Глава 2. ВЗЯЛ ОН ВИЛЫ И ТОПОР…

Глава 2. ВЗЯЛ ОН ВИЛЫ И ТОПОР…

О пользе и непользе оружия

Когда стрелой без древка выстрелят из лука без тетивы — она поистине пронзит гору!

Судзуки Тантаро

В японском языке искусство обращения с оружием носит название «кобудо», что дословно можно перевести как «старинное искусство». Пэтому мы не станем мудрить, а для начала поговорим об оружии именно в свете кобудо.

Все многообразие стилей и разновидностей этой жестокой науки на благословенном японском архипелаге условно подразделяется на две категории — кобудо самурайское и простонародное. При этом внутри самурайского также можно выделить обширный пласт полицейских техник, получивших наибольшее развитие в почти трехвековую мирную эпоху правления Токугавского сёгуната (1603–1868), а также примыкающее сюда самым тесным образом огромное, таинственное и вполне суверенное царство зловещих ниндзя.

Характерным примером простонародного кобудо служит букет окинавских техник работы с примитивным оружием, родственным обиходным предметам крестьянского быта и почти не модифицированным для битвы. Теперь рассмотрим подробно каждую из разновидностей.

Самурайское кобудо

Враги бросились наутек, но Сянаао догонял их и рубил, догонял и рубил, и вот уже пятеро матерых злодеев пали мертвыми.

Сказание о Ёсицунэ

Как всем нам отлично известно из фильмов и книг, главным и наиболее зловещим спутником любого самурая всегда был его меч — поначалу цуруги, позднее дайто. Исторически это не совсем верно, поскольку вплоть до Токугавской эпохи отнюдь не меч, но лук и копье считались своеобразными символами воинственного сословия. Лишь с прекращением многовековой мясорубки непрерывных гражданских войн, когда славным доспехам и тяжелому полевому вооружению пришло время обратиться в семейные реликвии, эстафету подхватил меч, став отныне единоличным средоточием души самурая и знаком принадлежности к гордому племени Буси (хотя для этого, строго говоря, требовалась пара мечей — большой и малый, плюс характерная прическа). Но, так или иначе, и мечи, и луки, и копья относятся к штатным видам вооружения, мастерство владения которыми в состав кобудо вроде бы и входит, хотя, строго говоря, не вполне. В этом смысле столь популярное сегодня параллельное изучение тонкого искусства иай-до совместно, скажем, с простонародным тонфа-дзюцу выглядит немного странно.

Вместе с тем любой самурай, не стремившийся почетно пасть на поле брани в расцвете сил, непременно овладевал целым набором дополнительных техник, прибегать к которым случалось не редко. В пылу благородного сражения в чистом поле воин запросто мог лишиться мощного меча либо копья, сломав их или просто выронив от молодецкого удара противника. После такой неприятности оставалось лишь прибегнуть к спасительной помощи малого меча (вакидзаси), ножа или какого-нибудь иного оружия. Довольно популярными среди самураев были различные варианты цепей, железные веера тэссэн и гумбэй-утива, а также всевозможные метательные лезвия и пластины, в том числе всем известные сякэны («звезды»), необоснованно относимые к монопольной и чуть ли не главной принадлежности ниндзя. Между прочим, только шпионы предпочитали маленькие, легкие пластинки, но они смазывали их острия крепким ядом, целясь притом в шею, лицо и т. д., а настоящие боевые звезды были большими, диаметром до 150–180 мм, коваными и тяжелыми, рассчитанными на изрядное пробивное действие и глубокое проникновение в тело.

Далее — не всегда и не везде дозволялось размахивать любимым клинком, а порою и вовсе не допускалось обнажать его, не говоря о копье или нагинате. При входе в дом (за исключением откровенно враждебного визита) полагалось оставлять бесценный фамильный меч «в дверях», надеясь, случись что, на вакидзаси да на припрятанные под одеждой «сюрпризы», овладеть которыми не поленился ранее. Ножны малого меча, танто и айкути[21] всегда содержали в боковых кармашках обиходный ножичек (когатану) и стальную шпильку (когай), назначение которой — распускать туго затянутые узлы шнуровки доспехов.

Очень часто когай состояла из двух половинок, каждая из которых могла быть пущена опытной рукой точно в цель, как и любой из аналогичных острых предметов.

Собственно говоря, хороший самурай без труда, молниеносно и четко способен был метнуть в противника всякую снасть из своего богатого арсенала, что на диво правдоподобно демонстрирует Тосиро Мифунэ в фильме «Красное солнце».

Аналогично европейским шестоперам и булавам, ставшим, помимо утилитарного предназначения, своеобразными символами атаманской власти, стальные боевые веера в Японии прижились в среде князей и полководцев. Те, кто видел старую киноленту «Знамена самураев», могут припомнить эпизод, в котором знаменитый Такэда Сингэн отбивает бешеные наскоки не менее знаменитого Уэсуги Кэнсина именно таким веером. И, уж конечно, веером было удобнее всего отражать различные мелкие метательные снаряды, которыми не брезговали и вездесущие ниндзя, и свои же собратья-самураи. Зачастую это практиковалось в качестве тренировки, чтобы надежность рефлекса не подвела при реальном нападении.

Полицейское кобудо

Вот они подъехали, показали аспиду!

Супротив милиции он ничего не смог.

Вывели болезного — руки ему за спину,

И с размаху кинули в «черный воронок».

В. Высоцкий

Полицейские техники и соответствующее вооружение расцвели, как и многое другое, в Эдосскую (она же Токугавская) эпоху. Обусловлено это не только организацией мощной разветвленной полицейской сети, с помощью которой Бакуфу (военно-административный управленческий аппарат) контролировал ситуацию во всей стране, но и значительным упадком мастерства буси. По прошествии многих безоблачных десятилетий совершенно сошел с исторической арены старый тип сурового непобедимого солдата, идущего по пояс в крови через жестокие битвы «эпохи войн», со всеми его невероятными рефлексами, переходящими в «шестое чувство», и поистине инфернальной ударной мощью.

Излюбленным оружием полицейских стали длинные цепочки с грузилами на концах, позволявшие обездвижить противника, не убивая его, а также дзиттэ — стальной пруток с одной крюкообразной половинкой гарды.

Пусть легенды о мастерах, способных одним поворотом такой ловушки переламывать клинок меча, останутся на совести их сочинителей — согласно некоторым исследованиям, реально дзиттэ, имевший на рукоятке шнурок с кистью различного цвета, соответствовавшего рангу полицейского, играл ту же роль, что в наши дни жетоны и удостоверения. Хотя, безусловно, хватало по-настоящему сильных мастеров, творивших чудеса со своим нехитрым орудием.

Любители японских боевиков-тямбара могут насладиться этой темой, отыскав двухсерийный (я, по крайней мере, больше не встречал) фильм «Лезвие», повествующий о приключениях эдосского полицейского Ханзо-лезвие (кличка такая) в исполнении блистательного мастера, актера и режиссера Шинтаро Кацу, знакомого многим по роли слепого массажиста Зато Ичи, убившего на протяжении тринадцати серий едва ли не полтысячи отвратительных якудза своим молниеносным клинком, спрятанным в палке. В образе мэцукэ (полицейского) он орудует отточенной сталью обыкновенной катаны, иногда пуская в ход сай с длинной цепочкой, размещенной в рукоятке, а также результативно пытает женщин некоей естественной принадлежностью своего организма.

В целом Эдосский период японской истории можно сравнить с эпохой европейского Ренессанса. Пришедший на смену нескончаемым войнам почти трехвековой мир возродил к жизни огромное количество всевозможных разновидностей изящных искусств, а профессионалы клинка получили возможность в спокойной обстановке заняться систематизацией бездонного практического опыта и созданием постоянных школ. Именно в эти годы множатся новые и укрепляются старые «рю», в стенах которых обретают отчетливый облик здравствующие по сей день стили кэн-дзюцу и дзю-дзюцу. Исподволь поменялся характер техник, так как отсутствие доспехов сместило акценты в сторону быстроты и ловкости движений. На смену ужасной сметающей мощи копья, нагинаты и длиннейшего «полевого» меча пришла виртуозная работа более легкой катаной и всем обширным арсеналом малого вооружения, вышедшего из тени могучих собратьев.

Кобудо, понимаемое сегодня как искусство боя с использованием предметов, входит в качестве обязательного раздела во все без исключения современные школы дзю-дзюцу, каратэ и так далее. Разумеется, речь идет о школах традиционной (не спортивной) направленности.

Если попытаться обобщить все вышесказанное, то можно утверждать, что самурайская разновидность кобудо включает в себя искусство обращения с различными вариантами стальных предметов, в том числе цепей, а также некоторые специфические техники наподобие ходзё-дзюцу (приемы связывания противника веревкой, поясом и т. п). В отличие от окинавского, самурайские разновидности кобудо не сведены в единую систему и изучаются порознь в рамках тех или иных школ как самостоятельные дисциплины.

Шпионское кобудо

Подкрался сзади, размахнулся,

Как вихорь свистнул острый меч,

И прежде, чем я оглянулся,

Уж голова слетела с плеч.

А. С. Пушкин

Из содержания эпиграфа ясно, что речь пойдет о коварных и безжалостных шпионах японского средневековья, любимцах нынешней детворы во всем мире — ниндзя. Хотя здесь описана именно сцена убийства, главным смыслом деятельности «воинов ночи» была все же добыча, сохранение и передача информации, а уже во вторую очередь — диверсионные акции в тылу врага, резня и поджоги. Собственно говоря, принципиальная ошибка почитателей, исследователей и историков ниндзюцу на сегодняшний день состоит в том, что древний феномен рассматривается как разновидность боевого искусства. Это совершенно неверно, ибо сами по себе боевые техники составляли лишь малую часть в объемистой программе подготовки лазутчиков, где гораздо большее внимание уделялось вопросам маскировки и скрытого перемещения, приемам проникновения в дома и замки, способам взлома, подкопам и прыжкам, плаванию и бегу, умению часами сохранять неподвижность в самой немыслимой позе (например, повиснув на ветке) и множеству иных навыков.

Помимо чистой «физики» досконально прорабатывались также психические аспекты: гипноз и самогипноз, умение запоминать колоссальные объемы информации, способы концентрации внимания, обострения органов чувств, мобилизации энергетики, и так далее. Как следует из другого их наименования — синоби (крадущиеся) — практика ночных оборотней строилась, прежде всего, на соблюдении абсолютной незаметности, бесшумности и безликости. Поэтому очень красивый рассказ Виктора Попенко на страницах его книги «Древнее оружие Востока» о том, как гордые своей профессией ниндзя для пущей славы раскрашивали в разные яркие цвета клинки мечей (причем цвет соответствовал той или иной конкретной школе), заставляет вообразить штандартенфюрера Штирлица с полным набором советской военной атрибутики вплоть до знака об окончании академии РККА на черном эсэсовском мундире.

Согласиться с подобными вымыслами невозможно, если принять в расчет обыкновение шпионов уродовать свое лицо в случае поимки, дабы лишить врага возможности какой-либо идентификации. При этом странно иметь при себе клинок, на котором, так сказать, «синим по белому» написано о причастности, например, к Котто-рю.

Если еще учесть, что другим показателем достоверности подобных сведений служит утверждение автора о хромировании клинков (в XVII веке!) для пускания «зайчиков» в глаза, то не стоит принимать этого всерьез.

Самое большее, что реально могли проделывать ниндзя со своим оружием, — коптить его в пламени свечи или костра для ликвидации малейших бликов, каждый из которых мог привести к обнаружению, гибели и — что несравненно важнее — к провалу всей операции. На сегодняшний день в нашей стране вышла в свет единственная достоверная работа по истории шпионского промысла в Японии — две книги Алексея Горбылева: «Путь невидимых» и «Когти невидимок».

Нас же хитрые проныры интересуют лишь постольку, поскольку все их мастерство и фантастические деяния напрямую зависели от умения обращаться с разнообразнейшим арсеналом специальных приспособлений, от самых простых до весьма сложных и остроумных. Сегодня с легкой руки писателей и сценаристов у определенных слоев общественности сложилось впечатление, будто ниндзя только и делали, что убивали направо и налево, притом исключительно с помощью мечей, серпов и сюрикэнов.

Между тем этот зловещий образ имеет к реальной практике ниндзя примерно такое же отношение, как блистательный Джеймс Бонд — к деятельности настоящей разведки.

Как отмечалось выше, истинный синоби был, в первую очередь, мастером скрадывания, проникновений и похищений, а вовсе не рукопашного боя. В наши дни, с этой точки зрения, опытный домушник или карманник в гораздо большей степени имеет право отождествлять себя с ниндзя, чем все те члены клубов и секций, что рядятся в черные одежды, мечут «звезды» и размахивают прямыми мечами тайваньской выделки, не будучи в состоянии даже выкрасть бумажник у прохожего. Я не воспеваю воровство, но факт остается фактом: хороший ниндзя есть прежде всего хороший жулик. Огромное число увлекательнейших историй повествуют нам об испытаниях мастерства, что учиняли шпионам их учителя или наниматели. Почти все подобные задания представляли собой изощренные кражи предметов (меча, свитка, подушки из-под головы) у заранее предупрежденного, изготовившегося к отпору владельца. Даже когда дело касалось боевых подвигов в расположении противника, звону стали всегда предшествовало незаметное проникновение на тщательно охраняемую территорию.

В полном соответствии с тематикой работы шел подбор вспомогательных средств, причем каждый предмет мог служить одновременно разным целям, и оружия в чистом виде почти не применялось — даже пресловутый синоби-кэн с квадратной цубой представлял из себя целый арсенал, обеспечивая весьма далекие друг от друга задачи. «Невидимка» попросту не мог позволить себе быть обвешанным грудой тяжелого громоздкого инвентаря, словно Арнольд Шварценеггер в фильме «Коммандо», поэтому компактность и универсальность были первым и решающим критерием в подборе снаряжения. Даже когда наниматель жаждал смерти оппонента, дело чаще всего обходилось без серпов и мечей. Подлинный мастер мрачного ремесла использовал, как свидетельствуют исторические документы, невероятные ухищрения и выдумки — опять же с целью незаметности и стопроцентной эффективности акции.

Ведь целью являлся, как правило, не рядовой воин, а полководец, даймё (князь), то есть личность всегда неординарная, искушенный во всех тонкостях схваток, да к тому же тщательно охраняемый. Такой человек обладал развитой интуицией и знаменитым гоку-и («шестым чувством»).

Всем хорошо известен хрестоматийный эпизод с (предположительно) Ягью Мунэнори и его слугой (учеником), когда спящий мастер мгновенно уловил мелькнувшую у того мысль о своей беззащитности, и в следующую секунду стоял с мечом в руках. Поэтому очень трудно было просто зарубить или зарезать намеченную жертву — тот, скорее всего, почуял бы врага заранее, что бы ни сочинял о мастерстве ниндзя скрывать эманации своего мозга известный Эрик Ластбадер в сериале о похождениях тандзяна Николаса Линнера.

Кроме того, не стоит приписывать ночным пройдохам абсолютного совершенства решительно во всех видах боевого искусства. Универсал всегда проигрывает узкому специалисту в его излюбленной области, и средний самурай безусловно превосходил среднего шпиона в технике меча и копья. Не стоит заострять внимания на выдающихся представителях профессии с той и другой стороны — в любом деле встречаются уникумы, и наша речь не о них.

Как сегодня нормальный разведчик в чужой стране не крадется по темным улицам с пистолетом в руке, так и триста лет назад ниндзя предпочитали обходиться без меча до самого последнего предела, когда на него обрушивалась подоспевшая охрана или погоня. И обыкновенно результат подобной схватки бывал предрешен. Некоторое преимущество состояло в использовании нетрадиционных, малоизвестных приемов боя, атак в неожиданных ракурсах, обилии акробатических элементов и т. д. Все это приносило победу в быстрой стычке, но только при наличии фактора неожиданности. В тех же случаях, когда прохиндей был вынужден схватиться в открытую, используя свой более короткий и легкий меч, результат, повторяю, был известен заранее. Кроме того, замечательные клинки самурайских катан и тати чаще всего превосходили по своим характеристикам шпионское оружие. Это легко объяснимо, так как меч самурая делался долго и на века, являясь нередко фамильной драгоценностью. Меч ниндзя (в тех случаях, когда он предпочитал «специзделие») был всего-навсего рабочим инструментом, одним из многих и далеко не главным, который не жалко выбросить в случае чего.

Это отнюдь не значит, что клинок был из рук вон плох. Он вполне обеспечивал круг своих задач, но никакими выдающимися свойствами не обладал. Опять же, не стоит говорить об исключениях.

Кстати — только кинониндзя всегда экипированы характерным прямым мечом, который упрямо прилаживают за спину. На деле нет ни одного исторического свидетельства существования таких мечей — ни записей, ни сохранившихся экземпляров. Настоящие лазутчики пользовались чаще всего самыми обычными самурайскими клинками, причем носили их, как и полагается, сбоку, так как принайтовленный сзади меч, да еще с цубой, полностью исключает возможность кувырков, перекатов и других акробатических элементов, а заткнутый за пояс — нисколько этому не препятствует. И потом — для разведчика и диверсанта, первой задачей которого было слияние с толпой, наличие особого, легко узнаваемого вооружения тотчас обернулось бы разоблачением, арестом и пыткой, поскольку охотники за шпионами, как правило, сами такие же ниндзя, имели острый глаз и отточенную интуицию. Другой вопрос — внешне чисто самурайский меч мог скрывать в себе откровенно шпионские хитрости, будучи приспособленным для выполнения разных специфических дел, однако это никак не сказывалось на экстерьере. Чаще всего дело ограничивалось устройством потайного резервуара в конце чуть удлиненных ножен.

Строго говоря, между самураями и ниндзя вообще не существовало четкой границы, поскольку самураи были сословием, а ниндзя — профессией или хобби, и ничто, кроме кодекса бусидо, не мешало бедному служаке пробавляться на ниве шпионажа и заказных убийств. Большинство известных кланов ниндзя — самурайские, и множество гордых буси без зазрения совести посвящало себя «иньскому ремеслу», а корни знаменитых школ будзюцу уходят в почву монастырских техник боя, породивших также превосходные шпионские системы. Сами ниндзя также не изобретали велосипедов, практикуя в полном объеме испытанные методики самурайской выучки.

Принимая в расчет все вышесказанное, можно утверждать, что в нормальных рабочих условиях наши герои мечу и рубке предпочитали орудия тихие и несравненно более эффективные — отравленные иглы, метательные предметы, ядовитые дымы, порошки, жидкости и прочие дьявольские штучки, вплоть до ученых крыс и хищных ласок. Как у Владимира Высоцкого:

Добрый молодец он был,

Бабку-ведьму подпоил,

Ратный подвиг совершил —

Дом спалил!

Воистину, реальная шпионская акция! Недаром именно ниндзя первыми оценили преимущества пороха[22] и вообще старались держаться на гребне научно-технического прогресса тех лет, обращая любое изобретение в свою пользу. Потому-то ассортимент их подручных средств был чрезвычайно широк, хотя главенствовало в нем не оружие, а средства проникновения и маскировки, подслушивания и доставки информации, преодоления препятствий и тому подобное. Все, кого интересуют конкретные описания и иллюстрации шпионского инвентаря, могут обратиться к многочисленным изданиям на эту благодатную тему — от брошюрок местечковых экспертов до упоминавшегося двухтомника А. Горбылева.

Я сознательно не хочу здесь касаться откровенно инфернальных техник психоэнергетического тренинга «невидимок», всех их излюбленных распальцовок и черной магии, поскольку уж это-то наверняка никоим образом не входит в тему нашего разговора. Гораздо примечательнее то, что ниндзя являлись выдающимися мастерами импровизации, настоящими профессорами по использованию подсобных предметов, так как изменчивый калейдоскоп нештатных ситуаций требовал молниеносных решений и точных действий. Что бы ни попало в опытные руки, могло превращаться и в оружие, и в отмычку, и во что угодно. Сколь бы ни был обширен перечень носимого снаряжения, всего предусмотреть невозможно, и всегда могли проявиться нежданные факторы, заставляющие на ходу сочинять и конструировать что-то новое из имеющегося или найденного поблизости. Трудно вообразить лазутчика, вышедшего на задание с пустыми руками. Разведка и диверсии — всегда работа с теми или иными предметами, от сноровки обращения с которыми напрямую зависит успех или провал дела, и как раз тут лежат точки соприкосновения ниндзюцу и кобудо.

«Простонародное» кобудо

Царь обезьян в сраженьи был свиреп,

И Царь-волшебник тоже был силен, —

Друг друга меч и посох отражали…

У Чэн-энь. Путешествие на Запад

Коль скоро профессиональные шпионы, оснащенные множеством заранее сконструированных и изготовленных инструментов, порой вынуждены были использовать подвернувшиеся под руку предметы, то что оставалось делать крестьянам и горожанам для защиты от лихого криминалитета? Наиболее остро эта проблема стояла не в центральных провинциях, где силовые структуры, худо-бедно, подавляли сверхнормативное буйство, а бесконечные усобные войны давали возможность собирать на полях сражений мечи, копья и даже доспехи, что наглядно продемонстрировал А. Курасава в знаменитом фильме «Семь самураев». Гораздо хуже обстояли дела на окраинах империи, особенно на юге.

Самый крупный остров архипелага Рюкю — Окинава, расположен как раз на стыке двух культурных традиций — японской и китайской, поэтому бездонная культура Поднебесной питала «младшую сестру» в значительной мере именно через Окинаву. Тамошние жители никогда не отличались кротким нравом, а близость континента оказывала существенное влияние на все стороны жизни, включая боевые искусства. Официальная версия возникновения окинавского кэмпо относит его зарождение к XIV веку, когда король Рюкю признал вассальную зависимость от Китая, и с континента прибыла дипломатическая миссия, в составе которой были мастера цюанььфа. Но реально знакомство с передовыми техниками боя произошло еще раньше.

Как известно, XII век принес гибель огромному клану Тайра. Спасаясь бегством от победоносных Минамото, остатки разгромленных войск откатились на юг аж до Окинавы, унося с собой полный багаж военных знаний и оригинальных наработок, в корне отличных от классических китайских систем. Именно в этом заключается причина того, что древнейшие окинавские стили Тэ более всего напоминают как раз дзю-дзюцу, а не ушу, да и культивировались они отнюдь не в простонародной среде, а в правящих самурайских семействах острова. То, что сегодня принято считать настоящим окинавским каратэ, есть гораздо более поздняя переделка южно-шаолиньского цюаня (предположительно, стиля «журавль»), преподававшегося в середине XVIII столетия легендарным мастером Кусянку, хотя по сей день неясно даже, имя это, прозвище или некая должность. От него пошли все современные стили и разновидности «китайского кулака», как испокон веку именовали данное искусство на Окинаве, пока, с подачи Фунакоши Гичина, оно не превратилось в «пустую руку». Разумеется, задолго до рождения этого самого Кусянку китайские формы не могли не влиять на развитие Тэ. Исподволь шел непрерывный процесс взаимообогащения, результатом которого явилось практичное, жесткое и бескомпромиссное окинавское кэмпо, в котором мастерство владения простейшим оружием неразрывно связано с работой голыми руками, и две эти составляющие никоим образом не могут быть отделены друг от друга.

Вся дальнейшая история острова лишь подтверждала древнюю истину, что любой запрет только усиливает сопротивление и будоражит дремлющие силы. «Сухой закон» породил американскую мафию и расплодил гангстеров, а когда в XV веке королю Сё Хааси вздумалось объединить север и юг Окинавы и ввести первый запрет на свободное ношение оружия, это подхлестнуло развитие кэмпо и дало стимул к поиску методик использования в качестве оружия безобидных бытовых инструментов. Не стоит верить сказкам о том, что традиционное оружие Окинавы напрямую родилось от цепов и тяпок. Идея и техники пришли, опять-таки, из Китая, уже имея многовековую историю и традиции. Они всего-навсего обрели новую родину и претерпели незначительные изменения, оставившие нетронутой сердцевину искусства. Простой пример: обычные грабли на континенте никогда не рассматривались как сугубо мирный земледельческий инвентарь, но сплошь и рядом использовались в качестве самого настоящего боевого оружия со своим набором преимуществ и недостатков. Свидетельством тому — хотя бы образ одного из героев знаменитой эпопеи «Путешествие на Запад», чудовищного кабана-оборотня Чжу Баацзе (отнюдь не поросенка, как его иногда называют), бессмертного борова, вооруженного волшебными граблями.

Окончательно подлил масла в огонь великий Иэясу Тоокугава, издав в конце XVII века повторный указ о категорическом запрете на ношение и даже хранение клинкового оружия. Словами дело не ограничилось. Была тотчас проведена первая (но не последняя) катана-гари, то есть «охота за мечами», прокатившаяся волной по всей империи и выразившаяся на своенравной Окинаве в самых жестоких и крайних формах. Доходило до того, что на всю деревню оставляли единственный нож, прикованный цепью к столбу на площади. Как и следовало ожидать, эта политика привела к созданию тайных сообществ, окончательной систематизации старых и появлению новых стилей кэмпо, а также к лавинообразному росту качественного уровня школ, оживленных идеей сепаратизма. Уже не интуитивно, а сознательно и целенаправленно анализировался и обобщался древний опыт Китая и Японии.

Полный перечень вооружений окинавского кобудо достаточно обширен и включает в себя как деревянные, так и стальные предметы, однако последние, скорее, исключение из правил. Серпы являются оружием изначально, и вопрос лишь в технике работы с ними, тогда как палки и шесты — вещи мирные, требующие очень специфических навыков для превращения их в грозные орудия нападения и защиты.

Из наиболее известных «инструментов» окинавского кобудо можно назвать бо (палки всевозможной длины и толщины), нунчаку, тонфа, кама (серп), сай (трезубец), тэкко (кастеты), сурутин (цепь или веревка с грузами на концах), фундо (цепь длиной около 60 см с рукоятками на концах) и т. д. Самой оригинальной из этого списка является снасть, представляющая собой нечто вроде узкого полотенца из сыромятной кожи, которое позволяло вязко гасить смертельные удары острого, как бритва, меча, давая шанс для контратаки. Рассмотрим подробнее каждую из техник.

Шест

Сунь У-кун начал проделывать разные фокусы со своим посохом — то он размахивал им над головой, то вращал вокруг тела, то подбрасывал его вверх, то опускал вниз…

У Чэн-энь. Путешествие на Запад

Бо-дзюцу представляет собой искусство ведения боя с помощью палок различной длины. Существует несколько более или менее канонизированных размеров оружия, в зависимости от чего меняется и его название. Ориентировочно такой перечень выглядит следующими образом:

тамбо — палка (часто суковатая) длиной около 50 см;

ханбо — «половинный бо», от 90 до 110 см;

дзё — несколько более тонкая палка, от 120 до 150 см;

рокусяку-бо — шест длиной 182 см (6 сяку);

хассяку-бо — длинный шест, до 240 см (8 сяку).

Как мы видим, длина предмета не ограничена строго, а зависит от личных вкусов владельца, его роста, телосложения, принадлежности к тому или иному стилю и т. д. Обозначение длинных шестов является производным от японской меры длины сяку (30,3 см) с указанием количества этих единиц. Наиболее популярной является работа с ханбо, дзё и рокусяку-бо. Соответственно, и техники для данных разновидностей оружия проработаны полнее и глубже.

Обращение с ханбо внешне слегка напоминает кэн-дзюцу — в том случае, когда палку держат двумя руками за один край, словно меч, нанося ею все известные круговые и тычковые удары. Однако, уступая клинку в способности рассекать, дубинка дает немалые преимущества, позволяя совершать массу скользящих движений руками по всей своей длине, что сильно расширяет спектр приемов.

Например, это дает возможность совершать непредсказуемые и коварные тычковые удары «с выносом», значительно и неожиданно увеличивая рабочую дистанцию и поражая противника на расстоянии до двух шагов, а также выполнять ряд перехватов, характерных, скорее, для нунчаку-дзюцу, и атаковать в нестандартных ракурсах.

Также можно удерживать ханбо за центр, что породило массу оригинальных вариаций. Нелишне заметить, что сам Миямото Мусаси в зрелые годы почти полностью отказался от стального меча, предпочитая деревянный бо-кэн, который в чем-то аналогичен ханбо, если не принимать близко к сердцу легкий прогиб и овальность сечения.

Причем он не раз одерживал этим оружием блестящие победы над противниками, чьи руки сжимали великолепные мечи работы знаменитых мастеров.

Техника дзё (джо) пользуется традиционной популярностью у приверженцев айкидо и дзю-дзюцу, где приемы с этой палкой составляют отдельный раздел «айки-дзё» и являются необходимой частью квалификационных требований. Вся база дзё-дзюцу детально проработана в варианте атак и защит, использующих палку и в качестве оружия, и против нее.

В целом рисунок движений заметно отличается от практики иных окинавских школ, внешне повторяя манеру айкидо — он имеет явно круговой характер и плавный, стремительный ритм. Очень подробно разработаны броски с помощью дзё, а также болевые замки и фиксация уже лежащего противника. Акценты сдвинуты с внешней «физики» движений на глубинные, «внутренние» моменты и требуют постоянных вдумчивых тренировок, как, впрочем, все, что относится к древнему искусству дзю-дзюцу.

Рокусяку-бо — наиболее известное и популярное оружие, почитаемое несметным числом школ самой разнообразной ориентации. В обязательном порядке изучается почти во всех традиционных стилях окинавского каратэ, именуется обыкновенно просто «бо» и представляет собой круглый или граненый шест диаметром 3 см, изготовленный из дерева твердых пород. Технический арсенал приемов с шестом настолько обширен, что позволяет сосуществовать целым направлениям и школам, весьма не похожим друг на друга. Очень грубо и приблизительно можно попытаться выделить две разновидности техник — окинавского и китайского типов, хотя первая и является вполне законнорожденной дочерью второй. Те, кто видел фильмы о похождениях шаолиньских монахов, легко поймут, о чем идет речь. Для китайской боевой традиции вообще характерна склонность к сложным, многоплановым и хитроумным построениям, которые при всей своей бесспорной эффективности чрезвычайно эстетичны. Работа с шестом здесь строится на обилии круговых движений, часто с оборотами вокруг тела. Шест, который нередко держат за один край, совершает стремительный полет по широким спиралям, восьмеркам и эллипсам, то взлетает, то опускается, то выходит на тычковый удар. Много подсечек. Порой оружие используется как опора для совершения прыжка или высокого удара ногой. Шест вообще являлся и является до сих пор «фирменным» оружием монахов, а также адептов ушу стиля обезьяны, традиционно восходя в этом к легендарному царю обезьян Сунь У-куну, Великому мудрецу, равному Небу, и его знаменитому железному посоху толщиной с чашку.

Окинавская работа отличается простотой, лаконичностью и жесткостью, если не сказать — жестокостью. Преобладают короткие тычковые и компактные, не размашистые круговые удары и защиты, несущие в себе, тем не менее, смертельную мощь. Уступая китайским техникам в эстетике, они, безусловно, надежны и действенны, что проверено историей. Существует множество колоритных ката с шестом — наследие великих мастеров прошлого, закодировавших и донесших таким образом до наших дней традиционное искусство работы с этим прекрасным предметом, по праву названным «матерью всего оружия».

Хассяку-бо и кюсяку-бо — длинные шесты, соответственно по 240 и 270 см. В наши дни они гораздо менее популярны, чем универсальная «двухметровка». Хотя эдакая оглобля и предоставляет владельцу известные преимущества в бою на длинных дистанциях в чистом поле, вместе с тем она требует обширного свободного пространства и практически бесполезна в лесу, на улице, среди заборов и в других подобных местах, равно как и в густой толпе.

Техника работы не отличается какими-либо особенностями, разве что чаще используются широкие круговые движения, сметающие подсечки с хватом двумя руками за один конец, да еще очень длинные выносные удары по всем уровням. В отличие от стандартного шеста, такие удары несут в себе большую силу из-за тяжкого веса предмета и оттого, что путь его разгона длиннее, чем в случае с коротким оружием.

Соответственно, в разных регионах и школах применялись и применяются различные типы шестов. Так, если на Окинаве классическим считается именно рокусяку-бо, тяжелый и жесткий, то для китайской традиции характерен более длинный (свыше двух метров), эластичный, гибкий шест, совершающий в момент фиксации удара упругие колебания, что используется в качестве технического элемента. Несмотря на длительные беседы со знакомыми китайцами, мне так и не удалось выяснить, из какого именно дерева изготавливаются такие шесты. Некоторые говорят, что из бука, но это вздор. Скорее всего используется какая-то хитрая южная порода.

Вообще о всевозможных разновидностях палок и об искусстве боя с ними можно говорить бесконечно, так как именно палка, какой бы длины и толщины она ни была, абсолютно бесспорно является древнейшим из всех прочих видов оружия. И ничто другое не представляет само по себе оружия в меньшей степени, нежели обыкновенная палка, легко приобретающая в опытных руках почти аббсолютную эффективность.

Тонфа

Прохор, принеси-ка пистолет,

Да костыль чугунный не забудь!

Л. Сергеев

Тонфа (реже — туйфа) олицетворяет собой как бы визитную карточку окинавских боевых искусств, являясь оригинальным и уникальным оружием, присущим почти исключительно данному региону. Конструктивно это все та же короткая палка, но с добавочной поперечной рукояткой.

Чаще всего происхождение тонфа выводят от рукоятки мельничного жернова. Вполне возможно, что на Окинаве существовали в точности такие рукоятки, однако гораздо достовернее выглядит версия исхода идеи тонфа опять же из Китая, где задолго до появления проблесков цивилизации на островах Рюкю уже вовсю дрались с использованием оружия, именуемого гуай (боевой костыль), или «костыль хромого Ли», по прозвищу одного из даосских бессмертных, Ли Те-гуая. Вот он на фото (нэцкэ, Япония, XVIII в) со своим знаменитым костылем.

Но китайский прототип длиннее, тоньше и не имеет явно выраженной «головки» на рукояти, что очень существенно влияет на технику движений.

Кроме того, на Окинаве с самого начала тонфа стали использовать в парном варианте, для обеих рук, тогда как на континенте длинный костыль часто подхватывался второй рукой за дальний конец. Это давало ряд сложных скруток, подставок, зацепов и перехватов, каковые почти полностью отсутствуют в окинавских стилях из-за иной геометрии оружия и его парности.

Как все прочие палки, тонфа изготавливаются из тяжелой древесины и могут различаться формой сечения, весом и пропорциями, хотя и в небольших пределах. Гораздо заметнее дистанцированы друг от друга школы и стили работы с этим оружием, но лишь преобладанием каких-то одних элементов над другими. Перевес в сторону тычковых, круговых либо полнооборотных движений с прокруткой рукояти в кулаке создает неповторимый пространственный рисунок и может служить отправной точкой для идентификации стиля. Также в некоторых случаях применяется тонко проработанная техника перехватов тонфа за длинный или короткий конец с использованием поперечной рукояти для остроумных зацепов, заломов, болевых замков и удушений. Именно этот раздел взят на вооружение полицией многих стран, применяющей его для фиксации и конвоирования задержанных преступников.

Тем, кто знаком с техникой каратэ любого стиля, не составит особого труда освоить работу с тонфа, поскольку все манипуляции с зажатыми в кулаках брусками полностью повторяют классическую базу боков и ударов «китайской руки». Дополнительной проработки требуют лишь обороты оружия вокруг рукояти как оси вращения да нехитрые перехваты, зацепы и скрутки. Данный раздел предоставляет обширное поле деятельности любителям изобретать собственные комбинации и сочетания известных приемов, так как довольно сильно зависит от личных особенностей телосложения и склонности к тем или иным способам «убеждения» противника.

Однако, как и во всех боевых искусствах, кажущаяся простота скрывает под собой необходимость многолетнего упорного труда, а даже вполне элементарное движение типа прямого удара или восходящего фронтального блока требует тысячекратных повторений при самом внимательном, критическом и вдумчивом отношении. Только при таком подходе незамысловатые рукоятки дадут своему владельцу стопроцентную возможность побить любого противника — хоть с ножом, хоть с ломом в руках. Остается добавить, что издревле особенным мастерством в изготовлении и применении тонфа на Окинаве славились район Цукэнситахаку и близлежащий островок Хамахига. Это нашло отражение в названии одной из популярных ката — Хамахига-но-тонфа. В настоящее время тонфа-дзю-цу входит как обязательный раздел в программу ряда школ традиционного каратэ.

Нунчаку

Эх, милая моя! И видом ты неказиста, как та самая длиннохвостая сова из Сига, и нравом настоящая деревенщина…

Сказание о Ёсицунэ

Слова, взятые в качестве эпиграфа, в точности характеризуют неказистые и с виду абсолютно безопасные палочки, соединенные веревочкой, ведущие родословную от самого обыкновенного крестьянского цепа для молотьбы.

В современном мире нунчаку завоевала столь громкую популярность, что трудно отыскать уголок, где всякий мальчишка не знал бы этого простого восточного оружия. Ничто более не может соперничать с нунчаку по известности, основу которой положил, как принято считать, победоносный Брюс Ли, продемонстрировавший с экрана виртуозную работу дотоле неведомым инструментом. Начавшийся вслед за этим повальный бум привел в итоге лишь к тому, что уголовные кодексы большинства стран признали нунчаку холодным оружием со всеми вытекающими карательными последствиями.

В глазах публики нехитрые дубинки предстают сегодня чем-то вроде «абсолютного оружия», хотя в действительности дело обстоит совершенно иначе. Этот факт нашел отражение даже в специальной (для служебного пользования) справочной литературе, где работникам следственных органов и судов рекомендуется в каждом конкретном случае учитывать степень владения предметом, поскольку эффективность и опасность нунчаку находятся от этого в самой прямой зависимости. Человек, впервые взявший в руки финку, может, не напрягаясь, уложить на месте и двоих, и троих, но если он размахнется нунчаку, то наверняка прибьет лишь самого себя. Попав же случайно по противнику, в худшем варианте оставит того с огромной болезненной шишкой на самом красивом месте — неприятной, но безопасной для жизни. Убийство в данной ситуации может носить исключительно непреднамеренный характер. Однако с ростом тренированности эффективность действий с нунчаку растет так стремительно, что очень скоро начинает превосходить любые ножи, ломы, топоры и прочий страшный инвентарь. Умелая работа «палочками на веревочке» производит гипнотическое впечатление, способное отрезвить самого отпетого агрессора, не говоря уж о том, что первый реальный удар вдребезги разбивает кисть вооруженной руки, а второй проламывает кости черепа.

История нунчаку аналогична и параллельна истории тонфа. Первоначально идея соединения двух или более дубинок гибкой связкой зародилась, как и многое другое, в Китае, где нашла воплощение во множестве вариантов так называемого секционного оружия. Начав жизненный путь от крестьянского цепа для обмолота рисовых снопов, оно вскоре превратилось в самостоятельное и обширное семейство в длинном ряду боевых приспособлений. Но китайцы не были бы китайцами, не создай они бесчисленного разнообразия таких предметов, хотя основных разновидностей не так уж много.

Прежде всего секционное оружие можно классифицировать по числу элементов в связке — от двух до двенадцати и более. Однако наращивание количества переводит снасть в иное качество, приближая ее к цепям и лишая существенных преимуществ. Реально заслуживают внимания только двух- и трехзвенные варианты. Длина каждой отдельной дубинки и их взаимные пропорции не играют особой роли и слабо влияют на технику использования в бою.

Здесь можно упомянуть двухзвенный шест лянцзегунь с длиной плеч до одного метра, а также чрезвычайно популярный, эффективный и знакомый нам по многочисленным китайским фильмам трехзвенный саньцзегунь с 60-сантиметровыми секциями. Известными мастерами орудовать им были все те же шаолиньские монахи.

Окинавцы, поставленные в невыносимые условия категорическим запретом на ношение любого режущего оружия, как никто сумели оценить и развить идеи китайцев, воплотив их в незначительно измененном виде в то, что известно сегодня всему человечеству как нунчаку. Китайский прототип отличается чуть более длинной (два-три кулака) связкой между брусками, и именно его мы наблюдаем в руках Брюса Ли. Окинавский стандарт составляет один кулак (около 10 см) при длине брусков до 34 см. Классической «островной» нунчаку, вероятно, следует признать восьмигранные дубинки с небольшим конусным сужением от конца внутрь (см. предыдущее фото), соединенные тонким шелковым (теперь капроновым) шнурком указанной длины. В прежние века окинавское простонародье не знало токарных станков, тем более по металлу, поэтому популярные и весьма удобные в работе современные изделия с вертушками на шарикоподшипниках, да еще с возможностью угловых компенсаций, никак не могут считаться традиционными, равно как и точеные круглые нунчаку с поясками для удобства удержания.

Оружие, оснащенное цепочкой, гораздо тяжелее, так как требует для сохранения баланса нагружать внешние концы брусков заделкой свинца или насадкой массивных стальных (латунных, бронзовых) колец. Зато такая штука позволяет уверенно ловить цепью ножи и другие острые предметы, способные перерезать шнурок, а также формирует существенно более жесткий захват конечностей противника, включая шею — вплоть до перелома. Увы, именно «цепные» экземпляры приводят служителей закона в особенный гнев и навлекают на бедовую голову его неосторожного носителя кары гораздо более тяжкие, чем в случае с якобы безобидными веревочками.

Таким образом, повсюду мы видим и сильные, и слабые стороны. Если же принять во внимание индивидуальность пропорций тела, физического потенциала и личных вкусов, то перед желающим освоить своенравные нунчаку открывается самый широкий выбор.

Техника работы, как и в случае с шестом, также может быть условно поделена на окинавскую и китайскую, характерные особенности которых нам уже известны. Китайский метод — это виртуозная ловкость непрерывных эллипсов, восьмерок, перехватов и переводов оружия с одного уровня на другой, из плоскости в плоскость, а в целом — явное преобладание скоростных круговых ударов в самых немыслимых ракурсах. Движения сливаются в один нескончаемый полет, сопровождаемый шелестом воздуха. В окинавском подходе заметна б`ольшая доля тычков как одним, так и двумя брусками одновременно, часты захваты руки противника в замок, удушения с забросами шнурка вокруг шеи (дзимэ-вадза) и прочие вариации ближнего боя. Чисто внешне окинавская работа выглядит лаконичнее, жестче и основательнее, хотя на деле ни то, ни другое течения не уступают друг другу. В конечном итоге гораздо больше значат личные качества мастера, нежели стилевые нюансы, тем более, что отчетливой границы провести невозможно.

Однако практика показывает, что существует изрядный, но малозаметный для неопытного глаза разрыв между действительным и мнимым мастерством. Очень многие из тех, что приходят сегодня заниматься в группы кобу-до, уже владеют в какой-то степени техникой нунчаку из-за ее популярности и простоты изготовления, а также наличия достаточного числа брошюрок с описанием базовых приемов. И вот, хотя человек способен ловко и замысловато вращать и перехватывать из руки в руку свое оружие, при ближайшем рассмотрении обычно выясняется полнейшее отсутствие четко поставленного удара, а о блокировках и говорить не приходится. То есть — налицо всего-навсего недурно отработанное умение жонглировать предметом. Результатом подобных движений может быть лишь подбитый глаз, ушибленная рука да лиловые шишки на телесах вашего оппонента.

Реальная техника нунчаку требует долгой, монотонной, скучной, болезненной и вдумчивой тренировки на месте и в перемещениях, с открытыми глазами и вслепую, быстро, медленно и т. д. Особенно тщательно следует прорабатывать кистевые движения, ибо сильная кисть и гибкое запястье — единственный ключ к сердцу капризных палок. Но как раз это и отсутствует у большинства доморощенных мастеров. Не стоит также заниматься нунчаку и только нунчаку — это тупиковый путь. В старину каждый мастер являлся универсалом, одинаково успешно орудуя как голыми руками, так и любыми предметами. Невозможно достичь успеха в одном, игнорируя все остальное. В китайской песне говорится:

Данный текст является ознакомительным фрагментом.