Глава 5

Глава 5

«Давая обет безбрачия, предварительно грамотно оформите развод»

Из наставлений монахам.

Неумолкая, поют цикады, некоторые из них – как-то странно, слишком уж однообразно. Это просто музыкальные шкатулки на фотоэлементах, в обилии разложенные по лоткам вездесущих торговцев. Закроешь – молчит, откроешь – сверчит. Мимо неторопливо проходит группка разморенных полуденным солнцем негров, из вестибюля гостиницы слышна английская речь. Сложив сумки на асфальт, мы слегка заторможенно перевариваем сложившуюся ситуацию: мы – в Шаолине. Конечно, мы еще не в самом храме, а всего лишь в гостинице для иностранцев, но – вот она, гора лежащего Будды, у подножия которой жил второй патриарх, а вот горы Ужуфэн, а за деревьями, наконец – гора Шаоши, где в пещере великий Дамо медитировал девять лет… А воздух! А деревья! А негры!… Внизу Роберт Васильевич в священном трансе прогуливается среди столбов мэйхуа, ловлю его в объектив – для потомков.

Первый трепетный визит в храм – через центральный вход, навстречу улыбающемуся Майтрейе в маленьком полутемном зале, и далее, вдоль короткой аллеи, заставленной каменными стеллами, подаренными монастырю различными зарубежными школами или обществами шаолиньского кунфу. В сущности, если убрать пестрые толпы туристов, магазинчики сувениров и постоянно играющую музыку, то станет ясно, что Шаолинь невелик по размерам, очень уютный, пропорционально построенный, продуманный в мелочах, с обилием потайных уголков и маленьких площадок для тренировок. Расположенный ступенчато, террасами, он поднимается в гору от центрального входа, причем соседние уровни архитектурно изолированы друг от друга, образуя своеобразные «дворы». Ступени каменных лестниц весьма круты, порой даже, спускаясь вниз, не видишь их до последнего момента и невольно замедляешь шаг.

Несмотря на обилие посетителей, во дворах чисто, оберток или сигаретных окурков не встретишь – следят, убирают, да и туристы в храме ведут себя сдержанно – атмосфера располагает. Даже в самую лютую летнюю жару в залах прохладно, царит легкий полумрак, все пропитано запахами благовоний. Суета и озабоченность сами собой улетучиваются, шаги замедляются, голос невольно понижается до полушепота. Если есть фраза «…слышны отголоски прошлого», то в Шаолине больше подходит «…слышна тишина прошлого». Когда-то здесь немало медитировали, и даже горластые экскурсоводы не в состоянии полностью разрушить веками создававшееся спокойствие.

Если подниматься по лестницам последовательно, в конце концов упираешься в последний, самый верхний зал – Зал Тысячи Будд, тот самый легендарный, где сохранились вдавленные в пол прямоугольные камни – следы многих сотен лет упорных тренировок. Этот зал как-бы встроен в северную стену, замыкающую монастырь. Стена не слишком высока – метра три, не более, и явно не предназначена для обороны – скорее, она защищала спокойствие монахов от диких и домашних животных (а раньше в окрестностях Шаолиня водились и волки), да от нескромных взглядов случайных прохожих или любителей тайком понаблюдать за исполнением секретной техники.

Если же свернуть в один из боковых проходов между залами, то можно попасть во внутренние служебные дворики – туристов туда не водят, смотреть в смысле истории особо не на что, да и монахам тоже хочется отдохнуть от бесконечной череды назойливых посетителей. Кроме собственно монахов, при храме живет довольно большой штат уборщиков, строителей (всегда что-нибудь нужно ремонтировать или реставрировать) и прочий обслуживающий персонал. Что поделать – сейчас Шаолинь по посещаемости – второй после Ватикана музей мира.

Еще в первый день запомнился один из внутренних дворов на западной стороне. Довольно просторный, по периметру он ограничен одноэтажными галереями (судя по всему – недавней постройки, времен реставрации монастыря в 1980-х годах). Внутри галерей, за перилами, представлена экспозиция, призванная просвещать туристов в плане бурной истории Шаолиня. Неизвестный скульптор (а скорее, видимо – группа скульпторов) вырезали из дерева (возможно – гипс) фигуры монахов в полный рост, застывших во всевозможных стойках кунфу, практикующих всякие виды цигуна, сидящих в медитации или просто идущих на службу в длинных буддийских рясах. Надо сказать, фигуры срублены довольно грубо, к тому же некоторые уже слегка покосились от времени. Рядом изображена немая сцена нападения на Шаолинь японских пиратов (!). Какого рожна японские пираты поперлись в провинцию Хэнань за сотни километров от моря, осталось для нас неясным. Вообще, тема борьбы китайских мастеров боевых искусств с японскими – излюбленная в кинематографии китайских боевиков; надо сказать, что простые китайцы заочно недолюбливают японцев, считая их варварами и обзывая «жибэнь гуйцы», что значит «японские черти»… Другая сцена живописует один из знаменитейших моментов в боевой истории Шаолиня – тринадцать лучших бойцов Шаолиня, вооруженные железными шестами, помогают императору Ли Шиминю разбить войско мятежников. Действительно ли тринадцать человек разгромили целое войско, или же только подали пример своим непобедимым духом воинам императора – сейчас уже вряд ли можно установить, но верно то, что после победы Ли Шиминя Шаолинь был одарен всевозможными императорскими милостями, в числе которых был и известный специальный указ, которым монахам Шаолиня в пику остальным буддийским монахам было разрешено пить вино и есть мясо, как заслуживающим полного доверия в своей добродетели.

В этом же дворе, в одной из угловых пристроек, расположена приемная главного (тогда еще; сейчас политика изменилась) инструктора монастыря Шаолинь по боевым искусствам – Ши Дэяна, старого знакомого А.М., одного из самых фотографируемых молодых монахов. Действительно, на фотографиях Дэян выглядит весьма фотогенично – гроза врагов и гордость Шаолиня, в повседневности же он оказался довольно спокойным и вежливым парнем, хотя и не без налета некоторой значительности, чуть большей, чем полагается людям его возраста. Мы, салаги, робко здороваемся с ним традиционным буддийским поклоном – ведь это почти легенда, сам Дэян, настоящий шаолиньский усэн (монах, тренирующий кунфу; есть и иные – вэньсэны – они практикуют в основном невоинские пути развития), альбомы с фотками которого мы еще недавно с трепетом рассматривали в Красноярске. Впрочем, А.М. беседует с ним относительно по-простому, без обилия церемоний, и мы немного расслабляемся. Гм…а, Дэян, помню такого, заходил как-то в гости…Да, как просто быть ближе, когда вместе с уверенностью вы излучаете долларовые бумажки!

Впрочем, вернемся к нашему путешествию. После короткой беседы с Дэяном решено, наконец, заняться поисками жилья. Гостиница для иностранцев – для нас дороговато (порядка 100 юаней в сутки за двухместный номер), да и преимущества такого жилья неочевидны: горячей воды в Шаолине нет практически нигде, а чистота простынь и полотенец вызывает сомнения везде. В итоге останавливаемся в милом постоялом дворике 15 юаней за комнату со следующими плюсами и минусами: минусы – горячей воды нет и не будет ни за что, бетонный пол в комнате подметается естественным шарканием подошв постояльцев, единственная розетка расположена почему-то на уровне глаз, простыни и наволочки не то чтобы плохо пахнут, но как-то увяли, тонкая деревянная дверь в принципе закрывается на замок, но если некогда искать хозяйку с ключами, подходит и несильный прямой толчковый удар ногой; отдельного описания заслуживает ванная комната (она же туалет) – в нашей, увы, не было света (как и через год после этого!), пол кафельный с размазанными остатками цемента и неопознанными пятнами грязного цвета, унитаз одноразового пользования (можно спустить один раз, а дальше две недели мы бегали во двор в нормальный бетонный сортир); ванную же, полагаю, хозяева не мыли просто потому, что сами никогда не пользовались сиим изобретением западной цивилизации.

А теперь о плюсах. Два самых главных – дешевизна и возможность утром, едва проснувшись, сквозь зарешеченное окно полюбоваться видом высящихся среди кущ платанов пагод монастыря – метров пятьдесят до Шаолиня, рукой подать. Кипяток всегда можно попросить у хозяев – наготове стоят несколько термосов и титан, внутренний дворик закрыт от уличной суеты – можно тренироваться без помех, и наконец – стоя во дворе, можно созерцать одинаково свободно гору Лежащего Будды на юго-западе и гору Шаоши с пещерой Дамо на северо-западе. Ночью, если нет туч, на небо высыпают тысячи звезд – ведь здесь почти тропики, и ясный светильник Луны вдохновляет на философские размышления или ночную прогулку по окрестностям. И – ура! – в Хэнани нигде нет комаров!

Правда, в первый же день мы обнаружили, что другие животные в нашей гостинице все же водятся, и в немалом количестве. Я не биолог и точного названия этой живности не знаю, но между собой мы прозвали их многоножками. Возьмите кусок старого коричневого шнурка длиною с палец, снабдите его по бокам десятком пар тонких и длинных паучьих ножек и заставьте бегать по стенам и потолку со стремительностью ящерицы – и вы получите представление о многоножках. Позже, в Красноярске, один мой знакомый серпентолог добродушно уверял меня, что эти твари не ядовиты и питаются всяким органическим мусором, как тараканы, но тогда мы этого НЕ ЗНАЛИ. Например, ситуация: вечер, после длительных походов по горам надо помыться. Захожу в ванную, оставляя дверь полуоткрытой – света-то нет, включаю наощупь скудный ручеек холодной воды из крана, достаю чистую плошку из-под лапши – это мой ковшик, из него здоровой рукой буду обливаться, вынимаю голую ногу из сандалия, намереваясь опустить ее в трогательно грязную ванну – как вдруг трещина на кафеле, которую замечаю лишь боковым зрением, прыскает вбок и уносится на потолок! Ну, кто из нас больше испугался?

Кроме того, в наличие обычный тропический набор бабочек, ночных пушистых мотыльков, цикады, лягушки в разрушенном (а работал ли он?) фонтане посередине двора, несколько крыс, дружелюбно попискивающих где-то на подоконнике, ящерки и даже пара настоящих ядовитых сколопендр, норовящих заползти погреться под простыню. Впрочем, сколопендры неторопливы и меньше размером, чем многоножки, так что судорожной паники не вызывают. Кошек и собак в деревне почти нет – наверное, перевели в ресторанах на блюда типа «битва тигра и дракона» (суп из кошки и змеи). Есть коровы коричнего цвета и огромные черные свиньи.

Разложив вещи, слегка ополоснувшись и переодевшись по-простому – долой джинсы и туфли, да здравствуют тренировочные штаны и сандалии, направляем стопы в ближайший из приличных ресторанчиков. Конечно, мы не собираемся обедать там ежедневно – карман не позволяет, просто прибытие в Шаолинь и окончание (пусть временное) столь нелегкого пути требует небольшого отдыха в виде гастрономического праздника.