Ребусы феноменальных «патологий»
Ребусы феноменальных «патологий»
46
странный факт: некоторые люди могут выучить сотни языков
С первым в моей жизни полиглотом я познакомилась в 1997 году. Это был Сергей Анатольевич Старостин, в тот год он был избран членом-корреспондентом Российской академии наук. Встретились с ним для интервью у него в квартире на юго-западе Москвы. Его кабинет занимал самую большую комнату в квартире и был заполнен книгами от пола до потолка. Он все удивлялся, чем он мог заинтересовать центральную прессу, ведь изучение языков – его профессия.
Старостину тогда было почти столько же лет, как мне сейчас, чуть больше сорока, а он мне казался довольно пожилым, наверное, из-за своей бороды, скрывавшей пол-лица, и появляющихся залысин. Но он был быстр в движениях и мыслях, как юноша. Через семь лет после нашей встречи Сергей Анатольевич умер от сердечного приступа прямо на лекции в РГГУ. Почему-то большие умницы покидают этот мир рано. А в Википедии о нем появится страница: «Сергей Анатольевич Старостин – выдающийся российский лингвист, полиглот, специалист в области компаративистики, востоковедения, кавказоведения и индоевропеистики. Сын литератора, полиглота Анатолия Старостина. Член-корреспондент Российской академии наук по Отделению литературы и языка (языкознание). Заведующий Центром компаративистики Института восточных культур и античности РГГУ, главный научный сотрудник Института языкознания РАН, почетный доктор Лейденского университета (Нидерланды)». Я нашла в своих архивах интервью с ним.
«Древнекитайскую классику я читаю лучше большинства ки– тайцев»
«Вообще, он говорит, что знает «только» 100. Но это он скромничает. В процессе беседы мы подсчитали, что Сергей Анатольевич знаком не меньше чем с 400 языками, учитывая древние и языки малых вымирающих народов. Для того чтобы выучить язык, ему требуется всего три недели. Среди коллег этот 43-летний профессор имеет репутацию «ходячей энциклопедии». Но при этом его отличает… плохая память.
– Самый трудный вопрос для меня: «Сколько вы знаете языков?», – сразу признался мне Сергей Анатольевич, – потому что точно на него ответить невозможно. Даже 10 языков нельзя знать в одинаковой степени. Вы можете знать 500–600 слов и прекрасно уметь объясниться в стране. Например, английский я знаю прекрасно, потому что все время приходится ездить и общаться. Но считаю, что в пассиве немецкий у меня лучше. А можно плохо говорить, но прекрасно читать. Например, древнекитайскую классику я читаю лучше большинства китайцев. Или можно не читать и не говорить, но знать структуру, грамматику. Я не могу говорить по-негидальски или по-нанайски, но лексику я хорошо помню. Многие языки уходят в пассив, но потом, если нужно, они возвращаются: в Голландию поехал и быстро восстановил голландский язык. Поэтому если считать все языки, с которыми я знаком на разных уровнях знания, то их наберется не меньше 400. Но активно разговариваю только на 40.
– Вы ощущаете свою уникальность?
– Нет, я знаю много людей, которые уж несколько десятков языков точно знают. Например, австралийский 80-летний профессор Стивен Вурм языков знает больше меня. А разговаривает свободно – на 30.
– Коллекционирование языков – ради спортивного интереса?
– Надо различать лингвистов и полиглотов. Полиглоты – люди, которые специализируются на поглощении колоссального количества языков. А если вы занимаетесь наукой, то язык – это не самоцель, а рабочий инструмент. Основная моя деятельность – это сравнение языковых семей между собой. Для этого необязательно говорить на каждом языке, но нужно держать в памяти колоссальную информацию о корнях, грамматике, происхождении слов.
– Вы до сих пор учите языки?
– Конечно. В 1993 году была экспедиция на Енисей, занимались кетским языком – вымирающим, на нем человек 200 говорит. Пришлось его учить. Но основную массу языков я выучил еще в школе и университете. С 5 класса, в течение пяти лет на олимпиадах в МГУ я был призером: мог написать по предложению на 15 индоевропейских языках. В университете же учил в основном восточные.
«У меня в роду масса полиглотов»
– Со способностью к языкам рождаются или эта способность появляется в процессе постоянных тренировок?
– Я много думал об этом. Конечно, это наследственность: у меня в роду масса полиглотов. Отец мой был известным переводчиком, редактировал «Доктора Живаго» и знал несколько десятков языков. Мой старший брат, философ, тоже большой полиглот. Старшая сестра – переводчица. Мой сын, студент, знает не меньше ста языков. Единственный член семьи, который не увлечен языками, – младший сын, но он хороший программист.
– Но как человек способен хранить в памяти такой массив информации?
– У меня, как это ни парадоксально, очень плохая память: я не помню телефонных номеров, адресов, никогда не могу найти второй раз то место, где уже был. Мой первый язык, немецкий, давался мне с большим трудом. Я очень много сил тратил только на запоминание слов. В карманах всегда носил карточки со словами – на одной стороне по-немецки, на другой – по-русски, чтобы по дороге, в автобусе самого себя проверять. И к концу школы я натренировал память. Я помню, на первом курсе университета мы были в экспедиции на Сахалине и занимались там нивхским языком, тоже вымирающим. Я туда поехал без предварительной подготовки, и просто так, на спор, за три часа выучил нивхский словарь. Не все, конечно, 30 000 слов, но большинство.
– А сколько в среднем вам требуется времени для изучения языка?
– Три недели. Хотя восточные, конечно, гораздо тяжелее. На японский ушло полтора года. Целый год учил его в университете, оценки были отличные, но однажды я взял в руки японскую газету и понял, что ничего не могу прочесть. Я разозлился – и выучил его самостоятельно за лето.
– У вас собственная система изучения?
– Скептически отношусь ко всем системам. Я просто беру учебник и учу с начала и до конца. Это занимает недели две. Потом – по-разному. Вы можете сказать себе, что с этим языком вы ознакомились, и если станет нужно, то возьмете с полки и активизируете его. Таких языков было много в моей практике. Если язык нужен и интересен, то дальше надо читать литературу. Лингафонными курсами я никогда не пользовался. Чтобы хорошо говорить, нужен носитель языка. А лучше всего – поехать в страну и год там пожить.
– Какие древние языки вы знаете?
– Латынь, древнегреческий, древнекитайский, санскрит, древнеяпонский, хурритский язык, на котором во II веке до н. э. разговаривали в древней Анатолии.
– Как вы умудряетесь помнить мертвые языки – поговорить-то не с кем?
– Читаю. От хурритского осталось 2–3 текста. Есть языки, от которых сохранилось всего два-три десятка слов.
«Все языки были едины»
– Вы ищите праязык человечества. Вы считаете, что когда-то все люди мира общались на одном языке?
– Мы собираемся доказать, что все языки были едины, а потом распались в XXX–XX веках до нашей эры. Язык – средство общения и передается как информационный код из поколения в поколение, поэтому в нем обязательно накапливаются ошибки и помехи. Мы учим наших детей родной речи, не замечая того, что речь меняется, и дети говорят уже немножко на другом языке. Их речь содержит тонкие отличия от речи старших, ведь язык неизбежно изменяется. Проходит 100–200 лет – это уже совершенно другой язык. Если носители одного языка однажды разошлись в разные стороны, то через тысячу лет появится уже два разных языка.
И нам предстоит узнать – была ли у 6000 современных языков, включая диалекты, исходная точка? Мы постепенно движемся от современных языков к древним. Это как лингвистическая палеонтология – шаг за шагом мы реконструируем звуки и слова, приближаясь к праязыкам. И сейчас наступил тот этап, когда можно свести вместе несколько крупных языковых семей, которых в мире сейчас насчитывается около десяти. Дальнейшая задача – восстановить праязыки этих макросемей и посмотреть, можно ли их свести вместе и реконструировать единый язык, на котором, возможно, разговаривали Адам и Ева.
– Какой язык самый сложный и какой – самый легкий?
– Грамматика проще в английском, китайском. Эсперанто я выучил часа за полтора. Трудны в изучении санскрит и древнегреческий. Но самый сложный язык на земле – абхазский. Русский – средний. Иностранцами он трудно усваивается только из-за сложного чередования согласных (рука – ручка) и ударения.
– Много языков умирает?
– Все языки на Урале и за Уралом, нивхский и кетский из енисейской семьи. В Cеверной Америке вымирают дюжинами. Страшный процесс.
– Ваше отношение к ненормативной лексике? Это мусор?
– Эти слова ничем не отличаются от других слов. Сравнительный лингвист привык иметь дело с названиями половых органов в любом языке. Английские выражения существенно беднее русских. Японский гораздо менее засорен матерной лексикой: это более вежливый народ.
– Какие слова в русском языке не имеют идентичных переводов?
– Русская тоска, удаль, хохот – смех есть всюду, а хохота нет.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.