Глава 12 ВЕРА — УБИЙЦА РАЗУМА

Глава 12

ВЕРА — УБИЙЦА РАЗУМА

Какой самый большой вред причиняют человечеству так называемые религии?

Самый большой вред, который так называемые религии причиняют человечеству, состоит в том, что они мешают ему найти подлинно религиозное сознание. Они претендуют на звание подлинных религий. Все религии мира с самого детства приучают ум человека верить в то, что его религия, религия, в которой он родился, — единственно правильная.

Индус верит, что его религия — единственная истинная религия в мире, а все остальные религии ложны. Точно так же думает иудей, христианин, буддист, мусульманин. Все они сходятся в одном: нет нужды искать истинную религию, истинная религия у тебя уже есть — ты в ней родился.

Я считаю это самым большим вредом, потому что без подлинной религиозности человек не может по-настоящему жить — он лишь прозябает. Он остается на поверхности, никогда не достигает глубины, подлинности. Он ничего не знает о своих собственных глубинах. Он знает себя только со слов других; из того, что они говорят. Так же как ты узнаешь свое лицо при помощи зеркала, ты узнаешь себя благодаря мнению других людей — непосредственно ты себя не знаешь. Ты полагаешься на мнение людей, которые находятся в такой же ситуации, как и ты: они не знают самих себя.

Эти религии создало общество слепых людей, они постоянно говорят: «Тебе не нужны глаза». У Иисуса были глаза — зачем христианину иметь глаза? Все, что тебе нужно, — это верить в Иисуса, и он приведет тебя в рай; просто следуй за ним. Тебе не разрешается думать, ибо мысли могут увести тебя в сторону. Они могут увести тебя с того пути, на который тебя направляют, ведь размышление означает заострение твоего разума, пробуждение сомнения. А это очень опасно для так называемых религий. Эти религии хотят, чтобы ты был тупым, мертвым, неподвижным, они не хотят, чтобы у тебя был разум. Но они хитрят, используя красивые названия: они называют это верой. Однако это не что иное, как убийство твоего разума.

Подлинная религия не потребует от тебя веры. Она требует непосредственного опыта. Она не будет просить тебя отбросить сомнение, — напротив, она поможет тебе обострить твое сомнение — так, чтобы ты мог исследовать до самого конца.

Подлинная религия поможет тебе найти твою собственную истину.

И запомни, моя истина никогда не может стать твоей истиной, ибо истина не передается от одного человека к другому. Истина Мухаммада — это истина Мухаммада, она не станет твоей истиной лишь благодаря тому, что ты примешь мусульманство. Для тебя это останется только верой — и кто знает, знает Мухаммад или нет? Кто знает, может быть, Иисус был просто фанатиком, невротиком. А именно это утверждают все современные психиатры, психологи и психоаналитики: Иисус был психически больным.

Объявить себя единственным сыном Бога, заявлять: «Я Мессия, я пришел спасти весь мир от страдания и греха», — разве это нормально? И скольких людей он спас? Не думаю, что он спас от страдания и греха хотя бы одного. Определенно, у него была мания величия.

Как ты можешь верить? Даже если Гаутама Будда знает истину, ты не сможешь узнать наверняка, знает он или не знает. Да, если ты сам знаешь истину, тогда ты сможешь распознать человека, знающего истину, — ты сможешь уловить ее аромат. В противном случае ты просто веришь в общественное мнение, в массовую психологию низшего пошиба.

Истина приходит к высочайшему разуму.

Но если тебя с самого рождения учат верить, ты превращаешься в калеку, ты разрушаешься. Если с самого рождения тебя обусловливают какой-то верой, ты теряешь свою душу. И тогда ты не живешь, а прозябаешь. Именно в таком положении находятся миллионы людей по всему миру: они прозябают.

Какая жизнь у тебя может быть? Ты даже не знаешь себя. Не знаешь, откуда ты пришел, куда идешь и с какой целью. И кто довел тебя до такого состояния? Вовсе не дьявол, а попы, священники, раввины, шанкарачаръи — вот настоящие дьяволы.

Насколько я могу видеть, все синагоги, храмы, мечети, церкви служат дьяволу, а не Богу, поскольку то, что они делают, вовсе не божественно — это чистое убийство, убийство всего человеческого разума.

Но они делают и многое другое. Для причинения такого фундаментального вреда требуется поддержка многих других видов вреда. Например, они лишили Вселенную покрова тайны. Я считаю это одним из величайших преступлений.

Повторю еще раз: они лишили Вселенную покрова тайны, и я считаю это одним из величайших преступлений. Но они сделали этот так хитро, так тонко, что ты даже не сознаешь, что произошло.

Что я имею в виду, когда говорю, что они лишили Вселенную покрова тайны? Они приготовили для тебя готовые ответы. У каждой религии есть свой катехизис. Христиане спрашивали меня: «Почему бы вам не издать небольшой буклет, что-то вроде вашего катехизиса? У вас столько книг, что очень трудно их все прочесть и понять, в чем заключается ваше послание. А так было бы очень удобно — напечатанный в формате почтовой открытки катехизис, как это делают христиане».

Я им ответил: «В моем случае это невозможно, потому что у меня нет никакого катехизиса. Вам придется прочесть мои книги. Вам придется войти в эти джунгли и найти послание. И я не знаю, найдете ли вы его или сами потеряетесь — второе более вероятно».

Но у каждой религии есть катехизис. Что такое катехизис? Еще до того, как ты спросил, тебе отвечают на вопросы, ответов на которые не существует. Ребенок не спрашивает, кто создал мир; он еще слишком мал, чтобы задавать такие вопросы. Но религии перехватывают его прежде, чем он успевает вырасти и у него возникнет такой вопрос. Как только вопрос возник, их ответы уже не помогут.

Когда ребенок начинает спрашивать, кто создал мир, ответ «мир создал Бог» уже бесполезен, потому что ребенок обязательно спросит: «А кто создал Бога?» Это не ответ, потому что вопрос остается тем же самым, он просто немного отступает, на шаг назад. И в конце концов религии говорят: «Бога никто не создавал». Очень странно — ведь, следуя их логике, у всего, что существует, должен быть творец.

Как-то раз одному из моих религиозных учителей, к которому я должен был ходить каждую неделю и слушать его вздор, я сказал:

— Вы говорите, будто у всего, что существует, должен быть творец.

— Конечно, — ответил он.

Тогда я спросил:

— А Бог существует или нет?

Он насторожился: если он скажет, что Бог существует, тогда, согласно его собственной логике, у Бога должен быть творец. И к чему это ведет? К абсурду. Можно продолжать и продолжать: «А» создало «Б», «Б» создало «В», «В» создало «Г» — и дойти до конца алфавита, и «Я» поставит перед тобой все тот же знак вопроса. Ничто не изменится. Вопрос вымышленный, на него не существует ответа.

Но ни одна религия не имеет достаточно мужества сказать: «Существуют вещи, о которых, сколько ни спрашивай, ответа не получишь. Жизнь — это тайна». А жизнь может быть тайной только тогда, когда есть вопросы, на которые невозможно ответить.

Но в таком случае религия теряет над тобой всякую власть. Если есть вопросы, на которые нет ответа, то чем занимались все ваши мессии, ваши посланники Бога и воплощения Бога?.. Что все они делали? Отвечали на вопросы, ответить на которые невозможно и которые следует оставить без ответа. Честный человек, искренний ум признает тот факт, что вопрос может существовать, но на него может не быть ответа.

Вот почему я говорю, что поэзия гораздо более религиозна, чем ваши так называемые священные книги. Музыка гораздо более религиозна, чем проповеди так называемых апостолов. Живопись гораздо более религиозна, потому что она не дает ответов — скорее, она отражает тайну, которой является существование. Поэзия не дает тебе никаких ответов, она просто отражает: восход солнца, закат, плывущие по небу облака, парящую птицу, радугу. Она не дает никаких ответов.

Хайку дзэн говорит:

Дикие гуси пролетают над озером.

Естественно, оно их отражает.

Гуси не просят: «Пожалуйста, отрази нас». И озеро не говорит: «Спасибо, что прилетели отразиться во мне». Озеро хранит молчание, гуси хранят молчание; отражение случилось — но ни единого слова ни с одной стороны. Но и это не все: дикие гуси не ждут получить отражение, — если они не будут отражены, они не обидятся. И если дикие гуси никогда не пролетят над озером, озеро не обидится тоже; оно не почувствует себя отвергнутым, униженным. Оно никогда не звало и не приглашало их.

Нечто случается, но вопрос «почему?» не возникает. Поэзия, живопись, музыка... Задавался ли ты когда-нибудь вопросом по поводу великой музыки: «Какой в ней смысл?» Слушая Бетховена или Моцарта, спрашивал ли ты: «Какой в этом смысл?» Или, рассматривая картины Пикассо...

Однажды случилось...

Один мультимиллионер пришел к Пикассо:

— Я хочу приобрести несколько ваших картин.

— Но мои картины очень дорого стоят, — ответил Пикассо.

— Цена не имеет значения. Дайте мне две ваши картины, и, сколько бы они ни стоили — я даже не спрашиваю об этом, — я расплачусь наличными.

Пикассо оказался в затруднительном положении, поскольку на тот момент у него была закончена только одна картина. Он вышел, разрезал картину на две части, принес покупателю две половины и продал их.

Один из его друзей, который был там и все это видел, сказал:

— Прежде всего, эта картина была абсолютно бессмысленной — я никак не мог ее понять. Трудно было даже определить, где у нее верх, а где низ и как ее вешать. Я пытался вешать ее по-разному, но, как ни повесь, она все равно была прекрасна,— а это значит, что она не несет никакого смысла. А теперь ты совершил великое чудо — разрезал эту картину на две части, и тот человек приобрел две картины, у которых заведомо не может быть никакого смысла, ведь теперь каждая из них является лишь половиной — второй половины не хватает.

— Но об этом никто никогда не узнает, — сказал Пикассо. — Я бы мог разрезать ее даже на четыре части. Я сам не знаю, что она означала, но, пока я ее рисовал, я получил такое удовольствие...

У него на глаза навернулись слезы, ему было очень жаль, что картину пришлось продать.

Художники, поэты, музыканты обогащают человеческий ум, ибо не лишают его тайны существования. Наука вначале шла тем же путем, что и так называемая религия. В XVIII веке наука действовала так же глупо, — возможно, потому что был лишь один прецедент: религия. Наука тоже пыталась раскрыть тайну существования, но вскоре осознала, что чем глубже ты входишь в существование, тем больше погружаешься в тайну.

Вскоре наука поняла знаменитое высказывание Сократа: «Тот, кто знает мало, думает, что знает много, а тот, кто знает много, понимает, что знает мало. Идиот думает, что он знает все, а действительно мудрый человек знает только одно: он ничего не знает».

По мере того как твой разум становится все более и более зрелым и ты входишь в существование с разных сторон и начинаешь чувствовать, проживать и любить его, это становится все больше похоже на поэзию, живопись, музыку, танец, любовный роман — но не на теологию. Медленно, постепенно Сущее обретает такую таинственность, что ты никогда и представить себе не мог, что сидишь на таких несметных таинственных сокровищах. А религии дают тебе готовые ответы.

Перед тобой Сущее, и естественно возникает вопрос: «Кто его создал?» Оставайся с этим вопросом. Не принимай ничьих ответов, потому что кругом опасные торговцы: христиане, мусульмане, индусы, буддисты, джайны, иудеи — самые разные торговцы ищут своих покупателей, пытаясь продать им то, что является не чем иным, как отравой.

Они говорят: «Мир создал Бог» или «Мир создал Аллах». Да, они дают тебе ответ, но знаешь ли ты, какой вред они причиняют? Если ты примешь их ответ, твой вопрос умрет. А со смертью вопроса умрет и исследование: ты никогда больше не будешь исследовать. Но если ты продолжишь исследование, я могу тебе гарантировать... А моя гарантия не основывается на Ведах, или Библии, или Коране; она основывается только на моем опыте, на моем личном исследовании. Я говорю тебе с полной гарантией, что если ты будешь продолжать спрашивать, не принимая ничьих ответов — включая мои, — тогда со временем ты обнаружишь, что, хотя ответ так и не найден, вопрос исчез.

И это — момент переживания тайны.

Ты видишь разницу? Так называемые религии подавляют твой вопрос, они накрывают его своим ответом, будто этот ответ исходит от самого Бога. Индусы говорят, что Веды были написаны Богом. Полная чепуха, потому что в Ведах столько явно абсурдных вещей, что если они были написаны Богом, то такого Бога нужно низвергнуть.

Все религии придают своим ответам особую важность, значимость и непогрешимость — как если бы они исходили от самого Бога, его сына или его посланника. Все эти стратегии используются для того, чтобы ответ глубоко проник в твое существо и настолько глубоко тебя обусловил, чтобы твой вопрос ушел в подсознание.

Задача истинной религии — отбросить все ответы, отбросить все авторитеты и пробудить твой собственный поиск, твои сомнения, твои вопросы, помочь тебе отправиться на поиски неизвестного. Это опасное путешествие. Религии обеспечивают тебе комфортную жизнь, удобные жизненные условия. Но не существует другого способа жить, кроме как жить рискуя; кроме как быть готовым погрузиться в темноту, искать и исследовать самостоятельно. И я говорю тебе, что ответа ты не найдешь. Никто еще никогда не находил ответа. Все ответы — ложь.

Да, ты найдешь реальность, но реальность — это не ответ на твой вопрос. Реальность — это смерть для твоего вопроса. И когда вопрос исчезает и нет никакого ответа, ты оказываешься в пространстве тайны.

Подлинная религия — это мистика.

Наука вначале пыталась следовать хорошо проторенным путем старых религий. Но долго этим путем она идти не могла, ведь наука должна констатировать факты, реальность, а религия, так называемая религия, основывается на вымысле. Поэтому религия может продолжать жить в своем вымышленном мире, но науке рано или поздно приходится столкнуться с реальностью. Наука не смогла просуществовать даже одного столетия с мыслью: «Скоро мы раскроем тайну всей Вселенной, скоро мы узнаем все».

Спроси Альберта Эйнштейна или лорда Резерфорда... Спроси этих людей, которые проникли в глубочайшие тайны материи, — и ты увидишь, что их высказывания подобны высказываниям мистиков, они очень скромны. Прежний эгоизм ученых XVIII и XIX веков полностью исчез. Теперь ученый — самый скромный человек в мире, потому что он знает, что все познать невозможно.

Мы можем научиться жить более эффективно, мы можем научиться жить дольше, мы можем сделать свою жизнь более комфортной — но мы не можем познать, что такое жизнь. Этот вопрос до конца останется вопросом.

Все мои усилия здесь направлены на то, чтобы помочь тебе снова стать незнающим.

Религии всегда делают тебя знающим, и в этом их вред. Они вручают тебе все христианское учение в форме катехизиса, который можно выучить за час на ходу и повторять, как попугай, — так легко, так просто. Но так ты не узнаешь истину, реальность, то, что окружает тебя снаружи и наполняет внутри. Катехизис не даст тебе этого.

Но отбросить знания — это самая большая проблема, потому что знания питают твое эго. Эго хочет обладать всеми знаниями, какими только возможно. И когда я говорю, что вы должны отбросить всю свою осведомленность и снова стать детьми, я имею в виду, что ты должен вернуться к тому моменту, когда раввины и священники завладели твоим вниманием. Ты должен начать снова с той же точки.

Ты должен стать невинным, несведущим, ничего не знающим — чтобы у тебя снова начали возникать вопросы. Тогда исследование возобновится; а когда происходит исследование, ты не можешь просто прозябать.

Тогда жизнь становится приключением, экспериментом. Все вокруг обретает аромат тайны.

Тогда ты не сможешь просто пройти мимо зовущей тебя цветущей розы. Ведь что есть ее аромат, как не зов? Это ее язык; она говорит: «Пожалуйста, побудь со мной немного. Здесь так холодно, так одиноко». Ты не сможешь пройти мимо, ни один ребенок не сможет пройти.

Но раввины, пандиты, маулви, ученые так обременены книгами, их умы так переполнены всяким хламом — все эти люди собирают антиквариат, мертвые скелеты, — что они не услышат зова розы. К тому же они и так все знают. Они знают даже, кто создал Бога, кто создал мир, кто создал душу, — что уж там говорить о бедной розе.

Но спроси поэта, и он скажет: «Роза — это роза». Что это такое? Ответ? Или вопрос? Это не вопрос и не ответ. Это просто описание, отражение: он просто говорит о том, что видит. Он не цитирует писания. Но есть люди, которые постоянно...

Около десяти лет назад я был в Калькутте, и ко мне пришел один человек — известный ученый, профессор философии, доктор Бхаттачарья; он был хорошо известен в философских кругах во всем мире. И он спросил меня:

— Можешь ли ты мне сказать — этот вопрос не дает мне покоя, — существует ли святой язык, отличный от обычного языка?

— Странный вопрос, — ответил я, — он никогда не приходил мне в голову. Язык есть язык. Какое отношение язык имеет к святости? Но я могу понять твой вопрос, потому что индусы считают санскрит священным языком, божественным языком.

Именно поэтому брамины, каста священнослужителей, всегда удерживали на него монополию.

Большая часть индийского общества не знает санскрита. Женщинам вообще не разрешается его изучать. Для женщин специально создали другие писания, которые представляют собой просто истории, религиозные истории, не имеющие никакой значимости. Но что-то нужно было дать женщинам, чтобы они не требовали от браминов настоящих писаний. А они не хотели печатать и издавать настоящие писания, ведь, как только они начнут издаваться, будет очень трудно удерживать на них монополию. Поэтому многие столетия — даже когда уже появилась печать — Веды не издавались. Потом они стали говорить, что Веды нельзя переводить на другие языки, потому что тогда вся их святость будет утрачена. И опять прошли столетия, прежде чем удалось добиться их перевода. Но брамины и сейчас убеждены, что переводы Вед не обладают оригинальным качеством святости. Разве Веды могут быть написаны на английском, немецком или французском языках? Эти языки не божественные — так считают индусы.

Однако и другие не уступают им в глупости. Евреи считают языком Бога иврит. Когда он разговаривал с Моисеем, он говорил на иврите. Одним из грехов Иисуса было то, что он говорил не на иврите, а на арамейском. Арамейский был языком самого низшего класса, и Иисус был сыном плотника, а вовсе не единородным сыном Бога — иначе он знал бы иврит. Даже с Богом он говорил на арамейском, а это греховный поступок — говорить с Богом на языке простых людей.

Так что я сказал доктору Бхаттачарье:

— Я понимаю твой вопрос — хоть он и глуп, но с точки зрения ученого человека он логичен.

— Глупый и логичный одновременно?! — удивился он.

— Тут нет никакого противоречия, — сказал я. — Глупцы и ученые — это одни и те же люди. Кто-то называет их глупцами, а кто-то называет учеными — кто еще станет ученым, как не глупец? Зачем? Когда перед тобой все существование, когда повсюду пульсирует жизнь, ты корпишь над книгами!

Мне вспоминается... но об этом немного позже. Сначала закончим с профессором Бхаттачарьей. Я сказал ему:

— Да, между святым и несвятым языком существует разница.

Тебя не должно вводить в заблуждение имя профессора Бхаттачарьи. В Бенгалии фамилия Бхаттачарья обычно принадлежит высшему классу браминов, но его отец был нищим и принял христианство. И именно благодаря христианству он получил образование в монастырских школах и потом его послали учиться в лучшие колледжи на Запад. Он был христианином, потому я сказал ему:

— Это настолько же просто, как обычное выражение: «Сукин сын».

— Ты меня обзываешь! — возмутился он.

— Я не обзываю тебя, — сказал я, — я просто привожу пример. Обычно люди говорят: «Сукин сын». А если это перевести на святой язык, то получится: «Сын Святого Духа». Вот и вся разница. Но, на мой взгляд, первое выражение по крайней мере более человеческое, правдоподобное и возможное. А второе не свойственно человеку; не истинно, невозможно.

Теперь позвольте рассказать вам то, о чем я вспомнил. Одним из величайших поэтов Индии был Рабиндранат Тагор. Он единственный индийский поэт, получивший Нобелевскую премию. Но дело не в том, что нет других поэтов. На самом деле есть много гораздо более талантливых поэтов, чем Рабиндранат Тагор, — но они пишут на своих родных языках.

В Индии тридцать основных языков, и они так красивы, что их невозможно перевести на английский. Рабиндранат получил Нобелевскую премию лишь потому, что он мог писать стихи на английском — сначала он писал на бенгальском языке, а потом сам переводил на английский — причина только в этом.

Иначе прямо сейчас в Индии можно найти сотню поэтов, достойных Нобелевской премии, но никто никогда о них не услышит, потому что Нобелевская премия не назначается для тех языков, на которых они пишут.

Но Рабиндранат, будучи сыном очень богатого человека, воспитывался и получил образование в Англии, так что для него это не было проблемой. Хотя он сам никогда не считал, что смог передать на английском то, что писал на бенгальском, он получил Нобелевскую премию за одну из своих книг, сборник стихов «Гитанджали». Когда он писал «Гитанджали», он жил в маленьком плавучем домике, путешествуя по реке в одиночку и останавливаясь там, где ему понравится. Именно в те дни он сочинял свои стихи.

Однажды в ночь полнолуния он писал о полной луне, о красоте полной луны, сидя в маленькой комнатке своего плавучего дома и не сознавая, что полная луна сияет снаружи. Он находился в одном из самых прекрасных мест на реке; на протяжении многих миль не было ничего, кроме полной тишины. Лишь изредка эту тишину нарушал шум водопада, после которого тишина становилась даже еще глубже.

Он не знал — он сидел со свечой и писал о полной луне, о ее красоте. Посреди ночи, почувствовав себя усталым, он задул свечу, и как только он задул свечу... Позже он напишет в своем дневнике: «Случилось чудо. Я был потрясен: как только свеча погасла, отовсюду, изо всех уголков...» Такие плавучие хижины в Бенгалии делают из бамбука, и сквозь щели бамбуковых стен хижины полился лунный свет.

На мгновение он замер. Он никогда не переживал такой тишины. Он вышел наружу, увидел луну и заплакал. Тогда он вернулся внутрь, разорвал стихи, которые написал о луне, о ее свете, о ее красоте, и написал в своем дневнике: «Я был так несправедлив к луне, к тишине ночи. Мое стихотворение было полной чепухой, оно не передавало даже тысячной доли. Луна стучалась в мою дверь, а я был гак поглощен работой над своей книгой, что не слышал этого. В своем стихотворении я говорил о тишине, а тем временем снаружи была такая глубокая тишина — никогда прежде я не переживал такой тишины и никогда впоследствии. Если бы я просто лег спать, не задувая свечи, я бы так и не узнал ее. Небольшого пламени свечи было достаточно, чтобы помешать пролиться внутрь лунному свету».

Эти люди обременены книгами и словами, которые не являются их опытом. А пока что-то не станет твоим опытом... не обманывай себя. Обладание знаниями может быть очень обманчивым. И именно религии ответственны за то, что люди становятся знающими.

Они должны помогать людям становиться невинными, они должны помогать им становиться незнающими, они должны помогать им спрашивать, искать и исследовать. А вместо этого преподносят тебе все на блюдечке, дают все ответы, которые тебе необходимо найти. И ты даже не осознаешь, что теряешь, когда получаешь эти подарки. А теряешь ты все. Ты живешь заимствованной жизнью, ведь тебе говорят, как ты должен жить. Тебе говорят, как организовывать свою жизнь. Тебе говорят, как контролировать свое поведение, свою природу, и ты слепо следуешь этому, не понимая простого принципа: Гаутама Будда может родиться только один раз. За двадцать пять веков миллионы людей пытались стать Гаутамой Буддой и ни одному из них это не удалось.

И очень хорошо, что это никому не удалось, — было бы очень плохо, если бы кто-то добился в этом успеха. Это никому не удалось, потому что каждое существо по-своему уникально. Гаутама Будда был по-своему уникален, и ты по-своему уникален. Ты не должен следовать за ним, как и он не должен следовать за тобой. Последователь становится подражателем. А как только ты становишься подражателем, ты теряешь контакт со своей жизнью. Вот что я имею в виду, когда говорю, что ты начинаешь прозябать. Ты играешь чью-то роль и полностью забываешь свою настоящую жизнь.

В моей родной деревне каждый год ставят спектакль о жизни Рамы. Однажды я был на спектакле, и вот что случилось... Это было так смешно и так многозначительно...

В этой истории жену Рамы Ситу похитил Равана. Рама и его брат Лакшмана собрали армию и пошли сражаться. После того как Сита три года провела в заточении на Шри-Ланке, они начали войну. Равана был великим воином. Рама и Лакшмана тоже были великими воинами, но они были молоды, а Равана был опытным стрелком, и первая же его стрела поразила Лакшману. Всем было известно, что тому, в кого попадет его стрела, уже не выжить.

Немедленно вызвали лучшего врача, чтобы он что-нибудь сделал. Врач сказал: «Ему может помочь только одно средство. На юге Индии есть гора Аруначала. На этой горе растет небольшое растение, сандживани, и оно обладает живительной силой. Если в течение двадцати четырех часов это растение будет доставлено, тогда есть надежда. А иначе по прошествии двадцати четырех часов уже ничего нельзя будет сделать, яд распространится по всему телу». Лакшмана был уже в коме.

Один из учеников Рамы, Хануман, который тоже был великим воином, сказал: «Я сейчас же отправлюсь и принесу это живительное растение, сандживани, — только дайте мне какое-нибудь указание, признак, по которому я смог бы его найти, — к тому времени когда я прибуду на место, будет уже ночь».

Врач сказал: «Найти его очень просто, особенно ночью. Днем его найти гораздо сложнее, но ночью оно испускает свет, и ты легко его найдешь. От него исходят лучи, как будто оно горит огнем».

Согласно легенде, Хануман был королем обезьян и сам был обезьяной. Все индусы говорят, что так и было на самом деле. И Хануман полетел — не знаю, как это возможно, но он полетел. В общем-то, обезьяны почти летают, перепрыгивая с дерева на дерево. По крайней мере я знаю, как это сделали в спектакле: его обвязали веревкой, веревку двигали, и он показывался перед публикой парящим над сценой.

Когда он добрался до горы, возникла проблема. Дело в том, что гора, вся гора светилась. Хануман оказался в затруднении. Было так много светящихся растений — которое из них сандживани? Может быть, все? Он стал рассматривать растения — они были разными... Что же делать? Но он был сумасшедшим преданным — он взял всю гору!

В религиозных историях возможно все: Иисус ходит по воде, превращает воду в вино, камни превращает в хлеб — все возможно. Так что Хануман пришел обратно с горой. Но что же случилось в этом спектакле?

Хануман возвращался с горой — гора была сделана из картона, и он держал ее, вися на веревке. В какой-то момент веревка застряла, и он завис в воздухе на полпути! Публика — а там собралось как минимум пятьдесят тысяч человек, потому что люди обычно отовсюду приезжали, чтобы посмотреть этот спектакль, — кричала и свистела. Рама стоял на сцене, Лакшмана лежал в коме, врач сидел рядом с ним. Суфлер тем временем продолжал подсказывать Раме его реплики согласно сценарию, и Рама произнес: «О Хануман, где ты?» — а Хануман висел у него над головой — «Куда ты пропал? Возвращайся скорее — если ты не придешь до восхода солнца, мой брат умрет!»

Режиссер-постановщик не знал, что делать. Он выбежал на сцену и пытался как-нибудь высвободить веревку, но ничего не получалось. Он так нервничал, что от растерянности в конце концов перерезал веревку. И Хануман вместе со своей горой упал прямо на Лакшману. Лакшмана вскочил, но Рама, невзирая ни на что, продолжал говорить то, что ему подсказывали: «О Хануман, ты пришел как раз вовремя...»

Хануман закричал: «Заткнись! Иди к черту со своим братом! Сначала скажи мне, кто обрезал веревку, — сначала я разберусь с ним, а потом уже продолжим спектакль». А он был известным силачом в городе, поэтому режиссер сбежал, опасаясь, как бы Хануман не переломал ему кости.

Так вот, наблюдая за всем этим, я заметил одну вещь: хотя актер играл роль Ханумана, в тот момент, когда он упал с веревки, он совершенно забыл о спектакле. Он кричал: «Иди к черту!» — он кричал «иди к черту» своему Богу! Он говорил: «Иди к черту со своим братом! Сначала скажи мне, где режиссер! Кто обрезал веревку? Сначала главное — спектакль подождет». Конечно, все его слышали и все пятьдесят тысяч зрителей смеялись.

Гора развалилась на куски, а Лакшмана уже поправился, так что не было необходимости... Врач просто незаметно выскользнул через заднюю дверь. Растение сандживани было уже не нужно — Лакшмана стоял на сцене и смотрел на происходящее. Пришлось опустить занавес и увести всех актеров со сцены. Ханумана заменили — когда поднялся занавес, на сцене был уже другой актер — первый был так зол, что никак не мог успокоиться: «Пока я не найду этого постановщика, я не буду играть. Я его из-под земли достану!»

Всего лишь небольшой удар, и, кого бы ты ни изображал — Будду, Христа или Кришну, — все это мгновенно исчезнет; достаточно одного удара по голове. Подражание не может войти в твое существо, оно всегда будет оставаться на поверхности. Ты можешь практиковать на протяжении тридцати, сорока лет... Некоторые монахи практикуют по пятьдесят лет. Есть католические монастыри, из которых монах уже не может выйти до конца своей жизни. И в этих монастырях живут тысячи людей. Что они делают? Непрестанно прикладывают усилия, стараясь стать хотя бы немного похожими на Христа — если не полностью, то хотя бы отчасти. Но такое подражание не поможет. Ты можешь создать себе фальшивую, ложную маску, но стоит ее чуть-чуть поскрести, и под ней обнаружится все тот же человек, которым ты являешься. Существование не обманешь подражанием, ты можешь обмануть только самого себя.

Религии, давая тебе идеалы — что делать, что думать, каким быть, — всем тебя обеспечивают. Тебе ничего не остается делать, тебе нужно только слепо следовать. Так что неудивительно, что все человечество ведет себя как слепое.

Но кто за это ответствен? За это ответственны все религии, они делают тебя фальшивым, искусственным. Они объясняют тебе во всех подробностях, что тебе есть, а чего не есть; во сколько ложиться спать и во сколько вставать, — ты находишься под полным контролем. Ты превращаешься в робота. И чем больше ты похож на робота, тем более святым тебя считают. Тебя начинают почитать и уважать. Чем менее ты естествен, тем большим уважением пользуешься. И если в какой-то момент ты проявишь свое подлинное естество, ты потеряешь всякое уважение.

Когда я был в Хайдарабаде, один джайнский монах, слушая меня, так заинтересовался, что решил оставить монашество. Он пришел в дом, где я остановился, и я сказал хозяину дома:

— Он сделал великий шаг, так что будь осторожен — джайны теперь ему не простят. Много лет они почитали этого человека, прикасались к его стопам, но теперь они захотят его убить, так что будь осторожен и постарайся его обезопасить. Через три дня я уеду, и тогда я заберу его с собой — надо отвезти его в какое-нибудь место, где он мог бы пожить несколько месяцев, не подвергаясь угрозе со стороны джайнов.

Но в тот день у меня должна была состояться лекция в зале муниципалитета Хайдарабада, и джайнский монах настойчиво просил:

— Я хочу пойти с тобой.

Я не видел в этом никакой проблемы и поэтому сказал:

— Хорошо, можешь пойти.

Но когда мы прибыли на место, я увидел, что там собралась вся джайнская община. Узнав, что я собираюсь выступать в городском зале, они просчитали, что монах, скорее всего, тоже придет — «тут-то он и попадется».

Увидев всю ситуацию, я сказал монаху:

— Поднимись вместе со мной на сцену и сядь позади меня. Посмотрим, что произойдет.

Мэр представил меня, но он еще не закончил говорить, как сотни людей поднялись со своих мест и потребовали:

— Мы хотим, чтобы этого джайнского монаха убрали со сцены.

Мэр растерялся: я был его гостем, а монах пришел вместе со мной — он был моим гостем. Тогда я сказал мэру:

— Сядьте на место, я сам все улажу.

Я спросил этих людей:

— Вы хотите опять прикоснуться к его стопам?

— К каким стопам! — зашумели они. — Мы отрежем ему голову!

— Давайте разберемся, — сказал я. — Сколько лет он был монахом — двадцать? Он стал монахом, когда ему было всего лишь двадцать лет, а сейчас ему сорок. На протяжении двадцати лет вы прикасались к его стопам, спрашивали его совета — и вдруг, не прошло и нескольких часов, вы хотите отрезать ему голову. Что случилось? Это тот же самый человек. Прежде вы не считали себя достойными сидеть рядом с ним, а теперь вы требуете, чтобы его убрали со сцены и посадили на пол рядом со всеми. Что изменилось? Можете вы мне объяснить, что изменилось?

Они ответили:

— Все изменилось — он больше не джайнский монах.

— Верно, — сказал я, — он больше не носит одежду джайнского монаха — но разве вы поклонялись одежде? Я принес ее с собой.

Его одежда лежала у меня в сумке, он этого даже не знал. Я вытащил одежду, положил ее на сцену и сказал:

— Можете прикоснуться к одежде — вот ваш монах. Этот человек не имеет к вам никакого отношения, вы никогда не прикасались к его стопам. Так что незачем на него так злиться и стремиться отрезать ему голову. Вы не прикасались к его стопам, и вы не должны отрезать ему голову. Этот человек посторонний для вас, но его одежда и чаша для подаяния — вот они, перед вами. Можете делать с ними, что хотите: хотите, прикасайтесь к стопам, хотите, отрезайте голову.

И я им сказал:

— Поймите простую вещь: двадцать лет следования дисциплине...

А джайнов нельзя обмануть, потому что пятеро монахов живут вместе. Монахам не разрешается жить по одному, ведь кто знает? Если монах один, он может делать что-то такое, что не соответствует правилам. Четверо шпионят за пятым. По сути, они все шпионят друг за другом.

Им нельзя ночевать в чьем-нибудь доме, они должны ночевать только в храме, потому что в доме может случиться все что угодно. Там женщины, разная еда, а эти люди голодны до еды, до женщин, до всего. Они всегда голодны.

Им разрешается есть только раз в день, и им нельзя прикасаться к женщине. Что там прикасаться, им нельзя даже смотреть на женщину. Чтобы монах случайно не увидел женщину, ему предписывается все время смотреть в землю, на четыре фута впереди себя, когда он идет. Только так монах должен ходить — если ему повстречается женщина, в таком случае он увидит лишь ее ноги и больше ничего.

Монаху не разрешается ночевать в домах мирских людей, потому что — кто знает? Ночью он может открыть холодильник. Голодный человек — это голодный человек. В храмах же нет ни холодильников, ни еды, ни воды. Им ночью нельзя даже пить воду.

Я сказал:

— Двадцать лет вы почитали этого человека, как бога. А сейчас, только из-за того, что он снял свою одежду, поменял одежду, вы готовы убить его. Вы проповедуете ненасилие, а говорите, что отрежете ему голову.

А монаху я сказал:

— Видишь, каковы эти люди: все они прикасались к твоим стопам. Это было взаимное соглашение: они оказывали тебе уважение, а ты был их рабом. Чем больше ты становишься их рабом, тем больше их уважение. Если ты полностью потеряешь свою индивидуальность, станешь фальшивым, они будут носить тебя на руках. Но стоит открыться реальности, и они тут же становятся твоими врагами.

Нет, никто не может навязать тебе дисциплину. Ты должен найти ее сам, благодаря собственной осознанности. Когда люди спрашивают меня, как им следует жить, что они должны делать, а чего не делать, я им просто говорю: «Вы не понимаете меня. Все мое послание — все больше и больше становитесь самими собой».

В первую очередь нужно быть самим собой.

А во-вторых, нужно узнать, кто ты есть.

Так что оставайся собой, будь естественным. Старайся все больше и больше осознавать этот жизненный поток, текущий в тебе. Кто бьется в твоем сердце? Кто стоит за твоим дыханием?

Просто все больше и больше осознавай — что ты делаешь, о чем думаешь, что чувствуешь, — просто будь бдительным, наблюдателем на холме. И это наблюдение поможет тебе найти твою собственную дисциплину.

Наблюдение поможет тебе решить для себя, что есть и чего не есть, что делать и чего не делать. Благодаря постоянному наблюдению и осознанию ты сможешь отбросить многие ненужные вещи, которые стали просто лишним грузом, и выбрать только то, что гармонирует с тобой — не обременяет, а приносит облегчение.

Тот, кто живет осознанно, живет правильно. А тот, кто подражает и реагирует, живет неправильно. На мой взгляд, существует только один грех — не быть самим собой. И существует только одна добродетель — знать себя.

А все религии этому препятствуют. Пора освободиться от всего этого вздора, которым прошлое засорило наши головы.

Если бы вы снова могли стать Адамом и Евой: когда не было еще никакого Моисея, Махавиры, Мухаммада, Иисуса, Конфуция, Лао-цзы... Вы Адам и Ева; вы только что родились и выходите из райского сада — не у кого спросить, что вам делать, не у кого спросить, какой дисциплине следовать; нет ни священников, ни раввинов, ни пап, — что вы будете делать?

Вот это и делайте!