души. И если я не видел еще всего Света И., то я жил всеми своими силами Единой Красоты в Его Свете. Я не воспринимал личности И. потому, что не знал в эти минуты даже намека на что-то личное в себе. Впервые я ощущал на деле, что такое полная освобожденность и как беспредельно счастье жить в ней серый день Земли!..
Когда мы достигли освещенного зала трапезной и погрузились в море голов и глаз, жадно ожидавших И., в первый раз за это короткое время так недавно начатой новой жизни меня не ударили, не оглушили и даже не смутили эманации человеческой толпы. Раньше я всегда чувствовал, как И. меня защищал от разбивавших токов мыслей и желаний людей. Сейчас я почувствовал, что я не только не нуждался в защите, я нес людям силу в себе. Я понял ясно, что нес ее потому, что был в полной освобожденности от личного. Я еще раз вознесся к алтарю Владыки-Главы и, прошептав великое имя "Санат Кумара", невольно тихо сказал: "О, как прекрасна Жизнь!"
– Ты только сегодня и понял, что значит благословенное счастье жить свой день в мужестве и мудрости, в единении с трудящимися неба и земли, в неугасимой любви Великой Матери, – ответил мне И. и тут же обратился к ожидавшим нас и поднявшимся с мест, приветствуя его, обитателям оазиса: – Простите, дорогие мои и уважаемые друзья, за те несколько минут опоздания, какие мне пришлось невольно допустить. Поверьте, что причиной их было очень важное для вас дело, которое при помощи Левушки принесет вам всем немало радости. Нам было необходимо решить вопрос о памятнике – чуде красоты, что будет вам оставлен в аллее "Левушкин рай", как вы ее прозвали в шутку. Дав ей это название, вы и не думали, что попали всерьез близко к цели, ибо действительно в ней будет сооружена часовня, где ни одно существо не сможет испытывать ничего, кроме радости, так райски прекрасна будет установленная там фигура.
И. пригласил всех занять свои места за столами. Дождавшись обычного разрешения матери Анны на подачу кушаний, все принялись за еду, но во всех глазах читалось скрытое нетерпение, как бы скорее окончилась еда и начались доклады каждого из нас о предстоящем труде украшения аллей.
В самое короткое время окончился ужин, и зал принял вид аудитории. Я в первый раз видел еще этот новый зал. Он был выстроен по образцу старого и несколько напоминал помещение внутри громадной крепости. Я понял, что и в этой постройке строители предвидели возможность борьбы с песчаными бурями пустыни. Невольно дрогнуло мое сердце, я подумал о будущей часовне в моей аллее, но тут же вспомнил слова Владыки-Главы: "Бесстрашному и верному до конца – Твой призыв до конца. Только в верности до конца достигается то бесстрашие, где человек может вступить в сотрудничество со Светлым Братством".
Я нашел мгновенно полное успокоение, улыбнулся детскости своего молниеносно мелькнувшего беспокойства о Святыне и стал слушать речь Грегора. Грегор не только говорил от лица всех нас. Он начертил на большой стеклянной белой доске черной тушью план вновь разбитых аллей и набросал в каждой из них те здания, которые должны будут их украсить.
Я всегда знал, что Грегор художник гениальный. Но перед тем, что я увидел сейчас, я просто благоговел. На площадке, где скрещивались лучеобразно шесть аллей, он начертил фигуру матери Анны, стоящей с посохом в одной руке и змеем, кусающим свой хвост, в другой. Рука со змеем была высоко поднята и как бы указывала на вход во дворик Владык мощи.
Фигура, нарисованная Грегором в несколько минут на глазах у всех, выступала точно живая на белом фоне доски. Сходство, выражение и манеры были до такой степени живо схвачены, что зрители затихли, замерли, и только после довольно долгого глубокого молчания раздался гром аплодисментов, радостных возгласов одобрения художнику.
Никаких обсуждений не требовал портрет матери Анны. Только один вопрос задали жители оазиса: почему в руке их настоятельницы змей?
Грегор объяснил им, что змей, кусающий свой хвост, есть эмблема Вечного Знания, постичь которое может только тот, кто откроет и поймет Вечное в себе.
Здесь выступил. И., сказав, что в течение всего времени своего пребывания в оазисе он будет каждый вечер, после ужина, вести беседы, и в них все поймут ясно этот символ Вечности и узнают еще много нового из духовного мира.
Долго, очень долго и подробно Грегор рисовал театр Бронского, библиотеку-читальню Ольденкотта, училище и обсерваторию Игоро, химическую лабораторию Натальи Владимировны, чудесную, волшебной красоты баню Грегора, оранжерею и агрономические курсы Василиона.
– Что касается моей статуи, о которой вы просили, – ее я сделаю сам, доверьтесь мне в этом деле, – Улыбаясь, сказал И. – Я постараюсь соперничать с Грегором в чистоте линий и жизненности моей фигуры. Часовню Левушки мы обсуждать сейчас не будем – некогда, время далеко за полночь. Но когда вы начнете строить ее, под наблюдением и по указаниям нашим, вы сами увидите, что эта Святыня не подлежит обсуждениям как художественное произведение. Она – ваше великое счастье.
Через несколько минут мы простились с матерью Анной и всеми присутствующими и пошли в свой домик. Долго еще в эту ночь продолжались во всех уголках оазиса беседы о предстоящем украшении аллей и о начинающемся преобразовании оазиса в настоящий культурный "город", как представляли себе его никогда не видавшие городов жители оазиса.
В который раз шел я подле И. в сверкающей звездами ночной темноте пустыни! И каждый раз и ночь, и неслышные днем звуки пустыни – все воспринималось мною по-иному. Сегодня я шел в своем широко раскрытом зрении и видел ясно всю картину Трудящейся Жизни.
Сверкающие башни лучей не мешали мне видеть чудеса трудов на башне стихий. Мчавшиеся сонмы невидимых помощников волновали сердце и мысли, и яснее обычного я понимал невозможность остановки ни на один миг труда Вечного Движения.
Все мои товарищи шли молча, как и я, и общее для всех нас благоговение вводило нас в эту первую ночь нашей новой священной жизни на Земле. Мы подошли к нашему домику, и у его порога И. нас задержал.
– В каждом из вас совершился великий перелом. И в эту ночь ни один из вас уже не имеет ни личных желаний, ни личного восприятия того труда, которым суждено вам утешить, облегчить и украсить жизнь ваших встречных. Но не это составляет ныне центр вашего преображения. Ваше пребывание у Владык показало вам на опыте, что такое Земля, кто возглавляет весь труд Земли и на какой высоте должен быть тот, кто стремится, ищет и получает честь и счастье сотрудничества с Великим Главой Земли. Однажды увидев труд Его, вы уже не можете больше относиться к Земле как к простому месту своего рождения и труда. Вы знаете, а потому для вас Земля перестала быть местом счастья или несчастья, местом долга и обязанностей. Земля стала для вас священным храмом, ибо знаете, что на ней стоит живое рабочее место Его – алтарь и святыня всех светлых людей. Вы можете жить теперь на Земле только как в священном храме, где каждая минута вашего труда льется как славословие этому священному храму – Земле. Все ваши прежние понятия о добре и зле, о наказаниях и наградах, о будущем и прошедшем, о выборе себе изысканных положений и мест труда – все распалось прахом. Вы воочию увидели, что вся Земля и все на ней есть только труд Бога. И этот труд вы отныне призваны разделить, нося в себе и зная, как подходят к алтарю храма священной вам теперь Земли. Вступая в эту ночь в новую орбиту движений творческих сил, пусть каждый сохранит в памяти начало своего пути, начало своих исканий. Вспоминайте, что не всегда вы были сильными. Не всегда побеждала в вас любовь без раздражения и горечи. И вам будет легче покрывать своей любовью, своим милосердием и миром ту духовную пропасть, что лежит никому кроме вас и тех, что выше вас, не видимая, между вами и теми людьми, которым понесете свои новые знания. И сколько будете жить на Земле – всегда и всюду будете чувствовать эту пропасть между собой и массами. Будете зовущими в красоту и мир. И ощущать будете, что зовете стадо буйволов, грозно ревущих и охраняющих свое личное счастье, добычу и наживу. Ваша сила есть знание, что Земля – ваш священный храм. Эта сила охранит вас от всех злых набегов. От всех попыток затоптать в грязь то знание, что суждено вам принести людям. И пропасть между вами и людьми не будет шириться, а будет сужаться лишь тогда, когда вы будете трудиться в храме Санат Кумары – на священной земле. Будьте благословенны при вашем возврате на Землю. Вы все возвратились здоровыми и невредимыми, закаленными бойцами Единого. Не думайте, что попытки подвести к знанию, которым вы ныне владеете, не делались и раньше. Они делались. Но люди, молившие о знании, клявшиеся в верности, не выдерживали и первых, легких испытаний, будучи не в силах соблюсти до конца чистоты и забвения себя. Они стремились использовать свои маленькие новые знания в личных целях – и им приходилось начинать весь цикл восхождения почти с начала, с животного мира. И эти случаи были лучшими. Ибо были случаи совершенно ужасного подпадения под власть темных сил, откуда спасти их до окончания жизни планеты никто не может. Отдайте же себе отчет в той степени готовности, в какой стоите сейчас. Не забывайте пройденного пути своих побед, где вы всегда побеждали любя, и будьте снисходительны к людям, что ищут и хотят, но не могут достичь гармонии мысли и сердца, и пропасть между вами и ими для вас – самое великое, что вы знаете на Земле: рабочее место Бога. Оно живет в каждом из вас, если вы чисты до конца.
Так закончил свои слова И. Он ласково обнял и благословил каждого из нас. В наступавшем рассвете я видел, как взволнованно-благоговейны были лица моих возвращавшихся к жизни будня товарищей.
Свет прибавлялся с каждой минутой, и, когда я вошел в свою комнату, солнце уже поднялось наполовину на горизонте пустыни. Первый серый день начинался. О сне было нечего и думать, да и никакой потребности в нем я не ощущал. Я глубоко сосредоточил свою мысль на алтаре Великого Владыки Земли и просил всех помогающих мне милосердных братьев не оставить меня своим дружелюбным покровительством, чтобы я мог внести мою скромную долю труда и чтобы пропасть между мною и окружающими меня людьми сузилась хоть на одну песчинку, чтобы алтарь Великого Бога утвердился крепче в восприятии людей.
Я молил Великую Мать послать мне сил чистоты и радости, чтобы Ее дивная часовня воздвиглась и охраняла оазис во всей веренице его дальнейших дней.
В мою дверь тихонько постучали, и я увидел милого Яссу, как всегда думавшего обо всем и обо всех. Он сказал мне, что легкий завтрак из молока и белого хлеба уже ждет, и предложил отправиться вместе в душ. Я не замедлил воспользоваться его предложением, слышал, как по соседству с моей кабиной всплескивались струи воды, и понял, что мои товарищи также готовятся к первому трудовому дню.
В маленькой столовой уже сидели Наталья Владимировна, Ольденкотт и Грегор, когда мы вошли. Они горячо обсуждали проект библиотекичитальни, при которой милый Ольденкотт хотел создать целый ряд комнат, где было бы можно жить, целиком посвятив себя научной работе, и отделиться от общей жизни оазиса.
Я совершенно не хотел есть. Молоко и хлеб казались мне тяжелыми блюдами, и, за кусок боба Владыки я готов был отказаться даже от чудесных фруктов, в изобилии лежавших на столе.
– Надо кушать, Левушка, – услышал я за собой голос И. – Всем вам, друзья, надо привыкать к обычной пище, хотя бы она казалась вам мало привлекательной. Пока вы были оторваны от земли и жили в вибрациях выше ваших индивидуальных возможностей, пища ваша должна была быть минимальной и легкой. Теперь ваш труд пойдет в вибрациях ниже ваших индивидуальностей, с одной стороны, и под палящим солнцем пустыни – с другой. Поэтому в организме должны быть плотные вещества, помогающие закалить и внешне огрубить организм для встречных токов людей и атмосферы пустыни. Пока мы живем в оазисе, каждому из вас надо достичь привычки не только безнаказанного для чувствительности нервов общения с людьми, но и умения мгновенно построить себе и встречному защитный круг и только в нем общаться с человеком. Здесь вас окружают наиболее чистые вибрации, так как никогда нога темного существа не ступала на эту защищенную землю и не может на нее ступить. Здесь может жить или чистое, светлое, или совсем очистившееся от всего темного и ставшее светлым. И все же даже эти прекрасные эманации были тяжки вам в первые минуты возврата на Землю. В общине Раданды – в месте активной борьбы со злом – вам надо быть уже во всеоружии, чтобы с этой стороны не думать о себе, а только о деле Того, Кем вы посланы к людям... Кушайте же все, что перед каждым из вас стоит. Переоденьтесь в рабочие костюмы, и отправимся все на новые аллеи. Там распределимся по рабочим бригадам я начнем строить новые здания по методу и способу, полученным Грегором, Василионом и Игоро. Я подаю вам пример, – закончил И., улыбаясь и придвигая к себе чашку с молоком и хлеб с медом.
Несмотря на то, что я очень спешил проглотить свое молоко и хлеб, чтобы поскорее пойти в аллею и начать ой первый – и такой божественный – труд Земле, я все же не терял время на одну еду и пристально наблюдал лица моих товарищей.
Эти лица меня удивили. Сам я чувствовал себя необыкновенно легко и просто. И легкость моего нового существования все возрастала. Я весь сиял счастьем начать строить здесь часовню Радости и сознавал, что мое внутреннее сияние ярко отражается на моем лице.
Первым бросилось мне в глаза лицо Грегора. Оно было сосредоточенно, почти озабочено. И я понял, что дух его занимает сейчас какая-то иная творческая задача, к которой он, внешне занятый делами оазиса, внутренне готовился.
Наталья Владимировна, недавно горячо обсуждавшая проект своей лаборатории, с первыми словами И. как-то особенно притихла, точно собирала силы для постройки защитного круга себе и каждому встречному, желая уже в нем покинуть столовую.
Ольденкотт хранил, как всегда, свое благородное, детски спокойное выражение доброты и мира. Ему незачем было думать о том, чтобы пролить свой мир и свет кому-либо. Он именно ими и был сам, светил и грел, не думая о том, ибо жить иначе он не умел и не мог.
Игоро весь горел такой силой внутреннего огня и темперамента, что едва мог заставить себя сделать несколько глотков молока. Если бы не его чрезвычайная дисциплина и преклонение перед И., он вскочил бы изза стола и помчался в свою аллею.
Бронский, новый, молодой красавец Бронский, был также мыслями не в оазисе. Над его головой я ясно видел движущиеся картины его богатейшей фантазии, в которой уже жили целые сцены новых постановок, и я узнавал отдельные фигуры жителей оазиса Дартана.
На всех лицах читались рои новых вопросов вновь зарождающейся жизни, и дух каждого дрожал и напрягался по-своему, ожидая первой счастливой минуты вступления в указанный труд и встречи в нем с живыми людьми. Во всех сердцах лежала одна забота: оказаться достойным данного поручения.
Один только Василион – почти тот же по внешности, но окрепший, как зрелый дуб, – сохранял на своем лице то дивное выражение восторга и счастья, которое я на нем увидел в первую минуту знакомства, когда невидимый им Раданда привел меня в дом братьев. Точь-в-точь то же выражение ликующей любви лежало на нем, как в тот миг, когда он держал в руках обворожительный цветок. Это было не то выражение Василионапевца, который забыл о Земле и пел оторванному от нее Богу. Нет, это было лицо восхищенного садовника, знающего, какие цветы может родить Земля для счастья людей, и в какие розы могут превращаться сердца людей, если садовник живет на Земле – священном храме труда Бога.
Да, этот человек уже жил и действовал в священном Храме-Земле. Он уже не имел вопросов, как начать – он знал, он начал, он был не только в глубоком спокойствии, он уже сотрудничал с Тем, Кто его послал.
И. окинул всех нас, таких бесконечно разных, своими всепонимающими глазами, улыбнулся, точно хотел сказать, что иначе и быть не может, как у каждого по-разному, и предложил всем отправиться переодеваться в рабочие костюмы, приготовленные, конечно, Яссой.
– Ясса, миленький Ясса, ну мыслимо ли существовать на свете без тебя? – сказал я моему другу-няньке, добровольно занявшему при мне снова эту позицию.
– Смотри, Левушка, будешь так благодарить меня за каждый пустяк, вот и получишь меня в вечные спутники, – ответил он мне, улыбаясь.
– О, иметь тебя всегда рядом?! Было бы для меня довольно незаслуженным счастьем! – ответил я. И через минуту благодаря его помощи мы были первыми на крылечке, куда быстро спускались все обитатели, каждый по-своему оправляемый Яссой.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.