9
9
Наш автобус ехал по бескрайней пустыне. По пути изредка встречались селения с убогими глинобитными домами и караваны верблюдов. Несмотря на тяжелую ношу, верблюды величавой поступью шли вперед, покачивая длинной шеей в такт шагам. Кочевники в выцветших от солнца и песка чалмах ехали верхом или же шли рядом со своими надежными друзьями — верблюдами. Здесь, под безоблачным небом иранской пустыни, текла своя жизнь, совершенно не похожая на ту, к которой я привык. Меня не покидало ощущение, что я вернулся назад в прошлое. Когда солнце скрылось за горизонтом, на пустыню опустилась звездная персидская ночь — такая тихая и безмятежная, что я задремал.
Открыв глаза через несколько минут, я чуть не ослеп от яркого света Свет звезд сменился огнями неоновых вывесок Mobil, Shell, Exxon, Texaco. У меня было такое ощущение, что за считанные минуты мы перенеслись на автобусе, словно на машине времени, сквозь века. Кроме меня и водителя, все в автобусе крепко спали. Мы подъезжали к Тегерану, который благодаря политике, проводимой иранским шахом, стал штаб-квартирой целого ряда иностранных нефтяных компаний. Город предстал передо мной как залитый неоновым светом остров в безбрежном море древней пустыни.
В Тегеране наши попутчики отвели нас в гостиницу, где обычно останавливалась западная молодежь. Чем дальше мы шли по коридору, тем явственнее ощущался резкий запах гашиша. Вскоре мы обнаружили его источник: в большой комнате на кроватях лежали хиппи из Англии, Германии и Калифорнии. Из колонок громыхала песня «In-A-Gadda-Da-Vida» группы «Iron Butterfly». Один из хиппи, парень с всклокоченными русыми волосами, падавшими ему на лицо, нетвердой походкой подошел к нам.
«Добро пожаловать домой, братья, — пробормотал он, с трудом продирая покрасневшие глаза. — Присоединяйтесь к нам, у нас есть совершенно улетный гашиш!» Он глубоко затянулся трубкой и протянул ее мне: «На, сам попробуй».
На столе лежало несколько комков гашиша размером с крупное яблоко. Время от времени хиппи отрывали от них по кусочку, чтобы набить трубку или пожевать. Хотя мы сами иногда экспериментировали с наркотиками, но происходящее в номере не вмещалось ни в какие рамки.
Рэмси возмутился:
«Черт возьми! В этой стране грозят смертной казнью даже за грамм гашиша, а у вас здесь в открытую лежит несколько кило!»
«Вы что, спятили? Дым идет по всему коридору. Вас могут за это казнить!» — добавил Джефф.
Один из лежавших на полу хиппи повернулся в нашу сторону и завопил:
«Ты мне весь кайф сломал! Пшел вон отсюда!»
Взъерошенная блондинка, жадно поглощавшая чипсы, оторвалась от своего занятия и проворчала:
«Странные вы какие-то. Корчите из себя недотрог. Завязали, что-ли?»
«Хватит пугать народ, — произнес заплетающимся языком вышедший нам навстречу лохматый хиппи и снова затянулся. — Кайфуйте с нами или валите с облака».
Мы переглянулись, не веря своим ушам. Джефф шепнул нам:
«Скорее идемте отсюда, пока не поздно».
Предупреждение Госдепа прочно запечатлелось у нас в памяти. Поспешно спускаясь по лестнице, мы столкнулись с тремя полицейскими, которые поднимались наверх. Я подумал, что эти хиппи действительно витают в облаках, но сейчас на их голову обрушатся гром и молнии.
В Тегеране я стал понемногу присматриваться к мусульманам. Религия занимала важное место в их повседневной жизни и придавала им необычайную внутреннюю красоту. Меня очень вдохновляла духовная цельность простых мусульман и их любовь к Богу, при этом меня приводили в ужас те, кто, прикрываясь исламом, проповедовал откровенно экстремистские взгляды. Мне очень хотелось понять, чем живут настоящие мусульмане; я надеялся, что это приблизит меня к пониманию сути всех религий мира.
Мы продолжили свое путешествие по Ирану и приехали в Мешхед — священный город мусульман-шиитов. В Мешхеде я сказал своим друзьям, что хочу остаться здесь на некоторое время, поэтому мы договорились, что Джефф и Рэмси поедут дальше без меня, а я нагоню их в Кабуле.
По иранским меркам я выглядел довольно необычно, представьте себе длинноволосого молодого американца в водолазке и потертых джинсах, в одиночестве читающего Коран или размышляющего над прочитанным у входа в мечеть. Меня заметил какой-то человек. Он долго наблюдал за мной издалека и в конце концов, заинтригованный, подошел ко мне. Это был высокий светлокожий мужчина лет сорока, с ясными карими глазами. Он был облачен в белоснежно-белые одежды и чалму.
Мужчина почтительно поклонился:
«Позвольте мне представиться. Меня зовут Ибрагим. Я житель священного города Мешхед».
Я в ответ протянул ему руку.
«Похоже, Вас заинтересовала наша религия. Могу я с Вами побеседовать?»
Расспросив меня о моей жизни, Ибрагим согласился рассказать мне об исламе. Мы сели на маленькие коврики возле величественной гробницы какого-то мусульманского святого, и Ибрагим стал меня учить. Обратив взор к небесам, он произнес проникновенным голосом:
«Сам Всемогущий Аллах привел тебя в это святое место, выбрав самое подходящее время. В этой гробнице покоятся мощи великих святых: Имама Резы и Харуна аль-Рашида. Сейчас в Мешхед стекаются тысячи паломников, желающих провести здесь священный месяц Рамадан, девятый месяц мусульманского календаря».
Ибрагим сделал паузу и улыбнулся. Затем он рассказал о том, как в месяц Рамадан пророк Мухаммед получил первое откровение, которое затем легло в основу Корана.
«Всемилостивый посланник Всемогущего Аллаха ангел Джабраил явился пророку в пещере и на благо всех людей поведал ему священный Коран», — Ибрагим сложил ладони, а потом прикоснулся ко лбу кончиками указательных пальцев.
«Ислам означает вручение себя Аллаху, всемогущему творцу мироздания. Я расскажу тебе о нашем учении и ежедневных обязанностях».
Вскоре вокруг нас собралась целая толпа паломников, удивленно рассматривающих меня. Должно быть, я действительно представлял собой очень необычное зрелище для этих мест.
Чтобы зеваки не мешали нам, Ибрагим пригласил меня к себе домой и провел в домашнюю библиотеку, располагавшуюся в отдельной комнате. Из беседы с ним я понял, что он богослов либерального толка, человек великодушный, добрый и искренне следующий всем заповедям своей религии. С полки, где стояли старые арабские и персидские манускрипты, Ибрагим достал Коран и прочитал отрывок из вступления. Затем, простерев ладонь к небесам, он начал говорить:
«Ислам учит, что нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммед — пророк Его. Аллах ниспосылал людям свое откровение через Мухаммеда и других пророков, таких как Адам, Ной, Авраам, Моисей и Иисус. Но Мухаммед завершает посланническую миссию и является "печатью пророков". Его учение будет действенно до аль-Кийама, Судного Дня».
Затем Ибрагим стал объяснять, что всемогущий Аллах отправит на землю ангелов, чтобы те помогли верующим встретить Судный День, в который будет решаться, куда они попадут — в рай или в ад. Он говорил, что мусульмане считают Коран самым главным и последним богооткровенным писанием. Ибрагим также поведал о пяти главных заповедях ислама: считать Аллаха единственным Богом, пять раз в день совершать намаз, поститься в месяц Рамадан, давать милостыню нищим и хотя бы раз в жизни совершить хадж — паломничество в Мекку.
Так на протяжении нескольких часов Ибрагим рассказывал мне об истории и философии своей религии. Он оказался утонченным и благородным человеком и был мало похож на мусульманина, который заставлял меня кричать имя Бога в чайхане Эрзерума.
Ибрагим преподал мне важный урок. Беседуя с ним, я понял, что в любой религии, есть верующие разного уровня, поэтому судить обо всей религии по одному-двум ее последователям, по меньшей мере, глупо.
На закате, когда солнце окутало Мешхед золотой вуалью, Ибрагим подарил мне на прощание узорчатую коробку с сухофруктами, и мы расстались. В Рамадан разрешается есть только после захода солнца, и Ибрагим спешил прервать дневной пост вместе со своей семьей.