Страхи

Страхи

Мы живем в океане страхов — от маленьких, пощипывающих перед дверью начальника или кабинетом стоматолога, до страхов-монстров, ужасов, вызывающих длительные депрессии, а порой и суицидальную паранойю… Страхи — суть те же проблемы, то есть те же мысленно-эмоциональные формы, только с ярко выраженной агрессивной составляющей, когда кажется, что здоровье, благополучие или даже сама наша жизнь находятся под прямой угрозой.

Страхи — важнейшая часть болевого поля, его, так сказать, ударный дивизион. Например, страх темноты (многие сильные мужчины никогда в этом не признаются, но и их он иногда «пробивает») или страх высоты относят к разряду инстинктивных и только отчасти — благоприобретенных.

Кстати, в значительной части нашего российского населения, убежден, до сих пор жив страх преследований за веру. Не так уж далеко в прошлое ушли времена, когда за ношение нательного крестика увольняли с работы. А во времена еще более ранние за веру расстреливали и ссылали в концлагеря. Этот страх неосознанно тянет человека прочь от Истины, заставляя проходить мимо Храма и «помогая» подыскивать разного рода рациональные объяснения безбожной и грешной жизни. А бывает так: человек искренен, относительно чист и в делах, и в помыслах, ощущает зов души и совести. Только вот этот глубинный, необъяснимый и непреодолимый страх…

Недавно от настоятельницы одного из подмосковных подворий я узнал очень проникновенное церковное толкование слова «совесть». В России были времена, когда жизнь текла по заповедям Христовым или по «вести» от Господа. Эта жизнь «со вестью» (с вестью) была настолько естественной, что иное и представить себе было невозможно. Отсюда и слово «совесть», в которое заложен наказ предков — следовать Истине, не отступать от нее ни шаг.

Говорят, ожидание смерти страшнее самой смерти. Впрочем, только ли смерти? Любое воображаемое событие будущего, от которого мы ждем боли и неприятностей, порождает страх. Этот страх всегда острее того реального ощущения, которое мы испытываем в момент собственно «страшного события». Вспомним пример с моим знакомым, попавшим в аварию! Все было именно так. В эпицентре трагедии, катастрофы, кризиса все намного спокойнее, чем снаружи. Там, внутри, настоящий момент, там верховодит Высшее Сознание. Там некогда думать и выстраивать изощренные умственные схемы с виртуальными вариантами неблагоприятного исхода. Представьте себе летчика-испытателя, совершающего с риском для жизни сложнейший вираж и одновременно размышляющего об отношениях с тещей!

Встав на путь очищения (гигиены) души, однажды твердо взяв в руки рычаги управления своим сознанием, вы раз и навсегда выбиваете почву из-под всех страхов. Но дело это непростое и небыстрое. Как боевой авангард болевого поля, страхи будут держать оборону до конца, и лишь постепенно слабеть и рассеиваться под светом вашей осознанности (свет же будет исходить в конечном счете от Высшего Сознания). Если в ожидании или предвосхищении чего-то плохого у вас вдруг начинает сжиматься сердце или сосать под ложечкой, скажите себе: «Стоп!» Вернитесь в настоящее и, с какой бы силой страхи ни тянули вас назад в неосознанность, оставайтесь в нем. Проверьте свое присутствие вопросом: «Какие у меня сейчас проблемы?» — и войдите в состояние стороннего наблюдения. Оглядитесь. Ничего страшного с вами здесь и сейчас не происходит. Все ваши тревожные ожидания и предположения гнездятся в виртуальной реальности, созданной воображением.

Посмотрите еще раз на всю эту ситуацию со стороны. Подмигните своим страхам — им это чрезвычайно не понравится! Не ваша храбрость напугает их, а то, что вы отделены от них, не желаете стать ими.

Если страхи все же не унимаются, займитесь неделанием или просто побудьте подольше в настоящем, разговаривая, например, с женой, другом или… с водой. Я привожу одни и те же примеры, одни и те же «антикризисные меры», но вы уже понимаете: в настоящее ведет множество путей, и, однажды поняв принцип, вы можете дать волю своей фантазии (но только с условием: не терять бдительность и не уходить в «зазеркалье»).

Что касается попыток современной науки «научить» мозг вообще не реагировать на стрессы и страхи путем искусственного, электромагнитного воздействия на соответствующие его участки, то они представляются сомнительными, если не сказать опасными. По сути это тот же алкогольный, наркотический или медикаментозный дурман, только вид сбоку. Страх подавляется извне, путем «промывания мозгов», а он должен быть преодолен изнутри — остановкой избыточной рассудочной деятельности и светом преображенного сознания. Только это ведет к естественному освобождению человека от всех или почти всех его страхов и стрессов.

Смелость — антипод страха — еще одно удивительное качество осознанности и присутствия в настоящем.

В неосознанном состоянии смелость всегда несет на себе отпечаток искусственности и рисовки: глубинный страх либо умело маскируется, либо заглушается соответствующим «допингом». Древние викинги перед боем «вкушали» мухоморы. Вот только храбрость ли они обретали или исступленное безумие?

Во всех же без исключения классических школах единоборств, включая славянскую, увы, почти забытую, главным качеством настоящего бойца всегда считалось умение отрешиться от мыслей, не бояться смерти, отдаться воле Провидения (читай — Высшего Сознания). Такой воин стоил десяти, и он реально мог одолеть в бою многих противников, потому что никогда не оглядывался назад.

В «безрассудстве» женщина спасает свое дитя из-под обломков горящего здания, обнаруживая поразительную физическую силу и бесстрашие. Семнадцатилетний юноша, ни секунды не рассуждая, бросается в ледяную воду и спасает несколько взрослых людей. Солдат, жертвуя собой, бросается под танк. Что это? Тонкий расчет? Или результат действия стимуляторов? Нет и нет! Если в основе героических (и часто бессмысленных, с точки зрения рационального мышления) действий лежит добро, благо, спасение чужой жизни, эти действия божественно «безрассудны» и в высшей степени духовны.

Но как быть с «царем страхов» — страхом смерти?

Страх смерти есть ипостась неверия. Впрочем, и само слово «неверие» — лукавое и неточное. Даже самый идейный материалист, сам того не ведая, верит. Он верит в то, что завтра взойдет солнце, причем не где-нибудь, а на востоке. Что, если день выдастся пасмурным, солнце все же будет там — за облаками. Что оно не оставит нас своим теплом хотя бы в ближайшие несколько сот миллионов лет. Что камень твердый, а вода жидкая. Что лето сменит весну, а не наоборот. Что так будет всегда и ничья злая воля не вмешается в это устройство жизни. Не менее 60 процентов наших представлений строится на чистой вере во вселенский порядок.

Еще атеист верит, хотя признаваться в этом не любит, в окончательность смерти, с наступлением которой физическое тело отправляется прямиком в могилу. Он верит в смерть.

Что ж, такая «вера» действительно порождает страх, даже ужас перед неотвратимой кончиной. Она подводит базу под рациональное обоснование всякого греха, любого беззакония, совершаемого при жизни. «Надо успеть взять от жизни все, что можно! Любой ценой! Чего бояться, если смерть все покроет и всех уравняет?!»

Верующий же в Бога человек верит в бессмертие души после окончания своего земного пути. Эта вера зиждется на чувственном опыте и откровениях самых лучших, чистых и честных людей Земли, святых, для которых обретение Господа и служение Ему стало смыслом жизни и часто даже побудительным мотивом осознанного самопожертвования ради счастья ближних.

Атеизм не способен доказать, что Бога нет. Чтобы сделать это, пришлось бы для начала облететь все четыреста миллиардов звезд Вселенной и досконально их обследовать, что в принципе и невозможно, и бесполезно, ибо речь идет о духовных материях. Про одного из выдающихся советских нейрохирургов, православного человека, не скрывавшего своих убеждений, ходит такая история. Как-то один из высокопоставленных партийных деятелей того времени после совещания в Кремле ехидно заявил, что, дескать, советские космонавты слетали в космос и не нашли там Бога. На это хирург ответил, что за свою многолетнюю практику он тысячи раз вскрывал череп человека, но ума тоже там не обнаружил.

Смерть устрашает как финал, как последняя черта, отделяющая нас от непознанного. Но очевидно, что весьма схожие со смертью состояния мы испытываем, чуть ли не ежедневно. Что есть сон? Разве кто-нибудь имеет гарантию, что наутро проснется? А наркоз, а потери сознания? Чем не «маленькие смерти»?

Однако их мы почему-то не боимся (хотя бояться надо, и верующие, понимая это, читают утренние и вечерние молитвы, покаянно моля Бога принять их души, если смерть вдруг застигнет во сне). В то же время мы трепещем при одной только мысли о «старухе с косой», ожидающей нас у финишной черты?

Почему же всю жизнь мы изо всех сил стараемся отгонять мысли о смерти или не думать о ней вообще? Почему наш рассудок, превосходный изобретатель самых разнообразных страхов, всячески избегает темы главного страха — физической смерти? А может, это как раз и есть то единственное, чего боится сам рассудок? Не потому ли всякий раз, когда кто-то умирает, мы ощущаем скрытое облегчение: «Слава Богу, не я, не моя очередь»? Неосознанно люди бьются за «право» оказаться в хвосте этой траурной цепочки. Но все усилия тщетны. Вспомним эпиграф к знаменитому роману Хемингуэя: «Не спрашивай, по ком звонит колокол, — он звонит по тебе!»

Подлинная причина страха смерти гораздо глубже. Именно ее, этой причины, боится наш рассудок. Где-то в самой глубине души человека живет сокровенный страх предстать пред очами Бога. Узреть же Бога — значит, увидеть себя таким, каков ты есть. С грехами и не искупленными пороками, без привычного земного «прикрытия» — власти, денег, имущества, связей и пр. Смерть в одно мгновение разрушает этот «карточный домик», оставляя единственно вечное и ценное — душу, обогащенную добром или оскверненную, изъеденную злом.

Если не возрастание духом, не приращение — добром и любовью — данной нам свыше души, то какой еще иной смысл может быть в жизни? Продолжение рода? Тогда чем мы отличаемся от животных и с какой целью наделены одухотворенным разумом? Знания, власть, богатство? Все останется на земле и обернется прахом, когда придет срок. Прогресс? Но прогресс ли это, если человек из века в век духовно нисходит, все больше уподобляясь скоту (ешь, пей, веселись!) и страшась, глядя на творения рук своих, если плоды разума его, которыми он так гордится, делают жизнь все опаснее не только для него самого, но и для Земли. Возьмем те же мегаполисы. Что может быть более противным человеческому естеству, чем «каменные джунгли» с их концентрированным злом, стрессами и теплыми квартирами-стойлами? Жизнь человека в них буквально нашпигована рисками, и любой многоэтажный дом, любая станция метро или стадион в мгновение ока может превратиться в огромную братскую могилу.

Заметьте, с какой точностью, скоростью и слаженностью маневрируют мотыльки вокруг зажженной лампочки, рыбы в океане, птицы в поднебесье. Никаких столкновений, аварий, дозаправок в воздухе! А теперь представьте себе миллионы людей, ежегодно гибнущих по вине достижений человеческого разума — в автомобилях, самолетах, поездах и т. п. Никто не собирается тормозить прогресс! И все же становится очевидным, что развитие науки и техники в условиях доминирующей на планете «рациональной исступленности», в отсутствие «коррекции» духом ведет к планомерному росту и накоплению глобальных рисков. Вся так называемая цивилизация в каждом своем звене — от лифта до сверхзвукового лайнера — несет прямую и постоянную угрозу жизни своего «творца» — человека не-осознанного.

Страх смерти — один из главных рычагов, с помощью которых рассудок исподволь манипулирует поведением неосознанного человека. Хотите пример? В любом споре нам непременно надо победить оппонента, заставить его отказаться от своей позиции. Но если задуматься, истина в споре не рождается, ее там просто нет. Мир дуален, поэтому любое его явление несет в себе и «за», и «против». Стоит лишь внимательно и беспристрастно изучить точку зрения оппонента, и в ней отыщется несколько очевидных «плюсов», которых в запале спора мы стараемся не замечать.

Одолеть собеседника — значит, доказать свое первенство и силу, свое превосходство над ним… перед лицом неизбежной смерти. Естественно, в ходе спора никто об этом не думает. «Вето», наложенное рассудком на эту тему, исправно действует. Но дело обстоит именно так.