НАЙДИ СОБСТВЕННЫЙ ПУТЬ.

НАЙДИ СОБСТВЕННЫЙ ПУТЬ.

Друг спросил:

Однажды ты упомянул, что смерть — величайшая из всех истин. Когда-то еще ты сказал, что ничего, подобного смерти, нет. Какое из этих двух утверждений истинно?

Истинны оба. Когда я называю смерть величайшей из всех истин, я обращаю твое внимание на тот факт, что явление смерти обладает огромной реальностью в этой жизни — в том, что мы называем «жизнью» и понимаем под «жизнью»; в терминах человеческой личности, которая состоит из того, что я описываю как «я». Эта личность умрет; то, что мы называем «жизнью», тоже умрет. Смерть неизбежна. Конечно, ты умрешь, и я умру, и эта жизнь тоже будет разрушена, обращена в пыль, стерта. Когда я называю смерть величайшей из всех истин, я хочу напомнить тебе о том факте, что все мы умрем. И когда я говорю, что смерть совершенно ложна, я хочу напомнить, что внутри этого «я», внутри «тебя», есть некто другой, кто никогда не умрет. И что есть жизнь, которая отличается от того, что ты считаешь жизнью, — жизнь без смерти. Оба эти утверждения истинны; они истинны одновременно. Принимая за истину лишь одно из них, ты не сможешь воспринять всю полноту истины. Если кто-то говорит, что тень реальна, что темнота реальна, он прав. Темнота, как и тень, существует. А если кто-то другой говорит, что темноты нет, он тоже прав. Вот что он имеет в виду: у темноты нет позитивного существования. И если я попрошу тебя принести мне пару упаковок темноты, ты не сможешь этого сделать. Комната наполнена темнотой, и если тебя попросят выбросить эту темноту, ты не сможешь этого сделать. Или, если я скажу: «Если здесь темнота, тогда, пожалуйста, вынеси ее отсюда», — ты не сможешь этого сделать. Почему? Потому что темнота имеет негативное существование; темнота — это просто отсутствие света. Хотя темнота и существует, она представляет собой только отсутствие света. Поэтому если бы кто-то сказал, что темноты нет, то был бы прав. Есть присутствие света и есть отсутствие света, но нет ничего подобного темноте как таковой. Вот почему мы можем делать со светом что угодно, но с темнотой мы не можем сделать ничего. Если ты хочешь удалить темноту, тебе придется внести свет; если ты хочешь внести темноту, тебе придется погасить свет. С темнотой ничего нельзя сделать непосредственно.

Ты бежишь вдоль дороги. Перед тобой появляется твоя тень; она бежит вместе с тобой. Каждый может увидеть тень; никто не может ее отрицать. И все же можно сказать, что тени нет, потому что у нее нет собственной сущности. Тень существует потому, что твое тело преграждает путь солнечному свету. Когда свет загорожен твоим телом, формируется тень; когда солнце проходит у тебя над головой, не формируется никакой тени, потому что ничто не препятствует солнечным лучам. Если бы мы сделали фигуру человека из стекла, никакой тени бы не появлялось, потому что лучи проходили бы сквозь стекло.

Когда свет встречает препятствие, формируется тень; тень — это просто отсутствие света. Поэтому если человек говорит, что тень существует, он не ошибается. Но это полуправда. Далее он должен добавить, что тень не существует. Тогда правда становится полной. Это значит, что тень — это нечто такое, что существует и в то же время не существует. Но с нашим образом мышления мы ничего не можем увидеть, пока оно не разделено на две независимые части.

Одного человека судили за убийство. Он убил другого человека, и те, кто видел, как совершалось преступление, выступили в качестве свидетелей. Один свидетель сказал:

— Преступление было совершено на открытом воздухе, и в небе сияли звезды. Я видел звезды, так же как и убийство. За ним следом выступил другой очевидец, который сказал: — Преступление было совершено в доме, у дверей, у стены. На стене видны пятна крови, и, поскольку я стоял у стены, моя одежда тоже испачкана кровью. Это убийство произошло в доме.

Судья был сбит с толку. Как они оба могут говорить правду? Очевидно, один из них лжет. Убийца рассмеялся. Судья спросил, что он нашел смешного. Этот человек сказал:

— Позвольте мне сказать, что оба они правы. Дом был не достроен; крышу еще не положили — вверху виднелись звезды. Убийство произошло под открытым небом, но и у дверей, у стены, на которой видны следы крови. Дом был почти готов; были возведены стены, и только перекрытия крыши были еще не завершены. Поэтому оба они правы.

Жизнь так сложна, что даже те вещи, которые мы находим противоречивыми, оказываются правильными. Жизнь очень сложна. Жизнь не такая, какой мы ее считаем — она содержит множество противоречий; она безгранична.

В одном смысле смерть — это величайшая истина — потому что, то, как мы живем, подойдет к концу; такие, как мы есть, мы умрем, и рамки, которые мы создали, тоже будут разрушены. Те, в ком мы видим составляющие нашего мира, — жена, муж, сын, друг, — все они умрут. И все же смерть — это обман, потому что есть нечто, живущее внутри сына, то, что не является сыном и никогда не умрет. Есть нечто, обитающее внутри отца, но которое не является отцом и никогда не умрет. Отец, конечно, умрет, но у него внутри есть нечто большее, чем отец, за пределами этих отношений — то, что не умирает.

Тело умрет, но внутри тела есть нечто, что никогда не умирает. Обе эти вещи одновременно истинны. Поэтому обе эти вещи нужно иметь в виду, чтобы понять природу смерти.

Другой друг спросил:

Те вещи, которые мы хотим уничтожить, — такие, как цепи слепой веры и суеверие, — находят еще большее подтверждение в твоих лекциях. Слушая тебя, кажется, что есть жизнь после смерти, боги и духи, переселение душ. В таком случае трудно будет избавиться от суеверий. Разве они не станут еще сильнее?

Здесь нужно понять две вещи. Первое: если нечто принимается как суеверие без поиска и надлежащего исследования — это способ создания еще большего суеверия; это показывает чрезвычайно суеверный ум. Один человек верит, что есть привидения и злые духи, и ты называешь его суеверным; ты веришь, что ничего подобного нет, и считаешь себя очень знающим. Но вот в чем вопрос: что такое суеверие? Если кто-то верит в привидения и злых духов без всякого исследования — это суеверие; если кто-то другой без всякого исследования верит, что ничего подобного нет, — суеверие и это. Суеверие значит верование во что-то без уверенности в его истинности. Если кто-то поддерживает верование, противоположное твоему собственному, это не значит, что только поэтому он суеверен.

Верующий в Бога может быть таким же внушаемым, как и неверующий. Мы должны понять определение суеверия. Суеверие означает верование во что-то слепо, без проверки. Русские — суеверные атеисты; индийцы — суеверные теисты; те и другие страдают слепым верованием. Русские не позаботились о том, чтобы открыть, что Бога нет, они поверили, что это так, как и индийцы не попытались открыть, что Бог есть, прежде чем поверить, что это так. Поэтому не впадай в заблуждение, думая, что суеверны только теисты; есть свои суеверия и у атеистов. И странность в том, что есть и научные суеверия. Это звучит противоречиво: как суеверие может быть научным?

Если ты изучал геометрию, ты сталкивался с определением Евклида, в котором он утверждает, что у линии есть длина, но нет ширины. Что может быть более суеверным? В мире никогда не бывает линии без ширины. Детей учат, что у точки нет ни длины, ни ширины, и даже величайший ученый работает с предположением, что у точки нет ни длины, ни ширины. Как точка может существовать без длины и ширины?

Все мы привыкли к цифрам от одного до девяти. Человек имеет полное право спросить, не суеверие ли это. Почему девять цифр? Ни один ученый не может объяснить, почему цифр девять. Почему не семь? Что плохого в семи? Почему не три? Есть математики — одним из них был Лейбниц, — которые пользовались тремя цифрами. Он говорил: за одним, двумя и тремя следует десять, одиннадцать, двенадцать, тринадцать; затем двадцать, двадцать один, двадцать два, двадцать три. Такой была его система счисления; и он прекрасно пользовался этой системой, и тем, кто не соглашался с ним, он предлагал доказать, что он ошибается. Он подверг сомнению нужность девяти цифр.

Позднее Эйнштейн сказал, что не нужно и трех цифр, что человек может обойтись даже двумя; только с одной цифрой будет трудно, но человек может обойтись двумя. То, что цифр в математике должно быть девять, — научное суеверие. Но и математик не готов сдаваться, он говорит: — Как можно работать с менее чем девятью цифрами?

Таким образом, и это верование; в этом нет больше никакого значения.

С научной точки зрения мы верим в правильность тысяч вещей, но в действительности они тоже являются суевериями. Ученые суеверны, и в этом столетии религиозные суеверия отступают, тогда, как научные суеверия растут. Разница между ними просто в том, что, если спросить у религиозного человека, как он пришел к знанию о Боге, он скажет, что об этом написано в Гите, а если ты спросишь его, как он узнал, что в арифметике девять цифр, он скажет, что это написано в книге такого-то и такого-то математика.

В чем же разница между ними? Один ответ находится в Гите, в Коране; другой ответ находится в книге по математике. В чем разница? Это показывает, что на самом деле подразумевается под суевериями. Суеверие означает, что мы верим в это, ничего не зная об этом. Мы принимаем многие вещи и отвергаем многие вещи, ничего не зная о них, — и это тоже суеверие. Предположим, в одного человека в деревне вселился дух. Образованные люди скажут, что это суеверие. Давайте предположим, что необразованные люди суеверны; мы уже заклеймили их суеверными, потому что, будучи не образованными, эти простые люди не способны предложить в пользу своих верований никаких аргументов. И вот, образованные люди этой деревни придерживаются мнения, что история о том, что в этого человека вселился дух, — это ерунда, но они не знают, что в таком университете, как Гарвард в Америке, есть отделение, проводящее исследование привидений и духов. Этот отдел даже распространяет их фотографии. Они понятия не имеют о том, что в настоящее время некоторые авторитетные ученые вовлечены в глубокие исследования привидений и духов и получены были такие результаты, что рано или поздно они увидят, что именно они, образованные люди, были суеверными, а те, кого они называли суеверными, может быть, ничего не знали о том, во что верили, но говорили правильные вещи.

Если ты прочитаешь Рийона или Оливера Лоджа, ты будешь изумлен. Оливер Лодж был Нобелевским Лауреатом. Всю свою жизнь он занимался исследованием привидений и духов. Перед смертью он оставил документ, в котором сказал: «Все истины, которые я открыл в науке, и наполовину настолько не истинны, как привидения и духи. Но мы о них ничего не знаем, потому что суеверных образованных людей не заботит, какие открытия совершаются в мире».

Если человек говорит, что он может читать ум другого человека, мы называем это суеверием. В России, где работают ученые, которых мы назвали бы скрупулезными, есть человек по имени Федев. Он великий русский ученый. Сидя в Москве, он общался на телепатическом уровне без всяких видимых средств с умом человека, сидящего за тысячи миль от него в Тбилиси. Эксперимент был проведен научно и признан корректным. Ученые увлечены такого рода исследованиями, потому что рано или поздно они будут очень полезны в космических путешествиях. В случае механического сбоя космического корабля, который всегда возможен, посредством этих средств ученые смогут установить контакт с космонавтами. Иначе космический корабль может быть потерян навсегда. Именно из этих соображений русские ученые проводят интенсивные исследования по телепатии и достигли некоторых потрясающих результатов.

Федев провел свои исследования при помощи своего друга. За тысячу миль от него его друг спрятался в кустах парка с рацией в руке, поддерживая связь с Федевым. Через некоторое время он информировал Федева, что пришел человек и сел на скамейку номер десять. Он попросил Федева послать этому человеку сообщение — приказание заснуть в течение трех минут. Человек бодрствовал, курил и бормотал, обращаясь сам к себе. Федев стал посылать ему предложения — то же самое, что делаю я: «Ты расслабляешься, ты расслабляешься». С расстояния в тысячу миль три минуты Федев интенсивно предлагал: «Усни, усни»; концентрируясь на скамейке номер десять, он продолжал предлагать одну и ту же мысль: «Усни, усни».

Точно через три минуты человек, сидящий на скамейке, уснул, и сигарета выпала у него из рук.

Но это могло быть и совпадением. Может быть, человек, сидящий на скамейке, устал и потому заснул. Друг сказал Федеву, что человек действительно заснул, но это может быть совпадением, поэтому он попросил Федева разбудить его точно через семь минут. Федев стал предлагать этому человеку проснуться, и точно через семь минут человек открыл глаза и встал. Человек на скамейке был совершенно незнакомый; он и понятия не имел, что происходит, и друг Федева приблизился к нему и спросил, не почувствовал ли он что-нибудь необычное.

—Да, конечно, — сказал тот. — Я был очень озадачен. Я пришел сюда кое с кем встретиться, и внезапно я почувствовал, что мое тело вот-вот заснет. Я потерял контроль и уснул. Затем у меня возникло сильное ощущение, как будто кто-то говорит мне: «Вставай, вставай. Встань через семь минут!» Это не укладывается у меня в голове.

Этот человек и понятия не имел о том, что происходило.

Телепатическое общение без всякого проводящего средства стало научной истиной. Но образованный человек назовет это суеверием. Возможно, больной в одном городе может быть вылечен из другого, удаленного города; это не слишком трудно. Также возможно, что укус змеи может быть исцелен с расстояния в тысячи миль; это тоже не очень трудно. Есть много разных видов суеверий, но помни, что суеверие образованного человека всегда опаснее суеверия необразованного, потому что образованный человек не считает свое суеверие суеверием. Для него это результат, к которому он преднамеренно пришел. Этот друг говорит, что мы должны разорвать цепи суеверия. Сначала убедись, что есть какие-либо цепи, иначе ты можешь в процессе разрыва цепей поломать кому-то руки и ноги. Если какие-то цепи есть, их можно разорвать, но что, если их нет? Ты также должен убедиться, что, то, во что ты веришь, является цепью, которую нужно разорвать, а не окажется каким-то украшением, которое тебе придется восстанавливать. Все эти вещи требуют очень внимательного рассмотрения.

Я абсолютно против суеверий; все виды суеверий должны быть уничтожены — но это не значит, что я суеверен в отношении суеверий. Это не значит, что человек должен продолжать разрушать их без ясного понимания, что он должен просто помешаться на разрывании цепей без должной осмотрительности. Тогда такое произвольное разрушение тоже станет суеверием. У каждого века есть собственные суеверия. Помни, есть своя мода и в суевериях. И в каждом веке суеверие принимает новую форму. Человек отбрасывает старые суеверия и принимает новые, но никогда не избавляется от них навсегда; он меняет и преображает их. Но никогда этого не осознает. Например, однажды существовало суеверие, что человек, который носит тилак, рисунок на лбу, считается религиозным. Какое отношение нанесение тилака имеет к религиозности? Но именно таким образом это понимали. И на человека, который не наносил тилак, смотрели сверху вниз, как на нерелигиозного. Это старое суеверие больше не в моде. Теперь у нас есть новое суеверие, равное старому по глупости. Если человек носит галстук, он считается утонченным; если он его не носит, он считается обычным. Это то же самое, в этом нет никакой разницы. Галстук заменил тилак, тогда как человек остался прежним. Какая разница?

Галстук ничем не лучше тилака. Может быть, даже хуже, потому что в нанесении тилака был, по крайней мере, какой-то смысл. Галстук же в этой стране не имеет никакого смысла, хотя он мог бы иметь смысл в какой-то другой стране. Галстук полезен в холодных странах, где он помогает защищать горло от простуды. В той стране человек, который не может позволить себе закрыть горло от холода, очевидно, должен быть бедным человеком. Человек состоятельный может позволить себе закрыть горло при помощи шейного платка; тем не менее, когда кто-то повязывает на шею галстук в жаркой стране, такой, как эта, — это кажется немного пугающим. Начинаешь задумываться, преуспевающий ли это человек или просто ненормальный!

Быть преуспевающим не значит страдать от жары и носить на шее эту петлю. Галстук — это петля; галстук означает узел. Использование его в холодной стране имеет смысл, но в жаркой стране он совершенно бессмыслен, и все же человек, у которого есть чувство собственного достоинства, — мэр, адвокат, политик, — выходит на улицу с этой петлей на шее! И эти люди клеймят обладателей тилака как суеверных! Возникает вопрос: «А не является ли суеверием и ношение галстука? Какую научную систему вы применяете, повязывая вокруг шеи галстук?» Но поскольку галстук — суеверие этого века, он приемлем; поскольку тилак — суеверие прошлого, он неприемлем.

Как я уже сказал: как галстук имеет некоторый смысл для людей в холодных странах, так и нанесение тилака тоже имеет некоторый смысл, но предварительно не заглянув в него, совершенно неправильно и опасно сразу называть его суеверием — ты мог даже на мгновение не задуматься о том, зачем применяется тилак. В большинстве своем люди наносят его из суеверия; однако, когда люди нанесли его впервые, тому была некая научная причина. Фактически, тилак наносится на участок лба между глаз, где находится аджна-чакра, чакра третьего глаза. Даже при небольшой медитации этот участок нагревается; он охлаждается применением сандалового дерева. Применение сандалового дерева — это высоко научная техника, но теперь она утрачена; люди больше не заботятся об этой науке. Теперь никто не продолжает применять сандаловое дерево, знает ли он об аджна-чакре или нет, занимался ли он когда-нибудь медитацией или нет.

Странно видеть людей, носящих галстуки в жарких странах. В холодных странах ношение галстука имеет научную основу, и похожим образом тилак имеет научную основу для тех, кто медитирует на аджна-чакру, потому что сандаловое дерево охлаждает этот участок. В медитации на аджна-чакру возникает стимуляция этой области, создается жар, и его нужно охладить, иначе он нанесет вред мозгу. Но если бы мы решили удалить все тилаки, конечно, мы бы отняли их у тех, кто носит их бесцельно, но мы удалили бы их и со лбов тех бедных парней, которые нанесли их по собственным причинам, а если они не захотят удалить их, мы назовем их суеверными.

Вот что я хочу сказать: нет способа определить, что суеверно, а что нет. Фактически, одна и та же вещь может быть суеверной в одних условиях и научной в других. То, что может казаться научным в определенном состоянии, может оказаться ненаучным при другом стечении обстоятельств. Например, в Тибете есть традиция мыться раз в год, и это очень рационально, потому что в Тибете нет пыли, холодный климат, люди не потеют и им не нужно мыться. Ежедневное мытье только повредит их телам; оно заставило бы их терять слишком много тепла. А как им возместить это тепло? Оставаться раздетым в Тибете может стоить слишком дорого. Если бы человек оставил тело незакрытым на целый день, ему бы понадобилось на сорок процентов больше пищи, чтобы восполнить потерянные калории. В таком месте, как Индия, если человек ходит по улице без одежды, его почитают как отшельника. Махавира был разумен: он оставался обнаженным — а в такой жаркой стране, как эта, чем больше жара покидает тело, тем прохладнее чувствует себя человек внутри. Поэтому, если бы последователь Махавиры прибыл в Тибет обнаженным, он заслуживал бы того, чтобы его поместили в сумасшедший дом. Появляться в Тибете в таком виде было бы абсолютно ненаучным, идиотским. Но именно так всегда и бывает. Когда тибетский лама приезжает в Индию, он никогда не моется. Однажды я жил с тибетскими ламами в Бодхгайе, они воняли так ужасно, что сидеть рядом с ними было мучением. Кода я спросил их, почему они такие, они ответили:

— Мы следуем правилу мыться только один раз в год. Именно тогда я провел разграничение между суеверием и наукой. То, что в Тибете научно, суеверие в Индии. Здесь эти ламы воняют, не осознавая, что их тела так обильно потеют и вокруг столько пыли.

Мы понятия об этом не имеем, но есть некоторые страны, в которых вообще нет пыли. Когда Хрущев впервые прибыл в Индию, его повезли в Агру, чтобы увидеть Тадж-Махал, и по пути он увидел формирующийся вихрь пыли. Он попросил остановить машину, вышел, встал точно посредине вихря и был очень доволен. Он сказал:

— Мне так повезло, у меня раньше никогда не было такого опыта.

Мы не чувствовали бы, что нам повезло, если оказались бы среди такого количества пыли. Но там, откуда он родом, груды снега, а не пыли. Для него это был такой же волнующий опыт, каким для нас был бы снег. Сколько волнения мы чувствуем, когда ходим по снегу в Гималаях. Поэтому не начинай разрушать вещи, просто веря, что это цепи, без того, чтобы сначала рассмотреть возраст, условия и их полезность.

Научный ум — это то, что всегда колеблется. Человек с научным умом никогда не принимает поспешных решений, говоря:

— Это правильно, а это неправильно. Он всегда говорит:

— Может быть, это и правильно, но позвольте мне исследовать это еще немного.

Даже в конце исследования он никогда не приходит к решению, не выносит окончательного приговора: — Точно, это неправильно, поэтому уничтожьте это.

Жизнь так таинственна, что ничего нельзя сказать в таких определенных терминах. Все, что мы можем сказать: «На этом этапе мы знаем столько-то, и, основываясь на этом знании, такая-то и такая-то вещь кажется неправильной», — вот и все.

Человек научного подхода скажет: «Опираясь на информацию, которая доступна на этом этапе, такая-то и такая-то вещь сегодня кажется неправильной: тем не менее, при получении дополнительной информации она может завтра оказаться правильной. То, что правильно сегодня, может оказаться неправильным завтра».

Такой человек никогда не выносит поспешных решений о том, что правильно, а что неправильно. Он всегда продолжает исследовать с любознательным и скромным умом. Есть радость в том, чтобы держаться за суеверие, есть радость также и в том, чтобы его разрушить. Когда мы держимся за суеверия, это избавляет нас от труда думать — мы верим в то, во что верит каждый. Мы даже не хотим выяснить, какая за этим стоит причина или почему это так. Кто хочет об этом заботиться? Человек просто следует толпе. Иметь суеверия удобно. А есть люди, которые вышли на тропу разрушения суеверий, и это тоже очень удобно. Человек, который борется с ними, кажется рациональным, тогда как на самом деле он не рационален. Не так просто быть рациональным; видеть вещи рационально — значит напрягать каждый нерв. Такой человек смотрит на вещи так пристально, что ему становится трудно сделать какое-нибудь утверждение. Поэтому его утверждения всегда относительны. Он говорит: — При таких условиях, как в Тибете, не мыться уместно, тогда, как при других условиях не мыться в Индии — это полное суеверие. Человек, который мыслит рационально, будет говорить языком такого рода. С другой стороны, социальный реформатор никоим образом не заботится о том, что он говорит: он озабочен тем, чтобы все разрушать; он хочет разрушать определенные вещи. Я говорю: иди и разрушай — есть много вещей, которые должны быть разрушены, но первое, что должно быть разрушено, — это легкомыслие. Тенденция действовать без того, чтобы сначала подвергнуть будущее действие рациональному обдумыванию, — это первая вещь, которую необходимо разрушить. Вот что это значит: если ты что-то разрушаешь без того, чтобы обдумать это должным образом, тогда в этом разрушении нет никакой ценности. Должна быть создана тенденция, мыслить рационально, а тенденция бездумно верить должна быть разрушена. Это приведет нас к тому, чтобы видеть разные контексты, более глубокие значения. Тогда мы совершим интенсивное исследование; мы будем думать и рассуждать. Тогда мы рассмотрим все возможности.

Психоанализ очень популярен на Западе, и интересно то, что психоаналитики проделывают в точности ту же работу, что и делали в деревнях старые добрые ворожеи. В наши дни во Франции есть активная секта, созданная Кювье. Кювье работает по тем же принципам, что и ворожеи, с тем лишь исключением, что Кювье ученый и использует научную терминологию — а в остальном это то же самое; разницы нет.

Вы будете изумлены, узнав, что, когда садху, обычный деревенский житель без всяких медицинских познаний, дает больному во имя Бога щепотку пепла — мы называем это суеверием, — это эффективно работает, и процент исцеления людей тот же, что и при аллопатическом лечении. Очень интересно — такой же коэффициент. В этой области проводится много экспериментов.

Уникальный эксперимент был проведен в одной из больниц Лондона. Сто пациентов с одной и той же болезнью были разделены на две группы. Пятидесяти из них делали обычные уколы, а пятидесяти остальным впрыскивали воду. И поразительно то, что процент выздоровевших в обеих группах был один и тот же. Возник вопрос: как это произошло? После такого эксперимента исследование этого вопроса привлекло к себе более пристальное внимание. И стало ясно, что более самого лекарства работает идея, чувство, что ты принимаешь лекарство. Кроме того, работает не столько само лекарство, сколько идея о том, насколько оно дорого и насколько известен доктор. Доктор без большой известности терпит поражение в лечении не потому, что он не владеет своей профессией, но только потому, что у него нет широкой известности. Широко известный доктор сразу производит на пациента впечатление. С его впечатляющим нарядом, с его всевключающим набором инструментов, с его расценками, с его большой машиной, с долгим ожиданием записи, с толпой, стоящей в очереди, — ты уже под таким впечатлением, что мало значения имеет, знает ли он, что он тебе дает. Чтобы быть известным врачом, не нужно первоклассное знание медицины, а все, что нужно, — это отличное владение рекламой. Вопрос в том, насколько хорошо ты можешь придать себе известность. Лучше всего помогает известность, не лекарство. Недавний медицинский опрос выявил, что во Франции около восьмидесяти тысяч врачей и около ста шестидесяти тысяч знахарей. Когда пациент устает от практикующих врачей, его излечивает человек, ничего не знающий о медицине. Эти люди знают трюк лечения пациентов. Именно поэтому нас окружает столько всевозможных «целителей». Подумать только — столько «целителей» процветает в наш век науки! Помогает даже натуропатия — помогает накладывание грязевой повязки на живот, помогает грелка с водой; помогают амулеты знахаря, и даже гомеопатия, представляющая собой не что иное, как крошечные сахарные пилюли. Все это помогает не хуже аллопатии.

Поэтому возникает вопрос: почему поправляется пациент? Если в деревне знахарь прописывает немного пыли и пациент излечивается, тогда мы должны это тщательно обдумать; нас должно заботить, нужно ли разбивать такие суеверия. Человек со стетоскопом на шее и большой машиной тоже способен излечить пациента научными средствами, но и здесь работает волшебство — волшебство машины, волшебство стетоскопа.

Я знаю одного знахаря. У него нет никакой академической степени, и все же он излечил многих больных, которых я отправил к нему, — пациентов, признанных неизлечимыми другими врачами. Этот человек сообразителен; он замечательно понимает человеческую природу. Фактически, именно так человек становится профессиональным врачом! Если ты идешь лечиться к нему в клинику, диагностика будет проведена таким образом, что половина твоей болезни уйдет еще во время диагностики. Он очень умный врач. Другие врачи перед ним пасуют. У него большая, очень впечатляющая и очень серьезная приемная с большим столом, на который он кладет пациента. Напротив груди пациента висит предмет, который выглядит как стетоскоп. Это приспособление соединено с двумя прозрачными трубками, в которых находится окрашенная вода. Когда он прикладывает это напоминающее стетоскоп приспособление к груди пациента, из-за биения его сердца вода в трубке взбалтывается. Пациент смотрит на булькающую воду, убежденный, что пришел к потрясающему врачу; он никогда раньше не видел такого врача. Он использует обычный стетоскоп с тем лишь исключением, что он не втыкает его в уши, а наблюдает за подъемом и падением воды в трубках, и это убеждает пациента, что он незаурядный врач.

Ты никогда не задумывался, почему аллопатические врачи пишут рецепты таким неразборчивым почерком? Причина в том, что если бы ты смог их прочитать, то нашел бы, что это такая обычная вещь, что ты бы мог пойти и купить ее на рынке — поэтому рецепт специально пишется так искусно, чтобы ты не мог его прочитать. Фактически, если бы ты принес этот рецепт к тому же доктору, он бы сам не смог сообразить, что написал. И еще интересно то, что все названия лекарств должны быть написаны по-латыни или на греческом языке. Причина проста: если бы рецепты были написаны на английском, хинди или гуджарати, ты никогда не заплатил бы врачу десять или пятнадцать рупий за укол, потому что знал бы, что это вытяжка из семян тмина.

Все это волшебные трюки. Точно так же деревенский житель дает своим пациентам щепотку пепла, но это не возымеет действия, если он будет выглядеть как обычный человек. Если же, однако, он одет в охряную мантию, это будет иметь больший эффект. А если этот человек известен как честный, добрый и правдивый, то щепотка пепла будет еще более действенной. Если же известно, что за свои услуги он не берет денег, что он никогда не касается денег, действие пепла будет сногсшибательным. Таким образом, работает не пепел, а другие факторы. Оценка такого рода лекарств требует внимательного рассмотрения, потому что, если осудить такие лекарства, им на замену нужно будет изыскать другие, столь же ложные, и этому никогда не будет конца.

Необходимо склонить человека к рациональному мышлению, чтобы он не навлекал на себя ложных болезней. До тех пор, пока будут продолжаться лжеболезни, будут продолжать появляться и лжеврачи. Если удалить старые, ложные методы, пустят побеги новые. В мире есть столько способов лечения, но невозможно решить, какой из них правилен; все они претендуют на успех в излечении болезни. И их претензии правомочны — они действительно излечивают болезни. Чем глубже мы проникаем в человеческую психику, тем яснее становится, что болезнь существует где-то в человеческом уме. До тех пор, пока болезнь существует в человеческом уме, будет продолжать существовать и ложное лечение. Поэтому я не столько озабочен тем, чтобы разделаться с ложными методами, сколько тем, чтобы положить конец болезни в человеческом уме. Если исчезает болезнь в человеческом уме, если пробуждается сознание человека, если он становится осознанным, его не будут осаждать раздражающие проблемы. Ты идешь за пеплом не потому, что человек распространяет его в деревне, — нет, причина в том, что ты хочешь этот пепел, и именно поэтому этот человек его распространяет. Никто сам по себе не становится твоим лидером — ты и секунды не можешь прожить без лидера, вот почему кто-то должен стать твоим лидером. Избавившись от одного лидера, ты найдешь другого — а если уйти и от него, ты найдешь третьего. Уходя от первого лидера, ты должен понимать, кого ты хочешь в качестве следующего лидера. И поэтому лидеры во всех странах мира прекрасно понимают необходимость партий оппозиции. Они знают наверняка, что, когда людям надоест один лидер, они автоматически изберут другого, а когда им надоест другой, его заменят первым. Вот почему по всему миру распространена двухпартийная политика. Люди везде одинаковы.

Во время последних выборов я был в Райпуре. Мой друг, старожил Райпура, был несколько раз успешно избран в члены парламента, но теперь потерпел поражение. А другой мой друг, который был совершенно неизвестен и лишь недавно обосновался в Райпуре, был избран на его место. Я спросил своего друга, как это произошло, как получилось, что он проиграл, а никому неизвестный пришелец выиграл на выборах?

— Это очень просто, — сказал он. — Люди привыкли ко мне. У этого человека новое лицо; люди его еще не знают. Не беспокойтесь, пусть он только станет знакомой фигурой, и он тоже потерпит поражение. Я должен выждать до тех пор, к тому времени меня снова забудут, и тогда я получу преимущество.

По сути дела, вопрос не в том, чтобы устранить того или иного лидера, чтобы разделаться с тем или иным суеверием — дело не в этом. Вопрос в том, чтобы вызвать в человеке фундаментальные перемены. Научный ум мало заботят суеверия, но суеверия будут существовать до тех пор, пока человек будет удовлетворен своей слепотой. Если человек не готов открыть глаза, слепота неизбежна.

Позвольте мне спросить: кто из нас действительно хочет открыть глаза? Никто не хочет смотреть с открытыми глазами, потому что, если наши глаза откроются, мы сможем увидеть многие истины, которые не хотим видеть. Именно поэтому мы закрываем глаза и видим только то, что хотим. Открывал ли ты когда-нибудь глаза и исследовал ли пристально, что такое жизнь? Смотрел ли ты когда-нибудь на себя открытыми глазами? Этого ты не хочешь делать, потому что тогда ты увидишь ужасающие вещи.

Каждый считает себя абсолютно праведным, Махатмой. Если бы он открыл глаза и посмотрел пристально, то нашел бы, к своему ужасу, что величайший из всех грешников спрятан у него внутри. Он не хочет этого видеть, конечно, потому что тогда ему будет трудно быть Махатмой, и поэтому он закрывает глаза на самого себя. Более того, в этом он пользуется услугами тех людей, которые помогают ему держать глаза закрытыми, — он собирает вокруг себя всех тех людей, которые приходят и говорят ему, какой он великий Махатма. Таким образом, он окружает себя людьми, которые сотрудничают с ним в том, чтобы он оставался слепым.

Есть много замечательных трюков, чтобы окружить себя людьми; в этой области практикуются невероятные мистификации. Один из трюков по привлечению людей заключается в том, чтобы кричать: — Не приходите ко мне! Я не хочу никаких последователей!

На людей этот трюк производит потрясающее впечатление. Они стекаются к этому человеку. Чем более он их отталкивает, тем более великим Махатмой они его считают. Обычно Махатма приветствует людей, но этот машет посохом и прогоняет их. Он не выказывает никакой заинтересованности, в ком бы то ни было.

Я слышал о человеке, который годами бродил по пляжу в Калифорнии и стал своего рода достопримечательностью. Его представление состояло в следующем: он был так прост, что, если ему предлагали десятидолларовую купюру и монетку в десять центов, он весело выбирал монетку. Вот такой он был невинный. Из любопытства один человек приходил к нему пять или шесть раз, и всякий раз его окружала толпа. Люди спрашивали:

— Баба, что ты хочешь — это или то?

И он сразу выбирал десять центов, говоря, что ему нравится, как сияет монетка. Люди находили его очень невинным человеком. Любопытному было трудно поверить, что даже через столько лет человек не может опознать десятидолларовую купюру! Это было бы слишком невинно! Однажды вечером, после того, как исчезла толпа, этот любопытный приблизился к нему и сказал: — Я наблюдал за тобой последние двадцать лет, меня изумляет, что эта игра продолжается так долго. Неужели ты действительно не можешь узнать десятидолларовую купюру?

Парень рассмеялся и ответил:

— Я знал, что это десятидолларовая купюра, с самого первого дня, но если бы я это показал, игра тут же прекратилась бы. Не узнавая купюры, я собрал десятицентовые монетки у тысяч зрителей. Если бы я узнал ее, тогда это была бы единственная купюра, побывавшая в моих руках, — потому что впоследствии от этих людей я не получил бы больше никаких купюр. Поэтому если я действительно хочу зарабатывать деньги, я должен отвергать богатство — купюры посыплются сами собой. Я прекрасно знаю свое дело; моя работа идет великолепно. За день я собираю у толпы пятьсот долларов. Эта игра наверняка продолжится.

Так называемый Махатма тоже знает цену деньгам, хотя, если с ним заговорить о деньгах, он скажет, что никогда их не касался. Но его ученик, сидящий рядом, будет собирать подношения и класть их в сейф — потому что Махатма никогда не касается денег!

Что поделаешь, если человек хочет оставаться слепым? Найдется ли кто-нибудь достаточно глупый для того, чтобы что-то сделать с этим человеком? Этот парень на пляже не является причиной этой истории. Вред причиняют те люди, которые к нему приходят. Именно из-за них бедный парень должен ломать эту комедию. Позвольте мне сказать, что если бы он этого не делал, то же самое делал бы кто-то другой. Люди глупы: где только могут, они будут делать то же самое, что и с этим парнем; они хотят, чтобы кто-то вырывал у них деньги. Поэтому такие вещи будут продолжаться. Им можно положить конец, лишь разрушив человеческую глупость.

Поэтому не слишком беспокойся о том, чтобы разрушить цепи суеверия, потому что, если человек, который закован в эти цепи, останется прежним, он сделает новые. Он не может жить без цепей. Человек такого типа будет создавать новые цепи. Все религии изо всех сил пытаются разбить эти цепи, и каждая религия создает новые — поэтому все остается в прежнем виде. Мир видел столько религий! Все они были основаны, чтобы произвести реформы; все они провозглашали свое намерение низложить все преобладающие суеверия, но в процессе разрушения суеверий ничто в действительности не разрушается. Конечно, те, кто пресытился старыми суевериями, заменяют их новыми, и они очень радуются тому, что произвели перемены.

Фактически, разумный человек никогда ни за что не держится — даже за какие-либо верования, не говоря уже о суевериях. Он живет разумно; он ни на что не опирается. Он не создает никаких цепей, потому что он знает безмерную радость жизни в свободе. Не создавай никаких цепей.

Поэтому настоящий вопрос в том, чтобы разбудить в каждом индивидууме достаточно сознания, чтобы создать в нем желание стать свободным, разумным, состоявшимся, полным осознанности. Если склонность жить слепо, — быть последователем, сторонником, верующим, — если эта склонность может быть уменьшена, все суеверия развалятся на части. Но в таком случае дело не в том, что суеверия одного рода сломлены, а суеверия другого рода уцелели, — развалятся они все; они уйдут все сразу. В противном случае они будут всегда.

Вот что нужно понять: ничто не происходит просто путем перемены одежды. Пусть каждый носит, что ему нравится. Если кому-то нравится носить одежду цвета охры, ну и пусть, зачем его останавливать? Если кому-то нравится носить черную одежду — ну и пусть. Вот что нужно понять человеку: перемена одежды не равняется перемене в жизни человека. Как только это понято, нет необходимости менять одежду, потому что человек, который заставит тебя изменить одежду, тотчас же заменит ее на одежду другого рода.

Саньясин в одежде цвета охры пришел к Ганди и сказал, что его очень впечатляют его идеи, и он тоже хотел бы служить стране. То, что сказал ему Ганди, было в высшей мере значительным. Он сказал:

— Это прекрасно, но сначала ты должен отказаться от своей одежды цвета охры, потому что это станет на пути твоей работы. Обычно люди служат тем, кто носит оранжевое, — вместо того, чтобы они служили им.

Это было полной правдой. Но зачем Ганди, заставив его отбросить оранжевую одежду, заставил его носить одежду кхади, из домотканого хлопка?

Те, кто носит кхади, делают такие вещи, которые даже люди в охре не делали раньше никогда. Что это изменило? Люди, носящие кхади, принимают служение других. Бедные люди, одетые в охру, никогда не принимали столько служения от других, как те, кто носит кхади. Кхади обошлось этой стране очень дорого. Саньясин был очень доволен, что его суеверия относительно оранжевой одежды были отброшены, — но теперь он носит кхади; теперь он держится за суеверие кхади. Какая разница?

Настоящий вопрос не в том, чтобы позволить людям отбросить одно и заставить их перенять другое. Вопрос в том, чтобы прийти к пониманию самой ментальности, которая продолжает держаться за эти вещи. Ганди не обострил разум этого человека; он остался таким же глупым, каким был всегда. Он заставил человека переменить одежду, и этот человек чувствует себя от этого очень счастливым. Но что это изменило? Именно так всегда и бывает.

Последние пять тысяч лет история человечества была историей великих бедствий. В своих попытках разрушить суеверия мы так и не изменили самого человека, мы просто расправляемся с суеверием — но затем человек создает новые суеверия. Что бы мы ни предложили, он набрасывается на это:

— Отлично, — говорит он, — пусть будет так. Я отброшу старое суеверие и уцеплюсь за это новое!

И мы чувствуем себя очень счастливыми, потому что он принял «наше» суеверие.

Ко мне пришел один молодой человек. Днем и ночью он говорил о писаниях. Он знал наизусть Упанишады, Гиту и Веды. Я сказал ему:

— Прекрати эту чепуху. Ты ничего от этого не выиграешь!

Он очень рассердился на меня, но все же продолжал приходить ко мне. Тот, кто на тебя злится, никогда не перестанет к тебе приходить, потому что гнев тоже приносит своего рода отношения. Он, несомненно, был зол на меня, но все же продолжал приходить. Со временем, слушая меня все больше и больше, он почувствовал, что нечто в нем затронуто. Однажды он пришел ко мне и сказал: — Я взял в охапку Гиту, Упанишады и Веды и бросил их в колодец.

— Когда я говорил тебе выбрасывать их? — спросил я.

— Я должен был освободить полку, чтобы создать пространство для твоих книг. Теперь я полностью согласен с твоими книгами, — сказал он.

— Но это еще более осложнило вещи, — сказал я. — Ничто не изменилось. Я просто предлагал тебе не соглашаться с книгами. Я никогда не просил тебя выбрасывать свои книги и бросаться на мои. Что это меняет?

Так называемые гуру очень довольны, если люди перенимают их суеверия. Именно так — хотя суеверия и продолжают меняться, человек остается суеверным.

Поэтому я сказал этому молодому человеку выбросить мои книги в тот же самый колодец.

—Как я могу? — сказал он. Он утверждал, что никогда не смог бы этого сделать.

— Значит, все осталось по-прежнему, — сказал я. — Теперь моя книга стала твоей Гитой. Что плохого в бедной Гите Кришны? Если тебе что-то нужно с собой таскать, Гиты было достаточно — она служила своей цели. Она была гораздо толще моей книги; она придавала тебе достаточно веса. Что теперь изменилось? Разве я когда-нибудь ругал Кришну? Разве я когда-нибудь сказал, что Кришна в чем-то провинился?

Именно так всегда и было — и бывает. Вот что происходит: человек остается прежним, меняются лишь его игрушки.

— Да, если кто-то берет мою игрушку, это хорошо; я рад, что наконец-то кто-то воспринял мою идею. Мое эго находит удовлетворение, видя, что кто-то другой начал верить в меня больше, чем в Кришну. Но это не приносит никакой перемены человечеству; человечество никогда не может от этого выиграть. Что нам нужно — так это позаботиться о том, как разрушить изнутри эту человеческую ментальность, которая хватается за вещи. Как человеку преодолеть свою слепоту?

Я предлагаю этому другу: не занимайся разрушением суеверий; вместо этого измени суеверный ум. Измени тот ум, который вскармливает суеверия, чтобы смог родиться новый человек. Но это тяжкая задача; для этого нужно великое усилие. Это непростая работа. Для выполнения этой работы требуется очень научный подход. Не спеши отрицать существование привидений и злых духов. Они гораздо более реальны, чем ты сам. В их существовании нет лжи — но тебе придется это установить путем исследования. И часто происходит так, что те, кто боится привидений, тоже начинают отрицать их существование. Они говорят это не потому, что они узнали. Единственная причина в том, что они выдают желаемое за действительное — они не хотят, чтобы существовали привидения, потому что, если привидения есть, будет страшно ходить по темной аллее, и поэтому они громким голосом продолжают повторять:

— Привидений нет. Абсолютно! Это суеверие; и мы разрушим это суеверие!

Так они на самом деле говорят, что они очень боятся привидений. Если действительно есть привидения, это причинит им массу проблем, поэтому, прежде всего они не должны существовать — это желание. Такой ум никогда не сможет заставить привидения перестать существовать.