НАДЕЖДА

НАДЕЖДА

Несколько дней назад я узнала о самоубийстве моего знакомого. Я не видела его лет десять. Даже тогда самоубийство было единственным, о чем он мог говорить. Поэтому эта новость меня не удивила. Я не считаю, что смерть – это трагедия. Все умирают – это не трагедия. Возможно, ничто нельзя считать трагедией, но, я думаю, мы можем утверждать, что жить, не ценя эту жизнь, по меньшей мере, стыдно.

Мы имеем драгоценную возможность жить как человеческие существа. Можно сказать, что шанс получить жизнь человека равен шансу найти конкретную песчинку на песчаном берегу. Это очень редкий шанс. Но при этом почему-то, как в случае моего друга, возникает какая-то ошибка. Какая-то из таких ошибок присутствует в каждом – мы не ценим по-настоящему того, что имеем, просто будучи живыми существами.

Так что сегодня я хотела бы поговорить о тех, у кого нет надежды. Звучит страшно, не правда ли? На самом деле ничего страшного в этом нет. Жизнь, прожитая без надежды, – это спокойная, радостная, сострадательная жизнь. До тех пор пока мы отождествляем себя с умом и телом – а мы все делаем это, – мы надеемся. Мы надеемся на успех. Мы надеемся на здоровье. Мы надеемся на просветление. У каждого есть масса надежд. Все надежды, конечно, определяются прошлым и распространяются на будущее.

Каждый, кто долго практикует сидение, видит, что никакого прошлого и будущего не существует, оно есть только в уме. Нет ничего, кроме собственного я, а оно всегда здесь, всегда в настоящем. Оно не прячется. А мы рыщем вокруг, как сумасшедшие, пытаясь найти что-то, что называется «я». Это удивительное скрытое «я». Где же оно прячется? Мы надеемся на что-то, что возьмет на себя заботу об этом маленьком я, потому что мы не осознаем, что сами и есть это «я». Вокруг нет ничего, что бы ни было нашим собственным я. Что же мы ищем?

Недавно студент принес мне книгу Догена Дзеньи, которая называется «Тендзо Киокун». В ней автор описывает свои представления о том, каким должен быть тендзо, главный повар, – качества, которыми должен обладать тендзо у его жизнь.

С точки зрения Догена Дзеньи, тендзо должен быть одним из самых зрелых и дотошных учеников в монастыре. Если его практика не будет такой, какой должна быть практика тендзо, от этого, по мнению Догена Дзеньи, пострадает жизнь всего монастыря. Но совершенно очевидно, что Доген Дзеньи, описывая качества тендзо и давая указания, как он должен работать, имеет в виду вовсе не тендзо. Он говорит о жизни любого ученика дзен, любого бодхисаттвы. И поэтому это очень поучительное и уместное чтение.

Что же мы находим в описании жизни этого просветленного тендзо? Какое-нибудь мистическое видение? Какое-нибудь восторженное состояние? Ничего подобного. Многие главы посвящены тому, как отделять песок от риса или рис от песка. Это описывается очень-очень подробно. Ничто, что связано с ведением кухни, не остается в стороне: Доген Дзеньи пишет о том, как класть черпак, как вешать черпак и так далее.

Разрешите мне зачитать вам один параграф. «Вы не должны небрежно выливать воду, которая осталась после мытья риса. В былые времена использовался матерчатый мешок для того, чтобы профильтровать воду, прежде чем вылить ее. Когда рис промыт, положите его в котелок. Позаботьтесь о том, чтобы в него случайно не попала мышь. Ни в коем случае не позволяйте никому, кто случайно проходит через кухню, совать всюду свои пальцы или заглядывать в котелок».

О чем говорит Доген Дзеньи? Он пишет это не для тендзо. Чему он учит?

Доген Дзеньи пересказывает известную историю. Если мы поймем эту историю, мы по-настоящему поймем, что же такое практика дзен. Будучи юношей, Доген Дзеньи отправился в Китай, чтобы посетить монастыри и пройти обучение. И однажды в одном из них, в очень жаркий июньский полдень, он наблюдал, как упорно работал пожилой тендзо, разбрасывая по соломенному мату морские водоросли, чтобы высушить их на солнце.

Он держал в руках бамбуковую палку. Его голова была не покрыта. Солнце палило так нещадно, что камни, которыми была выложена тропа, обжигали его ноги. [Он] работал, и весь был в поту. Я ничем не мог помочь ему, но я чувствовал, как тяжела его работа. Кожа на его согнутой спине была туго натянута, длинные брови были белыми, как у журавля.

Я подошел к нему и спросил, сколько ему лет. Он ответил, что ему шестьдесят восемь. Тогда я спросил, почему он пе воспользуется ничьей помощью.

– Другие люди – это не я, – ответил он.

– Ты прав, – сказал я, – я вижу, что твой труд – это дхарма Будды, но зачем ты так тяжело работаешь на палящем солнце?

– Если я не сделаю этого сейчас, когда еще я смогу это сделать? – ответил он.

Больше мне нечего было сказать. Продолжая свой путь, я начал в душе ощущать истинный смысл роли тендзо.

Пожилой тендзо сказал: «Другие люди – это не я». Давайте рассмотрим это утверждение. Смысл того, что он сказал, – «моя жизнь абсолютна». Никто другой не может прожить ее за меня. Никто другой не может прочувствовать ее за меня. Никто другой не может отслужить ее за меня. Моя работа, мои страдания, моя радость – абсолютны. Невозможно заставить вас почувствовать боль в моем пальце, или меня – почувствовать боль в вашем пальце. Это невозможно. Вы не можете сделать глоток вместо меня. Вы не можете спать вместо меня. И в этом и состоит парадокс: если моя боль, моя радость, ответственность за мою жизнь полностью принадлежат мне – если я это ясно понимаю – значит, я свободна. У меня нет надежды, у меня нет потребности в чем бы то ни было еще.

Но мы обычно живем с тщетной надеждой на что-то или накого-то, кто сделает нашу жизнь более легкой, более приятной. Мы тратим большую часть своего времени, пытаясь наладить жизнь так, чтобы она была правильной, в то время как наоборот, радость нашей жизни как раз и состоит в том, чтобы постоянно делать и выносить именно то, что мы должны вынести, делать именно то, что мы должны сделать. Это даже не то, что мы вынуждены делать: существует то, что должно быть сделано, вот мы его и делаем.

Доген Дзеньи говорит о естественной настройке себя на себя. Что он под этим понимает? Под этим подразумевается, что только вы сами можете испытать свою собственную боль, свою собственную радость. Если существует хотя бы одно впечатление, которое вошло в вашу жизнь и осталось невоспринятым, значит, в эту секунду вы чуть-чуть приблизились к смерти (что-то в вас умерло). Никто из нас полностью не живет так, но по крайней мере не стоит терять девяносто процентов опыта своей жизни.

«Если я не сделаю этого сейчас, когда еще я смогу это сделать?» Только я могу заботиться о себе с утра и до вечера. Только я могу воспринимать свою жизнь. И это именно тот контакт, секунда за секундой, о котором говорит Доген Дзеньи, описывая день из жизни тендзо. Заботиться об этом. Заботиться о том, о сем. Не просто вымыть рис, а сделать это тщательно, зернышко за зернышком. Не просто выплеснуть воду. О каждом кусочке своей пищи. О каждом сказанном слове. О каждом слове, которое, вы произносите. О каждой неожиданной встрече, о каждой секунде. Вот что это такое. Не занимайте при этом свой ум чем-нибудь еще: не мойте посуду наполовину, не делайте наполовину ничего.

Я помню, было время, когда я могла предаваться мечтам в буквальном смысле слова по четыре-пять часов в сутки. И сейчас я с грустью могу сказать, что многие люди, предаваясь мечтам, не замечают своей жизни. Часто мужчина или женщина мечтает об идеальном партнере – они мечтают и мечтают. Но когда жизнь проходит в мечтах и надеждах, что жизнь может предложить нам, тому мужчине или женщине, которые сидят рядом – обычным, ничем не примечательным, – кроме удивления по поводу того, что жизнь уходит, потому что мы надеемся на что-то особенное, на какой-то идеал. Доген Дзеньи как раз и говорит нам о том, что настоящая практика не имеет с этим ничего общего.

И еще раз мы можем сказать, что сидение, дзадзен - это есть просветление. Почему? Потому что, когда мы сидим, секунда за секундой, это оно и есть. Старый тендзо, разбрасывающий морские водоросли, – это и есть полная страсти жизнь, жизнь, посвященная приготовлению пищи для других людей. По сути все мы постоянно готовим пищу для других. Этой «пищей» может быть печатание на пишущей машинке; это может быть занятие математикой или физикой; это может быть забота о детях. Но проживаем ли мы жизнь именно с такой оценкой своей работы? Или мы постоянно лелеем надежду: «О, что-то должно стать лучше, чем это?» Да, все мы постоянно на что-то надеемся.

Но мы не только питаем надежду, мы, по сути, отдаем свою жизнь этой надежде, этим напрасным мыслям и фантазиям. И если они не «сбываются», мы испытываем беспокойство, даже отчаяние…

Один из моих учеников недавно рассказал мне хорошую историю. Она о человеке, который сидел на крыше, потому что приливная волна проходила через его поселок. Вода доходила уже до крыши, когда появилась спасательная бригада на шлюпках. Они с трудом добрались до него и закричали: «Иди сюда! Садись в лодку!» Но он ответил: «Нет-нет. Меня спасет Бог». Вода поднималась все выше и выше, и он все выше и выше взбирался на крышу. Поток был бурным, но еще одной шлюпке удалось пробраться к нему. Опять его уговаривали сесть в лодку, опять предлагали ему спасение. И опять он ответил: «Нет-нет-нет. Меня спасет Бог! Я молюсь. Бог спасет меня!» Наконец, вода накрыла его почти с головой. Тогда прилетел вертолет. Оттуда позвали: «Иди сюда. Это твой последний шанс! Скорее сюда!» И он снова сказал: «Нет-нет-нет. Меня спасет Бог!» Наконец, вода накрыла его с головой, и он утонул. Он попал на небеса и спросил у Бога с упреком: «Боже, почему ты не попытался спасти меня?» И Бог ответил: «Я пытался. Я послал тебе две шлюпки и вертолет».

Мы тратим массу времени на поиски того, что могли бы назвать настоящим. Но ничего подобного не существует, за исключением каждой секунды, каждого действия, которое мы совершаем в своей жизни. Но тщетная надежда мешает воспринимать и правильно оценивать то, что есть именно здесь и именно сейчас. Так что же для сесина, для дзадзена означает «не иметь надежды»?

Это означает, конечно, по-настоящему делать дзадзен, по-настоящему «сидеть». Нет ничего плохого в мечтах и фантазиях. Просто не нужно держаться за них, нужно уметь видеть их нереальность и вовремя отвернуться. Оставайтесь только с тем, что действительно реально: ощущением дыхания, тела, того, что вас окружает.

Никто не хочет отказываться от своих надежд. И, надо быть честным, никто и не собирается отказываться от них от всех сразу. Но могут быть периоды, когда в течение нескольких минут или нескольких часов все остается таким, как оно есть, все течет так, как оно течет. И мы ближе соприкасаемся с тем единственным, что есть всегда, – со своей собственной жизнью.

Итак, если практика проходит таким образом, какое вознаграждение мы получаем? Если практика действительно такова, она охватывает все, что у нас есть. Что мы получаем в результате? Ответ один: ничего. Так что, оставьте надежды. Мы ничего не хотим получить. Мы получим, конечно, собственную жизнь, но мы ее уже получили. Так что не уподобляйтесь моему знакомому, который не смог оценить жизнь и практику. Эта жизнь и есть нирвана. А где же, по вашему мнению, она находится?

Вспомните старого тендзо. Если практика состоит в том, чтобы разбрасывать морские водоросли, значит, никакого другого вознаграждения за это быть не может.