«Толстые дети»

Знаете, чем я занималась, когда мне было двадцать с небольшим (помимо обучения писательскому мастерству)? Подрабатывала официанткой в маленьком ресторанчике.

Позже я еще и барменом работала. А также гувернанткой, частным репетитором, сезонным рабочим на ранчо, поварихой, учительницей, продавщицей на блошином рынке и администратором в книжном магазине. Я жила в дешевых квартирах, у меня не было машины, а одевалась я в комиссионках и секонд-хендах. Я хваталась за любую подработку, копила деньги, экономя на всем, а потом отправилась путешествовать, чтобы посмотреть мир. Мне было интересно знакомиться с людьми, слушать их истории. Говорят, что писатели могут писать о том, что знают, а я знала только, что пока еще знаю совсем мало, вот я и занималась набором материала. Работать официанткой было здорово, это позволяло ежедневно слышать десятки разных голосов. В боковых карманах я всегда носила две записные книжки: в одну записывала заказы, а в другую – диалоги моих клиентов. Еще интереснее оказалось работать в баре: тамошние персонажи частенько были под мухой и охотно делились сюжетами из своего опыта. (Когда-то, работая барменом, я и узнала: мало того что у каждого есть захватывающая история, но люди еще и жаждут ею с тобой поделиться.)

Я рассылала свои рассказы по разным редакциям и получала письма с отказами. Я продолжала писать, несмотря ни на что. Свои рассказы я переписывала и доделывала по вечерам в спальне, а также на железнодорожных вокзалах, на ступенях лестниц, в библиотеках, городских парках, а еще на квартирах у подруг, приятелей, возлюбленных и родственников. И снова я отправляла рассказы в редакции. И снова отказы, отказы, отказы.

Письма с отказами мне не нравились. А кому бы понравились? Но я не отчаивалась: впереди была целая жизнь, я была намерена посвятить ее писательскому делу – и точка. (В моей семье живут долго, даже очень – одной моей бабушке стукнуло сто два года! – поэтому я решила, что в двадцать с небольшим рановато впадать в панику из-за упущенного времени.) А раз так, издатели могли отказывать мне, сколько душеньке угодно: я не собиралась сдаваться. Получая очередной отказ, я позволяла своему самолюбию громко заявить тому, кто поставил под письмом свою подпись: «Думаете, испугали? Учтите, те люди, которые заставят меня отказаться от своей цели, еще не родились, а до тех пор я собираюсь стоять на своем!»

После чего я выкидывала письмо и возвращалась к работе.

Письма-отказы стали для меня чем-то вроде вселенских масштабов теннисного матча: кто-то присылал мне отказ, а я отбивала его через сетку и в тот же день посылала новую заявку. Рассуждала я примерно так: раз мне нанесли удар, надо его сразу же отбить – пусть летит куда-то в космос.

Ничего другого мне не оставалось, потому что некому было пойти и забрать оттуда мои рассказы. У меня не было адвоката, агента, покровителя, не было связей и знакомств. (Я не только не была знакома ни с кем из издательского мира, у меня вообще почти не было знакомых, имеющих работу.) Я понимала, что никто не постучит однажды в дверь моей квартирки со словами: «Мы знаем, что здесь живет очень талантливая молодая писательница, и хотим помочь ей». Нет, мне предстояло заявить о себе самой, и я это делала. Непрестанно. Помню, как у меня возникло ясное ощущение, что я никогда их не переборю, этих безликих, безымянных стражей тех ворот, которые я без устали атаковала. Они ни за что мне не сдадутся. Никогда не впустят меня внутрь. Ничего у меня не получится.

Неважно, решила я.

Я все равно не сдамся только из-за того, что «ничего не получается». Дело было не в том. Наградой не могло и не должно было стать признание извне – я это знала. Наградой должна была стать радость от самого процесса работы и от моего личного понимания, что я выбрала правильный путь и в этом мое призвание. Если когда-то мне повезет настолько, что за работу еще и заплатят, это отлично, но пока деньги можно зарабатывать и по-другому. Есть масса разных способов обеспечить себе безбедное существование, я испробовала некоторые из них, и неплохо справлялась.

Я была счастлива. Никому не известная, практически никто – но счастлива.

Я копила деньги, потом путешествовала и писала заметки. Ездила в Мексику, к пирамидам, и писала заметки. Каталась на автобусе по пригородам Нью-Джерси и писала заметки. Я отправилась в Восточную Европу и писала заметки. Ходила на вечеринки и писала заметки. Поехала в Вайоминг, устроилась на ранчо поварихой и писала заметки.

В двадцать с чем-то я собрала нескольких друзей, которые тоже хотели стать писателями, и мы создали свою мастерскую. По причинам, которые теряются в глубине истории, мы называли себя «Толстые дети». Это была лучшая в мире литературная мастерская – во всяком случае, в наших глазах. Мы тщательно отбирали участников, присматривались друг к другу, чтобы не подпустить зануд и хамов, которые так часто наведываются в разные мастерские с явной целью разрушать чьи-нибудь мечты. Мы напоминали друг другу о сроках (написания работ) и вдохновляли друг друга на то, чтобы отправить новый опус издателю. Мы узнавали друг друга по голосу, познакомились с привычками и помогали друг другу работать, преодолевая наши специфические привычные препятствия. Мы ели пиццу и много смеялись.

Мастерская «Толстые дети» была очень эффективной, вдохновляющей и веселой. Это было безопасное место, где не страшно было заниматься творчеством, признаваться в слабостях и экспериментировать, и все там было абсолютно и совершенно бесплатно. (Не считая пиццы, да-да, конечно. Но бросьте придираться! Ведь вы же видите, к чему я веду, так? Ребята, вы можете сделать такое сами!)