Глава шестая. Присутствие времени — потенция освобождения и принуждающие паттерны

Глава шестая. Присутствие времени — потенция освобождения и принуждающие паттерны

Нам доступно множество различных путей видения мира. Сегодня согласно различным перспективам определены весьма точные и специализированные точки зрения на реальность, теории или модели реальности. Но ни одна из этих доступных моделей не может обеспечить прочного основания для встречи лицом к лицу с реальностью. Часто они лишь дают теоретическое подтверждение общего чувства бесполезности перед лицом ситуаций, над которыми мы «не имеем контроля». Мы нуждаемся при встрече с реальностью в таком подходе, который, позволяя большую степень теоретической точности, способствовал бы также раскрытию личной свободы и удовлетворения.

Как физические, так и социальные науки заняты непрерывными поисками моделей, содействующих увеличению межперсональной и внутриперсональной гармонии и помогающих нам контролировать естественное окружение. Но такие конвенциальные подходы не способствуют полному успеху, поскольку сами теории — так же, как и проблемы, которых они касаются, суть выражения «скрытых» сил или динамических принципов.

Понимание этих принципов, обычно не принимаемых в расчет, может стать вкладом в нашу картину того, почему таково положение вещей, а также и в нашу способность изменить или улучшить свою жизнь. Более того, полное понимание этих принципов может позволить нам выйти за пределы нашей ориентации на «контролирование и улучшение». Таким образом, возникающее видение реальности и соответствующее ему проведение в жизнь человеческих ценностей могут слиться, становясь единым фактом жизнеспособного видения или инсайта.

Это видение реальности включает «время», «пространство» и «знание». Хотя здесь «время» и не рассматривается в обычном смысле, обычные установления и наблюдения относительно «времени» с точек зрения как физических наук, так и нашего обычного прожитого времени могут помочь ввести этот новый смысл «времени».

На протяжении столетий физические науки стремились узнать, почему, посредством чего вещи таковы, как они есть. Ранние теории центрировались вокруг силы объектов вести себя определенным образом и вызывать определенные следствия. Думали, что объекты «делают» вещи, и делают так благодаря силе, присущей им по самой их природе.

Эта «сила и ориентация на объект» в основном сменились направлением внимания на частоту паттернов событий или типичных последовательностей. «Сила» рассматривается теперь как архаическая концепция и была переопределена в терминах последовательности событий, столь регулярных, что они стали «подобными закону». Но также «сила» может быть заменена моделями, имеющими дело с «законоподобными регулярностями», возможно, и судьбой этих регулярностей, в свою очередь, станет рассмотрение их «просто как выражение структуры» времени».

Сами же обычные объекты могут быть переопределены в терминах паттернов движения атомных и субатомных частиц. На определенном микроуровне анализа имеют место паттерны и движения, не являющиеся объектами, действующими или двигающимися в смысле «субъекта, как действующего лица глагола».

Интересно рассмотреть, что, хотя сейчас наука и имеет дело с последовательностью событий — типичными временными сериями, наука не способна исследовать эту последовательную природу самого времени. Она может исследовать любое отдельное состояние, случай или серию, изучая то, как они связаны с определенными законоподобными тенденциями базового уровня. Но она не может в полном смысле спросить, почему что-то вообще должно случаться. Никакой закон не может объяснить это, поскольку «законы» сами по себе — лишь общие формулировки, отобранные из наблюдений, базирующихся на времени как размерности, позволяющей постоянное изменение. Наблюдается или нет внешнее физическое изменение, следующее за данным начальным состоянием, всегда есть «следующий момент» для любого начального состояния… сам процесс наблюдения основывается на этом факте относительно времени. В таких рамках, когда наличие «следующих моментов» столь фундаментально, что не вызывает никаких вопросов, выход для науки — просто предсказывать тип события, следующего за особым начальным состоянием.

Поскольку кажется, что нет времени, кроме этих отдельных временных последовательностей, можно было бы думать, что способность предсказывать, что последует определенный тип события, равносильна объяснению, почему изменяется время и случается следующий момент. Но между такой способностью предсказания и фундаментальным объяснением есть различие. Различие слишком тонкое, чтобы иметь значение в пределах наших обычных конструкций. Но если мы подвергнемся действию других видов «времени» и других способов бытия, такое различие между предсказанием и объяснением достаточно, чтобы вызвать большее любопытство к вопросу, почему наше отдельное время таково, как оно есть.

Относительно вопроса, почему «время проходит», нельзя провести никакой эмпирической проверки. Однако все в нашей сфере, включая наш статус живых и чувствующих существ, зависит от «потока» времени. Мы должны переходить от момента к моменту. Мы как живущие существа и как исследователи во многих отношениях принимаем время как само собой разумеющееся. Очень трудно видеть реальность скорее во времени-потоке, чем в виде «объекта как действующего лица». Даже анализ физических наук, ориентированный на процесс, имеющий дело с законоподобными корреляциями событий, не рассматривает серьезно идею о том, что объекты, их состояния и их взаимозаменяемости могут неким образом быть функцией самого «времени».

Конечно, применение принципа законоподобной регулярности не может быть отодвинуто так далеко, чтобы утверждать, что все есть время, в конвенциональном смысле времени, используемом в выражении этих регулярностей. Однако наблюдение с позиции «регулярности» весьма суггестивно, что будет рассмотрено позднее.

Как с нашей обычной точки зрения, так и в научной перспективе нам трудно рассматривать время как фактор переднего плана, который можно было бы модулировать или даже остановить. На обычном уровне переживания мы все еще очень много думаем в терминах ориентации «объекта с характерной силой». В связи с тем, что мы не принимаем время всерьез, рассматривая его лишь как абстракцию или идею, некоторый его аспект становится скрытым фактором. Его спрятанностъ (неявность) имеет тенденцию ограничить как точность наших теорий, так и нашу способность реализовать в ходе жизни максимум ценности.

Сами наши жизни составлены из типовых законоподобных тенденций. Но мы не в состоянии воспринять реальную движущую силу или возможность для изменения и роста, включенную в такие тенденции. Наше «я» или ориентированная на действующее лицо картина нуждается в смягчении путем большого понимания и правильной оценки некоторой тонкой размерности «времени». Вместо того чтобы рассматривать время абсолютным и абстрактным одновременно, важнее увидеть «время» как переменную, как близко связанное и с тем, что случается, и с нашим статусом наблюдателей того, что случается. В этом столетии физика сделала свой вклад в это переориентирование, рассматривая скорость времени-потока и наблюдения, базирующиеся на этом, как функцию отдельной инерционной системы или даже «пространства». «Пространство» приближается, чтобы быть понятым более позитивно, скорее как активная структурирующая cреда, чем абстрактная пустота. Таким образом, имеет место углубление понимания «времени» как специфической сферы или «пространства» и как того, что входит в характер опыта.

Есть общее сходство между этой предшествующей картиной «пространства» и «времени» и той, которую мы здесь представили. Но физическая модель еще не может показать то, какие новые возможности и личные ценности — такие, как «свобода» — будут иметь место в данной «сфере». Здесь это предмет главного внимания, и, чтобы им заняться, нам следует рассмотреть прочувствованное или переживаемое время в свете этих наблюдений.

Проживаемое упорядоченное в серию время является как предпосылкой, так и размерностью любого обычного опыта. Переживаемое время — это довольно любопытная вещь. Оно сохраняет абстрактный индексный характер времени, как это используется в физических науках, являясь нам также временами как принуждающее, неумолимое или безжалостное — оно несет нас от точки к точке.

Иногда мы принимаем безжалостный ход времени, как знак того (вопреки нашему ударению на «я» или на «ум, как свободный агент»), что работает динамика, придающая форму течению наших жизней. В сравнении с этим динамическим фактором «сильное я» оказывается лишь абстракцией или беспомощным заложником. Тем не менее думание о времени именно этим последним способом оказывается простейшим путем отношения к ситуациям и тенденциям, часто непреодолимым. Мы оставляем свою позицию ответственности, перекладывая вину на жизнь или время.

В этом случае «проживаемого времени», как и «времени» в физике, не следует заявлять, что обычно «переживаемое время» есть в действительности скрытая автономная сила, толкающая нас. Фактически нет внешней силы, которая контролировала бы нас настолько, что делала бы беспомощными. Но то неудовлетворение и беспомощность, которые мы чувствуем, есть определенные знаки того, что некоторый жизненно важный для нашего бытия в мире фактор еще не принят в расчет. Мы находимся под контролем лишь до той степени, до какой позволяем себе неудачу в конфронтации со всеми факторами, релевантными нашему существованию.

Аргумент (одобряемый, главным образом, физической наукой) против такой скрытой силы базируется на принятом понятии «причинной непрерывности». Оно говорит нам, что не существует наблюдаемых событий которые нельзя было бы в принципе объяснить их местоположением в причинной цепи знакомого (физического) вида. Таким образом, нет нужды призывать «скрытую переменную» или новый фактор и тем более тот, что «позади» видимого причинного порядка. Далее утверждается, что даже если бы была такая сила, она не поддавалась бы обнаружению и тем самым не могла бы быть предметом научной легализации.

Против такого довода можно сделать следующие замечания: совершенно верно, что скрытая сила была бы необнаружима методами, известными науке. Но это по причине того, что такие методы зависят от обычных познавательных и интерпретационных способностей Вопреки тому факту, что скрытые факторы, с которыми мы здесь имеем дело, недоступны эмпирическому исследованию, проводимому этими обычными способностями, они тем не менее вполне релевантны пониманию как динамики нашей области, так и ограничениям нашего типа сознания. Более того, «знание», постигающее эти скрытые факторы, не является функцией особого состояния (или типа сознания) обычного или необычного вида. Применимость этого «знания» шире. чем может быть любая точка зрения специфического состояния (см. часть III, где проработан этот момент).

Нам следует помнить, что, поскольку картина «причинной непрерывности» может объяснить любое обычно наблюдаемое событие или ряд событий, она не в состоянии объяснить серийное распределение событий» в общем. Она может лишь дать отчет за отдельную серию в пределах перспективы, допускающей факт последовательности и весомости определенной фундаментальной серии событий. Эта ориентация не отвечает поэтому на все вопросы, релевантные нашему опыту.

Есть место, оставшееся для других подходов, чтобы обнаружить, почему и что это значит, что мы, человеческие существа, существуем в нашем мире ситуаций, знакомых черт и вызовов. Объяснение «необъяснимого» линейного и последовательного характера времени может возникнуть лишь благодаря включению в рассмотрение роли субъекта и природы человеческого существа и человеческих обязательств.

Тогда мы имеем несколько аспектов такого подхода к времени. Есть, например, просто материал типичных тенденций — в подъемах и спадах жизни, в обычных наблюдениях природы и в физических науках. Все эти направления включают паттерны взаимодействий между объектами, системами или обстоятельствами, которые и сами видятся как паттерны взаимодействий с определенной точки зрения или уровня анализа.

Такие тенденции связаны как с психологической, так и с физической динамикой, и большее овладение ими равносильно большей «мощи». Использование этой силы может расширяться путем простой эксплуатации известных направлений и регулярностей или же дальнейшим поиском энергии, ответственной за факт «хода» времени, от которого зависит направление. Типы силы регулярностей и общих тенденций (включая «синхронности», постулируемые астрологами и другими наблюдателями природы) и даже сама временная последовательность — все они отражают аспекты того, что можно было бы назвать отдельным «низшим временем».

Можно открыть «низшее время», которое есть появление и трансформация субъективных, объективных и периферийных компонентов, составляющих ситуацию. «Низшее время» таково, что эти компоненты не могут быть ни успешно — абстрагированы от моментальной ситуации, ни изолированы один от другого. Абстракция и изоляция или независимость, переживаемые обычно, сами являются компонентами того, что несет «время». Это тонкое, но могущественное «время» нужно понять, если мы когда-нибудь хотим достичь истинной гармонии с нашим миром и контроля над своими собственными жизнями.

«Время», оперирующее нашей областью, есть отдельная версия Большого Времени, которая допускается благодаря особой фокальной установке на открытость Большого Пространства. Это «время» «локально»; оно есть динамическое выражение нашего низшего пространства. Локальная способность для открытия к реальности ограничена (на практике); так что область возникает вместе с «нами» как наблюдателями мира вещей и обстоятельств. Все это в действительности дается «временем», но видится скорее как мир изолитов, чьи состояния и паттерны взаимодействия можно привычно индексировать обычным временем. Локальное деление на части («временем») представляет время в терминах блоков, расставленных по схеме прошлое-настоящее-будущее.

Эта структура прошлого-настоящего-будущего (и акцентирование на моментах) создает эффект очевидности того, что покрывает все возможности для выражения, все доступное время для сохранения событий и для приобретения опыта. Мы не можем отделиться от этой серии; мы не способны прорваться сквозь неумолимый паттерн времени, «мерно ступающего дальше и дальше». Таким образом, мы чувствуем себя контролируемыми и фрустирированными.

Если мы хотим изменить этот паттерн, мы должны сделать это более фундаментально, чем простым картированием (и воздействием на второстепенные переменные) «того, как все случается». Мы «должны работать» непосредственно со «временем» и видеть, почему оно «идет». Это нужно делать, соотнося «настоящий момент», который обнаруживает наше низшее «знание», с более высокой размерностью, которую мы называем Большим Временем.

Обычно мы могли бы сказать, что все, что есть, существует в настоящем времени, не в прошлом или будущем. Соответственно все, выраженное Большим Временем, также есть «здесь и теперь», но в особом смысле «здесь», упоминавшемся в предыдущих главах. Поскольку мы можем охватить лишь крошечную грань рожденного Большим Временем, «время» с необходимостью должно быть распределяющим себя в серию моментов обычного времени. Конечная структура, которую мы можем приспособить как «настоящий момент», стирается перед лицом невыраженной до этого тотальности Большого Времени. Временная тотальность в свою очередь опять оказывается узкой конструкцией и подравнивается до управляемого уровня (нашим «знанием») как «следующий момент». Отсюда мы имеем знакомые факты мимолетности и последовательности времени.

Большое Время нельзя закрыть целиком, поскольку попытки такого рода запрещения должны были бы потребовать «времени» и энергии Большого Времени. Вся какая бы то ни было энергия, всякий потенциал для появления элементов, которые мы берем как феномены во времени — воление, причинность и т. д. — извлекаются из Большого Времени до такой степени, что Большое Время закрывается, заглушается, а отсюда «выпадает из разбора». Факт и особый характер временной серии целиком обязаны взгляду, принятому на Большое Время.

В сущности это не значит, что время является субъектным феноменом, поскольку «субъект» в низшем пространстве есть также результат отдельного «знания» Времени. Конечно же, эго наблюдателя обусловлено ограниченным взглядом, являющимся характеристикой низших пространств. Поскольку эго защищает себя и отказывается сдаться, чтобы допустить выражение более широкой фокальной установки, обычное время сообразуется с ограничениями эго.

Временной поток упорядочивается согласно тому, что было пережито или заранее предполагалось — и что было подавлено или избегалось — относительно фундаментальных размерностей реальности. Действительно, этот способ описания ситуации делает значительную уступку взгляду на эго как на активную и независимую единицу «во» времени. Но эта картина может служить первой приемлемой аппроксимацией нашего отношения ко «времени», поскольку все мы вынуждены по крайней мере начинать наш поиск как опытного «времени», так и Большого Времени с еще сильной ограничивающей природой эго.

И все же нам нужно понять и то, что нет ни отдельных «вещей», ни наблюдателей вещей. Само время открывает, обнаруживает все объекты, наблюдателей, характеристики и смыслы. Обычно невозможно увидеть вещи как производные от «времени». И тем не менее даже на нашем обычном уровне содержится намек на такую зависимость от «времени» в том факте, что все «вещи» должны быть как-то измерены, чтобы их можно было идентифицировать и сделать предсказуемыми. Измерение, квантование, индексирование и предсказание существенны для всего того, что мы делаем, и включают обычное время в смысле того, «что случается», какая отдельная серия событий происходит.

Характерные движения или серии «времени» не просто подтверждают идентичность «вещи», с но в действительности учреждают, составляют (constitute) эту «вещь».

Само существование зависит от «времени» и по необходимости принимает участие в производной структуре прошлого-настоящего-будущего, а также в преходящности. «Вещи» здесь, в настоящем, — лишь для того только, чтобы исчезнуть из сферы достижимого. «Вещи» желаемы (благодаря, вероятно, таким утратам в прошлом), но их «еще нет». Мы стали столь обусловлены этой тенденцией, что все наши надежды и устремления равносильны заполнению маленьких ячеек в некоторого рода персонализированной сети прошлого-настоящего-будущего. Мы буквально выбиваем себя из времени.

Это обескураживающе ограниченный подход к жизни. Он обрекает нас на предсказуемый шаблон, заканчивающийся лишь одним путем — смертью. Смерть — тотально непроницаемая грань. Мы не можем ни заглянуть за нее, ни увидеть ее настолько ясно, чтобы найти другие альтернативы и пути в отношениях с ней. Все наши попытки жить включают в себя использование низшего времени, которое с необходимостью продолжается, разделяя (мир) на вещи и разрушая их.

Смерть — это окончательный урок, данный «временем», выражающий банкротство наших взглядов: мы видим недостаточно, чтобы держаться на уровне игры Пространства и Времени, и в определенный момент точка зрения (или «знание»), которую «мы» воплощаем, себя исчерпывает. Тем не менее мы просто усиливаем эту тенденцию, неутомимо вглядываясь в свое личное будущее. Время — мы планируем его, и оно направляет нас в русло этого плана.

«Время», функционирующее в нашем пространстве, может принести огромный вред и страдание, если мы отказываемся видеть его весть, ибо тогда мы в его власти, и оно несет нас с бешеной скоростью. Переживаемое время идет слишком быстро; нам всегда его не хватает. Так что непросто достичь полноты существования. Вопрос не в том, быстрее или медленнее часовое время в этой области, чем в некотором большем пространстве. Дело в том, что у нас мало сил для открывания себя бесконечности, что действительно предлагает и к чему приобщает время. Мы не даем удовлетворению стать реальностью. Мы пытаемся достичь его в будущем, захватить и привязать, делая его «настоящим». При таких обстоятельствах мы переживаем большое напряжение и давление.

Наше сознание мечется, тогда как наши тела — непосредственное воплощение замешательства, включающего динамику этой области, — разрушаются. Мы чувствуем себя невиновными и не понимаем, почему «это должно было случиться с нами», почему мы оказываемся перед лицом голода, войн или стихийных бедствий (которые мы часто называем «делами Божьими»). Что мы такое сделали, чтобы заслужить такие вещи? Вероятно, «мы» не сделали ничего. Тогда это только случайности? Нет. Они — результат отдельного функционирования «времени», обязанного этим произвольному фокусу на реальности. Попытка разрешить наши проблемы путем прикладывания усилия к узкопонятному варианту контроля над самими собой и своим окружением никогда не будет до конца успешной. Следуя таким путем, мы должны были бы просто увековечить проблему, вызванную непониманием первичности и силы самого «времени».

Поскольку наш опыт несет страдания, такие несчастья могут служить нам вестью, дающей возможность нам знать об ошибке, которая должна быть исправлена. А возможно, на самом деле и нет ошибки, и эти «несчастья» сами по себе можно воспринять иначе. Но мы еще не в состоянии видеть и делать это, кроме как в воображении. Итак, нам нужно прислушиваться к посланию, принесенному «временем» настолько, насколько мы ему можем открыться.

Неважно, как мы могли бы быть богаты, сильны политически или технологически; поскольку время несет изменения, мы есть его объект. Какой бы энергией или силой мы ни пользовались и ни обуздывали бы ее сейчас, она извлекается из «времени». Мы возимся с ничтожными количествами энергии, но отдали большую ее часть «времени», даже не осознавая, что совершили такую уступку.

Это может случиться и нескоро, но в конце концов ограниченная сфера и ресурсы, которые приспособила наша точка зрения, иссякнут. Наше личное и коллективное наследство истощится.

Мы можем предположить, что какое-то новое вдохновленное технологией знание спасет нас, но такое знание все еще основывается на отдельной структуре низшего «пространства-времени». Это низшее пространство по сути своей ограничено — самоограничивающее. Мы можем пытаться оставаться под контролем, но мы препятствуем сами себе. Мы ищем мир и гармонию, но это требует знания. А никто и никогда не научит нас тому виду знания, которое нужно, чтобы контролировать наше пространство и время.

Обычное знание может достичь некоторых фантастических прорывов в отношении отдельных трудностей, но мы не в состоянии увидеть последствия этих решений в будущем, так как наше знание слепо к этому аспекту времени. Так что такие прорывы могут лишь вызвать новые проблемы.

Наш обычный подход к знанию не изменяет фрустрирующей в своей основе природы нашего существования. Он не способствует развитию любой более высокой интуитивной способности, но остается довольно плоским и механичным, продуктом статичных образов, слов и туманно понятых паттернов. Есть ли в действительности какая-то альтернатива? Обычно наш поиск альтернатив включает некоторого рода отчаяние или эскапизм. Но для тех, кто хочет с большей восприимчивостью подойти к посланию, переданному временем относительно нашего низшего пространства и знания, доступно большее. Большое Время и Знание могут решить наши проблемы, хотя эти измерения и нельзя выразить целиком в пределах низшего пространства и времени.

Даже физическая фабрика нашего мира в конечном счете ведет свое происхождение от энергии «времени» (в нашем особом смысле этого термина). Физика проследила структуру и «вещество» вещей до точки открытия дискретных пакетов материи-энергии. Как определило наше знание, все оказывается состоящим из этих энергий.

Но Большее Знание может вскрыть наше ограничивающее поле зрения на эти конечные квантируемые энергопакеты или поля и обнаружить нечто бесконечное «внутри» каждого из них. Объект этого открытия даже нельзя назвать энергией, ибо, когда мы пробились через ограничивающий характер обычного времени и в таком делании пробудились к Большому Времени, мы вышли и за понятие энергии. Этого «прорыва» через энергию к Большому Времени тем не менее не происходит, если брать энергию как то, что позади и что более фундаментально, чем обычная видимость. Неосуществим он и отношением к энергии, как к объекту или веществу, критически изучаемому субъектом.

Начальные попытки работать больше с Большим Временем и Большим Пространством (так же, как представленные здесь упражнения) подчеркнули субъективные и психологические стороны «пространства» и «силы». Но дальнейшее понимание демонстрирует все ситуации, данные как «время», так, что «время» и «пространство» становятся центральными фактами, тогда как физические и психологические аспекты (и конвенциональное пространство, и время) есть производные от них. Тогда становится возможным использование этого субъективного «знания» для работы непосредственно с этим «временем» (ни субъективным, ни объективным), когда можно радоваться большей «силе», большему выбору и способности осуществить их в любом общепринятом смысле.

Каждое предъявление, каждая единица обычного времени несет в себе возможность контакта с Большим Временем. Если мы понимаем это Время, мы действительно можем контролировать направление и распространение низшего времени. Время может поддержать столько опыта и жизни, сколько мы хотим. Обстоятельства и ход событий, составляющие наше окружение, обладают совершенной гибкостью — их можно контролировать, изменять, выключать, пользуясь лишь силой, приходящей от Большого Времени и управляемой Большим Знанием.

Если мы сможем достичь Большого Пространства, Времени и Знания, нам необязательно полагаться исключительно на технологическое обеспечение, психологию, медицину или религию. Мы можем научиться использовать три принципиальных фактора нашего опыта: Пространство, Время и Знание — сознательно, а не случайно. В настоящее время мы относительно нечувствительны к тому, что вокруг нас; мы не понимаем всей природы структуры видимого. Но если мы познакомимся с его сущностным трехсторонним характером, мы сможем свершить больше, чем любые человеческие существа на протяжении истории.

Большое Время — это не система и не чудесная сила. Мы могли бы сказать, что оно есть неотделимый партнер Большого Пространства, другой член изначального любовного союза. Естественное осуществление взаимодействия Большого Пространства и Времени есть близость, завершенная и невыдуманная.