6

6

Я спешил вперед, стараясь не думать об опасностях, которые могли подстерегать меня. Ощущение того, что в Непале я встречу что-то особенное, не покидало меня. Из Патны я добрался поездом до приграничного города Раксола.

Водитель грузовика, с одеждой и волосами, покрытыми слоем дорожной пыли, улыбнулся мне, обнажив красные от постоянного жевания бетеля зубы, и взмахом руки пригласил меня залезать в кузов. Забравшись внутрь, я отыскал свободное место среди седых горянок в длинных выцветших платьях с накинутыми на голову шалями и крестьян в выгоревших на солнце одеждах, везущих блеющих коз и кудахчущих кур, и сел на мешки с зерном на дне кузова. Подпрыгивая на ухабах и натужно урча, грузовичок стал подниматься в горы.

Кузов был открытым, а пассажиров набралось столько, что некоторые сидели чуть ли не на крыше кабины водителя. Хотя такой способ путешествия нельзя было назвать ни удобным, ни безопасным, это с лихвой компенсировалось великолепными видами Гималаев, открывавшимися перед нами. По мере того как грузовик взбирался по извилистой горной дороге, нашему взору представали всё новые и новые покрытые зеленью горные хребты и долины. На горизонте возвышались заснеженные вершины, и иногда они оказывались прямо над нашими головами. Я с наслаждением вдыхал свежий горный воздух, и тело мое трепетало под порывами прохладного ветра. Временами на нас обрушивались потоки муссонного дождя, но, похоже, никого из пассажиров это по беспокоило. Глубокой ночью водитель высадил нас на окраине Катманду.

Уставший и голодный, я в одиночестве продолжил свой путь в сырой ночной тьме. По обеим сторонам пустынной улицы проступали силуэты ветхих деревянных домов. Но не они привлекли мое внимание — откуда-то издалека до меня донесся безумный вой собак. С возрастающим беспокойством я стал вспоминать, как странствующие садху предупреждали меня о диких собаках: по ночам они сбиваются в злобные стаи, выслеживают и окружают свою добычу, постепенно сужая круг, а потом накидываются на нее и начинают рвать на куски, съедая свою жертву в считанные минуты. Не успел я подумать об этом, как навстречу мне откуда ни возьмись выскочила бездомная собака с пеной и слюной, капающей из пасти. Увидев меня одного посреди пустынной улицы, она запрокинула голову и пронзительно завыла.

Несколько мгновений спустя я увидел, как на меня несется свора рычащих псов. Сколько их было — шесть или восемь? Я был слишком напуган, чтобы считать. Но что означает слюна с белой пеной, текущая из их клацающих пастей, я понял сразу — бешенство. Бешеные псы, выкатив в ярости глаза, приближались ко мне, безумно завывая и уже готовясь растерзать меня. Их костлявые тела были почти безволосыми. Замогильный вой собачьей своры вогнал меня в ступор. Псы наступали на меня, из их раскрытых пастей падали ошметки пены и по клыкам стекала ядовитая слюна. Чтобы защитить себя от нападения сзади, я прижался спиной к стене дома и стал молиться в темноте. Что делать?

Затем, словно стряхнув с себя наваждение, я вспомнил о посохе, который дал мне Рама-севака Свами, и стал яростно размахивать им перед собой. Свора попятилась, образовав полукруг в метре с небольшим от меня. Стоило какому-то из бешеных псов броситься на меня, как он получал по морде посохом Свами. Я отбивался изо всех сил. Свирепо рыча, на меня бросался следующий пес, чтобы получить сокрушительный удар по морде. Все нападавшие, получив удар посохом, отступали, но уже мгновение спустя, как ни в чем не бывало, снова бросались на меня. Собачий вой и скулеж огласили ночь. Снова и снова свора нападала на меня, но мне каждый раз удавалось отбиваться. Однако чем дольше я сражался, тем яростнее становились псы. Они учуяли запах моей плоти и крови и понимали, что силы мои на исходе. У меня не было времени на размышления, поскольку каждую секунду мне приходилось отбиваться изо всех сил. Если хотя бы один пес прорвется ко мне, то уже через мгновение свора будет рвать меня на куски. Неужели это моя судьба — стать добычей бешеных псов?

Силы мои таяли, а рычание псов, предвкушавших победу, становилось все громче и злобнее. Они подступали ко мне все ближе, чтобы покончить со мной, и теперь были настолько близко, что я едва не терял сознание от их смрадного дыхания. Меня била дрожь, и я в отчаянии молил Господа о помощи. Перед лицом смерти я чувствовал себя брошенным и никому не нужным. В этот момент, посмотрев через плечо, я различил в темноте у себя за спиной дверь. Заперта или нет? Посреди этого кошмара забрезжил слабый луч надежды. Молниеносно развернувшись, я резко нажал на ручку и толкнул дверь. Она открылась. Я юркнул внутрь, захлопнув ее за собой. Оставшиеся снаружи собаки взвыли от негодования и стали биться о запертую дверь.

Внутри царила кромешная тьма. Внезапно вспыхнула лампада, осветив семью, спавшую на полу и разбуженную мной. Мужчины, приняв меня за грабителя, вскочили на ноги и стали выяснять, кто я такой. Но я не говорил на их языке. Один из них бросился ко мне с саблей в руке. Единственное, что мне оставалось, это упасть на колени и, сложив ладони, молить о пощаде.

Увидев, что я сдался на их милость, хозяин смягчился и резким жестом указал на дверь, требуя, чтобы я немедленно ушел. Однако, услышав на улице надрывный собачий лай, осекся, понимая, что посылает меня на верную смерть. Он посмотрел мне в глаза долгим пронзительным взглядом, словно ощупывая и пытаясь оценить меня и мои намерения: было видно, что он все еще относится ко мне с подозрением. Я безмолвно кричал одними глазами, умоляя его дать мне прибежище. Каким-то образом моя безмолвная мольба дошла до него. Он опустил саблю и предложил мне сесть. С этого момента все переменилось — он увидел меня в ином свете и стал воспринимать меня как садху, хоть и попавшего в его жилище при чрезвычайных обстоятельствах, но пришедшего благословить его дом. Остальные домочадцы последовали его примеру и поднесли мне фрукты и стакан горячего подслащенного молока, которые я с благодарностью принял. Оставшуюся часть ночи я провел на правах гостя, прислушиваясь к яростному лаю голодных псов, не смолкавшему до самого рассвета.

Давным-давно, еще в Америке, мне довелось услышать индейскую притчу, и сейчас она всплыла у меня в памяти. У каждого в сердце живут две собаки — плохая и хорошая, и они постоянно дерутся между собой. Плохая собака олицетворяет собой наши порочные качества: зависть, злобу, похоть, жадность, чванство и лицемерие. Хорошая собака — это наша божественная природа: способность прощать, сострадание, самообладание, великодушие, смирение и мудрость. Все зависит от нашего выбора: та собака, которой мы уделяем больше времени и которую больше кормим, делая выбор в ее пользу, получает больше сил. Она будет громче лаять и в конце концов победит свою соперницу. Быть добродетельным — значит морить голодом плохую собаку и кормить хорошую. Свора бешеных собак с пеной у рта, что хотели сожрать меня этой ночью, была наглядной иллюстрацией всего того, чему я объявил войну внутри себя, избрав духовный путь.

Пока я лежал и отдыхал от своих приключений, мыслями я с благодарностью устремился к Рама-севаке Свами. Если бы не посох, который он подарил мне, я бы наверняка уже был мертв. Мне припомнились его слова, которые оказались пророческими: Посох милости, который мы получаем от слуг Господа, способен защитить нас от величайшей опасности.

На следующее утро, когда все стихло и псы разошлись, чтобы вести дневную жизнь, я от всего сердца поблагодарил хозяев дома и направился в храм Господа Вишну. Здесь я услышал, как группа садху восхваляет Джанакпур — священное место посреди равнин Непала, где на Землю явилась супруга Господа Рамы — Сита. Их слова пробудили во мне жажду приключений, и я, не долго думая, отправился туда. В Катманду я сел на старенький автобус, направлявшийся в Джанакпур. Через несколько часов автобус спустился с гор, пересек равнину и въехал в густые тропические джунгли, где я увидел дикого носорога, мирно пощипывающего листву. Прибыв в Джанакпур, я первым делом посетил Вихар-кунд — маленькое озеро, расположенное вдалеке от городского шума. Вокруг озера росли старые деревья и стояли древние святилища. Там же находился ашрам, где меня отвели к гуру по имени Шри Веджи. Это был пожилой садху с седой щетиной на подбородке и ежиком седых волос на голове. Он проявил живое участие в моей судьбе и стал просить меня пожить немного в его ашраме, где меня готовы были каждый день бесплатно кормить рисом и далом.

Шри Веджи объяснил мне, почему Джанакпур считается святым местом. В глубокой древности это место называли Митхилой. Оно воспето в великом эпосе Рамаяна. Царь Джанака, готовясь к жертвоприношению, пахал здесь землю, и прямо из-под его плуга появилась Богиня Сита. Ее стали звать по отцу Джанаки. Митхила — место первой встречи Ситы и Рамы, город, где Рама сломал могучий лук Шивы, чтобы добиться руки Ситы и жениться на ней.

К этому времени все истории о воплощениях Бога на Земле перестали быть для меня просто древними сказаниями. Я был уверен в их реальности. Видя, с каким воодушевлением я слушаю их, добрейший Шри Веджи дал мне две книги индийской классики в английском переводе — Рамаяну Вальмики Муни и Рамачаритаманас Тулсидаса. Книги были очень толстыми, и каждое утро после пробуждения я, искупавшись в озере и помедитировав, приступал к их изучению и сидел, погруженный в чтение до самого заката.

В Рамаяне было всё: приключения и любовные истории, трагедии и героические подвиги, сцены ужаса, юмор и описания сражений. Но не это увлекло меня. Я почувствовал нечто большее. Все эти темы были связаны воедино духом преданности, который должен был пробудить в сердце читателя любовь к Богу. Когда я предложил свою помощь в уборке ашрама, Шри Веджи только улыбнулся: «Уже одно то, что ты читаешь Рамаяну и принимаешь нашу пищу, очищает мое сердце. О каком еще служении могу я тебя просить?»

Однажды днем я пристроился на обочине главной магистрали, которая представляла собой обычную пыльную дорогу. За целый день по ней не проехало ни одного автомобиля или грузовика. Это было неудивительно, поскольку в Джанакпуре обычным средством перемещения были гигантские непальские слоны. Большие короба для перевозки грузов крепились на спинах слонов веревками, обвязанными вокруг их животов. Погонщик, обычно мальчишка, сидел на шее слона, прямо у самой головы, держа в руке палку. На шее животного висел тяжелый латунный колокол, раскачивавшийся и звеневший при ходьбе. Слоны шли уверенной царственной поступью. Один за другим шествовали они по этой дороге рядом с волами и буйволами, запряженными в нагруженные доверху телеги. Мимо проходили женщины, неся на головах тяжелые корзины или глиняные горшки. Зачастую они удерживали свою ношу без помощи рук. Даже маленькие девочки с горделивой осанкой без особого напряжения переносили на головах большие тяжести. Неся свою нелегкую поклажу, они все вместе счастливо распевали песни, прославляющие Ситу и Раму. Наблюдая за размеренной, счастливой жизнью, которую вели эти люди, я почувствовал особое умиротворение, сошедшее на сердце, и стал молиться, чтобы Джанакпур всегда оставался таким.

Вокруг священного озера в самом центре Джанакпура стояло множество храмов. Самыми знаменитыми из них были Джанаки-мандир и Рама-мандир. Однажды во внутреннем дворе Рама-мандира я повстречался с садху лет пятидесяти, который сидел на возвышении неподалеку от храма. С длинными, спутанными волосами и бородой, в монашеском одеянии, он казался вполне умиротворенным и отрешенным от мира. Сотни людей толпились в очереди за его благословением. Когда подходил их черед, он милостиво благословлял их раскрытой ладонью. Мне тоже захотелось получить его благословение, и я встал в очередь. Подойдя к садху, я поклонился ему, как и все. Увидев меня, он удивился и жестом пригласил сесть подле себя на возвышении. Это приглашение польстило мне.

Не переставая благословлять своих поклонников, садху принялся расспрашивать меня.

«Ты откуда родом?»

«Из Америки».

«Что заставило тебя приехать из такой богатой страны в бедную Индию?»

«Поиски Бога».

Он улыбнулся старухе, склонившей перед ним голову в ожидании благословения.

«Почему ты решил стать садху?» — спросил он, продолжая улыбаться.

«Чтобы обрести просветление».

Услышав мои слова, он скривился. Его улыбка сменилась неодобрительным хмурым выражением, а голос зазвучал отталкивающе неприятно. Потрясенный его внезапным преображением, я не знал, что и подумать.

«Ты глупец, — прошипел он. — Самый настоящий глупец. Слышишь? Глупец. Глупец! Невежественный глупец!»

Я знал, что я глупец. Возможно, он хотел просветить меня, поэтому я смиренно спросил его: «Прошу Вас, Ваше Святейшество, дайте мне наставления, как мне стать умнее».

Взвившись, словно ошпаренный, он заорал: «Я веду образ жизни садху уже тридцать лет. И знаешь, чего я достиг? Ничего! Все, что я получал все эти годы как садху, — это пригоршня гнилого риса и плошка дала!» Какая-то женщина протянула ему для благословения младенца. «Америка — страна богатств, — выкрикивал он, одновременно благословляя ладонью ребенка. — В Америке самые красивые женщины на свете. В Америке — большие, комфортабельные дома и машины. В Америке — красивая одежда, хорошая еда и питье. В Америке — самые лучшие кинофильмы и телевизионные программы!» Он закрыл глаза и вздохнул: «Ах, много бы я дал, чтобы испытать все эти прелести жизни в Америке». Тут он сверкнул глазами на меня: «А ты все это бросил — и чего ради? Ради риса и дала... Я смотреть не могу на этот рис и дал. Ты приехал в это жалкое, нищенское место искать Бога? Дурак! Бога нет. Ты слышишь? Бога нет! Возвращайся назад в свою великую страну и наслаждайся там. Если ты не послушаешься меня, то всю свою жизнь проведешь в нищете и страданиях».

Покуда он изрыгал эти проклятия, сотни его поклонников продолжали выражать ему почтение. Они не понимали ни слова по-английски. Все время, пока он отчитывал меня, его раскрытая ладонь раздавала благословения невинным и богобоязненным людям. Они просили его о Божьей благодати, в то время как он отрицал само существование Бога. Они почитали его как святого, он же в это время проклинал свою нищенскую жизнь. Пораженный, я ушел. Мой ум изо всех сил пытался понять смысл того, что Господь показал мне.

Да, этот человек был прав. Америка — страна богатств и комфорта. Но уютная, комфортная жизнь больше не интересовала меня. Наоборот, я чувствовал, что иду по дороге, которая временами легка и красива, временами — трудна, но все это лишь для того, чтобы обрести сокровище гораздо большее, чем любые сокровища материального мира. Если этот человек хотел наслаждаться материальной жизнью, почему бы ему просто честно не пойти работать? А он вместо этого изображал из себя святого, обманывая наивных людей.

Настоящее и фальшивое всегда существуют бок о бок.

На протяжении всей истории лицемерие в религии разрушало веру простых людей. Святого далеко не всегда можно распознать по внешнему виду. Бхагавад-гита учит, что отречение от мира предназначено не для лентяев, желающих убежать от работы, а для тех, кто трудится, движимый любовью к Богу.

Я задумался обо всех тех людях, с которыми мне довелось встречаться, кто жил и трудился, движимый любовью и преданностью, и я молил Бога, чтобы стать одним из них. Мне вспомнились слова, услышанные мной от Шрилы Прабхупады в Бомбее: «Лучше быть честным подметальщиком улиц, чем мошенником, притворяющимся, что он медитирует». Мои мысли вернулись к этому несчастному, который притворяется садху. Его плохая собака заливается громким лаем, а он ежедневно подкармливает ее огромными порциями риса и дала.