ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Артур Крамер стоял среди пустыни и ловил рыбу.
Невозможно было поверить глазам, но по мере своего приближения Борис все отчётливей видел: за барханом стоит Артур, периодически взмахивает удилищем.
Ноги Бориса увязали в горячем песке. Цель его поисков была совсем близко, рядом.
Пять дней пришлось провести в городе в обществе Василия Степановича Чосича, Васьки–йога, пять дней выслушивать тарабарщину, угощать коньяком и другими горячительными напитками, пять дней без конца бегать к телефону–автомату, звонить то на квартиру Стаху, то в дирекцию заповедника, пока наконец они встретились в этой самой дирекции.
Стах только что прибыл с гор, с каких?то ледников. Сильно небритый, глаза у него были красные. В упор спросил:
— Это вы охотитесь за Крамером? Какого рожна ломали замки? Перетряхивали вещи? Вы — кто?
— Замки?! — Борис не на шутку перетрусил, разом ощутил присутствие «волосатой лапы» здесь в городе, за тысячи километров от Москвы. — Кто охотился за Артуром? Кто?
Его испуг был так неподделен, что подозрительность Стаха испарилась. Когда же он узнал, что Борис по профессии нейрохирург, то сам предложил ему помочь добраться до Артура на газике вместе со своим сотрудником Шовкатом, который ехал в те же края ловить скорпионов.
День выдался жаркий. Последняя часть утомительного семичасового пути прошла по пустыне.
— Высажу в километре от посёлка, — сказал Шовкат. — Иначе потом мне придётся делать петлю километров сорок, бензина не хватит.
И он уехал куда?то к развалинам старой крепости ловить скорпионов, а Борис Юрзаев со своей перекинутой через руку кожаной курточкой поднимался на сыпучий бархан. Приостановился. Утер пот со лба. До чего же захотелось незаметно оказаться около Артура, как бы невзначай произнести: «Привет, учитель! Вот зашёл из Москвы попрощаться…»
Но оказалось, что Артур стоит лицом к нему на другом берегу узкого полноводного канала, внимательно следит за поплавком.
И все?таки, сбегая с бархана, Борис крикнул:
— Учитель! Привет! Зашел из Москвы попрощаться!
Артур головы не поднял, все так же следя за поплавком, спокойно отозвался:
— Здравствуй, Боря. Там, правее, мостик. Переходи.
Ошарашенный таким приёмом, Борис двинулся вдоль берега, увидел узкий, в две доски мосточек без перил и, балансируя руками, перешёл на другую сторону.
Где?то кричал, надрывался ишак. Только сейчас Борис обратил внимание: невдалеке за стеной высоких, уже покрытых листвой деревьев проглядывают строения.
За то небольшое время, что они не виделись, лицо Артура покрылось загаром, виски стали совсем седые. Он снова перезакинул удочку. Борису показалось — крючок голый, на нём ничего нет…
Он был в смятении. Да ещё неожиданная мысль, догадка жаром бросилась в голову: «Если «СкрижалиІ здесь и Артур все?таки даст, отнимут по дороге назад или уже в Москве. Отнимут».
— Не бойся, — Артур наконец поднял голову, посмотрел на него. — Не отнимут. То, за чем ты приехал, у меня дома, на столе.
— Как? Почему? — Борис подумал, что сходит с ума. Он ведь ещё ни о чём не просил.
— Что значит «почему»? Анна незадолго до смерти решила сделать мне подарок. Переплела этот синий еженедельник с записями. У неё была старая сумка из натуральной кожи. Переплела, подклеивала что?то. Придавила телефоном. Наверное, так и лежит. На тебе лица нет. Пошли в дом. Накормят. — Артур аккуратно наматывал леску вокруг удилища. — Как кстати ты появился! Все на свете кстати. Случайного нет ничего.
— Почему «кстати»? Почему? У меня двое суток осталось. Билет в кармане. В Израиль.
— Улетишь. Поспеешь.
Походка Артура изменилась. Они шли к деревьям по утрамбованной тропке, а он двигался словно по зыбучему болоту, словно заново учился ходить.
— Артур, что с тобой? Мне показалось — ловил на голый крючок…
— А это просто так. Приходится как?то отвлекать себя, тянуть время. Из людей не с кем посоветоваться. Ты нейрохирург. Скажи, здесь человечек поражён саркомой, что знаешь ты о стадии, когда… — Он рассказывал о какой?то девочке, течении её болезни, рассказывал с такими подробностями, которые может знать только медик.
Они подходили к длинному дому с такой же длинной открытой верандой. Борис слушал вполуха. Он так и не понял: может он взять «Скрижали» или нет… Уже почти дошли до веранды, куда выходили двери комнат. Артур остановился. Пристально глянул в глаза.
— Так способен ты что?нибудь сказать, помочь, объяснить?
— Что объяснить? Безнадега, Артур. Валежник.
— Валежник? Что это?
— Ну, в реанимации, когда больной безнадёжен, говорят «валежник», «пошёл на посадку».
— Понял… Понимаю, — прошептали губы Артура. И так же шёпотом произнёс, преграждая удилищем путь к ступеням веранды: — Тебе нельзя входить в этот дом. Не надо. Вернешься — скажешь Толе: Артур разрешил. Возьмешь. Но знай — ничего не получится. Нужен высокий уровень. Духовный. Помнится, говорил. Всем вам.
Он прислонил удилище к столбу, подпирающему навес веранды, и пошёл вдоль неё все той же странной, осторожной походкой. Борис следовал за ним.
За домом у сарайчика какая?то женщина с косой вынимала из тазика мокрое белье, развешивала на верёвке.
— Оксана! — крикнул Артур.
Она обернулась. И так озарилось её лицо — Борис сроду не видел такой улыбки.
— Оксана, человеку нужно обратно в город. Ведь вечером будет ещё автобус? Как бы подбросить его до автостанции?
— Спрошу Ахмета. Заодно, может, в магазине сахар пошукает. Сахару нема, — вытирая руки о передник, она быстро пошла к дому.
Борис понял, что настали последние минуты. Что больше он Артура не увидит. Никогда. Стоял перед ним маленький. Жалкий.
— Артур, здесь в городе одна женщина сказала — у тебя плохо со здоровьем. Должен представить себе родник…
— Знаю, — перебил Артур. — Клавдия Федоровна.
— Вы разве знакомы?
— Нет. Это не обязательно. Он довезёт.
Заспанный человек в тюбетейке уже выводил из сарайчика мотоцикл с коляской.
«Что я так расстроился? Все потряс. Великолеп, — уговаривал себя Борис Юрзаев. — Осталось два дня. Уеду со «Скрижалями'… Ходит, как клоун, развёл мистику. Никакой Клавдии Федоровны, конечно, не знает. Совсем с ума спятил — ловит рыбу без наживки, в дом даже не впустил. Тоже мне христианин! А вся эта муть насчёт духовного уровня — просто ревность. Сам не пользуется, другим не даёт. Саркому он взялся лечить!»
…Впервые ехал Борис в коляске мотоцикла. Так низко. Всё было рядом: земля, ветви кустов, берега многочисленных каналов, индюки и куры, разбегающиеся по сторонам.
— Что у вас тут, оазис?
— Оазис, оазис, — кивнул Ахмет. — Рыбное хозяйство. Канал прошёл, много прудов сделали. Рыбу разводим. Жирный рыба. Автобус пойдёт в пять. Что будешь на автостанции три часа делать? Друг Артура — мой друг. Чайхана хочешь?
«Вот тебе и чучмек», — с благодарностью подумал Борис.
…В тени плакучих ив на покрытом ковром помосте, перекинутом через арык, восседал Борис. Ахмет и его приятели, неисповедимым путём узнавшие об их приезде, сидели вокруг. Чайханщик подносил водку, плов, шашлыки. Борису начинала нравиться Средняя Азия.
— Друг Артура — мой друг, — не уставал повторять Ахмет. — А Бобо — собака. Привез человека из Москвы, его дочь спасает, а сам уехал в город. Знаешь, как меня зовёт? — обратился он к Борису. — Мы с Бобо сразу родились. В один день. Я сначала, он потом. Всем говорит — я его черновик. Он красавец, я — нет, он народный артист, я два раза в тюрьме был, кладовщиком на автобазе работаю. Выпьем за Артура!
Борис чуть пригубил из гранёной стопки.
— Не пьёшь, не куришь! — обиделся Ахмет, перемигнулся с одним из сотрапезников — усатым, аскетически худым человеком, запахнутым в засаленный халат с розовыми полосами. — У нас свой табак, такой нигде не попробуешь, даже в Багдаде. Абдулла, давай, делай!
Абдулла развёл на берегу арыка костерок, в то время как Ахмет разрезал ножом на прямоугольные кусочки неизвестно откуда взявшуюся старую газету, свернул их в трубочки, раздал всем. Абдулла вытащил из?за подкладки халата крохотный целлофановый пакетик и обыкновенную канцелярскую скрепку. Наполовину разогнул её, присел на корточки, подцепил из пакетика кусочек какой?то смолы, поднёс к пламени костерка. От смолы повалил белый слоистый дым.
— Это что, опиум? — спросил Борис.
— Не знаем опиум, — сурово произнёс Абдулла, поднося скрепку с дымящейся смолой к его бумажной трубочке. — Терьяк. Мы зовём — терьяк. Один грамм много тысяч стоит…
Борис понимал, что компания оказывает ему большую честь. Он потянул дым через трубочку, ощутил вкус чего?то копчёного, будто ему коптят глотку. «Что я делаю? — подумал он. — Сижу над арыком. Курю опиум. Да, сижу! Да, курю!» С опаской потянул второй раз. И решительно отнял трубку от губ. Почему?то вдруг показалось, что все это видит Артур, наблюдает, как его, Артура, именем его поят, кормят…
Он расстегнул ворот рубашки, показал на горле.
— Нельзя. Нельзя мне. Больной. Спасибо. Пора на автобус.
Но пока ещё зелье дымилось, скрепку бережно передавали из рук в руки, компания благоговейно вдыхала…
«Сброд», — думал Борис, надевая свою курточку и как бы невзначай ощупывая, на месте ли бумажник, где были все его деньги, билет в Израиль…
Он не без труда поднялся с ковра на затёкшие ноги.
— Ахмет, половина пятого. Пора!
…Автобус уже стоял у крохотной автостанции — помятый, ободранный «Икарус» со следами пуль.
Так или иначе это была единственная связь с городом, аэродромом, Москвой, с Израилем. Среди пассажиров, постепенно наполнивших его, оказалось три русских солдата с автоматами. Один сел рядом с водителем, двое других — у задней двери. «Как в зоне, под конвоем, — подумал Борис, умащиваясь в продранное кресло возле окна. — Что они находят в этих наркотиках? Вроде нисколько не подействовало. Везет мне с этими наркотиками… Наверное, слишком мало вдохнул».
Едва отъехали от автостанции, миновали несколько зелёных улочек, расположенных вдоль канала, как началась пустыня. В автобусе стало жарко, душно.
«Как же это я не посмотрел под телефоном? Как? — думал Борис. — Первым делом прилететь, забрать «СкрижалиІ. Что ещё? Оформить машину для Сашки, для этого зануды… Хорошо, что заранее сдал весь багаж, за все уплатил. Могу вылетать хоть сейчас… Перерыл всю квартиру — под телефоном не посмотрел! Не надо было бы тащиться сюда, посвящать Юрку… Артур даже в дом не впустил, плохо простились, ну и черт с ним! Сидит в пустыне, лечит саркому. Вокруг наркоманы. Бред. Чесать, драть из этой страны…»
Становилось все жарче. Борис хотел стянуть с себя куртку, заодно вынуть бумажник, проверить, все ли на месте, но рядом возвышался широкоплечий амбал в новеньком джинсовом костюме, всё время меланхолично жевал жвачку и, когда автобус кренился на поворотах, придавливал Бориса к стенке.
«Даже не извинится, чучмек!» — Бориса совсем разморило.
Он проспал почти всю дорогу, все четыреста километров пути, благо они прошли без приключений.
…В городе была уже ночь, когда он добрался до аэропорта. Обратный билет в Москву у Бориса имелся, но срок кончился ещё шесть дней назад. Предстояло купить новый.
Обходя пассажиров, спящих вповалку возле своих чемоданов и мешков, он беззаботно шёл к кассам. Мимоходом взглянул на табло. До ближайшего рейса в Москву оставалось всего два с половиной часа. «Рас–чу?де–чуде–чудесно!» — обрадовался Борис. Он знал, что с билетом для него проблемы не будет. Знал, как это делается.
У касс наконец вынул бумажник из внутреннего кармана куртки. Всё было на месте. Вытащил паспорт, вложил в него десятидолларовую купюру так, чтобы её конец торчал наружу, и протянул в окошко со словами:
— Один до Москвы на пять утра.
Кассирша почтительно глянула на наживку.
— К сожалению, ничего не могу для вас сделать. Вчера утром началась недельная забастовка диспетчеров.
— Как это? Ни одни самолёт не летает?
— Ни один.
Теперь он понял, почему у касс не было очереди. Борис оглядел набитый спящими людьми зал ожидания. Снова сунулся в окошко.
— А поезда? Поезда ходят?
— По–моему, ходят ещё.
— Сколько поезд идёт до Москвы?
— Трое с половиной суток.
— Вы с ума сошли! Мне нужно послезавтра утром быть в Шереметьево. У меня билет! На заграничный рейс!
Кассирша пожала плечами.
Борис постоял–постоял возле касс. Побрел к выходу.
Светало. Площадь перед аэропортом была мертва. Ни машин. Ни людей. Только пёс с поджатой перебитой лапой пересекал её.
— Будь они прокляты, эти «Скрижали»! — выругался Борис.
Он знал, что аэропорт находится недалеко от города, что за какие?нибудь тридцать минут можно дойти до логова Васьки–йога, ввалиться к нему, разбудить, снова увидеть эту груду книг и рукописей на полу вперемешку с одеревеневшими от грязи старыми носками… Можно было дождаться начала рабочего дня, прийти в дирекцию заповедника к Стаху, если он опять куда?нибудь не уехал, посоветоваться с ним, поплакаться. Наверняка у него в городе связи.
Но внутренний голос всё время твердил: «Нельзя, нельзя ни на шаг уходить из аэропорта!»
И Борис остался.
Несколько раз он прорывался в кабинет заместителя начальника аэровокзала по пассажирским перевозкам, приставал к пилотам, к стюардессам, но все они сами ничего не знали, ничего не могли сказать, хотя бы утешить, подать надежду. Наоборот, озлобленно гнали прочь из служебных помещений, показывали на опухшую от слез женщину, которая отрешённо бродила с телеграммой, где сообщалось о том, что её сына–студента, убитого в Москве, в общежитии, сегодня должны хоронить.
К вечеру Борис дозвонился до Стаха. Дотошно, со всеми подробностями, дорожа вниманием собеседника, рассказал о своей катастрофе. Тот вроде слушал терпеливо, сочувственно, потом спросил:
— А как там Артур?
— При чём тут Артур?! — завопил Борис. — При чём? С ума сошёл ваш Артур! Саркому лечит. А мне завтра утром лететь в Тель–Авив! В шесть тридцать!
— Я располагаю только газиком, — ответил Стах. — Сами знаете. Вам есть где ночевать?
Борис злобно повесил трубку.
Здесь, в аэропорту, время словно выкачали. Казалось, минутная и часовая стрелки часов вязнут в глицериновом вакууме. Снова на пустой площади зажглись редкие фонари, снова, как в дурном сне, трусила по ней собака с перебитой лапой. А в зале ожидания плакали дети.
Но необъяснимым образом время, тем не менее, мчалось с курьерской скоростью. Прошел целый день. В начале первого ночи Борис, небритый, голодный, осознал, что даже если сейчас каким?то чудом он вылетел бы отсюда — на рейс в Тель–Авив не успевает.
Оставшихся долларов, чтобы купить в Москве новый билет до Израиля, уже не хватало. Билет за рубли стоил чудовищных денег, и самое страшное, его можно было приобрести в лучшем случае только за шесть месяцев вперёд.
«А где жить? — думал Борис, в который раз выходя на площадь. — Сдуру сдал ключи, выписался. Наверняка кого?то вселили. Как эта дворняга, бегать по знакомым? Проклятые диспетчеры! Проклятые «СкрижалиІ!»
— Тоже в Москву летишь? — раздался над ухом чей?то голос.
Борис оглянулся. Над ним навис плечистый автобусный попутчик в джинсовом костюме. Все так же невозмутимо пережёвывал жвачку, хотя с лица его крупным градом катил пот, грудь ходила ходуном, будто он только что таскал пудовые гири.
— Говорю, в Москву летишь? Где чемодан? Багаж?
— Нет ничего.
— А то, за чем приезжал? Где?
— Нет ничего. Ничего нет. — Борис сделал шаг назад.
— Куда? — плечистый амбал лениво протянул руку, придержал за отворот курточки. — Дурак! Опоздаешь в свой Израиль. Готовь баксы. Иди за мной.
— У меня билет есть. — Борис все?таки пошёл за ним куда?то в обход здания аэропорта.
— Можешь подтереться своим билетом, — амбал все убыстрял шаги.
Борису пришлось бежать за ним. Они обогнули серебристый ангар, возле которого стоял танк, и оказались на краю лётного поля. Вдалеке от старенького «Ил-18» отъезжал грузовик.
— Деньги! — обернулся амбал.
— Сколько? — спросил Борис, на бегу вынимая бумажник.
— Сто баксов.
— Чего? Сколько?
— Сто долларов! Давай быстрее!
— Слушайте, как вас зовут?
— Зови Маратом.
— Марат! Я всё равно опоздал на свой рейс.
— Там время московское! А здесь — местное. Четыре часа разницы. Успеешь.
— Ох ты! Как это я забыл?! — Борис все так же на бегу сунул деньги Марату. — Откуда ты знаешь, что у меня валюта?
— Не надо кассиршам показывать.
Они подбежали к железной лесенке без перил, приставленной к люку «Ил-18». Марат отдал стодолларовую купюру стоящему возле самолёта лётчику в военной форме.
Едва забрались внутрь, в тёмный, неосвещённый салон, заваленный какими?то тюками, как дверца захлопнулась, взревели двигатели.
Сидений в салоне не было. Пассажиров тоже не было. Борис то ли сидел, то ли лежал на тюках, благо они оказались мягкие. Один из них был прорван. Борис осторожно, так, чтоб не заметил Марат, пролез пальцем в дырку. И сообразил: это какой?то мех.
— Значит, того, чего искал, нет? — спросил Марат. Он и тут, в самолёте, ухитрялся больно толкать его плечом. — Зачем обманывал солидных людей?
— Самого обманули. — Борис постарался придать своему голосу как можно больше скорби. — В такие расходы ввели…
— Э! Твои расходы — доходы! Знаешь, на чём сидишь?
— Знаю, — признался Борис. — Какой?то мех.
— Каракуль! На миллион долларов. За границу везу.
— В Израиль?
— Нет. В Грецию. Сейчас перегружу в Москве. Уже сегодня сдам товар в Афинах. Неделю погуляю там — и назад.
— Часто так ездишь?
— Часто.
Самолет летел дрожа и вибрируя. Казалось, еле тянет.
…Через шесть часов полёта «Ил-18» приземлился. Не в Домодедово, не во Внуково, а, к удивлению Бориса, на Тушинском учебном аэродроме.
Здесь к нему сразу же подъехал «КАМАЗ» — фургон.
Еще в самолёте Борис поставил на своих часах время Москвы. Оставалось всего два часа на то, чтобы добраться до квартиры Крамера, забрать у Толи «Скрижали» — он наверняка был дома, спал — и после этого хватать такси, мчаться в Шереметьево, успеть пройти таможенный и паспортный контроль.
— Спасибо, Марат! — сказал Борис, когда они по такой же приставной лесенке сошли на землю. Он спешил избавиться от своего опасного попутчика.
— Зачем «спасибо»? Не надо твоё «спасибо». Зачем я тебя взял? Чтоб помог груз перенести.
— Нет времени! Опаздываю!
— Есть у тебя время. Шереметьево близко. Отсюда пятнад–цать–двадцать минут.
Стиснув зубы, Борис помогал Марату и водителю фургона вытаскивать тюки из грузового люка самолёта. Не хотел связываться, боялся «волосатой лапы», которая при надобности могла настичь и в Тель–Авиве… Не объяснять же, что здесь, рядом, в Москве, под телефонным аппаратом — «Скрижали»!
Работали в быстром темпе. Борис и Марат подавали тюк за тюком стоящему в фургоне водителю. Тот принимал их, укладывал. Один из пилотов взад–вперёд ходил рядом, беспокойно поглядывал по сторонам.
Тюки были тяжёлые. У Бориса треснула под мышкой куртка. Ныли руки, спина. В конце концов с одним из последних тюков он повалился на землю.
— Слабак! — сказал Марат, доставая из кармана пёструю пластинку жвачки. — На!
Борис поднялся, взглянул на часы. До отлёта оставалось всего пятьдесят пять минут.
— На! — Марат насильно запихнул жвачку в карман его куртки. — Гуд лак! Узнай, евреи любят каракуль? Может, увидимся!
Но Борис уже бежал, озирался, искал выход.
Марат оказался прав. Через двадцать пять минут Борис с заполненной декларацией стоял в Шереметьевском аэропорту среди огромной толпы эмигрантов, отбывающих в Израиль. Еще оставалось время осуществить свой последний план на этой земле, называемой Россия.
Он отыскал автомат, набрал крамеровский номер.
— Толя? Привет тебе от Артура. Да, был. Видел. Некогда, Толя, некогда. Слушай меня. Внимательно. Видишь под телефоном нечто вроде записной книжки? Да, в переплёте, да, в кожаном. Так вот. Артур Крамер велел её сжечь!
Одним из последних Борис Юрзаев успел пройти и таможенный, и паспортный контроль.
ИЗ «СКРИЖАЛЕЙ»
ЕВАНГЕЛИЯ
ПОСЛАНИЯ АПОСТОЛА ПАВЛА
У тебя же, когда творишь милостыню, пусть левая рука твоя не знает, что делает правая, чтобы милостыня твоя была втайне, и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно.
* * * * *
Берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные. По плодам их узнаете их.
* * * * *
И вот подошёл прокажённый и, кланяясь ему, сказал: Господи! Если хочешь, можешь меня очистить. Иисус, простёрши руку, коснулся его и сказал: хочу, очистись. И он тотчас очистился от проказы.
И говорит ему Иисус: смотри, никому не сказывай; но пойди, покажи себя священнику и принеси дар.
* * * * *
Тогда Он коснулся глаз их и сказал: по вере вашей да будет вам.
И открылись глаза их. И Иисус строго сказал им: смотрите, чтоб никто не узнал.
* * * * *
А фарисеи говорили: Он изгоняет бесов силою князя бесовского.
* * * * *
Когда творишь милостыню, не труби перед собою, как делают лицемеры в синагогах и на улицах, чтобы прославляли их люди. Истинно говорю вам: они уже получают награду свою.
* * * * *
И кто не берет креста своего и не следует за Мною, тот не достоин Меня.
* * * * *
Фарисеи же, услышав сие, сказали: Он изгоняет бесов не иначе, как силою вельзевула, князя бесовского.
* * * * *
Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что затворяете Царство Небесное человекам, ибо сами не входите и хотящих войти не допускаете.
* * * * *
Он же сказал ей: дщерь! Вера твоя спасла тебя; иди в мире…
* * * * *
Апостолам заповедал ничего не брать в дорогу, кроме одного посоха: ни сумы, ни хлеба, ни меди в поясе, но обуваться в простую обувь и не носить двух одежд. И сказал им: если где войдёте в дом, оставайтесь в нём, доколе не выйдете из того места.
* * * * *
При сём Иоанн сказал: Учитель! мы видели человека, который именем Твоим изгоняет бесов, а не ходит за нами; запретили ему, потому что не ходит за нами. Иисус сказал: не запрещайте ему, ибо никто, совершавший чудо именем Моим, не может вскоре злословить Меня. Ибо, кто не против вас, тот за вас. И кто напоит вас чашею воды во имя Мое, потому что вы Христовы, истинно говорю вам, не потеряет награды своей.
* * * * *
Уверовавших же будут сопровождать сии знамения: именем Моим будут изгонять бесов, будут говорить новыми языками; будут брать змей; и если что смертоносное выпьют, не повредит им, возложат руки на больных, и они будут здоровы.
* * * * *
В какой дом войдёте, сперва говорите: «мир дому сему». И если будет там сын мира, то почиет на нём мир ваш; а если нет, то к вам возвратится. В доме же том оставайтесь, ешьте и пейте, что у них есть; ибо трудящийся достоин награды за труды свои; не переходите из дома в дом. И если придёте в какой город, и примут вас, ешьте, что вам предложат. И исцеляйте находящихся там больных и говорите им: «приблизилось к вам Царствие Божие».
* * * * *
Горе вам, законникам, что вы взяли ключ разумения: сами не вошли и входящим воспрепятствовали.
* * * * *
Так всякий из вас, кто не отрешится от всего, что имеет, не может быть Моим учеником. Соль — добрая вещь, но если соль потеряет силу, чем исправить её?
* * * * *
Истинно говорю вам: кто не примет Царствие Божие, как дитя, тот не войдёт в него.
* * * * *
Истинно, истинно говорю вам: верующий в Меня, дела, которые творю Я, и он сотворит, и больше сих сотворит… Если чего попросите у Отца во имя Мое, то сделаю, да прославится Отец в Сыне. Если чего попросите во имя Мое, Я сделаю.
* * * * *
Симон же, увидев, что через возложение рук апостольских подаётся Дух Святой, принёс им деньги, говоря: дайте мне власть сию, чтобы тот, на кого я возложу руки, получал Духа Святого. Но Петр сказал ему: серебро твоё да будет в погибель с тобою; потому что ты помыслил дар Божий получить за деньги.
* * * * *
Хромой от рождения слушал говорившего Павла, который, взглянув на него и увидев, что он имеет веру для получения исцеления, сказал громким голосом: тебе говорю во имя Господа Иисуса Христа: стань на ноги твои прямо. И он тотчас вскочил и стал ходить.
* * * * *
Не мечтайте о себе.
* * * * *
Бог избрал немудрых мира, чтобы посрамить мудрых.
* * * * *
Одному даётся Духом слово мудрости; другому слово знания, тем же Духом; иному вера тем же Духом; иному дары исцелений тем же Духом; иному чудотворения…
* * * * *
Если я имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, то я никто.
* * * * *
Мы отовсюду притесняемы, но не стеснены; мы в отчаянных обстоятельствах, но не отчаиваемся.
* * * * *
Мы неизвестны, но нас узнают; нас почитают умершими, но вот, мы живы; нас наказывают, но мы не умираем.
* * * * *
Страшно впасть в руки Бога живаго.
* * * * *
Время близко.