13. СКАЖИ НАМ О ТРУДЕ

13. СКАЖИ НАМ О ТРУДЕ

14 января 1987.

Возлюбленный Мастер,

Потом просил пахарь: «Скажи нам о Труде».

И сказал он в ответ:

«Вы трудитесь, чтобы не отрываться от земли и души ее.

Ибо быть бездельником — значит стать чужим для времен года и выйти из шествия жизни, движущегося к бесконечности в величии и в гордом смирении.

Когда вы трудитесь, вы — флейта, в сердце которой шепот минут превращается в музыку.

Кто из вас хотел бы стать тростинкой, немой и безмолвной, когда все вокруг поет в унисон?

Всегда говорили вам, что труд — проклятье, и работа — тягость.

А я говорю вам: когда вы трудитесь, вы исполняете часть самой ранней мечты земли, уготованную вам в те времена, когда эта мечта родилась,

и, работая, вы истинно любите жизнь.

А возлюбить жизнь через работу — значит приблизиться к глубочайшей тайне жизни.

Но если вы в своем страдании называете рожденье горем и заботу о плоти — проклятьем, начертанным на вашем челе, то я отвечу: ничто, кроме пота на вашем челе, не сотрет начертанного.

Говорили вам также, что жизнь есть тьма, и вы в усталости своей вторите тому, что было сказано уставшими.

А я говорю: жизнь на самом деле есть тьма, но только когда нет стремления.

Всякое стремление слепо, когда нет знания, Всякое знание тщетно, когда нет труда, Всякий труд бесполезен, когда нет любви.

И когда вы трудитесь с любовью, вы связываете себя с самим собой, с другими и с Богом».

Этими словами Альмустафа передает глубочайший опыт созидания. Жизнь принадлежит тем, кто созидателен, ибо жизнь — не что иное, как долгая, вечная процессия созидания большей красоты, большей истины... созидания более высоких состояний сознания и, в конечном итоге, созидания бога в своем собственном существе.

Есть люди, которые думают, что не будучи творческими, они смогут быть счастливыми. Это невозможно, ведь творчество — единственная возможность соединиться с экстазом существования.

Поэтому прислушивайтесь к его словам не своим умом, но своим сердцем — ибо они исходят от сердца и могут быть поняты, только если вы воспринимаете их сердцем. Это не словесная связь одного ума с другим умом. Это — сопричастие, глубочайшее взывание к вашим глубинам, которые вы совершенно позабыли.

Потом просил пахарь:

«Скажи нам о труде».

И сказал он в ответ:

«Вы трудитесь, чтобы не отрываться от земли и души ее».

Вы замечали? — повсюду вокруг вас все существование непрерывно созидает. Библейская история, что Бог создал все за шесть дней, а потом на седьмой день отдыхал, — абсурд. И с того времени о нем ничего не было слышно; он все еще отдыхает. Что это за отдых? Он, очевидно, умер! Сама идея, что Бог создал существование и все его содержимое за шесть дней, — сущая ерунда.

Раньше я путешествовал по всей стране, почти двадцать лет непрерывно. У меня был старый портной, который готовил для меня одежду. Я сказал ему: «У меня есть срочный заказ — на этот раз, пожалуйста, не поступай как портной! Мне нужна готовая одежда через шесть дней, потому что на седьмой день я уезжаю из города».

Тот старый портной посмотрел на меня и сказал: «Я не возражаю. Она будет готова. Но погляди на мир: Бог создал его за шесть дней, и что за беспорядок в нем! То же самое будет с твоей одеждой, но говорить будет поздно».

За шесть дней, все это существование?

Я говорю вам, что созидание — это непрерывность, седьмой день никогда не приходит. Вы видели выходной у деревьев, выходной у рек? В воскресенье, которое является днем Солнца, оно не должно восходить; это выходной. Даже Бог отдыхал, почему же бедное Солнце должно все восходить и восходить?

Сущее — это непрерывное созидание. Оно не было создано никем, оно само по себе божественно. Поэтому я бы хотел, чтоб вы заметили в своих умах и в своих сердцах следующее: слово «бог» не означает создатель, оно означает созидание. И мой опыт состоит в том, что самые счастливые люди в мире те, которые могут что-нибудь создавать. А самые несчастные те, которые неспособны творить, потому что чем менее созидателен человек, тем дальше он от природы — от земли, от неба, от звезд, — чей танец не ведает ни начала, ни конца.

Альмустафа совершенно прав:

Вы трудитесь, чтобы не отрываться от земли и души ее. Если же ваш труд просто в тягость вам — кое-как отбыть, — то вы не шагаете вровень со всем сущим. Вы отстаете. Быть в ладу с сущим — единственное блаженство, не существует другого, а оторваться от земли и неба — единственное страдание.

Человек несчастен и будет оставаться несчастным из-за того, что он утратил контакт с созидающими силами, которые дали ему рождение, которые сохраняют его в живых. Он стал пустым. Кажется, он получит удовольствие скорее от отдыха в могиле, чем от труда, творчества и танца со всем сущим.

Ибо быть бездельником — значит стать чужим для времен года...

Мы получили столь прекрасное существование с такими восхитительными временами года. Осенью, когда с деревьев начинают опадать листья, вы слыхали пение? Когда ветер проходит сквозь мертвые листья, покрывающие землю... даже мертвые листья не настолько мертвы, насколько мертвым стал человек; они все еще могут петь. Они не жалуются, что дерево сбросило их. Они следуют природе, куда бы она ни повела. И это путь подлинно религиозного сердца: ни жалобы, ни недовольства — просто блаженное бытие во всем, что сущее дало вам — чего вы не просили, чего не заработали.

Вы танцевали под дождем? Нет, вы придумали зонтики. И не только от дождя... вы создали много зонтиков, чтобы оградить себя от постоянного созидания сущего.

Когда я был студентом в университете, всякий раз, когда надвигался дождь, у меня была полная уверенность, что я должен оставить класс, и даже моим профессорам стало ясно, что «во время дождя его не остановить. Он уйдет».

Я отыскал самую уединенную улицу с высокими деревьями, достигавшими и касавшимися облаков. На этой тихой и пустынной дороге было лишь несколько бунгало, принадлежавших профессорам, деканам и проректору. Это было тихое место и уличный тупик.

Последнее бунгало принадлежало заведующему кафедрой физики. Его семья уже привыкла к тому, что если я здесь, дождь обязательно пойдет, а если идет дождь — обязательно появлюсь я. Для семьи мы стали нераздельными.

Вся семья обычно смотрела: «Что это за странный мальчик?» Намокший под проливным дождем, пляшущим ветром... а поскольку это был тупик, я обычно оставался под деревом столько, сколько продолжался дождь. Семье, конечно, было любопытно. Они хотели узнать, «что это за мальчик». Но заведующий кафедрой физики заинтересовался мною по другим причинам. Он был любителем книг и всегда находил меня в библиотеке. Случались дни, когда только мы вдвоем и были в библиотеке.

Постепенно мы подружились, и однажды он обратился ко мне: «Вы немного странный; вы должны быть в своем классе, а я чаще вижу вас в библиотеке».

Я ответил: «В классе профессор почти всегда отстает от времени. Он рассказывает вещи, которые прочел тридцать лет назад, когда учился в университете. За эти тридцать лет все переменилось. Я не хочу отставать от растущей мудрости, познаний, науки. Фактически в библиотеке я более современен, когда соприкасаюсь с самыми последними открытиями. Поэтому я хожу в класс время от времени, когда чувствую желание поспорить. Мои преподаватели счастливы, когда я остаюсь в библиотеке, потому что всякий раз, когда я посещаю их классы, возникают хлопоты. У них пробел в тридцать лет, а у меня вся самая последняя информация».

Тогда он сказал: «Мне хотелось бы как-нибудь привести вас к себе домой. Я хочу познакомить вас с моими детьми, моей женой, показать им, что здесь есть студент, который пришел в университет не за учеными степенями, а учиться; не за сертификатом и золотыми медалями, а соответствовать взрыву познаний во всех направлениях и измерениях. Иногда, даже несмотря на то, что я заведующий кафедрой физики, а вы не имеете с физикой ничего общего, вы знаете больше, чем известно мне. Теперь уже слишком поздно закрывать пробел в тридцать лет; я потерял контакт».

И однажды он пригласил меня. Он чувствовал, что его семья будет безмерно счастлива встретиться со мной, поговорить со мной, послушать, что скажу я. Но он был очень сильно шокирован — как только мы вошли к нему в дом, все рассмеялись и убежали вглубь дома!

Он сказал: «Это очень странно. Они никогда не поступали так прежде. Моя жена аспирант, все мои дети получили воспитание. Так себя повести...»

Я ответил: «Вам не известно, что я знаю вашу семью, мы прекрасно знакомы. Хоть мы и не разговаривали между собой, мы знаем друг друга уже два года».

Он заметил: «Это странно. Я даже не знал об этом».

Я сказал: «Не беспокойтесь, и не нужно досадовать, сожалеть и обижаться из-за поведения вашей семьи. Они поступили совершенно естественно».

Мы вошли, семья собралась, и он спросил их: «В чем причина, что вы все начали смеяться, и почему вы все убежали? Разве так приветствуют гостя? Я ведь сообщал вам, что веду гостя, который всем понравится».

Они ответили: «Но мы уже почти влюблены в гостя. Это самый безумный парень в твоем университете. Он не только тратит попусту свое время, когда идет дождь, он тратит и наше время тоже, ведь мы не можем уйти до тех пор, пока не уходит он. Он интересный парень».

Тогда я рассказал ему, что люблю пробегать мили против ветра — чувствуешь такую жизнь! — и совершать долгие прогулки безо всякого зонтика, особенно под дождем. Даже когда день жаркий, и солнце мечет огонь, в этом есть своя прелесть — вспотев, с разбега прыгнуть в озеро. Вода кажется такой прохладной — просто по контрасту.

Тому, кто понимает жизнь, отставание не грозит.

Фактически, то, о чем говорит Альмустафа, очень умеренно — не отставать от жизни. Я учу моих саньясинов танцевать впереди жизни. Зачем ожидать движения жизни? Пусть жизнь постарается не отстать от вас — это принесет вам огромную радость и блаженство, которые миллионам людей на земле совершенно недоступны.

...и выйти из шествия жизни, движущегося к бесконечности в величии и гордом смирении.

Жизнь непрерывно движется к вечному, бесконечному, окончательному. Если вы утратили контакт, вы будете чувствовать себя словно живой труп. У вас не будет смеха, у вас не будет слез радости. Вы умерли прежде смерти; вы можете прожить еще пятьдесят лет, но это будет посмертное существование. Вы больше не часть прекрасного каравана жизни, всегда движущегося в неведомое.

Это приключение, постоянный — от мгновения к мгновению — вызов.

Когда вы трудитесь, вы — флейта, в сердце которой шепот минут превращается в музыку.

Дело не в какой-нибудь особой работе — пусть будет любая работа, которую вы любите. Вам не нужно быть президентом страны, чтобы быть счастливым. Возможно, просто делая туфли — но делая их с такой интенсивностью и полнотой, что вы совершенно теряетесь в действии, — вы гораздо более благословенны, чем любой президент.

В тот миг, когда вы потерялись в работе, вы становитесь почти как флейта на устах самого сущего. Каждый ваш жест грациозен, и каждый ваш миг приносит небесную музыку земле. Вы становитесь проводником.

Кто из вас хотел бы стать тростинкой, немой и безмолвной, когда все вокруг поет в унисон?

Почти немыслимо огромна вселенная. И самые последние открытия физики говорят, что эта вселенная не статична, у нее нет границы. Она постоянно расширяется, становится все больше и больше. Со скоростью света все звезды разбегаются от центра. Вселенная сегодня гораздо больше, чем была вчера. Завтра вы будете жить в еще большей вселенной. Похоже, нет пределов сущему и его расширению. Но находятся люди, которые не в ладу с этой огромной вселенской гармонией.

Даже здесь я вижу двух или трех человек каждый день: когда вы все поете, радуетесь, они сидят как мертвые, которых только что привели из их могил. Если они не могут быть частью танца и музыки, они не должны находиться здесь. Даже когда я оказываю почтение им своими сложенными руками, они сидят мертвые и жесткие.

Вы должны наблюдать: всякий раз, когда вы видите какого-нибудь мертвого человека здесь, — не позволяйте ему находиться в этом храме живых. Я не трачу свое время на мертвых, ведь есть много кладбищ, куда я мог бы пойти и безо всяких хлопот, без чьих-либо помех, без любых споров поговорить с мертвыми к своему полному удовлетворению.

Это живой храм бога. Если вы не можете пребывать в общении с моими людьми, пожалуйста, не входите сюда. Здесь не место для вас. Возможно, это агенты мертвого полицейского комиссара! Так или иначе, я оказываю почтение их достоинству, сложив руки, а они даже не в силах проявить такой же вежливости. И когда вы все поете и радуетесь, я смотрю на них — они выглядят так безобразно, так неуместно.

Так что каждый из вас должен быть бдительным. Если вы обнаружите какого-то мертвого человека, сидящего рядом с вами, убедите его никогда больше не переступать порог этого храма. И что весьма странно — те мертвецы всегда сидят на стульях! Я знаю, нужно уважать мертвых, но и у мертвых тоже должно быть какое-то уважение по отношению к живым.

Так что запомните: с завтрашнего дня, если я замечу кого-нибудь несозвучного с вами, мне придется пройти к вам, взять этого человека и вышвырнуть его. Довольно — значит довольно; я ожидал достаточно — этих людей нужно тщательно обыскивать; может быть, они носят с собой оружие. И если кого-нибудь обнаружите с оружием, сообщите о нем в полицию. Даже

если он говорит, что он полицейский в штатской одежде; даже если он показывает свое удостоверение личности, — все может оказаться фальшивым. Если надпись можно отпечатать, то почему вы думаете, что удостоверение личности не может быть отпечатано?

Оружия не должно быть в этом храме. Это святотатство. Это против разума, против любви, против молитвы. Они могут приходить, даже если они агенты полиции, если они приходят как ученики. У каждого есть какая-нибудь профессия... сюда даже ворам и убийцам добро пожаловать.

В действительности, психологический факт состоит в том, что люди, состоящие на службе в полиции, — это такие же люди, как и те, которые превратились в преступников. Преступники заняты той же самой работой, что и полицейские; они относятся к той же категории, к той же психологии. Они как две стороны одной монеты. Преступники более отважны — они занимаются своим делом в одиночку. Более слабые преступники не способны заниматься своими преступлениями в одиночку; они нуждаются в поддержке правительства, вооружении. Но то, чем они занимаются, — в точности то же самое, иногда даже более преступно.

Каждому добро пожаловать сюда, кроме мертвых. Так что вы должны понять — не затрудняйте меня необходимостью выходить и брать какого-то осла за уши. Не вынуждайте меня к этому.

Не позволяйте им приходить. Ведь вы можете смотреть, просто смотреть вокруг себя. Если сидит кто-нибудь мертвый, просто скажите ему: «Здесь не место для тебя. Существуют кладбища — христианские, индуистские, мусульманские. Иди куда захочешь, только проваливай!»

Всегда говорили вам, что труд — проклятье, работа — тягость.

Человека воспитывали такой огромной ложью, что удивительно: почему мы все продолжаем и продолжаем воспитывать наших детей на той же лжи, которая не принесла ничего хорошего. Ваше безумие, ваша бессознательность, ваша слепота, должно быть, чудовищны.

В нашей стране вы можете найти множество примеров. Страна разделена вот уже пять тысячелетий благодаря одному из самых преступных умов в мире. Однако индуисты считают его великим пророком. Его имя Ману, а его книга называется Манусмрити. Он делит человечество на четыре категории: высшие — это брамины; брамин никогда не работает, он только поклоняется, только молится, и он высочайший. А низший — это шудра, тот, кто работает и служит опорой всему обществу. Вы можете прожить без браминов бесхлопотно: именно из-за них всегда и бывают хлопоты. Но без шудр вам не прожить.

Кто еще готов чистить ваши улицы, ваши канавы, ваши совершенно негигиеничные, отвратительные туалеты?

На самом деле в большинстве индийских домов нет никаких туалетов. Люди пользуются голой землей, мочась и справляя нужду где попало. И эти люди считают себя самыми культурными людьми на земле.

В Бомбее я увидел, что целый город плавает в моче и дерьме! Меня всегда удивляло, почему Морарджи Десай выбрал Бомбей своей резиденцией. Теперь я понял — из-за аромата, который окружает великий город Бомбей... кроме Морарджи Десая, никто другой не смог бы наслаждаться этим.

Насколько же бесчеловечными мы были — и есть — к одной четверти наших людей, которые составляют самую основу нашего общества; без них вам не прожить и дня. Однако они осуждены, их даже не признают за человеческие существа.

Они не имеют права жить в пределах города, они вынуждены жить вне города. Их другое название на санскрите: антъяджа — живущие снаружи города. И были времена, когда даже их тень считалась оскверняющей, поэтому каждый шудра должен был передвигаться с колокольчиком в руке — это было на севере Индии, — так чтобы люди могли расступиться, заслышав его колокольчик. Вы думаете, Запад изобрел гудок? Вы ошибаетесь, это изобретение индуистского общества тысячелетней давности. Шудре не позволялось передвигаться по всему городу — лишь в некоторых частях, но и там он должен был непрерывно звонить в колокольчик, чтобы каждый знал — идет шудра.

До какой степени вы отняли достоинство человеческого существа, как вы унизили его! Собакам можно двигаться, буйволам можно двигаться, ослам можно двигаться, полицейским офицерам можно двигаться, — но шудра не имеет права двигаться, ибо, даже если его тень коснется вас, вам придется принимать ванну, чтобы немедленно очиститься.

На юге это стало еще большим абсурдом. У каждого шудры была длинная щетка, закрепленная поясом на спине, а в руке колокольчик. Для чего была привязана эта длинная щетка? — чтобы земля не оставалась нечистой. Во время движения щетка продолжает очищать ее. И вы считаете эту страну цивилизованной?

Брамин имеет право жениться на любой женщине — она может относиться к воинам, второй категории; она может относиться к вайшья, деловым людям, третьей категории. Она может относиться даже к четвертой категории, шудрам — хотя если он женится на шудре, его выгонят из высшей касты. Он станет шудрой, это является единственным наказанием. Но шудра не имеет права жениться ни на какой женщине вне своей касты; это более ужасное преступление, согласно Ману, чем убийство. И Ману до сих пор — законодатель индусов.

Меня все время просят никого не критиковать.

Ответьте мне: если никто не критикует этих идиотов из прошлого, тогда как же нам избавиться ото всей этой чепухи?

Шудре не позволено иметь никакого образования, ему не позволено читать никакое религиозное писание. Ясно, что он и не может читать, ведь он никогда не бывал в школе.

Это британское правительство издало закон, что шудры могут и должны быть допущены в школы. Когда я был ребенком и впервые вошел в школу, меня удивило, что несколько детей сидело под дверью класса. Я спросил: «В чем дело? Почему эти дети сидят вне класса?»

И учитель сказал мне: «Они шудры. Хотя закон и настаивает, мы не можем отбросить нашу культуру. Они должны сидеть снаружи».

Даже если какой-нибудь шудра как-то ухитряется выучиться читать, он не может читать никакое религиозное писание. Наказание одно — смерть. Забудь о чтении религиозных писаний — ты не имеешь права даже слушать. Если брамины где-то декламируют Веды, шудру не допускают даже послушать.

Это и есть то уважение, которое вы оказали рабочим. Паразиты — брамины — высшая каста; вы должны касаться их стоп. Всегда говорили вам, что труд — проклятье... Конечно же, когда религиозные священники говорили, что труд проклятье, это казалось безусловным фактом, потому что вот уже тысячи лет вы проклинаете рабочих. Это порочный круг. Сначала вы отнимаете достоинство у трудяги, рабочего; сначала вы уничтожаете его гордость, его целостность. Он не может делать ничего другого.

В индуизме нет движения: вы рождаетесь брамином, иначе вы не в силах стать брамином. Даже если вы более учены, более мудры... даже Гаутама Будда не может стать брамином.

И брамины не смогли дать ни одного Гаутамы Будды. Но вы будете удивлены: шудры давали людей, почти равных Гаутаме Будде, — разумеется, не признанных обществом. И вот посмотрите... Кабир, который был ткачом, а ткачи относятся к шудрам. Он не образован; стало быть, у него нет изысканного красноречия Гаутамы Будды; но то, о чем он говорит на простом, обычном человеческом языке, — того же полета. А иногда — из-за того, что это необработанные, неразрезанные алмазы, — оно обладает большим потенциалом, большей возможностью, большим значением.

Будда — прекрасно ограненный алмаз, хорошо отполированный, но теперь вы с ним не в силах сделать больше ничего. Кабир — это Кохинор, прямо из рудника. Позвольте мне напомнить вам: когда был найден Кохинор, он был втрое больше теперешнего, того, что в короне королевы Англии. Разрезать его, огранить, придать прекрасные очертания, отполировать его, — и две трети было утрачено. Кабир — это неразрезанный, только что добытый алмаз; он обладает намного большими возможностями, чем Кохинор.

Райдас был башмачником, но у него такое же высокое сознание. Он был необразованным, никогда не слышал никаких религиозных писаний. Его случай подтверждает, что все религиозные писания бесполезны, в них нет нужды. Райдас, просто делая туфли, смог взойти на ту же высоту, что и Гаутама Будда, — тогда что за нужда понапрасну обременять себя религиозными писаниями?

Гора... он был гончаром. Он тоже относился к шудрам, неприкасаемым, — к ним нельзя касаться. Но поэзия Кабира, Райдаса, Горы так прекрасна, подлинна, не обременена излишними украшениями — совершенно чистая и простая. Ни один брамин никогда не смог стать таким, как Райдас, Гора или Кабир, а брамины до сих пор считаются самыми уважаемыми людьми в обществе. И самыми непродуктивными, ведь они не трудятся вовсе; они не создают ничего.

Я повторяю: они паразиты, кровососы. Их нужно привести назад к земле и заставить осознать, что, если вы не созидаете и не трудитесь, вы не заслуживаете ничего. Почему они не были в состоянии дать Кабира или Будду? Причина проста: потому что они далеко выпали из природы и сущего. Оставаясь несозидателъным, никто не сможет танцевать в созвучии, в гармонии со звездами.

Всегда говорили вам, что труд — проклятье, и работа — тягость. А я говорю вам: когда вы трудитесь, вы исполняете часть самой ранней мечты земли...

Вы участвуете, когда трудитесь, созидаете с любовью, преданностью и радостью. Вы становитесь, сами не зная, частью созидания всего сущего, и в вашу жизнь входит великое блаженство и великое благословение.

У сущего есть мечта для осуществления: создать, в конце концов, в каждом живом существе божественные качества. И эта мечта была уготована вам в те времена, когда эта мечта родилась... с самого начала.

Вы — стрелы сущего, посланные, чтобы достичь самых дальних звезд.

И, работая, вы истинно любите жизнь.

Как вам проявить свою любовь к жизни? Есть прекрасная суфийская легенда. Один великий император обычно объезжал город на своем коне каждый день ранним утром, с восходом солнца. Это было замечательное упражнение для него, а также возможность почувствовать, как вырастает город, как его столица становится все более и более прекрасной.

У него была мечта — сделать ее самым прекрасным местом на земле. Однако одно всегда приводило его в недоумение, и он всегда останавливал своего коня и наблюдал — старик, которому, наверное, было сто двадцать лет. Тот всегда работал в саду, засевая семена, поливая деревья, — деревья, которым требовались сотни лет, чтобы стать юными; деревья, которые живут по четыре тысячи лет.

Император был в недоумении: этот человек наполовину в могиле; для кого он сеет те семена? Ему никогда не увидеть плодов и цветов. Невозможно представить, чтобы этот человек надеялся увидеть результат своей работы.

Однажды ему не удалось справиться с искушением. Он сошел с коня и спросил старика: «Я проезжаю каждый день, и один и тот же вопрос возникает каждый раз. Я не удержался, но я помешаю твоей работе всего на минуту — скажи, для кого ты сеешь эти семена? Эти деревья станут зрелыми, возмужают, когда тебя уже не будет здесь».

Старик взглянул на императора и рассмеялся. Он сказал: «Если бы такая логика была у моих предков, то мне не удалось бы получить плоды, цветы и этот прекрасный сад. Я из династии садовников — мой отец и мои предки сажали семена, я ел плоды. А как же мои дети? А как же дети моих детей? Если бы все придерживались твоего мнения, сада не было бы. Люди приходят издалека увидеть это место, ведь у меня есть деревья, которым тысячи лет. Я просто делаю все, что могу, в благодарность.

А что до посеянных семян... видеть, как весной показываются зеленые листочки, — такая радость, что я полностью забыл о моем возрасте. Я молод, как всегда. Я остался молодым, потому что продолжал созидание. Смерть уносит прочь людей, которые стали бесполезны; быть может, поэтому я и жил так долго, и до сих пор молод. Смерть снисходительна ко мне, ведь я не отрываюсь от сущего. Сущее будет скучать по мне; сущее не в силах заменить никого. Быть может, поэтому я все еще жив. Но ты молод, а задаешь вопросы словно человек, который умирает. Причина в том, что ты несозидателен».

Единственная возможность любить жизнь — это создавать еще больше жизни, делать жизнь более прекрасной, более плодотворной, более колоритной. Не оставляйте эту землю, пока не сделали ее немного лучше, чем она была, когда вы родились, — вот единственная религия, которую я знаю. Все другие религии — просто подделка.

Я учу вас религии созидания. И через созидание большей жизни вы будете преображены, ибо тот, кто может созидать жизнь, уже стал частью Бога, божественности.

А возлюбить жизнь через работу — значит приблизиться к глубочайшей тайне жизни.

Что же это такое, самая сокровенная тайна? — то, что жизнь никогда не умирает. Только формы изменяются: старая листва опадает, новая листва появляется; старые деревья исчезают, но перед исчезновением они разбросали миллионы семян повсюду.

В Индии есть такое дерево... возможно, прямо за нашим лагерем. Называется дерево семал, это самое разумное дерево. Оно огромно, в его тени могут сидеть тысячи людей. Естественно опасение, что если его семена упадут вниз, без солнца они погибнут. Оно должно было найти такой способ, чтобы семена смогли падать как можно дальше в сторону.

Поэтому дерево семал создает семя, окруженное ватой... это замечательная вата. Благодаря вате семя не падает прямо на землю: ветер уносит его далеко прочь. Дерево обеспечило своих детей местом, где они смогут расти. Сущее — не глупо. Его истинный разум — еще одно имя Бога. Это дерево семал однажды умрет, но прежде чем умереть, оно, несомненно, сделает так, что тысячи деревьев семал, его детей, заживут той же чудесной жизнью танца в дожде, солнце и ветре.

Но если вы в своем страдании называете рожденье горем и заботу о плоти — проклятьем, начертанным на вашем челе, то я отвечу: ничто, кроме пота на вашем челе, не сотрет начертанного.

Все религии наговорили столько лжи людям. Видимо, сама профессия священника — это лгать, и так лгать, что люди начинают верить ему. Они говорили: «Что бы вы ни делали, вам не изменить своей судьбы. Она записана на вашем челе».

Ничего не записано там. Вам предстоит написать это тем, что вы делаете, тем, чем вы становитесь.

Каждый создает свою собственную судьбу. И даже если там записано что-то, Альмустафа говорит: «Не беспокойтесь. Пот, испарина сотрут это. Созидайте с такой интенсивностью, чтобы даже если что-то и записано там, оно было стерто», — хотя истина в том, что там нет ничего записанного.

Вы приходите в мир абсолютно свободными.

То, чем вы становитесь, — на вашей ответственности.

Только дураки ходят к астрологам, только дураки озабочены своими диаграммами рождения. Разумная личность создает собственную судьбу, собственную жизнь. Не растранжиривайте свое время на астрологию, диаграммы рождения, карты Таро, И Цзин. Учитесь любить жизнь и усиливать жизнь своим сердцем. Все, что вы можете делать, делайте.

Говорили вам также, что жизнь есть тьма, и вы в усталости своей вторите тому, что было сказано уставшими.

Это утверждение более значительно, чем все религиозные писания мира, потому что все они гласят: «Жизнь есть тьма, жизнь есть наказание. Вы терпите все эти несчастья, страдания и беспокойства из-за своих злых действий в прошлых жизнях».

Есть люди, которые сами по себе несозидательны; стало быть, они выпали из созвучия. Они несчастны.

Взгляните на ваших святых — христиане они или индуисты, мусульмане или джайны — безразлично: они все против жизни, антижизнь. Вы должны отвергнуть эту жизнь; только своим отказом вы будете в состоянии обрадовать Бога.

Но если вы отвергаете жизнь, вы, естественно, становитесь несозидательными. Вот отчего ваши святые — самые несозидательные люди на свете, без них этот мир обязательно был бы раем. Однако из-за того, что они выпали из созвучия и сделались несчастными, из-за того, что они устали от страдания, из-за того, что они утомлены, — они полагают, что с жизнью что-то не так.

На самом деле все как раз наоборот: с жизнью все в порядке — что-то не так с теми святыми. Все ваши святые — больные люди, они нуждаются в психологическом лечении. А вы, вместо того чтобы предоставить им психологическую помощь, поклонялись им, усиливая их эго. Они становятся еще более печальными, потому что печаль дает возможность без всякого усилия удовлетворить эго.

Политик борется, сражается, чтобы осуществить свое эго. Для человека, который добивается денег, это нелегкое дело, так как здесь миллионы конкурентов. Но для святого конкуренции не бывает. Только в его деле не существует конкуренции. Вы можете стоять на своей голове столько, сколько пожелаете; никто не захочет стать конкурентом. Вы можете истязать свое тело, вы можете поститься месяцами; люди будут приходить поклоняться вам. Они будут нести цветы, касаться ваших стоп и воспринимать ваше учение, которое обязательно будет больным, поскольку оно от больного ума.

Человечество истязали психологически больные люди, и они до сих пор властвуют, а люди, слушающие их, не задумаются даже на мгновение, что в сущем ни дерево никогда не становится святым, ни гора, ни океан, ни река, ни звезда — только человек может стать психологически больным. А если вы начинаете поклоняться больному человеку, он примется учить той же болезни и вас.

Жизнь — свет. Жизнь — радость. Жизнь — празднование.

Но спрашивайте тех, кто живет, а не тех, кто отвергает жизнь. Как раз своим отказом они навсегда закрыли двери к познанию глубочайших секретов и тайн сущего. Я видел идиотов всех сортов, но ваши святые несравненны. Они достигли высшего пика сущности идиота.

Послушайте певцов, послушайте танцоров, послушайте художников, послушайте поэтов. Послушайте тех, кто создает что-то прекрасное, кто возвеличивает жизнь. Перестаньте слушать людей, которые против жизни. Если они против жизни, это их дело — оставьте их! Не поклоняйтесь им, ведь ваше поклонение поддерживает их болезнь. Если же вы перестанете поклоняться им, скоро они поймут: «Со мной что-то не так».

Я слышал сказку. Одна собака стала святой, и начала она непрерывно учить всех городских собак одной вещи: «Мы не развились к вершинам сознания из-за того, что растранжиривали свою энергию в ненужном лае друг на друга. Лай — вот наша проблема. Перестаньте лаять!»

И каждая собака подумала: «Наверное, есть что-то благоразумное в том, что она говорит, мы все-таки лаяли понапрасну — лаяли на луну».

Сейчас людей, которые летают к луне, называют астронавтами. Как же назвать собак? — скажем, астропсихи*. Но собаки — самые древние астропсихи: с самого начала они были против луны. В ночь полнолуния они не могут спать.

Так что это выглядит логичным: «Вся наша энергия бесполезно расточалась на лай». Они все начали поклоняться этой собаке, и чем больше они поклонялись, тем авторитетнее становилась собака. Их убежденность придавала ей убежденность в том, что все, о чем она говорит, должно быть правильным. Иначе столько собак не стало бы слушать, потупив головы от стыда... «Наш великий учитель, великий святой, наш первый святой за всю историю — и никто не слушает его. В тот момент, когда он уходит, лай возобновляется».

Но всему есть предел. Однажды в ночь полнолуния они решили: «По крайней мере, одну ночь, какие бы искушения ни приходили — проезжает полицейский, проходит незнакомая собака из другого города, — мы будем держать свои глаза закрытыми. И по крайней мере одну ночь каждый год мы посвятим учению нашего святого». Поэтому они все замолчали.

Учитель не мог поверить в то, что произошло. Целый город был тих, ни одна собака не лаяла. Он прошелся по городу. Собаки попрятались везде, где только смогли найти укромное место, — с закрытыми глазами и сжатыми зубами. Это было очень напряженное и очень трудное дело, но только одну ночь... — «Утром мы сможем лаять вовсю, но если мы решили, значит должны держаться решения».

Но святой очень сильно забеспокоился: что будет с его святостью? Все собаки перестали лаять — что же делать ему? Его единственным делом было учить их, что лаять — ошибочно. Когда настала полночь, учитель почувствовал в первый раз странное раздражение у себя в горле. Он сказал: «Боже мой, что происходит? Все собаки молчат, и огромная потребность залаять возникает во мне».

Игра слов: astronaut — astronut.

Фактически, его потребность залаять должна была найти выход, ведь он постоянно лаял под видом обучения повсюду в городе, двигаясь туда и сюда, — его горло никогда не оставалось без дела. Это было впервые — уже шесть часов он не разговаривал. Разумеется, он был собакой, и поэтому он ушел в темный угол и принялся лаять.

Когда другие собаки услыхали, что одна собака нарушила обещание, они не смогли совладать с искушением. Весь город прорвало, собаки лаяли как никогда прежде. А учитель вышел из темноты и начал говорить: «В этом проклятие нашего племени; не будь его — и мы могли бы взойти выше человечества. Прекратите лай! Лай — это единственная проблема, единственный грех!»

Если вы не пойдете к вашим святым, уверяю вас: они окажутся в том же положении, что и святой пес. Они бросятся и сделают все вопреки тому, чему обучали вас. Просто дайте им маленький шанс.

Но вы беспрерывно поклоняетесь им. Вокруг них всегда толпа. Это такое удовлетворение! Политики приходят к ним за благословением перед выборами — президенты, премьер-министры. А в чем их квалификация? Их квалификация состоит в том, что они против жизни.

Я учу вас жизни, любви, смеху.

А я говорю: жизнь на самом деле есть тьма, лишь когда нет стремления...

Если ваше стремление достичь звезд умерло, жизнь есть тьма.

Всякое стремление слепо, когда нет знания.

Всякое стремление слепо, если оно не возникает из мудрости и вашей медитативности, из вашего безмолвия.

Всякое знание тщетно, когда нет труда...

Знание, если оно несозидательно, непродуктивно, является бесплодным и бессмысленным. Оно напрасно.

Всякий труд бесплоден, когда нет любви.

Если вы трудитесь без любви, вы трудитесь как раб. Когда вы трудитесь с любовью, вы трудитесь как император. Ваш труд — это ваша радость, ваш труд — это ваш танец. Ваш труд — это ваша поэзия.

И когда вы трудитесь с любовью, вы связываете себя с самим собой, с другими и с Богом.

Труд, основанный на любви, приводит вас ближе к себе, ближе к другим, и в конечном счете ближе к самому Богу.

Запомните, я повторяю снова: если здесь до сих пор есть кто-нибудь, кто не намерен принимать участие в песне, еще есть время — убирайтесь!

— Хорошо, Вимал?

— Да, Мастер.