6. СКАЖИ НАМ О ЛЮБВИ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

6. СКАЖИ НАМ О ЛЮБВИ

11 января 1987.

Возлюбленный Мастер,

Тогда промолвила Альмитра: Скажи нам о Любви.

И он поднял голову и посмотрел на людей, и воцарилось молчание. Тогда он сказал громким голосом:

«Когда любовь зовет вас, следуйте за ней, хотя дороги ее трудны и тернисты.

Когда ее крылья осенят вас, отдайтесь ей, даже если вас ранит меч, скрытый в ее оперении.

И если она говорит с вами, верьте в нее, даже если её голос рушит ваши мечты, как северный ветер опустошает сад.

Ибо как любовь венчает вас, так она вас и распинает. Как она растит вас, так она и подрезает.

Как восходит она к вашей вершине и ласкает ваши нежные ветви, трепещущие на солнце, так же она спускается к вашим корням, вросшим в землю, и сотрясает их.

Как снопы пшеницы, собирает она вас вокруг себя.

Она обмолачивает вас, чтобы обнажить.

Она просеивает вас, чтобы освободить от шелухи.

Она размалывает вас до белизны.

Она месит вас, пока вы не станете мягкими.

А потом она предает вас своему священному огню, чтобы вы стали святым хлебом для святого Божьего празднества.

Все это творит над вами любовь, чтобы вы познали тайны своего сердца и через это познание стали частью сердца жизни.

Но если, убоявшись, вы будете искать в любви лишь покой и усладу, то лучше вам прикрыть свою наготу и покинуть ток любви.

Уйти в мир, не знающий времен года, где вы будете смеяться, но не от души, и плакать, но не в упоении.

Познавшие смысл жизни обращаются только к тем, кто может понять любовь, ибо любовь — это смысл жизни. Очень немногие люди познали, что любовь и есть ваше истинное пламя. Не пища поддерживает вас живыми, а любовь, которая не только хранит вас в живых, но и дарит жизнь красоты, истины, безмолвия и миллионы других бесценных вещей.

Мир можно разделить на две части: мир, где все имеет цену, и мир, где цена бессмысленна. Там, где цены уже неуместны, появляются ценности. Цены существуют для вещей, для мертвых вещей.

Жизнь не признает того, что мертво, но и такую простую истину человек никак не осознает. Он даже пробует купить любовь — иначе не было бы проституток. И вопрос не только в проститутках. Что у вас за браки? — устойчивый институт проституции.

Помните, только когда вы вступаете в мир ценностей — где ни деньги, ни власть, ни поклонение не приносят никакой помощи, — вы вступаете в подлинную жизнь. И вкус той жизни — любовь.

Из-за того, что человек настолько привык все покупать, он забывает, что уже попытка купить то, что купить невозможно, — это убийство. Муж требует любви от своей жены, потому что он купил ее — то же самое относится к жене. Но они не осознают, что убивают друг друга. Они не знают: в тот момент, когда цена входит в любовь, любовь умирает.

Любовь — это самое тонкое, самое священное. Во всех наших взаимоотношениях мы стараемся унизить другого человека до вещи. Жена — это вещь. Если вы хоть немного разумны, позвольте ей оставаться просто женщиной. Муж больше не живой. Предоставьте ему оставаться свободным, ведь только в свободе любовь может цвести.

Но человек в своей абсолютной глупости уничтожил все ценное. Вы даже пытаетесь купить Бога. До чего же глубока ваша слепота!

Люди, кому это по средствам, — запомните слово «по средствам» — устраивают храмы в своих жилищах. Можно купить статуи, но все, что вы делаете с теми статуями, — сущий вздор; купленная статуя никогда не сможет превратиться в живого Бога. А они не только покупают статую, они к тому же покупают и священника, чтобы отправлять богослужение.

Я видел священников, бегающих от одного дома к другому дому, потому что они должны были провести богослужение, по крайней мере, в десяти или двенадцати храмах; только тогда они могли насытиться. И люди, покупающие даже молитву, богослужение, полагают, что они совершают акты великой добродетели. Это грешники!

Ваша жизнь никогда не расцветет, если в ней не будет того, что бесценно. У вас в жизни есть бесценное?

Люди продают даже свои жизни. Что такое ваши солдаты? — а их число, наверное, достигло миллионов на всей земле. Они продали себя. Единственная их функция — убивать и быть убитыми. Но, насколько я понимаю, это уже не важно; они убили себя в тот день, когда продали себя. Они, может быть, все еще дышат, но только дышать — это еще не жизнь. Деревья дышат, растительность дышит. Капуста и цветная капуста дышат, но они не живут и ничего не знают о любви. На них назначены цены. Возможно, капуста подешевле, цветная капуста немного подороже: цветная капуста — не что иное, как капуста с университетским дипломом. Только не делайте такого, ни с каким человеческим существом.

А если вы не можете купить вещь, вы также не можете обладать ею. В своем глубоком сне вы даже завладели вашими детьми, совсем не осознавая, что уже само обладание — «это мой ребенок» — убийство.

Дети пришли благодаря вам, но они принадлежат вселенной. Вы только проход. Тем не менее, вы прилагаете все усилия, чтобы ваш ребенок имел вашу фамилию, вашу религию, вашу политическую идеологию. Чтобы он был просто послушной вещью.

Когда я был студентом в университете, индийское правительство приняло постановление: если вы не участвуете в военной подготовке, то вам не будет присвоена аспирантская степень. Это было принуждение, и я обратился к проректору: «Я хочу оставаться без всякой аспирантской степени. Я не желаю принимать участие в подготовке, которая есть не что иное, как специальный психологический процесс разрушения сознания, жизни, сведения человека просто к номеру».

В армии, когда кто-нибудь умирает, на доске объявлений появляется: «Номер Шестнадцать погиб». Когда вы читаете, что «номер Шестнадцать погиб», ничего не происходит в вашем сердце, ведь у номера Шестнадцать нет жены, нет детей, нет старой матери, нет старого отца, о котором нужно заботиться. Номера не производят детей. Такова стратегия.

Но если вы увидите имя, вы вдруг почувствуете грусть. Что же будет с детьми, с женой, со старой матерью, со старым отцом, который живет только для того, чтобы увидеть возвращение своего сына домой? Но он не знает, что его сына больше нет. Он превратился в номер Шестнадцать. Номер Шестнадцать может быть заменен — и будет заменен. Кто-то другой станет номером Шестнадцать.

Soldier — солдат; sold -- продан.

Вам не под силу заменить живое человеческое существо... А мертвый номер? И не только солдаты; посмотрите на себя — разными способами вы позволяли толпе вокруг вас делать из вас номер. Даже люди, которые говорят, что любят вас, хотят просто владеть вами, эксплуатировать вас. Вы предмет их стремлений, их желаний.

Любовь не купить на базаре. Для любви вы должны будете понять, что сущее не мертво. Оно исполнено света, переполнено любовью, но чтобы переживать эту любовь, вы должны быть созвучны с миром ценностей.

Альмустафа не отвечал некоторым людям. Возможно, они не заслуживали ответа. Они потеряли свои души: кто-то стал губернатором, кто-то стал президентом. Президенты, губернаторы, премьер-министры... У них нет никаких душ; иначе не смог бы такой человек, как Иосиф Сталин, убить один, миллионы русских. И это были не капиталисты, Россия никогда не была столь богатой; это были бедные люди, но они не хотели быть ни под чьей властью, они восстали против рабства. И прежде, из столетия в столетие, цари убивали их, но Сталин превзошел всех царей.

Но иногда я думаю: а может, он убивал только мертвых людей? Адольф Гитлер убил много миллионов человеческих существ — но быть может неправильно осуждать его, ведь эти миллионы лишились своих душ задолго до этого. Кто-то стал мужем, кто-то — женой, кто-то стал отцом, кто-то — матерью.

В естественном мире женщина — это именно женщина, а не леди. Леди — это женщина, живущая посмертной жизнью. В природе есть подлинные мужчины — неотесанные, укорененные в земле, — но вам не найти джентльменов. Эти лицемеры умерли давным-давно, а теперь просто дышат, питаются, — ползут от колыбели к могиле. Если бы они были действительно живыми, они узнали бы тайну, которая существует между рождением и смертью.

Альмустафа просто отказался отвечать тем людям — может, они и были хорошо осведомлены, может, они и были богаты, однако их вопросы были фальшивыми. Это были американские вопросы.

Я должен напомнить вам: Слово «phony»* пришло из Америки. Оно произошло от «telephone»: когда вы говорите с кем-то по телефону, вы замечаете особенность? Голос не тот, тон не тот, и неизвестно — на другой стороне еще один американец или призрак.

Я слышал, один великий психоаналитик лечил сверхбогатого биллионера. И хотя гонорар превосходил доходы миллионов людей, для сверхбогача это было ничто.

«Phony» — фальшь, подделка.

Богач лечился и лечился. Год прошел, а ему бы все лежать на кушетке психоаналитика и говорить всевозможную ерунду — которой заполнены и ваши головы; одно дело, если вы храните их внутри, но в психоанализе их полагается выявлять.

Психоаналитику это надоело, но он не мог отказаться от сверхбогача, ведь от него шло столько денег. В конце концов, он нашел американское решение — он сказал богачу: «У меня так много других пациентов, а занятия с вами иногда требуют трех часов, четырех часов, пяти часов — у вас есть время, у вас есть деньги. Я хочу сделать маленькое предложение. Я заведу магнитофон, который будет выслушивать вас, и мои четыре или пять часов будут сэкономлены, а ночью, когда у меня будет время, я смогу прослушивать ленту».

Богач сказал: «Великолепно!»

На следующий день, когда психоаналитик входил в свой офис, он увидел выходившего богача. Он сказал: «Так быстро? Вы закончили?»

Тот сказал: «Нет, я тоже принес свой магнитофон. Мой магнитофон разговаривает с вашим магнитофоном. Зачем мне тратить пять часов? Если магнитофоны могут делать это, что за нужда мне приходить каждый день?»

Вот так, мало-помалу, человек становится все более и более механистичным. Он говорит о чем-то важном, он проживает жизнь, однако все это роботообразно.

Дейл Карнеги — один из наиболее известных философов Америки (его не могли бы признать философом нигде, кроме Америки); а его книга «Как приобретать друзей и оказывать влияние на людей» распродавалась так, что сравнялась в этом с «Библией». Это же полная чепуха. Он предлагает, чтобы каждый муж, по крайней мере, три или четыре раза в день говорил своей жене: «Дорогая, я настолько люблю тебя, что не в силах жить без тебя. Я не могу представить себя без тебя». И неважно, соответствует ли это его истинному мнению.

Вы видите фальшь? Если вы любите, то так трудно сказать: «Я люблю тебя», — потому что слов не хватает. А повторить три-четыре раза механический шаблон... вы не подразумеваете ничего, вы просто граммофонная пластинка. Как иголка, заскакивающая на пластинке: «Дорогая, я люблю тебя». И «дорогая» отвечает, и оба внутри ненавидят друг друга: «Это та женщина, которая уничтожила мою свободу»; «Это мужчина, который заключил меня в тюрьму».

Любовь — высшая ценность. Вот почему Иисус сказал: «Бог есть любовь». Но его утверждению две тысячи лет. Оно нуждается в некотором усовершенствовании, его необходимо сделать современным. Бог не есть любовь.

Я говорю вам: Любовь есть бог. И есть огромная разница между этими двумя утверждениями, хотя в них использованы одни и те же слова. Если Бог есть любовь, то просто подразумевается, что это только одно из качеств Бога. У него может быть много других качеств: он может быть мудрым, он может быть справедливым, честным. Он может быть прощением.

Но когда вы говорите: «Любовь есть бог», — то смысл совершенно другой. Теперь сам бог становится качеством тех, кто знает, что значит любить. Теперь не нужно верить в Бога — ведь это лишь гипотеза, и вам самому решать, что делать с этой гипотезой.

Еврейский Бог в Ветхом Завете говорит: «Я очень гневный Бог, Я очень ревнив. Я не милостив! Запомните, Я не ваш дядя! Я не потерплю еще одного Бога». Мусульмане унаследовали еврейскую концепцию Бога. Вот почему они разрушали статуи и храмы, прекрасные произведения искусства: ведь существует только один Бог, одна священная книга и один посланник, Мохаммед. В чем проблема, если существуют миллионы богов? Мир будет гораздо богаче. Почему вы застряли на одном боге?

Иудаизм, христианство, ислам — это те религии, которые верят в одного бога, верят в диктатуру, а не в демократию. В чем проблема?

Гаутама Будда, пожалуй, был первой демократической религиозной личностью, заявившей, что каждый человек — это потенциальный бог и что в конце концов все непременно расцветут в божество. В этом есть красота.

Альмустафа не отвечал тем людям. Вместо этого он рыдал, плакал, слезы текли из его глаз, ведь их вопросы были фальшивы. Их задавали, чтобы показать перед другими свою осведомленность. Вам прекрасно известно различие между эрудированным вопросом и подлинным поиском. Когда вы хотите выставить свое познание, в вашем сердце нет поиска: вы спрашиваете, чтобы продемонстрировать, что вы не невежда.

Фактически, прежде чем задать вопрос, вы уже знаете ответ — не из своего собственного опыта, а заимствованный...

Великий философ времен Гаутамы Будды пришел увидеть его; он привел своих пятьсот учеников с собой. Будда никогда никому не отказывал. Даже в последний момент перед смертью он спросил, был ли у кого-нибудь вопрос: «Сейчас я ухожу, мой корабль прибыл. И я не хочу, чтоб грядущие поколения говорили, что Гаутама Будда был жив и все же не ответил на подлинный вопрос». И этот человек спросил философа: «Это ваш вопрос или поиск?»

Философ сказал: «Какая разница?»

Будда сказал: «Разница в несоединимости земли и неба. Поиск это жажда. Вопрос это игра ума. Если у вас поиск, я готов ответить. Но если это только вопрос, не расточайте моего времени».

Альмустафа не отвечал тем людям, среди которых он прожил двенадцать лет, и которые никогда ни о чем не спрашивали. Но когда Альмитра, женщина, признававшая его с первого же дня в городе Орфалесе, спросила — он ответил. И он ответил с такой красотой, с такой поэзией, с такой истиной.

Быть может, никто другой не отвечал таким образом — даже такая личность, как Кришна, который отвечал на нескончаемые вопросы своего ученика Арджуны. Вопросы Арджуны, возможно, и подлинны, но ответы Кришны — нет. Его не интересует поиск. Весь его интерес политический — как-нибудь склонить Арджуну к участию в войне. Поэтому он продолжает отвечать разными способами, которые противоречат друг другу, и в конце концов, когда обнаруживает, что его ответы не убедили Арджуну, он прибегает к последнему средству, которое обязательно применяет всякий диктатор.

В конце концов, он говорит: «На то Божья воля, чтобы ты участвовал в войне». Странно, что Бог разговаривает с ним, а не напрямую с Арджуной. Если бы я был на месте Арджуны, я сказал бы: «Быть может, это и Божья воля — для тебя, сражайся! Но что касается меня, то Божья воля — не сражаться, а отвергнуть всю эту бессмыслицу уничтожения и убийства людей и отправиться поглубже в Гималаи медитировать».

Но он испугался. Если такова Божья воля, он должен сражаться. Он забыл простую вещь — почему Богу всегда нужны посредники? Почему он не может сказать прямо?

В действительности Бога нет. Эти посредники — самые ловкие люди в мире. Во имя Бога они насаждают свои собственные идеи. Поскольку они не в силах убедить своими доказательствами, их решающая стратегия состоит в том, чтобы привлечь Бога.

Я удивлялся всегда: является ли Бог вашим настоящим вопросом? Хоть чьим-нибудь? Все это философски, интеллектуально, гипотетически — но что вы станете делать, если встретите Бога? И где место встречи с Богом? Нет, это не настоящие поиски для человека.

Альмитра не просит Альмустафу: «Скажи нам о Боге». Нет, она просит:

Скажи нам о Любви.

Следует заметить, что только женщина может спросить о любви. Мужчина хочет узнать Бога или стать Богом. Это погоня за могуществом.

Любовь — не погоня за могуществом. Любовь — это единственное переживание, где вы становитесь смиренными, простыми, невинными.

И что же говорит Альмустафа? Медитируйте над этим. Каждое отдельное слово — необъятного значения:

Он поднял голову, посмотрел на людей...

Прежде чем отвечать, вы должны заглянуть в сердца людей — увидеть, нет ли здесь какой-то суеты, ищут ли они любви. Альмитра задала весьма фундаментальный вопрос, самый фундаментальный вопрос. Ну, а как же насчет людей, толпы, которая собралась там? И воцарилось молчание.

Великая тишина. Ведь то были простые люди, и когда Альмустафа посмотрел вокруг, в их глаза, в их лица, наступила великая тишина. Те простые люди действительно хотели узнать то, о чем спросила Альмитра. Быть может, они не достаточно ясно выражали свои мысли, чтобы задать вопрос; Альмитра стала их голосом. Она представляет их сердца. Увидев это, Тогда он сказал громким голосом: «Если любовь зовет вас, следуйте за ней...»

Не сомневайтесь, не будьте скептичны, ибо любовь призывает к чему-то неведомому для вас. Хоть у вас и есть зерно... но зерну неизвестен собственный цветок. Если любовь зовет вас, вы благословенны; следуйте за ней.

Хотя дороги ее трудны и тернисты. Любовь не просто ложе из роз. Когда ее крылья осенят вас, отдайтесь ей...

Не сопротивляйтесь, не будьте упрямы, не идите вразвалку. Не будьте ни то ни се.

Даже если вас ранит меч, скрытый в ее оперении. А любовь обязательно ранит людей, но эта рана — нечто вроде хирургической операции. Вы носите столько ненависти — эту ненависть нужно удалить. Какое-то время вы можете чувствовать рану, пустоту — там, где обычно была ненависть. И если она говорит вам, верьте в нее...

Он не призывает верить в то, что она говорит, запомните. Он говорит, чтобы вы верили в нее, когда она обращается к вам. Это очень тонкое различие. Если я разговариваю с вами, вы можете верить в то, что я говорю, — тогда это будет от головы и не поможет никоим образом, ведь завтра же кто-то может возразить против этого с лучшей аргументацией, более логично, и вы поменяете позицию.

Альмустафа говорит: верьте в нее, а не в то, что она говорит. Это громадной силы изречение: всякий раз как мастер говорит, не будьте слишком сильно озабочены его словами. Если слова только помогут вам поверить в достоверность мастера, они уже выполнили свою работу. Если вы верите в человека, это — от сердца, это не аргумент. Если вы верите в слова - это от головы, это просто аргумент.

Жизнь — не аргумент, и любовь не аргумент. Это встреча двух сердец двух существ — два тела становятся одним. Это то о чем говорит Альмустафа:

Даже если ее голос рушит ваши мечты...

Она разрушит ваши грезы. Она разрушит ваш сон, она разрушит вас. Всего лишь вера в слова не разрушит ничего. Напротив, вы станете более осведомленными, ваше эго украсится.

Даже если ее голос рушит ваши мечты, как северный ветер опустошает сад.

Ибо как любовь венчает вас, так она вас и распинает.

Никогда прежде никто не высказывал в единственном предложении всей алхимии человеческого преображения. Любовь будет венчать вас, но она же вас и распнет. Она будет распинать вас таких, какими вы были, — ваше прошлое, и она увенчает вас таких, какими вы должны быть, — ваше будущее. Любовь — это и то, и другое: венчание и распятие. Из-за этого миллионы людей упускают славу любви — распятие пугает их. Что за смысл быть увенчанным, если тебя распнут?

Но ты не един, ты — множество. Настоящий Ты будет увенчан, а фальшивые личности будут распяты, и этим процессам положено произойти одновременно.

По одну сторону смерть; по другую сторону воскресение.

Как она растит вас, так она и подрезает,

Вы вырастили так много безобразного в своей жизни, его необходимо подрезать — и подрезание не препятствует вашему росту. В сущности, те безобразные вещи, которые вы собрали вокруг себя, — зависть, доминирование, постоянные попытки достичь владычества — не позволяют вам испытать любовь.

Когда я прочитал это предложение, я вспомнил мою садовницу Мукту. Она подрезает мои деревья. Я знаю, то, что она делает, правильно: ведь если их не подрезать, они не будут развиваться.

Но всякий раз, как она видит меня — время от времени я выхожу из комнаты, — она прячет свои садовые ножницы. Мукта, с сегодняшнего дня прятать не нужно, но обрезай лишь то, что не дает расти дереву. Но не обрезай по своим понятиям о том, каким следует быть дереву: пусть дерево будет самим собой. Дай ему свободу... Если садовник не любит свои собственные деревья, кто же их полюбит? Подрезай всегда, если ты видишь, что это увеличит крону, даст больший рост, больше листьев, больше цветов.

Я не против обрезки. Я запретил ей делать это, потому что шесть лет назад на задней изгороди моего сада было прекрасное ползучее растение. Но оно было диким, а Мукта — гречанка. Лишь для того, чтобы срезать, она назвала его «Чудовище». Это одна из стратегий человеческого ума: всякий раз как вы хотите уничтожить что-то, вы сначала даете ему имя, которое становится для вас аргументом. То несчастное ползучее растение не было чудовищем. Да, оно было диким, но быть диким еще не значит быть чудовищем. Я дик... но считаете ли вы, что можете подрезать меня? Я не срезал ни единого волоса с моей бороды, все они первичные. У всех вас не первичные бороды. Я никогда не срезал ни одного волоса с моих усов.

Как раз несколько дней тому назад мне задали вопрос: «Бхагван, все, что вы говорите, достигает моего сердца, но один вопрос остается: как вы ухитряетесь есть?»

Я могу понять его вопрос — неподстриженные усы почти скрыли мои губы. Вот почему я никогда не прихожу есть с вами. Я всегда ем в одиночестве, просто чтобы придерживать свои первичные волосы. Это трудновато.

Как она восходит к вашей вершине и ласкает ваши нежные ветви, трепещущие на солнце...

Вы будете наслаждаться, когда любовь достигнет ваших вершин, с нежностью лаская ваши ветви, танцующие на ветре, на солнце, на дожде. Но это только половина всего.

Так же спускается к вашим корням, вросшим в землю, и сотрясает их.

И вы не в силах выбрать одно и избежать другого. Любовь цельное явление, она не может быть разрезана на фрагменты. Точно так же, как вершины следует заливать любовью, ваши корни, которые цепляются за землю, необходимо встряхивать, ибо всякое цепляние — это тюрьма. Любви хотелось бы дать вам крылья для полета, но с цепляющимся умом, с привязанностью невозможно летать в открытом небе. Именно чтобы цепляться за землю, вы вырастили большие корни, уходящие глубоко вниз, так что никому не под силу встряхнуть вас. Это от страха, а страх — как раз противоположный полюс свободы.

Не цепляйтесь ни за что — даже за того, кого вы любите.

Цепляние разрушает саму любовь, за которую вы уцепились.

Не впадайте в рабство.

Я слышал рассказ о том, как один великий борец за свободу пошел отдохнуть в горы. По пути он остановился на ночлег в небольшом караван-сарае. У хозяина дома был прекрасный попугай, и подстать его красоте хозяин сделал золотую клетку, усыпанную бриллиантами. Хозяин то любил свободу, поэтому он обучил попугая только одному слову: «Свобода». Целый день попугай обычно взывал: «Свобода! Свобода!» — и его голос вторил и отдавался эхом по долинам.

Борец за свободу подумал: «Странно. Я знаю хозяина, он мой друг. Мне известна его любовь к свободе — потому он и обучил своего попугая только одному слову: «Свобода». Но это очень противоречиво. Если он любит свободу, пусть попугай будет свободен. Даже золотая клетка, усыпанная бриллиантами, — это не свобода». Поэтому он ждал. В полночь попугай снова прокричал: «Свобода! Свобода!» — и в окружающей тишине голос попугая разнесся эхом повсюду.

Гость вышел. Была ночь и хозяин спал. Вокруг никого. Он открыл дверцу клетки и подождал: такой свободолюбивый попугай, увидя раскрытую дверцу, тотчас улетит в небо. Однако вместо того, чтобы лететь в небо, попугай сильней вцепился в свою золотую клеть. Но борец за свободу был не тем человеком, которого мог победить попугай. Он просунул руку в клетку и вытащил попугая наружу, а пока он вытаскивал попугая, тот бил и царапал его руку, крича при этом: «Свобода! Свобода!» Вся его рука была окровавлена, но он швырнул попугая в открытое небо, в полнолунную ночь. Рука была ранена, но он испытывал глубокое удовлетворение оттого, что попугай освобожден.

Он отправился спать. Утром его разбудил тот же самый голос: «Свобода! Свобода!» Он произнес: «Боже мой, он вернулся!» Приглядевшись, он заметил, что дверца все еще открыта, а попугай находится внутри.

Любовь будет ласкать вас, но она также спустится глубоко вниз, к вашим корням, и встряхнет их, чтобы освободить вас.

Следует запомнить одну вещь: большинство из нас продолжает жить в противоречии. С одной стороны мы хотим свободы, с другой стороны мы продолжаем за что-то цепляться. Свобода — это риск. В клетке попугай невредим, обеспечен. На свободе, хоть он и приобретает полное существование, полное небо, он лишается безопасности и уверенности.

Но свобода — это такая ценность, ради которой можно пожертвовать чем угодно. И любви необходима абсолютная свобода, чтобы расти: только так, вы сможете сделать все небо своим домом. Люди, испуганные ненадежностью, незащищенностью, выбирают просто слово «любовь», и никогда не переживают ее.

Если вы хотите испытать любовь, вам придется рисковать всем и вся — всеми своими зацепками, всей своей будущей безопасностью. Но вместо того, чтобы жертвовать зацепками, сохранностью и гарантиями, человек в своем глубоком сне пожертвовал любовью и сохранил безопасность.

Вот что такое ваш брак — любовь принесена в жертву; безопасность достигнута. Разумеется, брак надежен, безопасен; гарантировано, что и назавтра жена будет в вашем распоряжении; муж позаботится о вас. А как же любовь? Любовь превращается в пустое слово.

Распознавайте пустые слова, особенно такие слова, как любовь, которая выше чем Бог — Бог только качество любви. Не носитесь с пустым сосудом без всякого содержимого в нем. В этом ваше несчастье, несчастье всего человечества. Никто не любит.

Любовь рискованна.

Я учу вас рисковать всем, ибо даже единственный миг любви равен целой вечности. А жизнь без любви, пускай и бессмертная, будет просто кладбищем. Ничто не расцветет. У вас будет безопасность, но что вы станете делать со своей безопасностью?

Подобно снопам пшеницы она собирает вас вокруг себя.

Но если вы цепляетесь за что-то еще, как может сущее, Бог или любовь собрать вас вокруг себя?

Она обмолачивает вас, чтобы обнажить, потому что вы прикрыты многими фальшивыми личностями. Ваше лицо — не ваше настоящее лицо. Там столько масок.

Она обмолачивает вас, чтобы обнажить.

Она просеивает вас, чтобы освободить от шелухи.

Она размалывает вас до белизны.

Слово «белизна» необходимо понять — это не цвет. У вас может быть целая радуга, но вы потеряете два цвета, к которым привыкли, — черный и белый. Почему же все мистики осуждали черный и восхваляли белый?

Белый — это не цвет, но все цвета. Если вы смешаете все цвета радуги, появится белизна. Так что белизна — это, по существу, великий синтез всех цветов жизни. А если вы уберете все цвета, тогда будет чернота. Чернота негативна, чернота — это «нет». Чернота это смерть.

Белизна позитивна, белизна — это «да», белизна это Бог. Белизна это любовь.

Она месит вас, пока вы не станете мягкими;

А потом она предает вас своему священному огню, чтобы вы стали святым хлебом для святого Божьего празднества.

Все религии мира учили людей поститься, Альмустафа говорит о празднике. Вопреки всем религиям, я согласен с Альмустафой. Жизнь — не пост, это непрерывный праздник — празднование, фестиваль света.

Любовь превращает вашу жизнь в фестиваль света. И если ваша жизнь не стала праздником и фестивалем, запомните: вы не исполнили того, ради чего пришли на эту землю.

Все это творит над вами любовь, чтобы вы познали тайны своего сердца и через это познание стали частью сердца жизни.

Но если, убоявшись, вы будете искать в любви лишь покой и усладу, то лучше вам прикрыть свою наготу и покинув ток любви...

Люди желают любви, но они совсем не хотят готовиться к обмолачиванию, к огню, через который им нужно пройти. Они считают любовь просто удовольствием. Это не так. Любовь гораздо больше: это блаженство, это окончательное благословение. Но вам придется отбросить страх.

Человек, полный страха, никогда не узнает сладости любви. А если вы не знаете любви, вы не знаете ничего; все ваши познания бесполезны, все ваши сокровища бесполезны. Вся ваша респектабельность бесполезна.

Альмустафа говорит правильно: ...лучше вам прикрыть свою наготу и, покинув ток любви.

Уйти в мир, не знающий времен года, где вы будете смеяться, но не от души, и плакать, но не в упоении.

Вы никогда не узнаете ничего в полноте, в тотальности. Вы будете смеяться, но ваш смех будет поверхностным. Вы будете плакать, но слезы ваши будут крокодильими слезами. Ваша жизнь всегда будет оставаться просто потенциальной возможностью, она никогда не станет действительностью. И вы проживете свою жизнь во сне — бессознательно.

Я хочу дать вам пример сна и бессознательности. Полицейский комиссар — я могу простить его, но не могу забыть — вынужден был отменить свое распоряжение о том, что мне следует покинуть Пуну в течение тридцати минут, поскольку ему не удалось придумать никакой причины. Я никогда не совершал преступления, и это мое право по рождению — двигаться свободно, по крайней мере, в этой стране. Но отменять свой приказ было против его эго. Это заняло почти весь день: как сформулировать незначительную отмену? Если он отменит приказ, то продемонстрирует свою глупость: «Почему же вы издавали приказ, если у вас не было никакой причины?» Он не отменит его: «Если вы собирались отменять его, то зачем же сперва издали?»

Мои адвокаты сидели в его ведомстве, а он выходил в заднюю комнату советоваться с подчиненными — или, возможно, с индуистскими шовинистами, которые стояли за всей этой сценой, с тем же человеком, который бросал кинжал в меня, — они были его консультантами!

В конце концов, он вышел с формулировкой... которая покажет вам сонливость и бессознательность человека.

Он сказал: «Я не могу сказать, что это отмена; я не могу отменить его. Я могу только приостановить его. Из чего следует, что в любой момент я могу отменить приостановку».

Он не может дать никакого объяснения немедленно. Но он хочет сделать его «приостановленным приказом», да и то не без условий. Я уже говорил моему адвокату Татхагате: «В любом случае компромисс невозможен. Я предпочел бы даже быть расстрелянным или распятым, — но не компромисс. Так что запомни, если слово «компромисс» будет хоть где-нибудь фигурировать, я не приму его».

Поэтому он сказал: «Вы навязываете условия и компромисс. Мой мастер не примет этого, вам придется это изменить».

Опять он ушел внутрь и вернулся с идеей: «Мы не будем называть это компромиссом, и мы не будем называть это условиями; мы назовем это нормами. Я даю вам эти нормы, а вы должны подписаться, что это нормы вашего ашрама».

Кто он такой, чтобы диктовать нам нормы? Он может диктовать нормы мусульманам? Он может диктовать нормы индуистам? Он может диктовать нормы христианам? Он знал это, поэтому и сам не подписывал.

Мы вручили ему — в письменном виде — «наши» нормы, хотя он диктовал их. Каждое слово он обсудил со своими людьми. Неизвестно, кто стоял за этим — некий святой дух! — но нормы очень глупые.

Одна норма гласит, что никому не позволяется курить сигареты. Пока он вручал эти нормы, все люди в его ведомстве курили сигареты, и он спросил Татхагата: «Можно, я закурю?»

Такова бессознательность. Этот человек, очевидно, в глубоком сновидении. Он сам курит!

Другая норма: никому не позволено употреблять алкоголь. В этой стране алкоголь не запрещен. Много раз они пробовали — особенно люди вроде Морарджи Десая, которые готовы пить свою собственную мочу! — пытались навязать правило, чтобы никто не употреблял алкоголя. Это стало преступлением. Много раз это делалось и отменялось — почему? Как только они запрещали, люди тут же начинали готовить свой собственный алкоголь. Это уходит в подполье. Еще больше людей начинает пить, ведь всякий раз, когда вы препятствуете людям в чем-то, оно становится более притягательным: наверное, что-то в этом есть.

Тысячи людей погибли в Индии из-за запрещения алкоголя. Люди выпускали свой собственный алкоголь. Они не знают, как делать его, они не знают, что продается на черном рынке. Тысячи людей отравились алкоголем, который доставали на черном рынке, поскольку теперь не было и речи каком-либо стандарте или правительственном контроле.

Алкоголь, по крайней мере, вегетарианский продукт. Я скажу Татхагате когда он вернется: «Сходи туда; еще одна норма необходима: никому в позволено пить свою собственную мочу. Можно употреблять чью-нибудь; еще, это дело другое...»

— Хорошо, Вимал?

— Да, Мастер.