Единство в разнообразии

Единство в разнообразии

«Он, Самосущий, направил чувства наружу, и потому человек обращается к внешнему, а не смотрит внутрь себя. И однако же мудрый, сосредоточивая чувства в поисках бессмертия, видит свое Я внутри». Как я уже говорил, первое стремление к познанию Вселенной, как видно из самхит и других книг, было направлено на исследование внешних явлений. Потом появилась мысль, что сущность всех вещей не может быть найдена во внешнем мире, что ее нельзя открыть, смотря, так сказать, на внешний мир, но следует, как буквально говорится по-санскритски, обратить глаза вовнутрь. В этом отношении замечательны следующие слова о Душе: «Он, находящийся внутри, есть самая сокровенная Сущность нашего бытия, средоточие, сердцевина, из которой все как бы расходится по радиусам, – то центральное солнце, которого ум, тело, органы чувств и все, чем мы обладаем, только выходящие наружу лучи». Или: «Люди с детским разумом, будучи невежественны, следуют суетным желаниям и таким образом попадают в западню смерти; но мудрый, понимая бессмертие, не ищет его в мире внешних или конечных вещей». Здесь мы видим более ясно выраженную идею, что в этом внешнем мире, полном преходящих впечатлений, невозможно увидеть и найти бесконечное. Бесконечное следует искать в мире бесконечного, а рядом с нами бесконечным является только то, что внутри нас, наша собственная душа. Ни тело, ни мир, который мы видим вокруг нас, ни даже наша мысль не бесконечны. Все это начинается и кончается во времени. Но «Видящий, Тот, Кому все это принадлежит, Душа человека, Тот, Кто бодрствует во внутреннем человеке, Тот один бесконечен». И чтобы найти бесконечную причину Вселенной, мы должны обратиться к Нему. Только в беспредельной душе человека мы найдем ее. «Что здесь, то и там, и что там, то и здесь. Тот, кто видит мир множественным, переходит от смерти к смерти».

Среди людей сначала существовало желание попасть в рай. Когда древние арийцы оказались неудовлетворенными окружавшим их миром, они, подобно другим народам, представляли себе, что после смерти попадут в какое-то место, где будет только счастье и не будет вовсе страдания. Эту идею они развили и назвали такие области Сваргас, что можно перевести как небеса. Они полагали, что там они будут вечно наслаждаться, что тела их и умы сделаются совершенными и что в этом состоянии и месте они будут жить со своими предками. Но с возникновением философской науки люди осознали, что эта мечта невозможна и бессмысленна, что сама идея о бесконечной жизни в пространстве заключает в себе противоречие, так как любая область должна начинаться и кончаться во времени. Поэтому они отбросили эту идею. Они пошли дальше и увидели, что боги, которые царствовали в этих небесах, были когда-то человеческими существами на земле и благодаря своим добрым делам или по каким-то другим причинам стали божествами; что существуют различные степени божественности, и что даже те боги, о которых говорится в Ведах, не могли быть постоянными индивидуальностями. Они решили, например, что Индра и Варуна были не именами богов, а определителями различных уровней социального положения, как, например, правители и т. п. Согласно взгляду этих мыслителей, современный Индра – это не тот, который был прежде. Прежний Индра ушел, а кто-то другой возвысился и занял его место. То же самое произошло и со всеми другими богами, так как их божественность была только известным положением, которое последовательно занималось разными человеческими душами, возвышавшимися до степени божеств. Но даже и они умирают. В древней Ригведе мы находим слово «бессмертие» в применении к этим богам, но позднее оно исчезает, так как было открыто, что нельзя говорить о бессмертии – которое вне времени и пространства – какой бы то ни было физической формы. Как бы она ни была неплотна или утончена, она все-таки должна иметь начало и конец во времени и пространстве, потому что все элементы, входящие в образование всякой формы, находятся в пространстве. Попробуйте думать о какой-нибудь форме отдельно от пространства. Это окажется невозможным. Пространство – это, так сказать, один из материалов, образующих форму, а последняя постоянно изменяется. Она, равно как и время, тоже в майе, как указывается в следующей фразе: «То, что есть здесь, есть также и там». Поэтому если эти боги и существуют, то они подчинены тем же законам, которые применяются здесь, а единственный конец, к которому ведут все законы, – разрушение и возобновление. Тот порядок, который называем законом, разделяет всю материю на части, составляет из них различные формы, разрушает их и превращает опять в материю. Все, что рождается, должно умереть; и если есть такая сфера пространства, как рай, то те же самые законы должны господствовать и там.

Мы видим, что в этом мире за счастьем следует какое-нибудь несчастье. Смерть – это тень жизни, и обе они должны идти вместе, потому что они не противоположности, не два отдельных существования, но различные проявления того же самого единичного фактора; так же как горе и радость, добро и зло. Дуалистическое понятие, что добро и зло – две особые, вечно различные сущности, при ближайшем его рассмотрении оказывается нелепостью. Это разные проявления одного и того же факта, являющегося сегодня как зло, а завтра – как добро. Различие здесь не в роде, а только в степени, в проявлении. Та же нервная система приносит одинаково как болезненные, так и приятные ощущения, и если нервы повреждены, никакое из этих ощущений к нам не доходит. Если какой-нибудь нерв парализован, мы не получаем приятных ощущений, но не чувствуем также и боли. Удовольствие и боль не два, но одно. В разное время жизни одна и та же вещь производит или страдание, или удовольствие. Одно и то же явление создает удовольствие для одного и страдание для другого. Поедание мяса доставляет удовольствие человеку, но страдание животному, которое убивают и съедают. Еще никогда не существовало ничего, что бы было одинаково приятно для всех. Что одному нравится, другому не нравится. И так будет всегда. Из этого видно, что дуалистическое понятие о добре и зле как о различных сущностях совершенно несостоятельно.

Что же из этого следует? Я уже говорил вам, что в конце концов состояние, в котором все хорошо или все плохо, невозможно. Некоторых из вас это может разочаровать и смутить, но я тут ничего не могу поделать. Я охотно согласился бы с противоположным утверждением, если бы оно было доказано; но пока этого нет, я буду придерживаться своего мнения.

Обыкновенный и, по-видимому, очень убедительный довод против этого положения состоит в том, что попутно с эволюцией зло постепенно уменьшается, и есть основание полагать, что при дальнейшем его уменьшении через миллионы лет наступит время, когда все зло будет истреблено и останется только добро. Это был бы очень хороший аргумент, если бы только Богу угодно было, чтобы он был верен. Но в нем есть ложная посылка. Он принимает за доказанное, что общая сумма добра и зла – величина постоянная, так что если одно увеличивается, то другое соответственно уменьшается. Но верно ли это? История мира скорее показывает, что количество зла возрастает попутно с возрастанием добра. Возьмем, например, самого первобытного человека, дикаря, живущего в лесу. Доступные ему удовольствия очень незначительны, но так же слабо и его понятие о несчастье. То и другое у него почти целиком заключается в области физических ощущений. Если он не добыл достаточно пищи, он несчастен; но дайте ему вволю поесть, предоставьте свободно охотиться и пировать, и он будет совершенно счастлив. Его счастье, равно как и огорчения, зависят только от чувств. Теперь посмотрите на человека, познания и развитие которого увеличились. Его удовольствия расширяются по мере того, как развивается его интеллект. Прежние чувственные удовольствия теперь уступают место удовольствиям интеллектуальным: он испытывает огромное наслаждение в чтении поэмы или, посвятив всю жизнь каким-нибудь математическим исследованиям, находит в этом чрезвычайное удовольствие. Но в то же время его утонченные нервы становятся более и более чувствительны к страданиям, которых, будучи дикарем, он никогда не знал; он уже испытывает психологические страдания. Разлука с любимым человеком или отсутствие с его стороны любви, домашние ссоры и дюжина других вещей усиливают его несчастье и давят на него с такой силой, о какой дикарь и не подозревал. Возьмем простой пример. В Тибете нет института брака[9] и потому нет ревности; а между тем мы знаем, что общество, в котором существует брак, гораздо выше, чем то, в котором его нет. Тибетцы не знали удивительного наслаждения благами целомудрия, счастья, которое дает брак с чистой и добродетельной женой или с нравственным и добродетельным мужем; они не могут этого чувствовать. Но в то же время они не чувствуют и тех жгучих страданий, которые испытывают муж или жена в случае неверности другого супруга. Высший уровень потребностей увеличивает, с одной стороны, чувство счастья, а с другой – страдания.

Возьмите вашу собственную страну, Америку, одну из самых богатых, какие когда-либо знал мир, и посмотрите, как много здесь страданий. Как много у вас психически больных по сравнению с другими народами только потому, что слишком сильно ваше стремление к обогащению. Человек здесь поневоле должен располагать большими средствами. Количество денег, которое тратит за один год американец, для человека в Индии составило бы богатство на всю жизнь. И вы не сможете убедить кого-нибудь, чтобы он довольствовался более скромным образом жизни, потому что окружающие его условия таковы, что если он не имеет известной суммы денег, он будет морально уничтожен. Колесо общественной жизни здесь катится вперед, не останавливаемое ни слезами вдов, ни плачем сирот. Вы также должны подчиняться этим правилам или будете раздавлены. Таково положение вещей повсюду. Ваши возможности к получению удовольствий чрезвычайно широки, ваше общество привлекательнее, чем в других странах; у вас масса способов наслаждаться жизнью. Но те, у кого их меньше, имеют гораздо меньше и страданий, чем вы. И это вы найдете везде. Чем выше запросы интеллекта, тем больше удовольствий, но тем больше также бедствий и нищеты, так как одно – как бы тень другого. Поэтому если и допустить, что зло со временем уменьшится, то вместе с тем должно уничтожиться и добро. Не вправе ли я утверждать, что зло увеличивается быстрее, чем добро? Иногда кажется, что если добро возрастает в арифметической прогрессии, то зло – в геометрической. И это – майя. Это значит, что в конце концов не прав как оптимизм, так и пессимизм. Веданта не говорит, что этот мир плох. Это было бы ложью. Но сказать, что мир полон счастья и блаженства, будет также неправдой. Это было бы только обманом себя и других. Большая ошибка внушать детям, что все в мире хорошо, и он полон изобилия и счастья. Но не меньшее заблуждение также думать, что все в нем плохо, только потому, что один человек страдает больше, чем другой. Эта двойственность, эта игра добра и зла и называется майей. Веданта говорит: не думайте, что добро и зло отдельные вещи или что это две разные отвлеченные сущности; на самом деле они одно и то же, обнаруживающиеся в разной степени и под различными видами и производящее на один и тот же ум разные впечатления, в зависимости от времени и обстоятельств. Самая первая идея в веданте – это открытие единства во всем, обнаружение того, что все, проявляющееся как многое, как бы ни были велики различия в разных его проявлениях, представляет в сущности одно. Вспомните старую примитивную теорию персов о двух богах, создавших этот мир, – добром боге, который делает все приятное, и злом, творящем все остальное. Нелепость ее видна сразу, так как если бы она была верна, то каждый закон природы существовал бы в двух противоположных вариантах, в зависимости от того, как его создавал сначала один бог, а потом другой. Мы, наоборот, видим, что одна и та же сила дает нам средства к существованию, но во время стихийных бедствий убивает тысячи людей. Другим возражением против такого объяснения может бьпъ вопрос – как эти два бога, действующие одновременно и творящие в одном месте добро, а в другом зло, могут поддерживать согласие друг с другом? Поистине, такая теория была бы самым грубым способом выражения двойственности Вселенной.

Обратимся теперь к более совершенным философским учениям, которые учат в чрезвычайно отвлеченных выражениях, что в мире одновременно присутствуют и добро и зло. Даже и эта теория, если смотреть на нее с той же точки зрения, представляет собой нелепость. В конце концов оказывается, что ни оптимизм, ни пессимизм не объясняют мира и не дают о нем верного представления. Некоторые факты приводят нас к одному, другие – к другому. Но, подвигаясь в нашем исследовании вперед, мы находим, что веданта снимает всю ответственность с природы и возлагает ее на нас самих. Она не отрицает существования зла; наоборот, смело анализирует факты как они есть, никогда не стараясь закрывать глаза на что бы то ни было, но и не вызывая ощущения безнадежности. Веданта – не агностицизм. Она находит утешение и устанавливает его на несокрушимом основании, а не отделывается рассказами о заведомо ложных вещах, фальшь которых открывается через несколько дней. Когда я был ребенком, у одного молодого человека умер отец, оставив его с огромной семьей совершенно нищим; и те, кто выдавал себя за друзей отца, отнеслись теперь к юноше, его сыну, так, как если бы были его злейшими врагами. Встретив однажды священника, молодой человек рассказал ему о своем горе и в утешение услышал: «Все это для вашего блага». Все нам посылается для нашего блага! Эта старая манера – прикрывать рану фольгой. Она не имеет смысла и выражает только признание нашей слабости и невежества. Молодой человек ушел, а шесть месяцев спустя был приглашен тем же священником принять участие в торжестве, которое он устраивал по случаю рождения сына. Когда хозяин начал говорить: «Возблагодарим Господа за Его милости», – гость перебил его словами: «Но ведь здесь вовсе нет милости. Это скорее несчастье!» – «Почему?» – спросил священник. «Потому, – отвечал молодой человек, – что, когда умер мой отец, мне это казалось несчастьем, но вы сказали, что на самом деле это было благом. Если это действительно так, то кажущееся хорошим на самом деле должно быть плохим». Разве он не был прав? Могут ли человеческие слова исцелить какое-либо человеческое горе? Нет и нет! Будем делать что можем, будем сочувствовать всем страждущим, но никогда не позволим себе отделываться пустыми фразами. Ничто в этом мире не излечит его зла. Поэтому мы должны научиться подняться выше него.

Эта Вселенная всегда будет представлять собой сочетание добра и зла. Где есть добро, зло следует за ним; но позади и выше этого противоречащего самому себе явления веданта видит единство обоих. «Откажись, – говорит она, – от зла, но откажись также и от добра». Что же тогда останется? Добро и зло, – заявляет веданта, еще не все, что мы имеем. За обоими стоит нечто, именно вы сами, истинное вы, то, что выше всякого зла, но выше также и всякого добра. Это то, что проявляет себя как добро и зло. Узнайте это сначала, и тогда, но не раньше, вы можете стать оптимистом, так как тогда будете повелевать обоими. Управляйте сами этими проявлениями, и тогда впервые вы будете в состоянии обнаруживать свое истинное Я совершенно по своей воле. Только тогда вы будете способны проявлять только одно добро или зло, как захотите. Только тогда, если пожелаете, вы будете иметь право называться оптимистом.

Прежде всего сделайтесь хозяином самого себя; прежде всего воспряньте и будьте свободны. Поднимитесь выше сферы закона причинности, так как законы не распространяются на всю природу; им подчинена только часть вашего существа. Узнайте прежде всего, что вы не раб природы, никогда им не были и никогда не будете. Убедитесь воочию, что природа – бесконечная, как вы могли думать, – на самом деле конечна; она только капля в обширном океане, океан же – это вы сами. «Смотри, ты превосходишь солнце, луну и звезды. Сравнительно с твоим бесконечным существом все они не более как мыльные пузыри». Познайте это, и вы будете управлять и добром и злом. Только тогда ваш взгляд на мир изменится, и вы воспрянете и скажете: «Как прекрасно добро и как удивительно зло!»

Вот что веданта приглашает вас делать. Она не предлагает усыпляющего лекарства, не рекомендует покрывать раны золотой бумагой, а когда рана загноится еще больше, – накладывать новые листы. Она говорит: «Жизнь – жестокая вещь. Если можете, смело возвышайтесь над ее иллюзиями. Хотя бы оковы ее были алмазные, что вам до этого, душа ведь крепче алмаза». Веданта не возлагает никакой ответственности на маленькие божества. Вы сами – создатели своей судьбы. Вы сами позволяете себе испытывать и добро и зло, сами заставляете себя страдать. Вы собственными руками закрываете себе глаза, а потом говорите, что вам темно. Уберите руки, и увидите свет! Вы светоносны, вы от вечности совершенны. Поймите, что «тот, кто видит вокруг себя множественность, идет от смерти к смерти». Так узрите же Одно и будьте свободны!

Но как убедиться в этом? Даже наш ум, такой, как он есть сейчас, слабый, заблуждающийся и впечатлительный, даже он имеет в себе достаточно силы, чтобы уловить проблески знания, проблески Единства и избавить нас от повторения рождений и смерти. «Как дождь, падая на вершину горы, разделяется на множество потоков, бегущих вниз по ее склонам, так все виды энергии, которые мы видим вокруг себя, имеют начало в том Едином. Он, подобно дождю, падая в майю, кажется множественностью. Итак, не гонитесь за многим, но стремитесь все вперед, к тому Единому – Он во всем движущемся, во всем чистом, Он наполняет Вселенную. Он жертва и Он – гость в доме. Он в человеке, в воде, в животных, в самой истине. Он – все. Как огонь в этом мире проявляется в разных формах, так и Душа Вселенной проявляет Себя во всем. Как воздух, окружающий Вселенную, проявляется многими способами, так и Единая Душа душ проявляет себя во всех существах». Но это вы скажете после того, как увидите воочию это Единство, но не раньше. Умение видеть Его везде и есть истинный оптимизм.

Но возникает вопрос: если все это верно, если Чистый, Единый, Сущий, Бесконечный находится во всем, то как же может быть, что Он страдает, испытывает бедствия и становится нечистым? Ничего подобного нет, говорят Упанишады, все это только иллюзия. «Как солнце – причина того, что все существа видят, – не делается несовершенным вследствие недостатков чьего-либо зрения, совершенно так же и Я нечувствительно к страданиям тела, в котором Оно проявляется, и к страданиям мира». Я могу иметь болезнь, из-за которой все мне будет казаться желтым, но солнце ведь не пожелтеет от этого. Совершенно так же и «Он – Единый, Создатель всего, Вседержитель, Единая Душа внутри всех существ и Тот, кто делает свое Единство множественным. Мудрым, которые познали Его как Душу их собственных душ, принадлежит вечный мир; но только им, и никому другому». «Тем, кто в этом мимолетном мире находит Его, никогда неизменяющегося, кто в этой тленной Вселенной находит эту Одну Жизнь, кто в этой множественности находит Единство, и всем, кто познает Его как Душу их собственных душ, – тем принадлежит вечный мир, и никому, никому больше».

«Где найти Его во внешнем мире? Где искать Его? В солнцах, лунах или звездах? То место не может освещать ни солнце, ни луна, ни звезды. Блеск молнии не виден там. Как можем мы говорить об этом гаснущем огне? Его светом все создано, Его озарением все сияет».

А вот другое прекрасное сравнение. Те из вас, кто был в Индии, поймут, что понимается в нем под баньяновым деревом, зная, как оно берет начало из одного корня и распространяется далеко вокруг. «Он – Великий Баньян, корень которого в невидимом мире, недоступном нашим чувствам, и который распространил ветви, чтобы создать Вселенную. Все эти стволы и ветви – одно с Ним. Он – корень. Он – основа».

В той части Вед, которая называется брахманами, говорится о многих небесах, но главная идея Упанишад требует, чтобы мы отбросили всякую мысль о том, чтобы попасть на какое-либо из них. Труд освобождения совершается не на этом или том небе, а здесь, в душе. Местонахождение ничего не значит. Позвольте мне процитировать один фрагмент, говорящий об этом: «Небеса наших предков так же отражают истину, как увиденное во сне отражает реальность». То есть как во сне вещи кажутся неясными и туманными, так представляется уму и идея о Я. «В небе Гандхарва видение еще более туманно. Человек воспринимает здесь действительность подобно тому, как он видит свое отражение в воде».

Самое высшее небо, по понятию индусов, называется Брама-Лока. Здесь истина видится более ясно, но все еще не вполне отчетливо. Она похожа на свет и тень. «Как человек, смотрящий в зеркало, видит свое собственное лицо вполне отчетливо и ясно, совершенно так же истина светит в душе человека. Поэтому самое высшее небо – внутри нас и самый благородный из всех храмов – это душа человека. Веданта говорит: «Эта земля больше, чем какое-либо небо, потому что нигде, ни на каком небе мы не можем научиться так отчетливо и ясно понимать действительность, как здесь, в этой жизни, внутри души». Все остальное только перемена мест.

В Индии я думал, что отшельническая жизнь в пещерах даст мне более ясное видение, но убедился, что эти надежды были напрасны. Потом я надеялся, что пребывание в лесах окажется эффективнее, затем мечтал о Бенаресе, и все с тем же результатом. Везде мы находим одно и то же, потому что мы сами создаем себе наш собственный мир. «Если я зол, – говорят Упанишады, – мне весь мир будет казаться злым». И то же применимо везде. Если бы я умер теперь и попал на небо, я нашел бы там то же самое положение вещей, что и здесь. Пока человек не стал чистым, совершенно бесполезно для него уходить в пещеры или леса, в Бенарес или на небо. А если вы отполировали зеркало собственной души, вам безразлично, где жить, так как везде вы увидите действительность такой, какая она есть. Поэтому совершенно бесполезно уходить куда бы то ни было, тратя энергию, которая должна быть употреблена на очищение зеркала души». Ту же идею вы находите иначе выраженной в источниках. «Никто не может видеть Его. Никто земным зрением не может видеть Его проявлений. Только чистым умом Он может быть видим. Так достигается бессмертие». В джнана-йоге мы рассматриваем то же, что и в раджа-йоге, – искусство управления своими чувствами. Только когда человек достигает управления своими чувствами настолько, что они становятся слугами его души и не могут больше тревожить его ум, – только тогда он достигает состояния, в котором может применять йогу. Когда все суетные желания сердца отброшены, тогда этот смертный становится бессмертным, становится единым с Богом. Когда все цепи, сковывающие сердце, разрублены, тогда человек достигает бессмертия, и даже в этом мире наслаждается блаженством Брахмана.

Здесь необходимо маленькое пояснение. Вы часто слышите, что веданта и другие восточные философские системы открывают людям перспективы чего-то высшего, при этом побуждая отказаться от жизненной борьбы и поиска удовольствий в этой жизни. Я мог бы привести вам много фрагментов, в которых приводится такая точка зрения. Но она совершенно неправильна. Только те, кто совершенно не знаком с восточной мыслью, могут воображать, что она устремляет людей вдаль, в какие-то другие миры. Вы видели, наоборот, что она учит о тщетности таких надежд, принципиально отвергая всякие небеса как места, где люди могут в течение некоторого времени радоваться и страдать, но которые они в конце концов тоже должны оставить, как и этот мир. То, что наши недостатки заставляют нас испытывать здесь, те же недостатки заставляют нас испытывать и там. Единственно, что постоянно, – это человеческая душа, и она здесь. Философия веданты настаивает также, что мы не можем избежать неизбежного путем самоубийства, не можем уклониться от наших испытаний. Ее книги говорят, что истинный путь находится с трудом.

Как видите, индусский ум так же практичен, как и западный, только мы расходимся во взглядах на то, в чем состоит жизнь. Один говорит: стройте хороший дом, имейте хорошую одежду и пищу, развивайте свой ум, изучайте науки и т. д. – в этом вся жизнь. И он считает себя очень практичным. Индусы же считают, что знание мира состоит в познании души и понимании идей, и хотят наслаждаться именно такой жизнью.

В Америке есть замечательный оратор-агностик. Этот благородный и уважаемый человек, говоря о религии, сказал, что она совсем не нужна и что нам незачем утруждать свои головы мыслями о других мирах. Выразился он так: «Если у нас есть апельсин, выжмем из него столько сока, сколько сможем». На это я ответил ему: «Я с вами совершенно согласен. Подобно вам, я хочу выжать сок из моего плода. Только вы любите апельсин, а я предпочитаю манго. Вы можете думать, что все, что нужно в жизни, – это есть, пить и иметь немного научных знаний. Но какое право вы имеете говорить, что такой идеал свойствен и всем остальным? Для меня он ровно ничего не значит. Если бы в этой жизни мне пришлось ограничиться только знанием того, как падают на землю яблоки или как электрический ток потрясает мои нервы, я бы предпочел самоубийство. Я хочу проникнуть в самое сердце вещей. Вы изучаете проявления жизни; я – саму жизнь. И я хочу тоже выжать из нее весь сок, и даже во время этой земной жизни. Моя философия говорит мне, что я должен понять самую суть и покончить с раем, адом и всеми подобными суевериями, даже если они существуют в том смысле, как существует этот мир. Я хочу знать сердце жизни, ее суть, а не только то, каким образом она существует, действует и проявляется. Мне надо «почему», а «как» я оставляю для детей». Один важный деятель на Западе сказал: «Если бы я мог записать все, что происходит, пока я курю сигарету, это была бы наука о сигарете». Это очень хорошо. Конечно, великая вещь быть ученым. Бог благословляет все души на искание истины. Но когда человек говорит, что это все и что его не интересует познание смысла жизни, что он не желает изучать собственное существование, тогда, по моему мнению, он рассуждает очень глупо. Я могу настаивать в ответ, что все его знание – невежество, не имеющее никакого основания. Он изучает проявления жизни, но когда я спрашиваю его: «А что такое сама жизнь?» – он говорит, что этого он не знает.

Продолжайте, пожалуйста, ваше изучение, но оставьте мне мое. И все-таки я претендую на то, что, с моей точки зрения, я в высшей степени практичен. В сущности, все эти разговоры о практичности – чистая нелепость. Вы можете быть практичными в одном отношении, другой человек – в другом. Но есть люди иного склада ума, которые мало говорят, но если узнают, что истину можно открыть, только стоя постоянно на одной ноге, то немедленно проводят свое знание в практику. Другой тип людей слышит, что в известном месте есть золотые россыпи, охраняемые вооруженными дикарями. Они тотчас отправляются туда, хотя бы с тем, чтобы погибнуть и чтобы только далекие их последователи достигли успеха. Но тот же человек слышал, что есть душа, и довольствуется тем, что священник проповедует о ней. Человек первого типа не пойдет за золотом и будет, пожалуй, говорить об опасностях от дикарей. Но если вы ему скажете, что на вершине Эвереста, в двадцати пяти тысячах футов над уровнем моря, живет мудрец, который может дать ему знание о душе, он бросится туда тотчас же, в одежде или без нее, сытый или голодный. И он не поколеблется, если вы ему скажете, что много людей погибло в этой погоне и только немногие достигли цели. Сорок тысяч могут погибнуть, но один находит истину. Этот тип людей, как видите, тоже практичен. Ваша ошибка заключается в том, что вы воображаете, будто то, что вы называете миром, и есть вся жизнь. Предмет ваших стремлений – чувственное удовольствие – преходящ. Он никогда не бывает неизменным и ведет только к нагромождению бедствий на бедствия и приносит только вечное горе. Мой – путь к вечному миру.

Заметьте, я не называю ваше определение практичности неверным. Я вполне признаю его и знаю, что оно принесет много добра миру. Но не порицайте же мой взгляд. Я тоже практичен, хотя и в другом отношении. Предоставьте каждому работать по-своему. Если Богу угодно, то мы все окажемся одинаково практичны в обоих направлениях. Я видел нескольких ученых, которые были в одно и то же время и практичны и религиозны, и очень надеюсь, что со временем человечество будет поступать так же, как они. Обратите внимание на котел с водой, когда он начинает закипать. Сначала поднимается пузырек в одном месте, потом – в противоположном, затем число пузырьков увеличивается, по четыре или по пять их сливаются вместе, пока наконец все не соединится и не настанет общее движение. Совершенно то же происходит и в окружающем нас мире. Каждый индивидуум – отдельный пузырек, а народ – это их масса. Мало-помалу они соединяются, и я верю, что настанет день, когда такие вещи, как нации, исчезнут, когда все разъединяющие нас преграды уничтожатся и проявится то единство, к которому волей или неволей мы все стремимся. Все мы по природе братья и только росли врозь. Но должно наступить время, когда все наши идеи будут общими, когда все люди станут одинаково практичными как на поле знания, так и в религии и когда единство и гармония Абсолюта обнимет весь мир. Все человечество тогда будет дживанмуктас – свободно, даже живя. К этой одной цели, с любовью и ненавистью, завистью и доброжелательством, с сотрудничеством и противодействием, все мы пробиваем свой путь. Бесконечный поток стремится к океану. В нем плывут куски травы и поблекшие листья. Пусть они силятся как могут плыть по течению или против него, все равно в конце концов все попадут в море. Все мы и вся природа, подобно сухим листьям, уносимся бешеным потоком существования к одному и тому же океану жизни, к совершенству, к Богу; и как бы ни старались освободиться от потока и следовать своей собственной воле, все равно рано или поздно мы должны будем предоставить себя течению, пока не достигнем бесконечного Океана Жизни и Блаженства.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.