Глава 1 Мастерская субъекта меж трех пространств
Глава 1
Мастерская субъекта меж трех пространств
В предыдущих разделах мы с вами исследовали содержание психики, структуру ее сенсорно представленной составляющей – субъективного пространства и двух предоставляющих данные для субъективной реальности – объективного и виртуального пространств.
Пришло время окунуться в данную тематику несколько подробнее, изучив элементы психики во взаимодействии. Нам важно понять психоэнергетические механизмы мышления и факторы, которые мы можем использовать для осознанного улучшения самих себя.
Попробуем еще раз понять, каким представляется мир для центральной части субъекта – самоосознающей области «я есмь». Мы, конечно, и так знаем эту картину, пользуясь ею каждый день – собственно говоря, обитая в ней – но попробуем все же разобрать ее поэлементно.
Итак, в любой данный момент времени для самого себя мы представляем линейную последовательность состояний самосознающего центра – области «я есмь».
Говоря проще, мы являемся областью «я есмь», находящейся в центре субъективных событий. При этом все прочие элементы субъективной реальности находятся по отношению к области «я есмь» «снаружи», «вокруг» нее. Таким образом, «я есмь» всегда находится в центре субъективной реальности – субъективного пространства, потому что все остальное расположено «вокруг» нее. Что же ее окружает и как оно работает?
Прежде всего это основной и единственный инструмент, который субъективно непосредственно «управляется» через область «я есмь» – это внимание. Внимание соединяет область «я есмь» – и произвольный феномен субъективного пространства, «объект внимания».
У внимания имеются две функции – во-первых, оно позволяет выделить среди окружающих область «я есмь» любой произвольный идеальный объект (такой, как образ, воспоминание, ментальное построение) один – или одну составленную из них систему, то есть в любом случае одну фигуру. Во-вторых, именно внимание позволяет области «я есмь» вступать во взаимодействие с объектом внимания.
Взаимодействие внимания с фигурой, в свою очередь, приводит к двум результатам: в первом варианте фигура может быть изменена так, чтобы соответствовать желаемому, то есть эмоционально оправданному, исходу события. В этом случае внимание выступает в своей активной ипостаси – то есть воли, каковое действие субъективно использует энергию триггерного ощущения восходящего потока, собственно, как и любая активность. Во втором варианте в результате взаимодействия фигура может сама трансформировать состояние «я есмь» и остальное содержание психики, то есть быть осознанной – и это действие субъективно сопровождается вовлечением триггерного ощущения нисходящего потока.
В процессе мышления данные варианты взаимодействия психики через «я есмь» и внимание с фигурой сменяют один другой, формируя субъективную непрерывность процесса духовной жизни. Более того, они представляются нам произвольными, то есть зависящими исключительно от свободной воли, даже можно так выразиться, «придури» сознания: «захотел – подумал так, а захотел – подумал этак». Иллюзия свободы сознания.
Однако это далеко не так, поскольку мышление человека есть процесс предопределенный не зависящими от самосознающего центра «я есмь» факторами. Достичь свободы сознания можно, пользуясь методами косвенными, опосредованными через несубъективную реальность, но на четвертой ступени мы еще только подходим к этому. Но уже теперь нас, конечно же, будет интересовать, какие факторы заставляют структуру психика – «я есмь» – внимание – объект поступать тем или иным образом. Пока же вернемся к содержанию субъективного пространства, окружающего область «я есмь» и внимание.
Все остальное субъективное пространство заполнено, разумеется, субъективными феноменами – то есть феноменами, принципиально относящимися к классу ощущений. Это и образы воспринятые, и образы вспомненные, и образы сконструированные, и ассоциации, и значения предметов, и намерения, это и простые ощущения, как пришедшие извне, так и воспроизведенные памятью или сконструированные проективными механизмами психики, это и более сложные сенсорные проекции, это и ощущения, не имеющие никакого отношения к рецепторам и существующие исключительно для субъекта – такие, как триггерные ощущения потоков, эмоции, эмоциональные состояния. Их принципиально можно разделить на две категории по локализованности, на две – по происхождению и на две – по механизму текущего возникновения.
Прежде всего это феномены локализованные, и, следовательно способные быть объектом внимания, и феномены разлитые, отдельным четким объектом внимания быть не способные и выступающие скорее как условия функционирования внимания.
К первой категории можно отнести приходящие из рецепторной сферы простые ощущения, воспринятые образы, образы воспоминаний, сконструированные образы, абстракции, и сенсорные проекции, и намерение, и триггерные ощущения потоков, и ассоциации, и значения фигур, и смыслы – и элементарные эмоции, и более сложные эмоции, возникающие вследствие наблюдения фигуры, и привязанные именно к ней (к примеру, ненависть или приязнь: «этот приятный человек», «эта радостная мелодия»). Такие фигуры все в своем непосредственном выражении способны выступать как переменные в уравнениях сознательного мышления.
Ко второй категории следует отнести безобъектные эмоции, такие как скука, радость (в данном случае мы пользуемся скорее выделением К. Э. Изарда – хотя очевидно, что безобъектные эмоции следует выделять в отдельную категорию) и состояния, такие, как голод, печаль, тревога, счастье и прочая, и прочая.
Несмотря на кажущуюся значительной значительную неоднородность данной категории субъективных феноменов (действительно, тоже мне сравнили голод и радость!) – при вдумчивом рассмотрении очевидно, что между состояниями и безобъектными эмоциями куда больше сходства, чем различия. Во-первых, все они возникают неведомым для сознания путем – то есть срабатывают механизмы сознания и феномены этого класса возникают уже в доступном для восприятия виде, тогда как сконструировать в доступном для восприятия виде невозможно. Так, нельзя сконструировать голод так, чтобы его действительно почувствовать (в отличие от образа или объектной эмоции – приставил образу кошки рога и получил рогатую кошку; вспомнил приятный поступок человека и получил к нему приязнь). Во-вторых, они в непосредственной форме не способны ни служить объектом внимания, ни быть переменными в мышлении, так как доступны вниманию только в абстрактной форме. В непосредственной форме эта категория субъективных феноменов выступает не как объект для мышления, а как внутренняя данность, являющаяся необходимым условием направленного мышления и фильтром восприятия (так, если мы голодны, то наше внимание прежде всего привлекают пищевые объекты, а если голодны сильно, то даже объекты, распознаваемые как слабосъедобные).
По происхождению феномены субъективного пространства категоризируются еще более интересным образом.
Прежде всего это феномены, имеющие отношение к реальности внешней, то есть непосредственно воспринятые, и к реальности внутренней, не имеющей отношения к внешнему миру.
В первую категорию попадают результаты рецепции и перцепции: ощущения с рецепторов (холод, боль, голод, свет) и созданные на их основе образы (стул, мороз, ушиб). Они появляются как результат соединения субъективных эквивалентов воздействия внешней по отношению к сознанию среды (мира или тела). Все их эквиваленты присутствуют во внешней среде, существуя объективно и отражаясь субъективно в максимально приближенной к объективной реальности форме. Для субъекта все их источники расположены в ОП, объективном пространстве.
В категории второй оказываются феномены, которых во внешней среде нет и быть не может: эмоции, состояния, намерения, значения, ассоциации, центральные потоки – в том числе и поставляемые памятью образы первой категории. Все они во внешней среде отсутствуют и возникают не вследствие воздействия внешней среды, а вследствие реакции неосознаваемых механизмов психики. И для субъекта их источники уже расположены в ВИП, то есть пространстве виртуальном.
По механизму текущей генерации категоризация проста.
Это непосредственно воспринимаемые или испытываемые в основной форме феномены – такие, как простые ощущения, непосредственно наблюдаемые или иным способом регистрируемые объекты, непосредственно испытываемые эмоциональные состояния и объектные эмоции, уровни центральных потоков, а также создаваемые в данный момент намерения. Они возникают вследствие воздействия, значительно более сильно выражены и проявляются в реакциях человека, нежели чем следующая категория, и привязываются преимущественно к наложенной на ОП части СУП.
Ко второй категории относятся субъективные феномены, воссоздаваемые неосознаваемыми механизмами психики – такие, как воспоминания, значения предметов, ассоциации, сенсорные проекции, возможные намерения, смыслы. Несмотря на то, что они не имеют реального отношения именно к текущей реальности (как заранее знать, зажжется именно эта зажигалка или нет?), они составляют неотъемлемую часть субъективного пространства и служат для нас как бы предопытом, позволяющим определить дальнейшее направление взаимодействия с действительностью. Часть их остается в наложенной на ВИП части СУП, часть их проецируется вовне.
Для субъекта СУП представляется некоей однородной массой, из которой, конечно, можно посредством внимания выделить тот или иной элемент, и даже можно разобраться с его механизмом возникновения, происхождением и локализованностью – но в реальности это не происходит, и все элементы смешиваются в целостную картину. К примеру, если вы видите оскалившего зубы пса, вам не требуется рассуждения – вы автоматически дополняете образ собачки (которая пока к вам и не прикоснулась) категориями «злой», «опасность», размещая их в той части субъективного пространства, которая наложена непосредственно на объективное пространство, то есть на образ смелого животного. То есть субъективно СУП – целостно.
И теперь категоризация явлений субъективного пространства, которой мы уделили столько времени, поможет нам понять, каким образом наше мышление принимает то или иное направление и каким образом мы можем это использовать.
Итак, первый вопрос: что происходит с нашей психикой при взаимодействии с внешним миром?
Предположим, нам предъявлен объект, предположим, визуально. Объект зарегистрирован рецепторами и воссоздан анализаторами. Таким образом, он уже попал в субъективное пространство. Но доступен ли он сознанию, как фигура? Пока еще нет. Сознание не знает, что с ним делать – и, соответственно, не может его анализировать.
Поэтому объект незамедлительно, минуя сознание, отражается в неосознаваемой части психики. В ВИП, откуда он дополняется новыми качествами, а именно смыслами и (знаю что это или не знаю что это), символическими обозначениями (это шуба), проекциями (теплая шуба), ассоциациями (старая шуба соседки), эмоциями (приятный мех) и прочими значениями (дорогая шуба) и ощущаемыми потенциальными намерениями (купить или надеть, но не съесть и не пригласить ужинать) – и в этом виде уже поддерживается в СУП.
Только после первичного отражения в ВИП объект становится чувственно доступен сознанию, как манипулятивная единица из двух слоев: реально воспринятого (конструктивного ядра) и дополненного неосознаваемой в процессе срабатывания психикой (инструктивной оболочки).
Однако пока он доступен сознанию лишь принципиально. Возникают сразу три новых вопроса: «Будет ли наше сознание заниматься воспринятым объектом на деле?», «От каких факторов это зависит?» и «Что оно с фигурой будет делать?»
Ответ на первый вопрос мы частично знаем. Первичную реакцию на объект способна осуществить слабо осознаваемая часть нашей психики – то есть фоновая активность. Это происходит в том случае, если объект и его отношение к нам соответствуют отработанной схеме действий, и прочие условия именно ее и предполагают. Так человек, побывавший в лесу, прихлопывает комаров автоматически, практически или совсем не регистрируя этого. Так мы сохраняем равновесие – в этом случае инструктивная оболочка не заслуживает внимания.
Более того, если наше внимание в данный момент занято чем-то важным (к примеру, на нас вышел кабан), то вряд ли сознание сможет на комара или (у некоторых людей) даже на взвившуюся вокруг стаю ос отвлечься вообще. Это очевидно. Сознание будет отвлечено более важным инструктивно кабаном.
Обратим внимание на крайне важный для нас момент: ни данный кабан, ни данный комар (возможно, малярийный) или данная стая ос в человека еще не вцепились. Соответственно, они пока перед ним равны и незапятнанны. Причем стая ос может быть даже по воспринимаемым размерам крупнее кабана. Но: кабан представляет собой смертельную опасность – и эта информация содержится не в конструктивном ядре, а в инструктивной оболочке фигуры.
Соответственно, первичный вывод: сознание займется объектом в том случае, если на его инструктивной оболочке будет сконцентрировано внимание.
Второй вопрос, пожалуй, самый интересный. Он заставляет нас задуматься о факторах, влияющих на возможность концентрации внимания в принципе, и на нем стоит остановиться поподробнее.
Из психологии прекрасно известно, что спонтанно, без напряжения и усиления процессов мышления и осознания, внимание выделяет из наблюдаемых объектов самый отличающийся в большую конструктивную сторону. Частично это обусловлено самим устройством нашего мозга, частично инстинктивно: яркое пятно, большой предмет, громкий звук – и движущийся объект, человек, животное. Лучшим примером может послужить человек в состоянии задумчивости или человек с пониженной возможностью к концентрации, к примеру, в похмелье. И в том и в другом случае привлечь его внимание можно только предложив достаточно резкий раздражитель.
Однако в процессе мышления мы способны сосредотачиваться на фигурах, по своей конструктивной силе достаточно слабых. К примеру, при громкой музыке мы вполне способны вспоминать, что нам сказали недавно друзья, и находясь в шумном, раскачивающемся и переполненном людьми транспорте перебирать задачи на день. Мы оказываемся способны, во-первых, отвлечься от конструктивно сильной фигуры в пользу инструктивно сильной.
Более того, мы способны отвлечься и от инструктивно сильного раздражителя в пользу инструктивно более слабого: так, умирая с голоду и находясь в непосредственной близости от своего дома и ужина, мы можем, тем не менее, убирать на рабочем столе. Совершенно очевидно, что сам по себе ужин, как отдельная фигура, обладает для голодного человека куда большей инструктивной силой, нежели порядок на столе. Но наше сознание сумело выделить иную фигуру и сосредоточиться на уборке.
И в том, и в другом случае наше сознание задействовало некий резерв энергии, позволивший вниманию прежде всего выделить фигуру из фона, отвлекшись от конструктивной части в пользу инструктивной, а далее – даже выделить и удержать инструктивно немаксимальную фигуру.
Разумеется, как мы уже говорили, для субъекта СУП представляет собой целостный комплекс, где конструктивные и инструктивные компоненты взвешиваются на одних и тех же субъективных весах «притяжательности» – но факт остается фактом: есть некая причина, энергия, позволяющая нам сосредотачиваться на немаксимальных фигурах.
Откуда эта причина взялась в данном случае и что она собой представляет? И здесь ответ нам подскажет наш пример с уборкой стола. Ведь если мы вспомним, что на неубранный стол обратит внимание начальник, от которого зависит нагрузка, карьера и заработок, а от них накормленность семьи и благополучие вообще – уборка обретет новый смысл.
Итак, причина такого отвлечения возникает за счет активности сознания, соединяющего при помощи внимания воедино такие далекие и разные по величине фигуры, как неубранный стол (ерунда) и благополучие (серьезно). В результате такого соединения возникает суммарная инструктивность фигуры «стол, убираемый ради благополучия», значительно превышающая инструктивность фигуры «поедаемый ужин».
Справедливость сказанного нам подтвердит тот факт, что если наше внимание ослаблено – к примеру, мы устали или плохо себя чувствуем – то вероятность неубранного стола резко возрастет. Внимание оказывается неспособно преодолеть пропасть между «столом» и «благополучием» – и мы просто забываем, отрабатывая более простые варианты.
Таким образом, наше внимание в процессе выделения фигуры ситуационно способно придать ей дополнительную интенсивность за счет связи с другими – но эта способность опять-таки зависит от некоего «резерва внимания», активной причины, выступающей в роли энергии и позволяющей преодолеть разрыв.
В этом отношении сила сознания есть способность отвлечения от максимальной по интенсивности фигуры в пользу слабоинтенсивной.
Откуда берется эта энергия? Очевидно, оттуда же, откуда берется вообще вся энергия психики. Это энергия потребностей, драйвов, сублимированная на сохраняемых в памяти фигурах.
Попробуем рассудить принципиально. У психики нет причин двигаться вообще, если отсутствуют эмоциональные факторы, заставляющие психику двигаться куда-то в конкретном направлении. Эти факторы возникают вследствие функционирования неосознаваемых механизмов нашей психики, обеспечивающих возникновение потребностей – от самых элементарных до самых высших. Психика неспособна действовать в сторону уменьшения удовлетворения – и даже человек, отдающий последнее другому, уменьшает меру собственной неудовлетворенности за счет реализации высших потребностей, например проективного сострадания. Наградой выступает радость другого.
Соответственно, в любой данный конкретный момент времени энергия психики равна энергии неудовлетворенных потребностей, через какие бы фигуры она ни распределялась. Именно она и расходуется в процессе психического движения на удовлетворение потребностей. Эта вообще вся энергия, которая у психики есть.
Потенциальная энергия фрустрации – если угодно, напряжение, разность потенциалов – реализуется на осознание или трансформацию наблюдаемой фигуры. Более того, в процессе своей реализации, то есть в процессе расходования, субъект в состоянии ее ощутить в виде двух уже знакомых нам ощущений – триггерных ощущений центральных потоков, восходящего и нисходящего, ВП и НП.
Однако сама эта энергия расходуется в двух направлениях, принципиально для нас различных: она используется слабоосознаваемой частью психики – и собственно сознанием. Это крайне важно понимать, поскольку излишнее потребление одного источника заставляет иссякать другой.
Проиллюстрировать это можно достаточно просто.
Мы знаем, что слабоосознаваемая часть психики реагирует на действительность шаблонно, просто реализуя уже созданное намерение, а сознание вступает в игру преимущественно тогда, когда шаблон отсутствует. Так, обучение езде на велосипеде и езда на велосипеде совершенно разные вещи. Навык реализуется практически без участия сознания.
Однако что происходит, если мы сталкиваемся с мощным фрустрирующим раздражителем, на который у нас есть инстинктивная или отработанная шаблонная реакция? К примеру, если женщина видит мышь или электрику на колени падает оголенный провод? Скорее всего, ни она не объяснит, как оказалась на шкафу, ни электрик не вспомнит, как ему удалось отпрыгнуть чуть ли не на десять метров. Субъективно все случилось мгновенно.
В этом случае потребление энергии слабоосознаваемой частью психики настолько мощно, что внимание оказывается практически ее лишено, соответственно, события не осознаются и не запоминаются в доступной сознанию форме. В дальнейшем, кстати, наличие такого не доступного сознанию опыта у травматика может вызвать проблемы, весьма известные психологам. И именно этой особенностью обусловлено возникновение так называемой «пирамиды Маслоу».
Совершенно противоположная картина наблюдается при появлении мощного фрустрирующего фактора, на который шаблонная реакция отсутствует. Возникает эффект «растягивающегося времени», «четкости», «предельной осознанности», «фиксации мельчайших деталей», «жизни, проходящей перед глазами», даже если события длились мгновение. При этом как раз фоновая активность зачастую страдает: так, человек, спасающий имущество от пожара, вполне способен взять с собой все, решить сложнейшую топографическую задачу, прорваться через огонь, увернуться и перепрыгнуть все на свете, однако выскочить при галстуке и без брюк. Мощнейшее потребление энергии вниманием не оставляет резерва для фоновой активности, однако сознание достигает высочайшей эффективности.
Данная особенность распределения энергии психики сознанием давно нашла применение, к примеру, в религиозных и спортивных практиках. К примеру, пост и аскеза в религиях используется для того, чтобы общая энергия психики возросла – и сознание максимально углубилось в мир слабо заметных фигур, сдвигая таким образом границу слабоосознаваемой психики (к примеру, йог способен даже ощутить и запустить перистальтику кишечника в обратную сторону).
Поскольку в условиях, допустим, кельи она не может быть реализована шаблонно, то осознанность резко возрастает и воспринимается как нечто божественное, так как поскольку – и это совершенно неизбежно – при выходе из схимы, а значит, частичном использовании энергии психики фоновой активностью резерв энергии внимания уменьшается, оно оказывается неспособно сводить воедино удаленные фигуры и выделять из фона фигуры слабоинтенсивные. Соответственно, «откровение» исчезает как по мановению руки, и сам человек ощущает себя «потерявшим благодать», «оскверненным». Это достаточно легко подтвердить, отметив, что в религиозных текстах разнообразных «откровений» практически всегда описывается не то, что с человеком происходит в момент создания им, допустим, текста – а то, что происходило ранее, в отшельничестве, на горе, в заточении, в испытании – и что ему удалось запомнить.
Другой пример – практики чань-буддизма (разновидность дзен) когда человек находится в достаточно жестких фрустрирующих условиях, сосредотачиваясь на решении неразрешимой задачи длительное время, а затем в четко рассчитанный момент максимально возможного сосредоточения подвергается совершенно не шаблонному воздействию мастера, например, выливающего на него кувшин с водой. Нешаблонный стимул приводит к отвлечению всей доступной психике энергии на внимание, и оно связывает головоломку в совершенно новую картину мира. Происходит «озарение».
Еще пример – тренировки спортсменов, где движения доводятся до такого автоматизма, что в критический момент сознание пассивируется, что не дает психической возможности отвлекаться и направляет максимум возможного на достижение цели.
Сделаем второй вывод: фигура будет выделена сознанием только в том случае, если сознание сумеет сосредоточить на ней внимание, энергия которого обеспечивается общим уровнем фрустрации потребностей в данный момент за вычетом использованной в процессе фоновой активности – и величина этой доступной сознанию энергии определяет мощность нашего сознания, его способность осуществлять мыслительный процесс. Соответственно, факторы, оказывающие влияние на работоспособность сознания в нормальных (вне усталости, опьянения и т. д.) условиях: величина инструктивной части фигуры, общий уровень текущей фрустрации, потребление энергии фоновой активностью.
Однако в каком же направлении будет срабатывать наша психика, сознательная и неосознанная?
Разумеется, она будет решать при помощи этих фигур эмоциональные уравнения. Но активность фоновая, протекающая без участия внимания и реализующая шаблоны – и активность сознательная, конструирующая новое, принципиально различаются.
Как очевидно, фоновая активность реализует инстинктивный или выношенный опытом ранее шаблонный вариант поведения. В силу этого причинно-следственная цепочка этой реакции выглядит так: объект-отражение в ВИП-регистрация наличия фрустрации-снятие фрустрации («муха» – «опасность» – «неприятно» – «согнать» или «симпатичная девушка смотрит на меня» – «галстук сбит» – «неприятно» – «поправить»).
Соответственно, фоновая активность непрерывно решает уравнение вида: «какое шаблонное действие способно снять данную текущую фрустрацию и избежать неудовлетворения».
То есть фоновая активность слабоосознаваемой части психики «убегает» от текущей фрустрации, снимая ее при наличии инстинктивного или уже ранее созданного сознанием шаблона действия. Уходит от «негатива» активно при помощи «никаких», «фоновых» действий.
Разумеется, если фрустрация наличествует (проголодался человек), а объекта, вызвавшего фрустрацию, нет, то энергия преимущественно достается сознанию.
Этой особенностью психики мы пользуемся на второй ступени, создавая программы, постоянно фильтрующие явления окружающей среды и заставляющие неосознаваемую часть реагировать на не ведущие к цели явления как на фрустрирующие.
Иная ситуация возникает, если психика регистрирует объект, фрустрацию создающий, но не предполагающий в данной ситуации шаблонных действий. К примеру, на вас бросили враждебный взгляд в транспорте и вы не можете разрешить ситуацию немедленным адекватным действием (или вы ощутили голод, но удовлетворить его по тем или иным причинам не можете). Если фрустрация уже прошла (ну вышли вы из транспорта), то ваша психика повысила свою общую энергию – но фоновой активностью она уже снята быть не может, и энергия поступает в распоряжение сознания. Если фрустрация длится, то и объект, и энергия достаются сознанию.
Точно то же происходит с воспринятыми объектами, не создающими непосредственной фрустрации, к примеру, с обнаруженным долларом или бутербродом. Эти объекты также поступают в распоряжение сознания.
Выработка проекта действия, шаблона, способного снять фрустрацию со стороны объекта (к примеру, как избежать проникновения чужой собаки в дом) является единственным обусловленным внешне и рациональным действием, существующим по сути на границе сознание-неосознаваемое и не поддерживающимся вне стимуляции внешней среды. Частным случаем решения такой задачи является выработка смысла объекта: есть объект, информации о нем нет, ориентировочная реакция дает энергию, внимание фиксирует объект и позволяет ему через переотражение в ВИП трансформировать содержимое СУП, таким образом, создавая для конструктивного ядра объекта более полную инструктивную оболочку, нежели «не знаю». Это происходит достаточно быстро, малопроизвольно и в дальнейшем для того же самого фактора решается практически без участия сознания.
Нас же интересует произвольная, конструктивная активность сознания.
Обратите внимание, что на уровне сознания мы наблюдаем некоторый избыток энергии – созданный безобъектными и минувшими фрустрациями.
Что же делает сознание с таким избытком энергии? Оно расходует этот избыток на продуктивное мышление, манипулируя в том числе не фрустрирующими фигурами.
Попробуем взглянуть на это попроще: у нашего сознания существует постоянная фрустрация – мы ощущаем ее как тревогу, грусть, печаль, скуку – то есть разлитые состояния.
Соответственно, сознание ищет способа, как использовать нефрустрирующие фигуры с целью решения задачи снятия фрустрации. Это осуществляется при помощи так называемого процесса сублимации – перераспределения энергии на новые объекты, компоновку их с прочими таким образом, чтобы получить в результате уменьшение общей фрустрации.
То есть наше сознание непрерывно решает уравнение вида: «как и какой предмет применить, чтобы снизить общий уровень фрустрации и таким образом получить удовлетворение». Это критическое отличие сознательной активности от активности фоновой.
Сознательная активность стремится к «позитиву», а именно, снимает текущую фрустрацию, удовлетворяя ее при помощи нефрустрирующих фигур. Улучшает «никакое», «фоновое» состояние при помощи «позитивных» фигур.
Фоновая активность «убегает от кнута», а сознательная «догоняет пряник», фоновая «сохраняет» и «не дает нарушать», а сознательная «преумножает» и «улучшает».
При этом сознательная активность, в отличие от фоновой, многовариантна.
Это вполне естественно, ведь избавиться от данного конкретного комара можно только согнав именно его, тогда как «порадовать себя», «занять», «снизить тревогу», «улучшить положение» можно тысячей разных способов – выпив чаю, помечтав, сделав что-нибудь полезное или заняв другую высоту.
Разумеется, благодаря переменности объема внимания и очевидной многовариантности задач случается и так, что в принципе фоновая задача оказывается предметом сознательного анализа (вы решили уничтожить комара особенно эффективно в честь вашего недруга) или задача, требующая сознательного вмешательства, падает жертвой фоновой активности (выбросили в мусор ценный документ) – но вклад в такие варианты разнозадачных проявлений сознательной и фоновой активности психики очевиден.
При этом, поскольку сознание имеет дело не столько с конструктивным ядром, сколько с инструктивной оболочкой фигуры, имеет место быть следующий механизм: сознание составляет желательную инструктивную оболочку (ожидание фигуры), которая при отражении в ВИП возвращает наиболее близко подходящее к ней конструктивное ядро из прежнего опыта.
Более того, феномен сублимации фактически «приравнивает» друг к другу для сознания такие различные и логически не связанные фигуры, как, скажем, неудовлетворенность личной жизнью и карьерный рост, или комплекс неполноценности и стремление во власть.
Сверхудовлетворение в одной области компенсирует неудовлетворенность в другой, а создавая неудовлетворенность в одной области, можно продвинуться в другой, потенциально снимающей больше фрустрации, дальше… Все это делает наше сознание, разворачивая производимую механикой нашего мозга энергию по фигурам, подсказанным нам ОП или ВИП. При этом энергия в процессе ее расходования предстает для нас в категорически знакомой форме: в виде триггерных ощущений ВП и НП. В этом состоит наша внутренняя жизнь.
Как мы видим, само направление деятельности нашего сознания есть вещь малообязательная – уравнение улучшения своего состояния можно решить бесконечным числом способов, и каждый решает это сам. Вопросы объемности и гибкости мышления мы рассмотрим чуть позднее. Однако эффективность мышления – вопрос совсем другой. Пока подытожим.
Активность сознания состоит в трансформации инструктивных составляющих психических фигур с целью снижения общего уровня фрустрированности. Сознание способно осуществлять свою активность только посредством внимания, энергетический запас которого зависит от общей нереализованности драйвов и непотребления этой энергии фоновой активностью психики. Мощность и эффективность мышления напрямую зависит от запаса энергии, доступного сознанию и используемого вниманием. В процессе использования направляемая вниманием энергия ощущается как ВП и НП. Итак, мощность и эффективность мышления напрямую зависит от запаса энергии, доступного сознанию и используемого вниманием. В процессе использования направляемая вниманием энергия ощущается как ВП и НП.
Итак, дополним нашу картину содержимого субъективного пространства.
Субъективным центром его является область «я есмь», вооруженная вниманиемволей – орудием переменной «длины» (способности концентрироваться на немаксимальных по интенсивности фигурах), «ширины» (способности создавать сложные фигуры) и «жесткости» (способности трансформировать инструктивную часть фигуры в желаемую для подбора соответствующего конструктивного ядра). Субъективно область «я есмь» направляет внимание, и вся энергия субъективно протекает через нее в виде ощущений ВП (воли) и НП (внимания).
Центр окружен субъективными объектами, состоящими из конструктивного ядра (комплекс ощущений: форма, цвет, вкус, символ и пр.) и инструктивной оболочки (смысл, значение, эмоциональное содержание, намерение, ассоциации, проекции), которые подчеркиваются фоном безобъектного состояния (голод, грусть, радость).
При этом часть объектов непрерывно трансформируется фоновой активностью психики, фрустрации снимаются, фигуры укрупняются и разъединяются, но тем не менее все они принципиально для сознания доступны – при условии сосредоточения внимания достаточной энергии.
Сознание же, выделяя вниманием ту или иную фигуру, которая может состоять из одного или нескольких субъективных объектов, стремится ее максимально экономично (за меньшее число операций и с большим локальным эффектом) использовать (скомбинировать с другими в новую фигуру, трансформировать в подходящую), чтобы получить максимально возможный эмоциональный «прирост», выражающийся в уменьшении общей фрустрации или продления комфорта. Это и регистрируется самосознающей областью «я есмь» как процесс субъективной деятельности, самой жизни и внутреннего творчества.
Открытия на этом пути составляют наш внутренний опыт и формируют нашу картину мира.
Сознание в этом отношении похоже на мастера в своей мастерской, занятого починкой, модернизацией и переделкой попадающих к нему предметов в порядке приоритетности.
Мы уже разобрались с тем, что это за предметы. Мы рассмотрели инструмент, использующийся сознанием, и его возможности. Мы знаем, в каком направлении идет работа.
Однако еще один вопрос остался открытым: как и откуда поступают детали для этой работы? Согласитесь, вопрос важен: ведь сознание творит из уже существующих в психике «кирпичиков», и от наличия этих деталей и их разнообразия в конечном счете зависит результат работы.
Источник деталей очевиден: это объективное или виртуальное пространства. Первое предоставляет конструктивные ядра объективно существующих феноменов, в том числе телеснообусловленных, второе – конструктивные ядра идеально существующих объектов (воспоминания, символы, абстракции) и их инструктивные оболочки. Однако, как мы знаем, нашему субъекту недоступны ни ОП, ни ВИП в их непосредственной форме. Все, что мы можем регистрировать, это чувственные модели ОП и ВИП, уже воссозданные в соответственно экстрапроецированной и интрапроецированной областях СУП как его неотъемлемые части, и собственно границы СУП-ОП и СУП-ВИП, на пространстве которых и возникают новые сигналы.
Граница СУП-ОП служит, как мы сказали, источником конструктивных ядер фигур, впоследствии отображающихся в СУП.
Соответственно, с точки зрения задач четвертой ступени она не представляет собой значительного интереса. Ведь явления окружающего мира появляются сами по себе, по воле окружающего мира, они в нем упорядочены не зависящим от нашей психики образом и для психики безкачественны, хотя и разноинтенсивны, пока не переотразятся в ВИП и не обретут инструктивную оболочку.
Конечно, конструктивные ядра, приходящие из ОП, также используются сознанием как материал для мышления, но их появление либо обусловлено самим миром, а значит, нам неподвластно, либо направлено поведением, а значит, зависит не столько от мира, сколько от текущего содержания СУП и взаимодействующего с ним ВИП.
Особняком здесь стоит такая область, как телесная проекция. В ней пересекаются одновременно СУП (в виде эфирного тела), ОП (в виде сигналов рецепторов) и ВИП (в виде возникающих в телесной проекции проективных ощущений). При этом переплетены они настолько плотно, что отделить одно от другого нетренированному человеку практически невозможно, да и тренированному непросто.
Сигналы, исходящие из телесной проекции, кроме конструктивного ядра по определению уже имеют начальную инструктивную оболочку. Например конструктивное ядро «боль в пальце» имеет инструктивную компоненту «боль», «прикосновение» будет «приятным или неприятным», и тому подобное.
Однако эти сигналы также достаточно однотипны, и как самостоятельный источник переменных для деятельности мышления телесная проекция не представляет сколько-нибудь серьезного интереса – хотя, конечно, мы можем использовать такую смешанную природу телесной проекции, и в школе ДЭИР делают это, создавая, к примеру, оболочку первой ступени, программы второй и при выполнение еще многих техник.
Но один класс ощущений, возникающий в телесной проекции, заслуживает нашего пристального внимания. Как мы знаем, именно с телесной проекцией – эфирным телом – ассоциированы такие важные явления, как триггерные ощущения центральных потоков ВП и НП и области постоянного сосредоточения на их канале – так называемые чакры. Эти ощущения являются субъективным эквивалентом трансформирующей и калькулятивной активности человеческой психики и универсальным источником энергии для ее деятельности.
Какой бы ни была эмоциональная причина, выступающая в роли потенциальной энергии для психики, – в процессе реализации она будет ощущаться как ВП или НП, и наоборот, использование ВП и НП позволяет реализовать эмоциональную причину, даже если сама она не обладает достаточной силой. Итак, телесная проекция, хоть и не поставляющая информационных переменных, служит для нашей психики неисчерпаемым источником энергии, который, разумеется, можно использовать более активно.
Значительно больший интерес для нас представляет собой граница СУП-ВИП, поскольку на ней возникают субъективные феномены, обладающие не только конструктивным ядром, но и инструктивной оболочкой, причем феномены эти значительно более многообразны, чем возникающие в телесной проекции – собственно говоря, именно они служат элементами мозаики, использующимися в мыслительном процессе.
При этом очевидно, что чем больше таких элементов будет задействовано и чем более они будут разнообразны, тем более успешен будет результат мышления и распознавания объектов внешнего мира, поскольку тем самым повышается вероятность нахождения максимально адекватных понятий, позволяющих описать новое явление и смоделировать наилучший вариант поведения (как из разнообразного песка легче сложить картинку, чем из нескольких камешков). Разумеется, при достаточном количестве энергии внимания.
Однако нам приходится учитывать не только разнообразие элементов, участвующих в процессе мыслительной деятельности. Огромную роль играет и процесс очередности их возникновения в СУП как объектов для приложения внимания.
Попробуем привести пример. Человек наблюдает объект. Объектом в данном случае служит старая грязная бумага, валяющаяся на земле. При размышлении над этим явлением первичными рутинными элементами мозаики окажутся «старая», «грязная», «валяется». Эти элементы сами по себе обладают достаточной инструктивной силой, и наиболее вероятно, что будет активировано намерение отказа.
Однако если в СУП были первично поставлены иные, не перечисленные шаблонные элементы? Ведь цвет бумаги может показаться каким-то странным, она может казаться не такой уж и грязной, а просто старой, на ней могут быть какие-то буковки… Старая бумага странного цвета с какими-то буковками формирует иную фигуру, инструктивная сила которой способна превысить инструктивную силу шаблона и, соответственно, инициировать намерение пересмотра и дальнейший анализ. Ключевое слово здесь «может». Эта фигура может образоваться прежде всего за счет того, что нешаблонные элементы появились в СУП на неуловимое мгновение раньше шаблонного и были собраны вниманием в новую фигуру.
Данный эффект достигается и при намеренном сосредоточении внимания, однако такое постоянное сосредоточение требует особых психологических качеств, достаточно редко встречающихся. Но разнообразие элементов, поставляемых из ВИП в СУП, отнюдь не утруждает человека.
От чего зависит такое первичное разнообразие? Оно, разумеется, зависит от взаимодействия СУП-ВИП, от зоны привычного получения данных из ВИП центральной областью сознания, направляющей внимание – шаблонна эта зона или нет, типична для данных воспринятых фигур или нет. От проекции области «я есмь» на ВИП.
В чем разница шаблонного и нешаблонного, творческого мышления? Ну, в данном приведенном нами примере человек, скажем, пройдет мимо старого, но действительного, векселя в швейцарском банке или мимо автографа Пушкина, не распознав находки. Или не пройдет.
Это разница между острым и тупым умом, внимательностью и невнимательностью, творческим и нетворческим подходами.
Вспомним нашу задачу, провозглашенную в самом начале. Мы собирались рассмотреть с наиболее объективной точки зрения механизмы, делающие возможной перестройку сенсорной архитектоники психики в удобном нам направлении, более мощном, эффективном и управляемом. Это действительно важно, так как от мышления, от внутренней жизни человека зависит все – и его социальные достижения, и персональная свобода, и внутренние открытия, и полнота впечатлений, и радость от самой жизни. Теперь мы нужные нам переменные нашли и готовы приступить к обсуждению вопроса дооборудования мастерской нашего субъекта. Подытожим.
Результативность, полнота, богатство мышления, осознания и субъективной жизни зависят от следующих факторов: энергии, доступной психике вообще; энергии, доступной вниманию в частности; богатства и разнообразия фигур, поставляемых в СУП из ВИП.
«Жизненный путь в своей свершившейся части состоит из реализованных поступков, действий и выборов. Образ жизненного пути есть в каком-то смысле материализованная часть личности для переживания удовлетворенности или неудовлетворенности от собственной жизни».
Ю. И. Филимоненко. Жизненный путь: самореализация личности с опорой на подсознание. – М., 2001
Данный текст является ознакомительным фрагментом.