ГЛАВА 2. ИЗГНАНИЕ С ОЛИМПА

ГЛАВА 2. ИЗГНАНИЕ С ОЛИМПА

Первый вопрос:

Ошо, как останавливаться?

АНАНД СОМЕН, жизнь не идет куда-то; это не ее цель, не предназначение. Жизнь не-нацелена, она просто есть. Если это понимание не пронизывает ваше сердце, вы не можете остановиться.

Остановка не есть вопрос некого «как»; это не вопрос техники или метода. Мы сводим все к «как». Великий «как-изм» охватил собой весь мир, и каждый человек, особенно нынешний современный ум, превратился в «какера»: как делать это, как делать то, как увеличить богатство, как быть удачливым, как влиять на людей и приобретать друзей, как медитировать, даже как любить. Недалек тот день, когда какой-нибудь глупый парень соберется спросить, как дышать.

Это вообще не вопрос «как». Не сводите жизнь к технологии. Жизнь, сведенная к технологии, теряет весь аромат радости.

Я просмотрел недавно одну книгу; у этой книги смешное название: «Вы должны расслабиться». Это «должны» становится проблемой. Это «должны» возникает потому, что никто не в состоянии расслабиться. Теперь другое «должны» нагромождается над всеми остальными — «Вы Должны Расслабиться» — и это создаст в вашей жизни еще большее напряжение. Попробуйте расслабиться, и вы обнаружите, что вы чувствуете большее напряжение, чем когда бы то ни было. Старайтесь усерднее, и вы почувствуете все большее и большее напряжение.

Расслабление не следствие, не результат какой-то деятельности, это пламя понимания.

Это первая вещь, которую я хотел бы рассказать вам: жизнь бесцельна. Очень трудно принять это. А почему так трудно принять, что жизнь бесцельна? Это трудно, потому что без цели эго не может существовать. Трудно представить, что жизнь не имеет цели, ибо без какой-нибудь цели пропадает весь смысл ума, эго.

Эго может существовать только целеустремленным образом; ум может существовать только в будущем. Цель приносит будущее; цель создает пространство для движения мыслей, возникают желания. А потом, естественно, спешка, ибо жизнь коротка. Сегодня мы здесь, а завтра мы уйдем — может быть, в следующую секунду.

Жизнь коротка. Чтобы цель была достигнута, необходимо спешить. И неизбежно беспокойство, постоянное беспокойство: «То ли я собираюсь сделать, или не то?» — дрожь в сердце, сотрясение основ. Вы почти постоянно будете оставаться во внутреннем землетрясении; вы будете всегда на грани нервного срыва. Имейте цель, и рано или поздно вы кончите в кабинете психиатра.

Моя точка зрения такова, что жизнь бесцельна. Это точка зрения всех Будд. Все просто есть, нет причин. Все просто есть, предельно бессмысленно, абсурдно. Если это понято, тогда куда спешить, для чего? Тогда вы начинаете жить от-момента-к-моменту. Тогда этот момент дан вам, милостивый дар Бога, или целого, как бы вы ни захотели назвать это — Дао, дхамма, логос.

Этот момент вам доступен: пойте песню, живите в нем тотально. И не пытайтесь пожертвовать этим моментом ради тех, что собираются прийти в будущем. Живите им ради него самого.

Говорят — искусство ради самого искусства. Может быть, это так, может быть, нет — я не занимаюсь искусством. Однако я могу сказать вам: Жизнь — ради самой жизни. Каждый момент исключительно ради него самого. Жертвовать им для чего-то еще глупо. Однажды привычка жертвовать утвердится и этот момент вы пожертвуете для следующего, а следующий для следующего, и так далее, и тому подобное — этот год для следующего года, а эту жизнь для следующей жизни! Тогда это просто логический процесс.

Однажды вы сделали первый шаг, затем началось целое путешествие, путешествие, ведущее вас в страну мотов, путешествие, делающее вашу жизнь пустыней, .саморазрушительное, самоубийственное путешествие.

Живите в моменте ради чистой радости жизни. Тогда каждый момент имеет качество оргазма. Да, это оргазмично.

Именно так должны жить мои санньясины, не по обязанности, не из чувства долга, не по принуждению, не по заповедям. Вы здесь со мной не для того, чтобы превращаться в мучеников, вы здесь со мной, чтобы наслаждаться жизнью в ее полноте. Есть только один способ жить, любить, наслаждаться — забыть о будущем. Оно не существует.

И если вы можете забыть о будущем, если вы можете увидеть, что его не существует, что нет смысла поддерживать себя в постоянной готовности принять его. С исчезновением будущего, прошлое, предоставленное самому себе, становится ненужным, неуместным. Мы тащим прошлое потому, что мы можем использовать его в будущем. Иначе кто будет таскать прошлое? Это не нужно. Если нет будущего, что толку таскать знание, которое дало нам прошлое? Это значит тащить бремя, которое уничтожит радость путешествия.

Позвольте напомнить вам, это чистое путешествие. Жизнь — это паломничество в никуда, из никуда в никуда. И между этими двумя «никуда» есть сейчас-здесь. «Никуда» состоит из двух слов «сейчас» и «здесь». Между двумя «никуда» есть сейчас-здесь (Прим. перев. — Здесь игра слов: "Никуда» по-английски — «nowhere», но слова «сейчас» и «здесь» по-английски соответственно «now» и «here»).

Это не вопрос следования определенной технике остановки, потому что если ваш изначальный подход к жизни останется тем же — целеустремленным — вы можете пытаться остановиться, и вы можете даже достичь успеха в останавливании, но тогда вы приобретете в вашей жизни другое напряжение. Вы должны быть постоянно насторожены, чтобы оставаться медленным, вы должны непрерывно держать себя в руках, чтобы оставаться медленным.

Ваши энергии не будут литься свободным потоком. Вы будете постоянно испуганным, потому что, если вы забудете технику, немедленно старая привычка завладеет вами. А привычка сохранится, ибо, вне всякого сомнения, привычка коренится в вашей философии жизни. Вы научились достигать: Достигни чего-нибудь!

С первого момента, когда ребенок рождается, мы начинаем кормить его отравами: честолюбие, достижение, успех, богатство, имя, слава. Мы начинаем отравление их источника бытия; мы уделяем этому много внимания. Двадцать пять лет выбрасываются на то, чтобы дать детям отравленное образование. Это одна треть жизни; она, по-видимому, потеряна. И это важнейшая треть потому что человек в двадцать пять лет уже начинает отказываться от многих путей. Высший пик его сексуальности уже прошел; он был, когда ему было лет семнадцать или около того. Около восемнадцати он был на пике своей сексуальности. Но когда ему двадцать пять, он уже стареет.

Двадцать пять лет потрачены на создание достигающего ума. Потом соперничество, конфликт. Во всех областях жизни, везде политика. Политика даже в личных, родственных, интимных отношениях: муж стремится управлять женой, жена стремится управлять мужем, дети стремятся управлять родителями, родители стремятся управлять детьми. Не позволяется интимность, ибо для достигающего ума интимность невозможна. Он знает только, как использовать других; он не способен уважать других. Он эксплуататор. Его отношение к жизни — это то, что Мартин Бубер называет «Я-оно»-отношение. Все сводится к товару.

Вы любите женщину: немедленно вы начинаете низводить ее до уровня товара, уменьшать ее до положения жены. А она стремится низвести вас с уровня мужчины до уровня мужа. Быть мужчиной — это что-то прекрасное, быть женщиной — это что-то божественное. Но быть женой или быть мужем просто безобразно. Любви тут больше нет, есть закон. Интимность ушла; теперь это выгодная покупка, бизнес. Теперь поэзия ушла. И теперь оба в политике: кто кем управляет?

От наиболее интимных отношений до совершенно безликих: все это одна и та же история - история «Я-оно». Вот почему мы создали безобразный мир. И это естественно, когда так много соперничества и так много соперников, Сомен, как можешь ты остановиться? Если ты остановишься, ты будешь неудачником, если ты остановишься, ты никогда не сможешь добиться успеха, если ты остановишься, ты потерян! Если ты остановишься, ты будешь неизвестен, если ты остановишься, ты не сможешь оставить своего следа в мире. Кто ты будешь, если ты остановишься? Все остальные не останавливаются.

Это почти так, как если вы участвуете в Олимпийских гонках и спрашиваете меня: «Как остановиться?». Если вы остановитесь, вы выбываете! Тогда вы больше не участвуете в Олимпийских гонках. А вся жизнь превращается в Олимпийские соревнования. Каждый человек соревнуется, и каждый обязан стремиться к максимуму, потому что это вопрос жизни и смерти.

Миллионы врагов. Мы живем в мире, где каждый является вашим врагом, потому что с кем бы вы ни соперничали, все они ваши враги. Они разрушают ваши возможности для преуспевания, вы разрушаете их возможности для преуспевания. В этом честолюбивом мире дружба не может цвести, любовь почти невозможна, сострадание не может существовать. Мы создали такой безобразный беспорядок, и корень этого в том, что мы думаем, что в достижении что-то есть.

И нет разницы между капиталистической страной и коммунистической страной. Это одна и та же философия. Коммунизм — это побочный продукт капитализма, так же, как христианство — побочный продукт иудаизма. Нет большого отличия, только слова разные. Игра остается той же самой, конечно, переведенной на другой язык, но игра — та же самая. Большая политика, политика с позиции силы, особенно сильна в коммунистической стране — на самом деле, она более капиталистическая — потому что мы никогда не меняем фундамента, мы только продолжаем отбеливать стены. Вы можете их отбеливать, вы можете изменить цвет; это не производит никаких реальных различий. И это то, что мы продолжаем делать в своих личной жизни.

Один политик пришел ко мне и захотел научиться медитировать. Я спросил, зачем. Он сказал: «Зачем? Медитация дает мир, молчание, а я хочу быть молчаливым, я хочу быть исполненным мира».

Я спросил его: «Вы на самом деле хотите быть молчаливым и исполненным мира?»

Он сказал: «Да, вот почему я пришел так издалека». Тогда я сказал: «Первая вещь, которую вы должны понять — что политический ум никогда не может быть молчаливым и никогда не может быть исполненным мира. Вы должны будете выбрать. Если вы действительно хотите войти в мир медитации, вы должны будете оставить мир политики. Вы не можете ехать на двух лошадях, которые бегут в диаметрально противоположных направлениях.

Он сказал: «Это слишком! В самом деле, я пришел к вам из-за моей политической работы. В уме имеется такое большое напряжение, я не могу спать по ночам, я не могу отдыхать, я мечусь и кручусь, и целый день, и ночь тоже, продолжается все то же беспокойство из-за политики. Я пришел к вам, ибо вы можете обучить меня технике медитации, которая поможет мне расслабиться и эффективно конкурировать в мире.

Я не готов пожертвовать стольким ради медитации. Я хочу, чтобы медитация служила мне в моей политической борьбе. Я двадцать лет в политике, а я еще не стал главным министром в моем штате».

Этот человек не может медитировать. Медитация не есть нечто, что может расти на любой почве. Это необходимо основательно понять; изменение должно быть очень фундаментальным. Она нуждается в новой почве для роста; ей необходим новый образ жизни.

Медитирующий останавливается естественно, без усилия. Он не практикует это. Практикуемое никогда не является истиной; это искусственно, надуманно. Избегайте практикуемых вещей — самое большее, они могут быть представлением, они не истина. А только истина делает свободным.

Медитирующий естественно медленней. Не потому, что он стремится быть медленным, а просто потому, что некуда идти. Нечего достигать, некем становится, становление прекращено. Когда становление прекращается, есть бытие. И бытие медленное, не-агрессивное, неторопливое. Тогда вы можете смаковать вкус каждого мгновения с тотальным присутствием; вы можете присутствовать в настоящем.

Иначе вы в такой спешке, что невозможно увидеть то, что есть. Ваши глаза сфокусированы на далекой цели, на далекой звезде; вы смотрите вдаль.

Я услышал старинную историю. Это произошло в Греции. Великий астролог, самый прославленный в те времена, упал в колодец, потому что ночью он изучал звезды. Идя по дороге, он забыл, что рядом колодец, и свалился в него.

Звук его падения и его крик... Старая женщина, жившая в хижине неподалеку, выскочила и помогла ему выбраться из колодца. Он был очень счастлив. Он сказал: «Ты спасла мне жизнь! Ты знаешь, кто я? Я королевский астролог. Мой заработок очень велик, даже короли месяцами ждут, чтобы посоветоваться со мной. Но для тебя я предскажу твое будущее. Приходи завтра утром ко мне домой, и я не возьму никакой платы.

Старая женщина рассмеялась и сказала: «Послушай, забудь об этом. Ты не видишь даже того, что у тебя под ногами — как можешь ты видеть мое будущее?».

Таково положение миллионов людей на этой земле. Они не могут видеть то, что есть; они одержимы тем, как должно бы быть. Навязчивая идея, которой страдает человечество — «как должно бы быть». Это качество безумия.

По-настоящему здоровый человек не имеет отношения к тому, как должно бы быть. Его отношение целостно, непосредственно, как есть. И вы будете удивлены: если вы входите в непосредственность, вы найдете там высшее. Если вы двигаетесь в то, что так близко, вы найдете в этом все далекие звезды. Если вы двигаетесь в настоящее мгновение, вся вечность в ваших руках. Если вы знаете ваше существо, нет вопроса становления. Вы уже являетесь тем, чем бы вы ни мечтали стать.

Вы боги, забывшие, кто они есть. Вы императоры, которые заснули и видят во сне, что они стали нищими. Теперь нищие стремятся стать императорами — во сне, прилагая огромные усилия, чтобы стать императорами. А все, что необходимо — проснуться!

И когда я говорю проснуться, где вы можете проснуться? В будущем? В прошлом? Прошлого нет больше, будущего нет еще — где вы можете проснуться? Вы можете проснуться только сейчас, и вы можете проснуться только здесь. Здесь только мгновение, здесь только реальность, реальность, что всегда была и всегда будет.

Измените вашу основную философию достижения. Расслабьтесь в своем существе. Не имейте никаких идеалов, не стремитесь стать кем-то вне вас самих. Не стремитесь усовершенствовать Бога, вы совершенны такие, как есть. Вы совершенны со всеми вашими несовершенствами. Если вы несовершенны, вы совершенно несовершенны. Но это совершенство.

Раз это понято, куда спешить? Где беспокойство? Вы уже остановились. И тогда это утренняя прогулка без цели, в никуда. Вы можете наслаждаться каждым деревом, каждым солнечным лучом, каждой птицей, каждым человеком, проходящим рядом.

Второй вопрос:

Ошо, есть ли какие-то реальные различия между разными расами, национальностями, и так далее, и тому подобное?

РАМАНАНДА, нет реальных различий, их не может быть. Все различия поверхностны.

Еврей не отличается от индуса, мусульманин не отличается от христианина, китаец не отличается от американца, негр не отличается от англичанина.

Человек един, различия поверхностны. Да, они очевидно есть. Негр есть негр: у него черная кожа, он выглядит иначе, чем белый человек. Но это не то отличие, которое имеет существенное значение. Отличие так мало: просто немного больше черного пигмента в коже, оно не стоит больше четырех анна (мелкая монета в Индии — прим, перев.) — это просто отличие, четыре анна. И помните: у него не меньше, а на четыре анна больше, чем у белого человека.

Но отличие в цвете кожи не есть различие. Или отличие длины вашего носа. Просто потому, что вы имеете длинный нос, еврейский нос, вы не стали народом, избранным Богом. Или просто потому, что вы рождены в Индии, вы не стали приверженцем той или другой религии.

Это все глупые идеи. Но эти глупые идеи продолжают существовать в мире; и не только существуют, но и приносят человечеству великие бедствия. Они очень приятны для эго. Индуист думает, что он самый религиозный в мире, его страна самая святая. Какой вздор вы продолжаете нести! Страны отделены только на политических картах. Однако это все же одна земля. Только тридцать лет назад Карачи и Лахор были одной областью — только тридцать лет назад, Но сейчас они в Пакистане и очень разобщены. Теперь индийцы не могут представить место, более разобщенное, чем Карачи и Лахор; разобщеннейшее из разобщенных. А они были частью единой области. Всего лишь маленькое изменение в политике, линия нарисована на карте — не на земле; земля все еще неразделена.

Я слышал историю. Когда Индия и Пакистан собирались разделиться, прямо на границе раздела стоял сумасшедший дом. И никто особенно не интересовался принадлежностъю этого сумасшедшего дома, ни Индия, ни Пакистан. Но он должен был кому-то отойти! Поскольку политиков это совершенно не интересовало, было решено: «Спросить самих сумасшедших, куда они хотят отойти?».

Великое собрание. Собрали тысячу сумасшедшие и спросили их: «Куда вы хотите идти?». А они ответили: «Мы не хотим идти куда бы то ни было, мы просто хотим оставаться здесь.».

Снова и снова, разными способами, им объясняли: «вы никуда не пойдете, вы останетесь здесь. Однако мы хотим узнать, куда вы хотите отойти — к Индии или к Пакистану?».

Сумасшедшие не могли поверить своим ушам. Они сказали: «Вы зародили в нас большое подозрение: это мы сумасшедшие, или вы! Если мы не собираемся никуда идти, почему мы должны решать, куда мы отойдем?».

Общение было невозможно. И вы видите, сумасшедшие люди были более правы. Они всегда более правы, чем ваши так называемые политики.

Тогда лидеры решили просто поделить посередине. И посередине сумасшедшего дома вознеслась стена. Я слышал, что до сих пор сумасшедшие вскарабкиваются на стену и смеются. Все превратилось в какой-то абсурд. Они все остались на том же самом месте, но половина стала пакистанцами, а другая половина индийцами — их разделяет только стена. И они все еще говорят об этом: «Что случилось? Ведь мы те же самые, вы те же самые, мы не видим никакого различия! Но теперь мы враги — на самом деле мы не можем беседовать».

Различий нет. Или, если они есть, то такие маленькие, как...

Знаете ли вы, сколько надо индийцев, чтобы вкрутить лампу в патрон?

Четыре. Один держит лампу, а три его вращают.

А знаете ли вы, сколько надо калифорнийцев, чтобы заменить лампу?

Четыре. Один меняет лампу, а три обмениваются опытом.

Третий вопрос:

Сегодня я ясно увидела, что я на самом деле являюсь причиной моего собственного страдания и что я не обязана его создавать, и что-то тяжелое поднялось из моей груди, когда я увидела, что я просто ходила по кругу! Благодарю, благодарю, Ошо. Но я так боюсь стать легкой и впитывающей! Это все так смущает!

ДЕВА АШОКА, первое впечатление от свободы — всегда смущение. Первый луч света, увиденный слепым, обязательно смутит его. Для того, кто всегда жил в цепях, внезапное известие от короля, что он свободен... всегда смущает. Он приучен жить определенным образом, он развил определенный стиль жизни, он был в безопасности в своей тюрьме; он был определен. Теперь все неопределенно.

Это не только вопрос того, что сбрасываются цепи; теперь он снова будет должен смотреть в лицо большому широкому миру. Он должен будет узнавать все, что он забыл; он должен будет переучиваться. Это будет трудно. И он будет по сравнению с другими довольно неумелым. Даже прогулка по улице без цепей, к которым он приучен, будет немного странной, необычной. Он будет чувствовать неловкость.

Когда французские революционеры освободили заключенных из великой тюрьмы Бастилии, они были

удивлены. Заключенные не были готовы выйти. А это била величайшая тюрьма Франции, где содержались только люди, приговоренные к пожизненному заключению. Там были люди, которые провели в тюрьме тридцать, сорок лет, даже пятьдесят лет.

Теперь подумайте о человеке, который попал в тюрьму, когда ему было только двадцать, и который прожил в тюрьме пятьдесят лет. Он полностью забыл о мире, как он выглядит на что похож. Пятьдесят лет жизни в темной камере с тяжелыми цепями. Те цепи не были закрыты на замок, ибо нет нужды отпирать их; они сковали всю его жизнь. Они были постоянными, тяжелыми.

Пятьдесят лет он спал с этими цепями на руках и ногах; он совершенно привык к этой жизни. И еда приносится в одинаковое время, он не должен беспокоиться о ней. Еды не так много, но все же это лучше, чем ничего. Он не ответственный, ему нет нужды о чем-то заботиться, все для него сделано.

Может быть, постепенно он начал думать, что он не заключенный, но король, чьи потребности удовлетворяются. Остальные люди всячески заботятся. Может быть, постепенно он убеждал себя, что люди стоят на страже не для того, чтобы предотвратить его побег, но они являются его телохранителями.

И это естественно. Когда вы живете пятьдесят лет в тюрьме, вы должны создать какие-то объяснения, какие-то галлюцинации, какие-то прекрасные теории. Мы все делаем вещи, подобные этой.

А затем однажды, внезапно пришли революционеры и заставили узников выйти. Они не были готовы — заключенные с боем вернулись назад. Нужно понять это. И даже когда они были освобождены против их воли, пятьдесят процентов из них вернулись назад ночью, чтобы, по крайней мере, спать в своих камерах. Где они могли бы спать?

Случилась еще одна вещь, одна еще более важная вещь. Они потребовали свои цепи, потому что они не могли спать без них. Пятьдесят лет сна с этим тяжелым грузом цепей. Это может начать звучать как музыка — переворачивание ночью, и цепи, и звук. А теперь, без цепей, они, должно быть, чувствовали такую легкость, что сон был невозможен.

Таково положение всех человеческих существ. Мы воспитаны таким образом, что мы только верим, что мы свободны, но мы не свободны. Пока существуют нации, нет человека, по-настоящему свободного. Пока политики продолжают руководить человечеством, мир будет оставаться в рабстве. Они продолжают внушать вам, что вы свободны. Это не так. Вокруг вас тысяча и одна стена — может быть, они очень прозрачные, так что вы можете смотреть сквозь стены, и это дает вам ощущение, что вы свободны, но вы не свободны.

Пока есть религии в вашей голове — христианство, индуизм, ислам, джайнизм, буддизм — вы не свободны.

Ум не может быть свободным. Свобода означает свободу от ума; только не-ум знает вкус свободы. Но быть неумом так рискованно; вы должны будете потерять все, что стало привычным, все, к чему вы так привязались. Все ваши навязчивые идеи содержатся в вашем уме: ваши философии, ваши религии, ваши понятия, ваши теории — все содержится в вашем уме. Если вы отбрасываете свой ум — в этом и есть медитация, отбрасывание ума — вы будете чувствовать себя так, будто вы ограблены, будто вас внезапно выгнали голым, будто внезапно внутри вас стало пусто. Вам будет недоставать этой прежней наполненности, хотя это была только рухлядь. Но это людская идея, что лучше иметь что-то, чем ничего, чем бы это ни было.

Даже быть несчастным лучше, чем быть ничем, лучше даже чувствовать боль, чем быть ничем. Люди так боятся быть никем. А ничто означает свободу. Ничто означает — нет вещи, нет тела, нет ума.

И когда приходит первый проблеск — просто дуновение не-ума, небольшой ветерок издали — Ашока, это смущает. Зачаровывает и смущает одновременно. Зовет вас восстать из могилы, а это все еще жутко.

Но теперь, когда призыв услышан, к нему нужно проявить внимание. Когда ты увидела маленький проблеск того, что ты творец своего собственного несчастья, тебе будет очень трудно продолжать создавать его. Легко жить в несчастье, когда ты знаешь, что его создают другие — что ты можешь сделать? Ты беспомощна. Вот почему мы продолжаем перекладывать ответственность на других.

Есть люди, думающие, что они несчастны из-за прошлой кармы, кармы прошлой жизни. Вся идея так глупа: полежите руку в огонь сейчас и вы обожжетесь в следующей жизни.

Жизнь непосредственна. Вот что такое жизнь — непосредственность. Жизнь никогда не откладывает. Вы делаете что-то прекрасное, и этим самым деланием вы вознаграждены, вы не должны будете ждать награды многие жизни. Вы делаете что-то безобразное, и в самом этом действии есть наказание. Наказание неотделимо от действия.

Это одна из самых фундаментальных вещей; вы должны понять. Я против всякой идеи кармы: это стратегия ума по перекладыванию ответственности на прошлое. А раз ответственность переложена на что-то — что бы это ни было, X, Y, Z, неважно что — вы можете отдыхать в вашем несчастье и вы можете оставаться несчастными. Что вы можете сделать? Вы начинаете чувствовать себя жертвой. Прошлое не может быть изменено. Что сделано, то сделано; вы теперь не можете уничтожить сделанное. Вы должны признать это.

Восток так страдает из-за этой глупой идеи кармы. Люди бедны, и они говорят: «Что мы можем сделать?» Они голодают, умирают, и они продолжают думать: «Что мы можем сделать?» Они сделали что-то неправильное в прошлом, они должны страдать из-за этого. Это великое изобретение священников, чтобы люди жили в страдании и даже радовались этому, не беспокоясь о существующем положении вещей

Величайшая антиреволюционная идея есть идея кармы. Вот почему в десятитысячелетней истории Индии не было революций. Если только индийский ум не изменится полностью, здесь не может быть революции. Революция кажется абсолютно не-индийской. Индийское сознание настолько обременено идеей кармы, прошлого, что вы не можете поднять никакого восстания.

Это странно. Одна из самых древних стран в мире, и никогда не случалось революции. А люди, такие, как Будда, Атиша, Кабир, ходили по этой земле, и все же не произошло ни единой революции. Да, революционеры были — Будда революционер — но на страну это не повлияло.

Несомненно, буддизм исчез из этой страны по той простой причине, что он был слишком революционным. Он не подошел конформистскому уму страны. Он не подошел к идее принятия всего, что бы то ни было, идее: «Ничего нельзя сделать, нет надежды».

Люди продолжают перекладывать ответственность на прошлое, или на судьбу, кисмет, или на Бога. А если эти вещи устарели, тогда социальная структура или экономический строй общества, капитализм, коммунизм или фашизм — они нуждаются в каком-то оправдании для того, чтобы они могли оставаться свободными, свободными от пробуждения к осознанию: «Я ответствен за мое страдание и никто другой». Даже если люди отбрасывают Бога, общество, карму и так далее, они начинают искать новые пути. Фрейдисты скажут вам, что вы страдаете из-за бессознательного. Фрейд говорит, что для человека нет надежды, человек всегда останется страдающим. Все, что мы можем сделать — это обеспечить ему нормальный уровень страдания; это все, что может быть сделано. Согласно Фрейду, лучшее, что можно сделать — удерживать страдание в определенных рамках, это все. Люди останутся страдающими. Нет надежды на человечество, исполненное блаженства. Почему? Из-за бессознательного. Бессознательные инстинкты конфликтуют с обществом.

И Фрейд говорит, что если вы предоставите бессознательным инстинктам полную свободу, тогда общество, культура, цивилизация исчезнут, и вы вернетесь в мир джунглей, и вы будете страдать.

Или, если вы допускаете, чтобы общество контролировало вас, подавляло ваши бессознательные инстинкты, тогда вы в состоянии конфликта между вашим бессознательным и социальными установлениями. И из-за этого конфликта вы остаетесь страдающими. Кажется, нет выхода.

По-настоящему религиозный человек — тот, кто прекращает поиск оправданий для своего страдания. Необходима сила воли, чтобы признать, что «Я ответствен», что «Это мой выбор, я выбрал мою жизнь таким образом», что «Моя свобода здесь, всегда была здесь, свобода выбирать, чего бы я ни хотел. Я могу выбрать страдание, я могу выбрать блаженство».

Человеческая душа состоит из свободы. Я учу вас свободе. Но свобода означает принятие ответственности, полной ответственности за вашу жизнь, не перекладывая это на кого бы то ни было.

Ашока, нечто прекрасное происходит с тобой, что-то огромное, значительное. Обними его. Не чувствуй смущения — обними его. Полюби его, взлелей его, пригласи его, сама истина постучалась в твою дверь.

Ты говоришь:

Сегодня я ясно увидела, что я на самом деле являюсь причиной моего собственного страдания и что я не обязана делать это, и что-то тяжелое поднялось из моей груди, когда я увидела, что я просто ходила по кругу! Благодарю, благодарю, Ошо. Но я так боюсь стать легкой и впитывающей!

Я могу понять это. Трудно отбрасывать цепи, тюрьмы, зависимости, рабства. Мы так много вкладывали в них, и так долго. Я могу понять.

Ты говоришь: Это все так смущает!

Верно. Но, спокойно, теперь возврата нет. Даже если ты хочешь вернуться, то не вернешься. Этот проблеск будет являться тебе, этот проблеск будет следовать за тобой как тень, этот проблеск будет напоминать тебе снова и снова: «Ашока, ты ответственна, и ты делаешь это снова. Смотри. Ты опять выбираешь страдание, когда доступна другая возможность».

Один суфийский мистик, который всю свою жизнь оставался счастливым — никто никогда не видел его несчастным — который всегда смеялся, который был смехом, чья вся жизнь была ароматом праздника... В старости, когда он умирал — на смертном ложе, и все же наслаждаясь смертью, весело смеялся — ученик спросил: «Ты озадачиваешь нас. Ты сейчас умираешь. Почему ты смеешься? Что здесь смешного? Мы чувствуем такую печаль. Мы хотели много раз за твою жизнь спросить тебя, почему ты никогда не грустишь. Но теперь, перед лицом смерти, по крайней мере, ты должен печалиться. Ты все еще смеешься! Как ты это делаешь?»

И старик ответил: «Есть простой ключ. Я спросил моего Мастера. Я пришел к моему Мастеру молодым человеком; я был только семнадцатилетним, но уже страдающим. А мой Мастер был стар, семидесяти лет, и он смеялся, сидя под деревом, вообще безо всякой причины. Никого не было, ничего не произошло, никто не отпустил шутку, ничего. А он просто смеялся, держась за живот. И я спросил его: «Что с тобой? Ты что, сумасшедший?»

Он ответил: «Однажды я тоже был так же печален, как ты. Затем на меня снизошло, что это мой выбор, моя жизнь».

С того дня каждое утро, когда я встаю, первое, что я решаю, перед тем, как открою глаза — я говорю себе: «Абдулла, чего ты хочешь? Несчастья? Блаженства? Что ты собираешься выбрать сегодня?». И так случается, что я всегда выбираю блаженство.

Это выбор. Испробуй его. Когда в первое мгновение утра ты начинаешь осознавать, что сон прошел, спроси себя: «Абдулла, следующий день! Какова твоя идея? Ты выбираешь несчастье или блаженство?».

Кто способен выбрать несчастье? И зачем? Это так неестественно — если только не ощущать блаженство в несчастье, но тогда ты тоже выбираешь блаженство, а не несчастье.

Это было хорошо, Ашока. Теперь дай этому прозрению пустить в тебе корни. Помоги ему. Мало-помалу ты будешь становиться все более и более созвучной этому новому чувству жизни и существования. Это созвучность. А раз ты узнала, как быть в гармонии с твоим внутренним блаженством, ты станешь осознавать все более высокие вершины блаженства. Кульминации за кульминациями, вершины за вершинами. Одна вершина ведет к другой, одна небольшая гармония приоткрывает дверь для большей гармонии и далее, в бесконечность.

Четвертый вопрос:

Ошо, я так порадовался созданному вами слову

"Итак далее нанды» («Etceteranandas»). Удивительно, как вам это удалось!

ЭТО ПРОСТО. Вы можете пойти и посмотреть на множество святых в Индии, и вы найдете, что они не имеют ни индивидуальности, ни уникальности, ни оригинальности, ни аромата. Они граммофонные пластинки — Голос Их Мастера — просто повторяют писания как попугаи. Они имитаторы, псевдо, пластмасса. Ничего не случилось с ними.

Я не говорю, что они не святые; они действительно святые, но ничего не случилось с ними. Их святость — просто выработанный жест, это не происшествие. Они обладают характером — безусловно, они имеют характер, я не отказываю им в этом — но их характер подобен одеянию; это просто крышка. Глубоко внутри они прямая противоположность этого. На поверхности сознательного ума они святые, но они грешники в бессознательном. И это окончательно в глубинах бессознательного — оно более значительно, чем поверхностное сознание.

Вы не можете быть святым, если вы не подавляете грешника. А когда вы подавляете грешника, он идет глубже в вашу сущность. Итак, эти святые в постоянном конфликте, род гражданской войны, бой с самим собой. Вы можете видеть, что у них нет в жизни никакой пикантности; у них нет для этого никакой энергии; у них нет никакой веселости. Как они могут быть веселыми? Вся их жизнь есть внутренний конфликт, исполненный страдания. Они не могут быть легкими, они не могут расслабиться, потому что они испуганы — если они расслабляются, появляется грешник, если они расслабляются, грешник поднимает голову. Они должны постоянно подавлять это.

Помните, если вы что-то подавляете, вы должны подавлять это постоянно — день за днем, год за годом. И проблема не разрешается подавлением. Несомненно, это становится все более и более острым, хроническим, потому что то, что, подавляется, становится все более сильным. Оно набирает энергию, становится опухолью внутри вас.

И вы будете видеть в глазах вашего так называемого святого все больший и больший страх. Они имеют характер; они хорошие люди, они не делают ничего плохого, они следуют предписаниям общества, они выполняют ожидания почитателей.

Я называю их Итакдалеенандами, поскольку ни один Будда никогда не следует предписаниям общества, ни один Будда не имеет никакого характера. Позвольте мне повторить это: Будда не имеет никакого характера. Он не нуждается ни в каком характере, у него есть осознание. Он обладает реальной вещью — зачем ему нужен пластмассовый цветок? Если вы можете вырастить настоящие розы, зачем беспокоиться о пластмассовых? Характер есть пластмассовая роза, осознание — настоящая роза. Будда не имеет никакого никакого характера, он имеет осознание. Он не живет по готовой программе, он живет от-момента-к-моменту из своего осознания. Он отвечает, он не реагирует.

Итакдалеенанды предсказуемы. Вы знаете, что они есть, и вы можете быть совершенно уверены, что они собираются остаться точно такими же и завтра тоже. Они мертвые люди. Вы можете от них зависеть.

Будда непредсказуем. Вы не можете сказать, чем он собирается быть завтра или в следующую секунду, потому что как только жизнь изменяется, он отвечает изменению. А жизнь постоянно меняется.

Старый Гераклит прав — он Будда — он прав, когда он говорит, что вы не можете войти дважды в одну и ту же реку. Будда никогда не повторяется; нет даже двух последовательных мгновений, когда он тот же самый. Он двигается с жизнью, он река, он не стоячее болото. Он обладает уникальностью, оригинальностью. Он говорит не авторитетно, он говорит из своего собственного авторитета. И запомните разницу. Человек, говорящий авторитетно, извлекает свой авторитет откуда-то еще — из Вед, из Библии, из Корана, из традиции, из государства, из церкви. Человек, говорящий из своего собственного авторитета, извлекает свой авторитет из ниоткуда. Это его собственный опыт — а опыт самоочевиден, самоутверждающ.

Ты спросил меня, как я так выдумываю слова. Я просто не удержаться. Взгляни на какого-нибудь так называемого святого, и ты увидишь, у него на лбу написано: «Итакдалеенанда».

Когда Ной построил ковчег и пришло время собрать на борту каждой твари по паре, Ной давал имя каждой твари, как только она вступала на сходни. Когда прошло странно выглядевшее животное, Ной сказал: «Эту тварь зовут гиппопотам».

Ноева жена взглянула на него и спросила: «Ной, почему в мире именно это животное, это странно выглядящее творение, ты назвал гиппопотамом?».

Ной ответил: «Ну, только одна из этих тварей, что прошли мимо, действительно выглядела как гиппопотам».

Эти люди выглядят как гиппопотамы. Я почтительно называю их «Итакдалеенанды». Это просто выражение почтения, которое я выразил словом.

Пятый вопрос:

Ошо, как мы можем, узнать разницу между сдачей и зависимостью, не только в отношениях с вами, но со всеми, кто встречается нам в жизни?

ВИРИШВАР, разница настолько абсолютно ясна, что однажды испытав опыт сдачи, ты никогда не упустишь понимания того, что есть сдача, а что есть зависимость.

Сдача есть выражение любви, зависимость есть выражение страха. Зависимость есть отношение, в котором вы страстно хотите чего-то, желаете чего-то; есть мотив. Вы готовы стать зависимым — вот почему вы стремитесь за нечто платить. Сдача не стремится к этому. Это чистая радость, это доверие, это немотивированность.

Это подобно влюбленности. И это именно влюбленность — и любовь, которая не знает границ, эта любовь полностью отличается от того, что вы обычно зовете любовью. Ваша любовь всегда есть вид зависимости. Вы становитесь зависимыми от человека, которого любите, потому что вы, несомненно, не любите, вы просто ищете кого-нибудь, чтобы уцепиться. Иначе вы чувствуете себя очень одиноко. Вы хотите избежать вашего одиночества; вы хотите кого-то, чтобы заполнить вашу внутреннюю черную дыру, вашу пустоту.

Но реальная любовь — не бегство от одиночества. Настоящая любовь есть переливающаяся через край одинокость. Она так счастлива в этой одинокости, что могла бы поделиться.

Счастье всегда хочет поделиться. Его так много, оно не может быть удержано, как цветок не может удержать свой аромат; его надо высвободить.

Сдача — высшая форма любви, чистейшая форма любви. Вы не ощутите зависимость, ибо в ней не будет цепляния. И вы не почувствуете зависимости, ибо то, что вы сдались, не будет выражением одиночества. Если вы сдались из одиночества, это вообще не будет сдачей, тогда это что-то другое.

Следующая вещь: сдача всегда случается, это не действие. Как можете вы сделать сдачу? Если вы делаете это, это не сдача. Вы делающий — а если есть делающий, тогда это может повториться в любой момент.

Сдача случается; делающий не основа. Вы просто находите себя растворенным в ком-то, в чем-то. Вы можете обнаружить себя растворенным в закате, и это сдача. Вы можете обнаружить себя растворенным в звездной ночи, и это сдача. Вы можете обнаружить себя растворенным в женщине или мужчине, и это сдача. Вы можете обнаружить себя растворенным в музыке, и это сдача. Сдача имеет много измерений, но вкус тот же самый: вы просто обнаруживаете себя растворенным. Вы просто не находите себя больше; вы чувствуете отсутствие эго.

Вы есть... Несомненно, вас так много, и все же вас нет. Присутствие и отсутствие, оба одновременно — сдача парадоксальна. Присутствие, потому что эго нет, так как вы просто осознание; и отсутствие, потому что эго нет, так как вы не можете сказать: «Я есть».

Виришвар, зависимость безобразна, сдача прекрасна. Зависимость сделает вас ущемленными, сдача усилит, расширит вас. Зависимость создаст в вас желание восстать. Сдача принесет все больше и больше доверия.

Но отличие очень маленькое, тонкое, деликатное. Однажды познанное, оно нетрудно, но если вы все еще не пережили это, тогда сдача будет выглядеть как зависимость, потому что зависимость — это то, что вы знаете.

Я не могу объяснить это вам, я могу только дать несколько указаний. Утром, когда солнце только встает, просто сидите молчаливо на берегу реки. Наблюдайте его. Ничего не делайте, просто сидите молчаливо, наблюдайте его. И однажды в один прекрасный момент это случится: не будет наблюдателя, и не будет наблюдаемого. Наблюдатель станет наблюдаемым. Не то, как если бы вы были отделены от восходящего солнца — вы являетесь им.

Сядьте около дерева, просто закройте глаза, почувствуйте дерево. Обнимите дерево, просто будьте одни с ним, как если бы вы были с вашим возлюбленным. И однажды... а это непредсказуемо; я не могу сказать, что это будет случаться каждый раз. Только время от времени это будет случаться — потому что это должно случаться вопреки вам, вот почему только время от времени.

Или, любя вашу женщину, растворяйтесь в ее теле. Забудьте на секунду сексуальность, забудьте на секунду все, что продолжается в вашей голове, в вашей фантазии. На секунду просто растворитесь в реальной женщине. Не тащите в голову никакой порнографии, не делайте сексуальность чем-то мозговым. Дайте вашей сексуальности быть глубокой чувственностью, чувствительностью, силой чувства. Растворитесь в женщине, как будто вы снова дитя в материнской матке. Если вы не знаете этого с вашей возлюбленной, вы не знаете вашу возлюбленную. Дитя снова в материнской матке, в совершенном единстве, все расстояния исчезли — и в это мгновение вы узнаете, что есть сдача.

Но мужское эго где-то создает беспокойство. Даже будучи с вашей женщиной, вы стремитесь управлять ситуацией. Даже в нашем языке есть безобразное выражение: «заниматься любовью». Как вы можете заниматься любовью? Никто не может заниматься любовью. Но это выражение входит в язык не без причины. Люди стремятся заниматься любовью; даже в любви они являются делающими. Упускается такая величайшая возможность познания сдачи.

И теперь у вас есть руководства: «Как заниматься любовью и достигать тотального оргазма». Люди читают эти руководства и следуют инструкциям. Я знаю кучу глупых людей, которые занимаются любовью со своей женщиной, а на спинке кровати имеется руководство, и они продолжают смотреть в него: «Как делать тотальный оргазм».

Несколько моментов в жизни, когда вы не делающий, когда вы не знающий, когда вы просто ЕСТЬ, и у вас появится вкус. Это может прийти через прекрасное, это может прийти через поэзию, это может прийти через музыку, это может прийти через такое множество дверей.

У Бога есть много дверей в ваш храм.

Но, Виришвар, я чувствую, что ты знаешь только зависимость. Поэтому возник вопрос. Тот, кто узнал сдачу, не может задать вопрос.

Теперь, расслабься на несколько секунд — они могут быть в любой ситуации. Плавая в реке, расслабься вместе с рекой, или, загорая на пляже, расслабься вместе с солнцем — неважно. Жизнь полна возможностями. Вспомни Атишу. Он говорит, что жизнь полна возможностями, жизнь — удобный случай. Не жди возможности, возможность уже здесь. Но вы должны научиться полностью другому роду осознания — не делающего, но такому качеству осознания, которое просто существует — это простое осознание, невинность.

И это случается так часто с вами здесь, пока вы слушаете меня. В паузах, когда я временами останавливаюсь... это здесь. Пейте это.

Последний вопрос:

Ошо, я хочу жениться. Пожалуйста, дайте мне свое благословение.

ПРАБХАТ, ты, должно быть, совсем рехнулся?

Любви достаточно; брак ничего не обещает добавить к ней. В самом деле, почему вы так спешите закончить такое прекрасно переживание? Ждите. Когда вы видите, что любовь кончается, вы можете жениться.

Священник получил это благодарственное письмо от жениха, когда тот женился: «Многоуважаемый, я хочу поблагодарить вас за прекрасный способ, которым вы привели мое счастье к завершению».

Прабхат, ты так молод, тебе только двадцать два. Заключать брак следует, только когда ты достаточно мудр. Брак не для молодых. Для молодых это полная глупость. Брак — для тех, кто ощутил жизнь многими способами, кто увидел все ее цвета, весь ее спектр, и теперь готов определиться.

Мое собственное убеждение состоит в том, что никто не должен вступать в брак до сорока двух лет. Когда с вами уже случился ваш первый инфаркт, тогда вступайте в брак. Перед этим — слишком рано и глупо. Но вопрос возник, может быть, потому, что тебе только двадцать два и ты глуп.

Пятилетний Стивен: «Ты невинна?» Четырехлетняя Сьюзан: «Нет, еще нет».

Это требует времени. Ты так молод: подожди немного. Когда ты устанешь — когда ты устанешь от приключений, когда ты устанешь от твоей свободы, когда ты устанешь от своей открытости жизни и ее миллионам возможностям — тогда ты можешь жениться. Но зачем сейчас?

Студент в высокогорье ищет работу на лето:

«Нет ли лишней работы?».

Фермер: «Ну, ты можешь попробовать подоить быка».

Так будет лучше, Прабхат. Ты ищешь лишнюю работу.

Люби, и люби так глубоко, насколько возможно. И если любовь сама станет браком, это другое дело, совсем другое. Если любовь сама по себе становится такой интимностью, что это прочно, это другое дело, это не официальное оформление.

Официальные оформления необходимы только когда вы боитесь. Вы знаете, что вашей любви недостаточно; вы нуждаетесь в официальной поддержке. Вы знаете совершенно точно, что вы можете сбежать или женщина может сбежать, поэтому вам нужен полицейский, чтобы удержать вас вместе. Но это безобразно, если нужен полицейский для того, чтобы вы были вместе. Вот что такое брак!

Я могу благословить вашу любовь, но я не могу благословить ваш брак. Если ваша любовь сама по себе брак, тогда все мои благословения с вами. Если это не так, подожди. Не спеши. Лучше подождать, чем потом раскаяться.