ГЛАВА ВТОРАЯ

ГЛАВА ВТОРАЯ

Он проснулся рано. Ненужно рано. За мутными окнами веранды только начинало светать.

Занималось ещё одно утро, теперь уже здесь, в городе за тысячи километров от Москвы, куда он прилетел вчера вечерним рейсом вместе с Иваном Степановичем Стахом.

Встал. Зажег свет. На круглом столе лежала дыня в соломенной оплётке. Связка ключей. К дыне была прислонена записка:

«Ночью доложили об очередном ЧП. Проканителюсь долго. Может, весь день. Открывай холодильник, хозяйничай сам. Трескай дыню. Захочешь уйти — оставляю запасные ключи. Стах».

Артур вытащил из бокового отделения своей темно–вишнёвой сумки целлофановый пакет с принадлежностями для умывания. Прошел на кухоньку, к рукомойнику с, как всегда, текущим краном. Подставил кисточку с кремом под тощую струйку холодной воды, намылил лицо и стал скрести его бритвенной палочкой с несменяемым лезвием. Уже пора было её выбрасывать, хватало такой палочки на три месяца, затупилась.

Пора было вообще начинать жизнь как?то по–новому. Еще три месяца назад мог ли он подозревать, что будет бриться здесь этой же самой палочкой, а не дома в Москве, где на подзеркальнике в ванной ещё валяются заколки для волос, стоит флакончик с остатками духов «Тайна пустыни», который он когда?то привёз Анне из Египта. Духа не хватало все это убрать, выбросить.

Смывая пену, увидел в зеркале лицо с тёмными подглазьями, седеющими висками. И не узнал себя.

Артур Крамер оделся, выключил всюду свет, взял со стола тяжёлую связку ключей. Вышел на крыльцо, не притронувшись ни к дыне, ни к тому, что таилось в обшарпанном холодильнике.

Ему пришлось помучиться, орудуя хитроумными ключами, задвигающими внутренние засовы, намертво защёлкивающими замки. Наконец обитая лохматой клеёнкой дверь была вроде надёжно заперта.

Он повернулся, чтоб спуститься с крыльца. И увидел над ещё погруженным во тьму двориком изогнутый серп убывающего месяца.

И месяц висел в утреннем небе, и этот дворик, этот дом, где ему доводилось однажды останавливаться, и эти воробьи, оглушительно чирикающие на ветках брызнувшего зеленью платана, — всё, вся земля, как будто оставалось на своих местах. Но всё зияло пустотой. Здесь не стало Анны. Ее будто вынули отсюда…

Улица встретила его запахом бензина, рокотом автомобильных двигателей. Тут был самый центр. Патриархальный домик Стаха с его двором оставался одним из последних ошмётков старого города.

Как на подбор одинаковые — в шляпах, чёрных костюмах и галстуках, с «дипломатами» в руках шествовали на работу чиновники. Их обтекали стайки школьников. Артур шёл, стараясь не терять из виду тающий в небе месяц, будто ждал от него разгадки: куда вынули Анну, где она сейчас.

Если бы сам месяц исчез и больше никогда не появлялся, не было бы такого чувства потери, утраты, сосущей пустоты. И ужаса от того, что вот он, Артур, жив, видит этот месяц, идёт по этому городу, где, к счастью, никогда не бывала Анна, иначе все вокруг напомнило бы о ней.

Ноги вели его знакомым путём через площадь, потом по улице, озарённой рассветом, и тут уже некуда было деться: совсем с других мест земли она видела и тот же тающий в голубом небе месяц, и то же самое солнце, так любила ловить лицом его нежную, рассветную теплоту.

Вывело к раскрытым воротам базара, за которыми тянулись нескончаемые пёстрые ряды продавцов овощей, фруктов, свежей зелени, орехов. Казалось, это были те же самые овощи, фрукты, зелень и продавцы, что и в прошлый его приезд. Только цены наверняка изменились.

Он прошёл мимо всех рядов, мимо деревянного навеса, под тенью которого висели оплетённые золотистой соломой прошлогодние дыни, и уселся на солнышке за один из врытых в землю столиков пустой в этот час чайханы.

Каморка чайханщика была уже открыта. Худой подросток в тюбетейке и длинном белом переднике тотчас принёс оттуда пиалу, чайничек с заваркой зелёного чая, спросил:

— Манты будете? Больше ничего нет.

Артур кивнул.

Манты оказались скользкими кусочками плохо проваренного теста, набитого прогорклым луком вместо мяса.

Отставив в сторону мисочку с мантами, он встал, чтобы пройти к видневшемуся отсюда прилавку с виноградом: захотелось купить к зелёному чаю хоть одну гроздь.

— Эй–эй! — закричал, выбегая из своей каморки, подросток в переднике, а вслед за ним высунулся лысый толстый чайханщик. — Куда?! Заплати!

Артур хотел было отмахнуться от их смехотворного подозрения, но тут же опустился обратно на стул.

Наливая из чайника в пиалу зелёный чай и одновременно прикрыв глаза, представил себя старым, толстым чайханщиком, сделался им до того, что верхнюю губу защекотали длинные жёсткие усы, росшие у чайханщика под носом, властно подумал: «Купить этому, чёрному, как головешка, кисть винограда».

И вот тяжёлая кисть купленного красно–чёрного прошлогоднего подвядшего винограда опустилась из руки чайханщика на поверхность пластикового столика рядом с дымящейся пиалой.

— Спасибо. Сколько я вам должен за все? — спросил Артур ничего не заподозрившего старика, расплатился с ним и принялся пить чай, отщипывая приторно–сладкие, сморщенные виноградины.

Прикосновение солнца к щеке, ко лбу становилось всё более явственным. В голове Артура словно бы послышался укоряющий голос Анны: «Почему не помыл виноград?»

Он попытался представить себя ею в надежде понять, где она сейчас, что с ней, почему Богу было нужно в секунду убрать её из этого мира, где принято солнцу греть, винограду — расти, а ему, Артуру, оказаться совсем одному в этой, в сущности, чужой стране… Но Анна не воплощалась. Артур с испугом подумал, что, наверное, начинает забывать её облик. Невольно глянул на безымянный палец правой руки. Там чётко виднелась полоска — след обручального кольца, которое он снял по совету Стаха позавчера в Москве, когда исполнилось девять дней…

Покинув чайхану, пробираясь обратным путём через гудящий, уже переполненный покупателями базар, Артур осознал, что напрочь разлюбил это место, которое раньше было исполнено для него экзотического очарования. То тупые, то хитрые физиономии продавцов несли на себе ту же печать алчности, как и у спекулянтов–перекупщиков на московских рынках, в кооперативных киосках. А здешние цветастые халаты и чалмы теперь воспринимались всего лишь как дешёвая костюмерия. Во всём вокруг незримо витал отвратительный привкус халтурно приготовленных мантов, так и не смытый из горла зелёным чаем.

Зато, когда он вышел с базара и, чтоб не идти прежним путём, повернул в другую сторону, перед ним за будочкой сапожника предстало дерево. Еще без листвы, оно было сплошь покрыто красными цветами. Цветы густо росли из сучьев, из ствола, словно торопясь известить мир о начале весны, первыми порадовать его красотой, не требуя взамен абсолютно ничего. Этот живой букет наглядно противостоял базару, и Артуру стало горько, что Анна, прожив на этой земле, никогда не видела такого дерева.

Несколько раз оглянулся на него. И пошёл через весь город к Ботаническому саду, где, как он вспомнил, работала одна из его прежних пациенток. Тем более что свободного времени было непривычно много. А ему хотелось куда?то себя деть.

Артур не помнил, когда в его доме, в Москве, где собрались друзья помянуть на девятый день Анну, возник Иван Степанович Стах. Во всяком случае дверь ему открыл не он.

Состояние, в котором Артур тогда находился, допускало все на свете, и поэтому явление Стаха, то, как он помогал женщинам на кухне готовить закуску, как выносил ведро с мусором в мусоропровод, как потом сидел сбоку у стола, кряжистый, загорелый, то и дело зачем?то посматривающий на часы, все это было странным, но казалось в порядке вещей мира, давно сошедшего с ума.

Последний раз он видел Стаха пять лет назад, когда тот провожал его в аэропорту этого самого города. Артур ещё не был женат на Анне. Стах не видел её никогда. И поэтому теперь Артуру легче всего было общаться именно с ним.

Поздно вечером, едва все разошлись, Артур стал стелить ему в спальне, куда до сих пор не заходил девять суток: страшно было заходить в эту комнату, где всё дышало Анной, из?под тахты ещё торчали её домашние тапочки.

Как это ни удивительно, Стах не вырывал у него из рук чистые простыни, сидел в кресле, переодевшись в спортивно–тренировочный костюм, почему?то продолжал поглядывать на часы.

— Иван Степанович, какое дело привело? Или ты здесь просто в командировке? — наконец спросил Артур, взбивая подушку.

— Ничего–ничего, — странно откликнулся Стах и добавил: — Давай?ка паспорт. Завтра с утра добуду тебе билет. Улетим вместе.

— С какой стати?

— Неужели сам не понимаешь? Сейчас тебе здесь будет хреново. Сменишь обстановку, другие люди, другая жизнь.

— От себя не убежишь, — отозвался Артур.

Только сейчас, когда Артур Крамер шёл то по жарким, то по теневым сторонам улиц к Ботаническому саду, он впервые задумался о некоторой странности поведения Стаха.

…В сущности малознакомый человек появляется в горькую для тебя минуту, покупает билет, сажает рядом с собой в самолёт, и вот ты оказываешься на этих улицах, где в молодой лоснящейся траве газонов разгуливают майны — индийские скворцы, с минарета раздаётся призыв муэдзина, а около памятника Низами сидят на корточках студенты с какими?то плакатиками в руках.

Артур так толком и не понял, зачем Стах появился в Москве, почему, пока летели в самолёте, вдруг напомнил о том, как пять лет назад, когда они находились на глухом кордоне у Шахского озера, туда прикатил рыбачить кинорежиссёр Бобо Махкамбаев — местная знаменитость. Почему Стах о нём заговорил, почему вчера вечером, едва приехали из аэропорта, стал звонить именно ему и был просто сломлен, узнав, что Махкамбаев утром улетел на неделю со своей новой картиной в Сирию на фестиваль.

— Зачем он тебе сдался? — спросил Артур, видя, как Иван Степанович обескураженно сидит у телефона.

— Да низачем! Да пусть они все горят со своими фестивалями!..

Сворачивая с оживлённой городской магистрали в тихую улочку, в конце которой, как он помнил, за длинным забором находился служебный ход в Ботанический сад, Артур вдруг заподозрил, что Стаху для чего?то нужно свести их вместе — его, Артура, и Бобо Махкамбаева.

«Какие?нибудь провинциальные интриги, суета жизни», — подумал он, открывая калитку и проходя мимо пустой будки вахтёра.

Асфальтовая дорожка вела его мимо распускающихся кустов роз, высоченной магнолии, лиственниц, вела к виднеющемуся за рощей плакучих ив стеклянному дворцу оранжереи, чей прозрачный купол сверкал на солнце.

Вход в оранжерею оказался запертым. Артур нажал на кнопку звонка. Через минуту дверь отворилась. На пороге с папиросой в зубах стояла дородная дама в сатиновом халате. Мочки её ушей оттягивали тяжёлые золотые серьги с зелёными камнями.

— Вам кого?

И тотчас за её спиной раздался голос:

— Господи! Неужели вы? Ирина Константиновна, да это Артур Крамер! Заходите же, Артур! Как я рада, что вы снова здесь. С приездом!

— Спасибо. — Артур обнял прильнувшую к нему хрупкую женщину, тоже одетую в синий халат, резиновые сапоги. — Нина, как здоровье? Как дела?

— Артур, с тех пор все хорошо. Представьте себе!

— Ну и слава Богу.

Они сидели втроём в лабораторной комнате, уставленной по углам высокими штабелями цветочных горшков, пили чай с лепёшкой.

…Вот так же сидел он здесь пять лет назад, приведённый тем же Стахом, попросившим хотя бы посмотреть его насквозь больную знакомую — работницу Ботанического сада.

Нина тогда чуть припоздала, вошла запыхавшись, принаряженная. На ней был надет розовый беретик, красный плащ, красные сапожки. Согласно провинциальным понятиям о моде, сумочка была в тон — красная, и даже перчатки тоже красные. Когда она сняла плащ, обнаружился красный костюм.

Выяснилось, что Нина уже много лет страдает — аритмия сердца, высокое давление, вегетативно–сосудистая дистония. Чего только у неё не было, целый букет болезней. В каких только клиниках она не лежала, врачи уже предлагали перейти на инвалидность.

— А какие обои у вас в квартире? — насторожился Артур.

— Бордовые.

— Вы замужем?

— Да.

— Постель застилаете красным шёлковым покрывалом?

— Да.

— Нина, я вижу, у вас пристрастие к красному цвету… Что такое цвет с точки зрения физики? Это вибрация определённой частоты. Кроме некоторых случаев, когда эта вибрация целительна, например в случае кори, рожистого воспаления, повторяю: кроме этих случаев, она чрезвычайно вредна. Я не буду вас лечить. Избавитесь от всех своих бед сами. Немедленно вместе с мужем переклейте обои, перекрасьте или избавьтесь от всех вещей красного цвета.

Через месяц, уже в Москве, он получил восторженное письмо. «Я все сделала и как бы заново родилась! — писала Нина. — Забыла о болезнях. Мы с мужем так вам благодарны».

Сейчас, попивая чай из пиалушки, глядя на Нину, которая с жаром пересказывала эту историю Ирине Константиновне, он вспомнил о том, что учение о красном цвете получил из отрывка древнего труда, частично вошедшего потом в его конспект, подумал и про то, что вот сейчас начнётся очередная «цепочка», как он называл это явление, когда один исцелившийся приводит другого больного, тот — третьего…

Ирина Константиновна, размяв своими толстыми пальцами в кольцах и раскурив «казбечину», не без волнения произнесла:

— Артур, вы обязательно должны сегодня же прийти ко мне в гости!

— А в чём дело? Легкие?

— Да, у меня был туберкулёз. Но залечен! Собственно, откуда вы это знаете? Я не лечиться, не бойтесь. У меня для вас такой сюрприз, не пожалеете.

— Сюрприз?

— Говорю: не пожалеете! — Она властно заставила записать адрес. — Жду вас сегодня в 18.30!

После этого перешла к другому столику, села к микроскопу, а Нина повела Артура осматривать оранжерею.

— Вы боитесь змей? — Они шли по круглому залу с цветущими экзотическими растениями.

— Боюсь, — признался Артур и спросил в свою очередь: — Что это за танк с папиросой? Терпеть не могу, когда на меня давят.

— Что вы! Ирина Константиновна — очень интересный человек. Недавно переехала к нам из Ленинграда, то бишь Санкт–Петербурга. Сейчас русские стремятся в Россию, а она, старший научный сотрудник, перевелась из Петербургского ботанического сада сюда. Правда, это все из?за мужа… Так вы серьёзно боитесь змей? Вот уж не думала. Видите, вон висит клетка? В ней у нас жил волнистый попугайчик. Вчера утром пришли на работу, увидели: вместо него — змея. Каким?то образом протиснулась сквозь прутья, проглотила нашего Гошу, раздулась и вылезти уже не смогла.

Действительно, с роскошной пальмы, упёршейся в стеклянный купол оранжереи, свисала клетка. На дне её, свернувшись кольцами, лежала серая тварь.

Нина принесла лесенку–стремянку, взобралась на неё и стала отвязывать от ворсистого ствола длинную верёвку, на которой висела клетка.

— У нас работают одни женщины. Думала, поможете её убить.

— Откуда она вообще взялась? — спросил Артур. — Ядовитая?

— Да их здесь полно, наползают с территории. А насчёт ядовитая ли, не знаю.

Змея приподняла треугольную голову с мелькающим раздвоенным язычком, немигающе уставилась на Артура.

ИЗ «СКРИЖАЛЕЙ»

ВЫДЕРЖКИ ИЗ ПИСЬМЕННЫХ ПРОИЗВЕДЕНИЙ И

БЕСЕД МАТЕРИ

(Конспект)

Мы, знаем, что страх всегда приводит к тому, чего человек боится. Если вы боитесь несчастного случая, это действует, как магнит, притягивая его к вам… То же относится и к болезни. Есть люди, которые могут находиться среди больных или в местах, где есть эпидемия, и никогда не заболевают.

* * * * *

…нет ничего невозможного. Мы сами устанавливаем ограничения. Мы всё время говорим: «Это возможно, а это невозможно»… Это мы сами, как рабы, всё время заключаем себя в темницу наших пределов, нашего глупого, ограниченного ощущения, которое ничего не знает о законах жизни. Законы жизни — совсем не то, что вы думаете или что думают наиболее разумные люди. Они совсем другое. Сделав шаг, особенно первый шаг по этому пути, человек начинает узнавать.

* * * * *

Что бы вы ни делали, какой бы процесс ни использовали, даже если вам удалось достигнуть в нём большого искусства, вы должны оставить результат в руках Божественного. Вы всегда можете пытаться, но от Божественного зависит, дать или не дать вам плод вашего усилия. Здесь ваша личная власть прекращается; если результат приходит, то его приносит Божественная Сила, а не ваша.

* * * * *

Тело имеет сознание, вполне личное для него и совершенно независимое от ума…У людей здоровье более ненадёжное, чем у животных, потому что человеческий ум вмешивается и нарушает равновесие. Тело, предоставленное самому себе, никогда не станет есть, если ему это не нужно… В теле есть бесценные и неизвестные сокровища.

* * * * *

Даже перед лицом реальной опасности, например нападения кого?то — кто?то хочет убить вас, если, не возбуждаясь, не впадая в панику, вы спокойно повторите свою мантру, он ничего не сможет вам сделать… Лучше всего, когда это слово приходит спонтанно. Как только появляется трудность — появляется мантра. Результаты будут удивительными.

* * * * *

Когда ваше сознание восходит, когда вы в нём — все в порядке; но как только вы возвращаетесь в прежнее сознание, болезнь возвращается. И это — урок, преподанный совершенно очевидным образом.

* * * * *

…Есть люди, которые никогда не упустят возможности несчастного случая! Каждый раз, когда есть такая возможность, с ними это случается. Обычно в жизни говорят: «Он невезучий, он неудачник». Но это все — невежество. Это полностью зависит от действия его сознания.

* * * * *

Когда люди больны и быстро поправляются, они полны благодарности. Но они никогда не думают о благодарности, когда все в порядке, и все же это гораздо большее чудо.

* * * * *

Когда путешествуешь с группой, нужно знать, с кем едешь. Нужно иметь внутреннее зрение, иметь видение. И тогда, если видишь вокруг него маленькое чёрное облачко, нужно постараться не ездить с ним, потому что, несомненно, несчастный случай произойдёт.

* * * * *

К медицинским знаниям и опыту добавьте полноту веры, и ваша способность исцелять не будет иметь пределов.

* * * * *

Лекарства дают небольшой эффект, лечит вера в лекарство. Но это есть суеверие. Вся ценность лекарства в Духе, который оно содержит.

* * * * *

Если вы умеете думать правильно, с силой, разумностью и добротой, если вы любите кого?то и желаете ему блага очень искренне, глубоко, всем сердцем, вы принесёте больше добра и гораздо ощутимее, чем вы предполагаете.

* * * * *

Великие святые творили чудеса; ещё более великие святые порицали чудеса; величайшие святые и порицали и творили их.

* * * * *

Если сознание обращено вверх, боль исчезает, если оно обращено вниз, боль ощущается и даже возрастает. И не только боль, но и любые другие повреждения органа исправляются легче, если сознание обращено на боль и человек открыт Божественному.

* * * * *

Уметь ждать — значит привлечь время на свою сторону. Потому что когда человек возбуждается, он теряет энергию. Нужно быть очень спокойным, хладнокровным, наполненным мира и веры, чтобы произошло то, что правильно, и, если этому не мешать, оно случится гораздо быстрее.

* * * * *

Депрессия — всегда признак острого эгоизма.

* * * * *

Утомление возникает оттого, что вы делаете своё дело без интереса.

* * * * *

Цель даёт средство.

* * * * *

Чем больше человек расходует, тем больше он получает.

* * * * *

Я знала людей, которые, согласно всем физическим законам, должны были умереть. Но они отказались. Они сказали: «Нет, я не умру» — и выжили.