Глава четвертая

Глава четвертая

В наше время вряд ли найдешь пример, когда после пробуждения Кундалини беспрерывно горящий в человеке змеиный огонь производил бы в нем ту трансформацию, на которую намекали в своих рассказах мудрецы Древней Индии. Но, несомненно, бывали случаи спорадической активизации Шакти. Мистики и святые разных стран, с детства впадавшие в экстатические трансы и переживавшие трансцендентальные видения, относятся к данной категории. Медиумы, обладающие даром ясновидения, чтения мыслей и иными сверхъестественными способностями, обязаны всем этим пробужденной Кундалини, действующей в ограниченных рамках, без открытия высшего центра, затмевающего собой все сознание. То же относится и к гениям, определенные зоны мозга которых питаются этой энергией, что стимулирует их к интеллектуальной или артистической деятельности.

Во всех перечисленных выше случаях поток этой мощной жизненной энергии ограничивается или регулируется таким образом, что в деятельности системы не возникает никаких нарушений. Мистикам же, чей мозг иногда подвергается воздействию очень сильного потока, подобные состояния известны с рождения, и их нервная система приспосабливается к этому еще в детстве, когда человек не осознает перемен в своей психике и теле, а следовательно, и не страшится их. Но и последние нередко испытывают кризис и вынуждены пройти сквозь муки, прежде чем обретают устойчивую ясность ума и способность понятно выразить свои переживания, выделившие их среди прочих смертных. Все остальные, принадлежащие к этой категории, не переживают озарений и не осознают движения потоков. Исключение составляют лишь экспериментальные случаи, но там поток жизненной энергии слишком ограничен, чтобы произвести эти странные эффекты.

Популярные книги по Йоге, прочитанные мной несколько лет назад, не содержали в себе и намека на подобное развитие событий. Их авторы ограничили себя описанием различных поз и методов, заимствованных из древних источников. Иные утверждали, что имеют опыт практики, и уверенно обучали других тому, чего толком не знали сами. В некоторых из таких книг содержались краткие ссылки на Кундалини-Йогу. Обычно авторы посвящали одной из наименее известных и наиболее трудных форм Йоги всего несколько страниц или короткую главу, где говорилось, что Кундалини представляет собой жизненную космическую энергию, покоящуюся в человеческом теле у основания позвоночника, ниже половых органов в форме свернувшейся змеи. Она спит, закрывая ртом отверстие Сушумны, нитевидного протока, проходящего через центр спинного мозга к центру сознания на макушке головы. Пробудившись, Кундалини, подобно молнии, поднимается вдоль Сушумны, унося с собой всю жизненную энергию тела (которое в это время становится холодным и безжизненным, утратив частично или полностью свои жизненные функции), чтобы соединиться со своим божественным супругом Шивой, обитающим в последнем, или седьмом, центре — в мозгу. Во время этого процесса воплощенное «я», освободившись из плена плоти, приходит в состояние экстаза, или Самадхи, осознавая свое бессмертие и единство с вездесущим высшим сознанием. Лишь в одной или двух книгах говорилось об опасностях, подстерегающих человека на этом пути. Но ни характер этой опасности, ни способы ее преодоления авторы не описали.

Туманных идей, почерпнутых мною из этих книг, было достаточно, чтобы прийти к заключению, что мое нынешнее состояние является прямым следствием медитации. Мой опыт в точности совпадал с описаниями экстатических состояний тех, кто пережил их, так что у меня не было ни малейших оснований сомневаться в подлинности этого видения. Не могло быть и ошибки ни относительно звука, ни относительно сияния. Тем более не могло быть ошибки относительно трансформации сознания — самой значительной части меня, — воспоминания о которой были столь сильны, что от них невозможно было ни избавиться, ни спутать с чем-то иным. Это никак не могло быть игрой воображения, так как во время того переживания я сохранил способность сравнивать расширенное сознание с обычным и, когда видение стало блекнуть, мог ощутить сужение, возвращающегося в норму сознания. Безусловно, это был подлинный опыт, с такой убедительностью описываемый святыми и мистиками всего мира. Но в моем случае было одно несомненное отличие от обычного типа видений: неописуемое чувство, возникшее у основания позвоночника, вслед за которым поток лучистой энергии, поднявшись по позвоночному столбу, устремился в голову. Эта часть переживания соответствовала феномену, ассоциируемому с пробуждением Кундалини. Следовательно, я не мог ошибиться, полагая, что, сам того не ведая, разбудил свернутую спиралью змею, и что мое нынешнее состояние было каким-то образом с этим связано.

Я не рассказал о своем состоянии никому, кроме шурина, приехавшего в то время по делам в Джамму. Он был намного старше меня и любил меня как сына. Зная о его чувствах ко мне, я был с ним до конца откровенным. Он и сам в течение многих лет практиковал медитацию под руководством учителя, который утверждал, что обладает знаниями 8 области Кундалини-Йоги. Искренний и благородный от природы, он не раз делился со мной своими переживаниями, ища моего совета и поддержки, описывая их, как ребенок, — просто и бесхитростно. Без всякой претензии на познания в этом вопросе он поделился со мной всей информацией, которой располагал, и это сыграло немаловажную роль в спасении моей жизни. Моя жена, не имевшая ни малейшего представления о той борьбе, которую я вел на грани между жизнью и смертью, была не на шутку напугана моим изможденным видом, отсутствием аппетита и, главное, беспокойным и безрадостным выражением, не сходившим с моего лица. Она постоянно советовала мне обратиться к врачу.

Мой шурин не мог должным образом оценить значимости того, что я ему сообщил, но вспомнил, что его гуру когда-то сказал, что если по ошибке Кундалини поднимется не по Сушумпе, а по какой-то другой Нади (энергетическому каналу), то существует риск серьезных осложнений в психической и физической сферах вплоть до полной потери дееспособности, безумия и смерти. Учитель также говорил, что особую опасность представляет подъем Кундалини по Пингале, располагающейся справа от позвоночника. Тогда несчастный человек может буквально сгореть из-за неконтролируемой выработки интенсивного внутреннего жара. Рассказ шурина привел меня в ужас, и я отправился за советом к одному ученому аскету из Кашмира, приехавшему на зиму в Джамму. Терпеливо выслушав меня, аскет заявил, что мое состояние не может быть вызвано пробуждением змеиной силы, так как оно всегда несет с собой блаженство и никогда не причиняет вреда. Он высказал другое печальное предположение: мое состояние, должно быть, связано с действием яда. выделяемого зловредными духами, то и дело пересекающими путь йогина, и предписал мне особую микстуру, которую я так никогда и не принял.

Воспользовавшись чьим-то советом, я просмотрел несколько древних санскритских текстов по Кундалини-Йоге, переведенных на английский язык. Но, утратив способность управлять вниманием, я не смог прочесть сосредоточенно ни одной страницы. Малейшее усилие тут же приводило к ухудшению моего состояние, так как при этом поток вновь порождаемой энергии с особой силой устремлялся к моему мозгу. Я просто перелистывал книги, прочитывая то параграф на одной странице, то пару строк на другой. Описание симптомов, развивающихся при пробуждении Кундалини, подтверждало мою уверенность в том, что я разбудил эту дремавшую во мне силу. Но была ли эта агония результатом самого пробуждения, или причина заключалась в том, что энергия стала подниматься не по тому нерву, оставалось мне непонятным. Однако среди всей этой массы информации мой воспаленный мозг выбрал одно предписание — не знаю, как это назвать, случайностью или божьим промыслом. Этот короткий совет, пришедший в самую критическую минуту моей жизни, запечатлелся в мозгу в одно мгновение. А заключался он в следующем: практикующий ученик не может оставаться длительное время с пустым желудком, а должен каждые три часа принимать легкую пищу. Думаю, что своей жизнью и здравым рассудком я обязан именно этому свету.

В то время я не придал должного значения прочитанным словам, в которых заключался опыт многих и многих людей, пытавшихся пробудить змеиную силу. Думаю, что не один из них при этом лишился жизни. Но и прислушавшись к этим словам, я вряд ли смог бы в то время следовать им, так как пища казалась мне столь отвратительной, что сама мысль о ней вызывала спазмы в желудке. Каждая часть моего тела была словно охвачена огнем, ум же, словно воздушный шарик, который порывы ветра болтают в разные стороны, не мог оставаться неподвижным ни минуты.

Каждый раз, когда мой ум обращался к себе, меня неизменно поглощало зрелище неземного сияния, вращающегося, подобно водовороту, в моей голове. И зрелище это вызывало у меня панику. Нередко оно принимало устрашающиеся формы и позы — словно скалящиеся сатанинские лица глядели на меня из тьмы. Это происходило каждую ночь на протяжении нескольких месяцев. Моя воля слабела, и сил для сопротивления становилось все меньше. В самые тяжелые минуты я чувствовал, что готов поддаться все нарастающему ужасу и вырваться из дома, как буйный сумасшедший. И все же я не сдавался, напрягая до последнего предела остатки душевных сил.

Днем я не мог дождаться наступления ночи, а ночью с еще большим нетерпением ждал прихода дня. Все проблески надежды постепенно начинали угасать, и меня охватило отчаянье. Я не мог ни на минуту ни расслабиться, ни забыться — огненный поток беспрерывно струился по нервам и врывался в мой агонизирующий мозг. В результате длительного поста мои жизненные силы пришли в полный упадок, сопротивляемость снизилась, я был так плох, что я каждую минуту ждал конца.

В таком состоянии духа я встретил священный праздник Шиваратри, или ночи Шивы, который приходится на конец февраля. Как Обычно, жена приготовила разнообразные изысканные блюда и стала настаивать, чтобы я отведал их. Не желая расстраивать ее своим отказом, я согласился и заставил себя проглотить несколько кусков пищи. Тут же у меня под ложечкой появилось сосущее чувство, поток огненной энергии ударил в голову, и к своему неописуемому ужасу я ощутил, что вздымаюсь все выше и выше. Перед глазами все пошло кругом, руки и ноги стали как лед — казалось, все тепло покинуло их, чтобы поддержать жар в голове, который вздымался к ней по спинному мозгу красноватым потоком. Я почувствовал головокружение и непреодолимую слабость.

С трудом встав на ноги, я медленно пошел в спальню. Сорвав дрожащими руками покрывало, я забрался в постель, пытаясь занять удобное положение. Но состояние мое было отчаянным — я весь дрожал, от макушки до ног. Тело мое было холодным как лед, но при этом меня знобило как в лихорадке. Я нащупал свой пульс — он был невероятно частым, а сердце билось под ребрами с такой силой, что я мог слышать его удары. Но больше всего меня испугала интенсивность огненных потоков, проносившихся по моему телу, проникающих в каждый орган. Ум работал отчаянно, но был не в состоянии привести в порядок мои дикие мысли. Пригласить врача, чтобы тот попытался поставить диагноз, было бы пустой тратой времени и сил. Услышав о симптомах, он, конечно же, первым делом подумает о приюте для душевнобольных. Ждать помощи откуда-либо еще было бессмысленно. Что мне оставалось делать, чтобы спасти себя от этой пытки? Возможно, когда я вел полуголодное существование, съедая лишь пару апельсин и выпивая немного молока, я не давал возможности огненным потокам разыграться с той силой, которую они обрели после того, как я принял более плотную пищу? Возможно ли спасение? Куда мне идти, чтобы избавиться от этого огня, полыхающего внутри?

Жар увеличивался с каждой секундой, вызывая непереносимую боль, и мне приходилось беспрерывно извиваться и переворачиваться с боку на бок, в то время как с лица и конечностей стекал потоками холодный пот. Жар становился все сильнее — казалось, бесчисленные раскаленные докрасна иглы, впившись в мое тело и разлетаясь внутри, словно искры, сжигали мою плоть и органы. Страдая от этой адской пытки, я заламывал руки и закусывал губы, чтобы не закричать. Удары сердца становились все более жуткими, обретая такую невероятную мощь, что мне казалось, будто оно вот-вот либо разорвется, либо остановится. Плоть и кровь не могли долго выносить такого напряжения. Организм мужественно боролся с распространяющимся по нервам и вливающимся в мозг ядом. Но силы были неравными, и буря, разыгравшаяся в моем теле, набрала такого размаха, что в исходе не оставалось никаких сомнений. Функции всех органов были нарушены, и ощущения были столь болезненными, что я только удивлялся своей способности сохранять самоконтроль при подобных обстоятельствах. Все мое тело сгорало, высыхало в шквале огненных потоков, проносившихся внутри.

Я знал, что умираю, и что мое сердце не в состоянии долго выдержать это невероятное напряжение. Мое горло было обожжено, и каждая часть тела пылала огнем, но я ничего не мог сделать, чтобы хоть как-нибудь облегчить страдания. Если бы рядом был колодец или река, я бы, не задумываясь, бросился в холодную пучину, предпочтя смерть этой пытке. Но колодца нигде не было, а река была в полумиле отсюда. С огромным трудом я поднялся на ноги, собираясь облить себя водой из ведра, чтобы хоть как-нибудь умерить страдания. Но тут мой взгляд упал на мою младшую дочь Регину, которая лежала на соседней кровати с широко открытыми глазами и напряженно наблюдала за моими лихорадочными движениями. Остатки здравого смысла подсказали мне, что если я сделаю еще одно дикое движение или начну обливаться из ведра в столь неподходящее время, она начнет кричать и ее мать, которая тут же вбежит в комнату на крики ребенка, перепугается насмерть. Эта мысль остановила меня, и я решил терпеть агонию до конца, который, как я полагал, был уже близок.

Что же произошло со мной? Что за дьявольская сила преисподней вцепилась в меня мертвой хваткой? Суждено ли мне умереть столь страшной смертью, чтобы мой труп с почерневшими конечностями и лицом заставлял людей гадать, какой немыслимый ужас я испытал в свои последние минуты, за какие грехи, совершенные в прошлых жизнях, понес я кару? Как я ни напрягал свой разгоряченный ум, ища спасения, я ничего не мог придумать. Меня охватило отчаянье. Я обессилел от напряжения и ощутил, что утопаю в море боли. В ужасе я пытался очнуться и вырваться оттуда, но вновь погружался в пучину страданий, бессильный что-либо сделать. Вдруг я почувствовал подъем сил и возвратился к жизни с откуда-то взявшимся (лишь Всевышнему ведомо, откуда) проблеском мысли, который и удержал меня от безумных действий и возможной попытки самоубийства.

Укрывшись с головой покрывалом, я вытянулся на кровати, исхлестанный огненным дождем, ощущая жжение в каждой клетке тела. Тут же меня пронзила страшная мысль: возможно, пробужденная Кундалини стала подниматься через Пингалу — солнечный нерв, расположенный справа от Сушумны и регулирующий температуру тела. Если это действительно так — я обречен. Отчаянная мысль озарила мой мозг: что если попытаться пробудить Иду, лунный нерв, расположенный справа, и таким образом нейтрализовать огонь, испепеляющий меня изнутри? Чувства мои омертвели от изнуряющей боли, но, собрав остаток сил, я все же попытался сосредоточить все свое внимание на области, расположенной левее места нахождения Кундалини, и направить воображаемый холодный поток вверх, через центр спинного мозга. Мое истощенное, агонизирующее, но расширившееся сознание позволило мне отчетливо ощутить этот нерв, и, напрягая всю силу ума, я попытался направить его поток в центральный канал. И тут произошло чудо.

Раздался звук, словно лопнул пучок нервных волокон, и серебристый поток в зигзагообразном движении устремился вверх по спинному мозгу — в точности, как извивающаяся белая змея, стремительно убегающая прочь. Ливень лучистой живительной энергии хлынул в мой мозг, наполняя голову благословенным сиянием, пришедшим на смену пламени, сжигавшему меня в течение последних трех часов. Изумляясь этой необычайной трансформации огненного потока, терзавшего всю мою нервную систему лишь несколько мгновений назад, я какое-то время оставался лежать неподвижно. Наслаждаясь прекращением мук, я никак не мог поверить в то, что окончательно освободился от страха. Измученный и обессиленный агонией, доведшей меня почти до обморочного состояния, я тут же забылся сном. Это был первый спокойный и мирный сон после долгих недель беспрерывной пытки.

Приблизительно через час я внезапно проснулся, словно меня кто-то бесцеремонно растолкал. Светоносный поток все еще вливался в мою голову, но ум был ясным, сердце перестало дико биться, пульс был ритмичным, чувство жжения и страха практически полностью исчезло, но горло было все еще сухим, слизистая оболочка рта казалась обожженной, и я чувствовал упадок сил, словно вся жизненная энергия покинула меня. В то же мгновение меня осенила другая мысль — словно под внушением незримого разума, я понял, что должен немедленно поесть. Я сделал знак жене, которая лежала рядом в своей кровати, неотрывно и напряженно наблюдая за каждым моим движением, и попросил ее принести мне хлеб и молоко. Изумившись этой необычной и несвоевременной просьбе, она тут же, не говоря ни слова, исполнила ее. Я с трудом глотал кусочки хлеба, запивая их молоком, и по завершении, трапезы тут же заснул.

Приблизительно через два часа я вновь проснулся, чувствуя себя значительно бодрее. Моя голова все еще была наполнена сиянием, и в этом состоянии ясного и возвышенного сознания я отчетливо ощутил, как язык золотистого пламени лижет мой желудок и нервные сплетения этой области в поисках пищи. Я проглотил еще несколько кусочков хлеба, выпил еще одну чашку молока и вскоре почувствовал, как сияние в моей голове уменьшилось, а язык пламени, лижущий желудок, увеличился, словно часть вливавшегося в мой мозг, потока энергии направилась в область желудка, чтобы облегчить процесс пищеварения. Я лежал в постели, изумленно наблюдая, как живое сияние передвигалось по всему желудочно-кишечному тракту, согревая печень и кишечник, тогда как другой поток вливался в почки и сердце. Я ущипнул себя, чтобы проверить, не во сне ли все это со мной происходит, изумляясь тому, что ощущал в своем теле, совершенно неспособный управлять этими потоками. Но в отличие от того, что было в прошлом, я не испытывал ни страха, ни дискомфорта. Я чувствовал лишь нежное, успокоительное тепло, вместе с потоком энергии разливающееся по моему телу. Я молча наблюдал за этой изумительной игрой — все мое существо переполнилось безмерной благодарностью Незримому, спасшему меня от жестокой смерти. И уверенность в том, что змеиный огонь заработал в моем истерзанном и агонизирующем теле, спасая его от гибели, стала крепнуть во мне.