Глава 6 Если только ноги не святы...

Глава 6

Если только ноги не святы...

9 июня 1986 года

Вопрос первый:

Возлюбленный Ошо,

Кажется невероятным, что столько западных стран оттолкнуло тебя. Но даже если так называемый демократический мир в конце концов тебя и примет, то как быть с Советской Россией и другими коммунистическими государствами? Пока и там не начнется великое пробуждение, мир, похоже, будет в опасности.

Это правда, что подавляющее большинство, с позволения сказать, демократических стран не обладают достаточной смелостью, чтобы выдать мне хотя бы туристическую визу. Это немалый мне комплимент. Никому еще за всю историю не была оказана такая честь.

Их религии, их морали, их культуре уже две тысячи лет, и они боятся человека, у которого нет никакой власти и который прибывает к ним на правах обычного туриста всего на каких-то три-четыре недели. Их паранойя сомнению не подлежит.

Они настроили себе замков из песка. И теперь одной волны моего присутствия будет достаточно, чтобы их снести. Если дело не в этом, то в чем еще? Как иначе турист, приехавший на три недели, будет способен разрушить традиции, которым вот-вот исполнится две тысячи лет; разрушить мораль, которую они вбивали в головы людей на протяжении двадцати столетий? Они признали свое поражение и заодно показали всем, что демократией у них и не пахнет. Они не чтят свободу слова, они не уважают индивидуальность. У них нет ни одной ценности, которую можно было бы охарактеризовать как демократическую. Они просто демонстрируют свою трусость.

Но я отнюдь не пессимист. Рано или поздно какое-нибудь демократическое государство наберется мужества и вопреки давлению пустит меня к себе. Так что я не особо тревожусь о Советском Союзе и других коммунистических странах хотя бы потому, что если мне удастся поднять уровень сознания в одном некоммунистическом государстве, Советский Союз тут же сам пригласит меня и моих людей к себе в гости.

Это чистое соревнование. Для них тут вопрос не только в том, чтобы накопить побольше ядерного оружия. Им не менее важно иметь более твердую и целостную индивидуальность. Если какое-нибудь демократическое государство позволит мне работать с его народом, то этого будет достаточно, чтобы в СССР увидели: раз другие народы готовы избавиться от предрассудков двухтысячелетней давности, то чем хуже Советский Союз? К тому же предрассудкам Советов еще нет даже двух сотен лет.

Если они поймут тот факт, что демократия западных стран фиктивна... на Западе только болтают о Боге, о душе, но доказательств что-то не видно. Я же могу предоставить в доказательство живых людей, которые настолько отличаются от людей обычных, что Советский Союз не позволит себе тащиться позади, потому что в противном случае он проиграет даже со всем своим ядерным арсеналом. Нужно лишь сделать религию фактом.

Я начал критиковать Библию из-за многих вещей, и в результате сейчас христианские теологи съезжаются на крупную конференцию в Европе -лучше поздно, чем никогда. Пусть не без лукавства, пусть они так и не назовут моего имени, так и не сознаются, что именно я был тем человеком, кто разнес в пух и прах их Библию, но сейчас они уже сами думают, как спасти ее святость и как истолковать ее глупости. Потому что теперь остается либо их отбросить, либо придумать какое-нибудь особое толкование, чтобы обманом удерживать народ еще немного дольше.

Они пойдут даже на то, чтобы избавиться от самого Бога - лишь бы спасти христианство. Они готовы отказаться от постулата о непорочном зачатии Иисуса - лишь бы спасти христианство. Но до сих пор в течение двух тысяч лет они продолжали упорствовать, что без Бога, без непорочного зачатия, без воскресения христианства быть не может; что это три отличительные черты всей их религии.

Им просто надо сохранить название - и они будут довольны. Бог, непорочное зачатие и воскрешение никого не волнуют. Эти нюансы можно истолковать так, чтобы они походили на притчи... Но ведь вплоть до самых наших дней в течение двух тысячелетий те же самые люди и их праотцы без конца зудели, что все это исторические факты.

Так что если отбросить свое прошлое способна двухтысячелетняя религия - это несложно, ничего невозможного здесь нет, - то коммунизму-то нужно избавиться всего от двух балластов: материалистического отношения и его следствия - веры в бездушие человека. Но кто-то должен доказать им их заблуждение. И если тысячи людей будут медитировать и полностью преображаться в духовном смысле, становиться новыми людьми, то Советский Союз не заставит себя долго ждать...

Сейчас я пытаюсь пробиться в демократические страны, но это не значит, что я забыл о Советском Союзе и дружественных ему государствах. Они сами пойдут следом, как только увидят, что медитация способна преображать людей и давать им новые ценности, сознание и свежесть.

Мне не придется проситься к русским. Они сами пригласят меня к себе, и вы ступите на их землю и измените их жизнь. Их культуре всего около ста лет. Это не так уж и много для одной культуры. Отбросить ее будет несложно, к тому же отбрасывать нужно всего-то два жалких представления: об исключительности материализма и об отсутствии духовности в существовании. Советам в этом смысле гораздо проще, чем христианам, индусам или мусульманам, которым предстоит отбросить миллион всяких сложностей. Религиозные нации из века в век копили свои суеверия и предрассудки. У Советского Союза есть только два предрассудка.

Мне лишь нужно, чтобы хоть одна страна набралась смелости и позволила бы мне провести масштабный эксперимент, чтобы я мог показать на примере, что духовность - это не выдумка, что просветление - это не фантазия. Доказательством должны послужить живые индивидуальности. Как только доказательство будет принято, Советы первыми позовут нас к себе -потому что для них это будет часть их соперничества. Они никому не позволят обскакать себя. Им безразлично, за чем они гонятся - за ядерными бомбами или за просветлением; все дело в соревновании. Для них вся жизнь - это бег наперегонки. И я вижу в этом большую надежду. Так что тревожиться не стоит.

Мы не можем говорить с ними напрямую. Они примут нас в штыки, потому что все их мировоззрение противоречит моему.

В странах, чье мировоззрение не противоречит полностью моим позициям... на самом деле, я могу укрепить их мировоззрение, оживить его, чтобы оно стало не мертвым прошлым, но живым настоящим. Но если Запад будет бояться, то и Советский Союз, понятно, не станет открывать перед мной свои двери. Поэтому я пока отложил русских в сторону.

Но как только какая-нибудь страна позволит мне поработать над собой, позволит моим людям прийти и проветрить у них воздух, принести к ним мир, тишину, спокойствие, любовь и сострадание, то Советы не будут настолько глупыми, чтобы все это не заметить. Их обусловленность совсем легка, и отбросить ее несложно.

Словом, о Советском Союзе можете не беспокоиться.

Вопрос второй:

Возлюбленный Ошо,

Вчера утром ты говорил о том, какое большое значение мы придаем тому, где и как далеко мы сидим по отношению к тебе во время беседы. Похоже, что мы не успокаиваемся по этому поводу, какими бы ни были обстоятельства и какие бы люди ни окружали нас. Обязательность суждений тоже симптоматична: она указывает на нашу потребность разделять окружающих людей на типы, чтобы сравнивать с ними самих себя и, следовательно, приходить к какому-то заключению о том, что мы собой представляем.

Не мог бы ты поговорить о различиях между нескончаемой алчной борьбой за обладание личностью - пусть временной и полной предрассудков, - и поиском духовного, разгадыванием загадки «кто я»?

Человек уже очень давно борется за лучшее место под солнцем. Это, наверное, его наследство от предков из животного мира. Место дает власть, дает отождествление. Когда вы сидите впереди всех, вам кажется, что вы важнее, чем те, кто сидит позади вас.

Но пока вы здесь со мной, вам придется отказаться от своего животного наследства. Будьте людьми. Вместо того чтобы зависеть от одного места, сделайте полный оборот: пусть лучше любое место, где бы вы ни присели, будет иметь особое значение. Ради чего придавать повышенное значение какому-то конкретному месту и тем самым умалять собственное значение и ставить себя в зависимость от него? Имейте же немного самоуважения - а самоуважение никак не связано с тем, что вам удалось всех растолкать и усесться впереди. Самоуважение имеет отношение к вашему внутреннему пониманию, к пониманию того, что, где бы вы ни находились, вы есть вы, и вы принимаете себя. Таким образом, любое место, которое занимает ваше тело, обретает важное значение просто потому, что вы на нем сидите.

Если одна история о великом мистике по имени Нанак, основателе религии сикхов. При жизни он много и долго путешествовал. И в своем отношении он был очень щедр; он позволял всем желающим войти в его мир. Даже мусульмане принимали его приглашение, даже индуисты и люди самых разных религий становились частью его мира. Это был неимоверно вдохновенный человек.

Однажды он решил посетить мусульманскую святыню, Каабу. Считается, что каждый правоверный мусульманин хоть раз в жизни, но должен увидеть Каабу собственными глазами, иначе он упустит нечто очень значительное. Поэтому даже самые бедные из мусульман будут копить деньги на паломничество. Они будут голодать, но деньги накопят. Они продадут свои дома, свои земли и паломниками отправятся к Каабе. Увидевшие Каабу высоко почитаются.

Это паломничество называется хадж, что значит «путь к истокам». Именно возле Каабы Магомет впервые объявил основные догматы своей религии. И человек, дошедший до Каабы, получает титул «хаджи», что примерно означает «святой».

Нанаку вовсе не нужно было идти к Каабе, ведь он не был мусульманином. Но, с другой стороны, он никогда и не причислял себя к индуизму или какой-либо другой религии. Но к Каабе шли миллионы паломников, поэтому Нанак решил, что и ему неплохо было бы туда наведаться и заодно пообщаться с таким количеством народа.

Так он отправился к Каабе. Путь был долгим, и когда он добрался до места, было уже темно, солнце село, и Нанак со своим спутником Марданой... Это был великолепный дуэт. Мардана, ученик Нанака, был гениальным музыкантом. Мардана играл на своих инструментах, а Нанак пел песни, в которых и заключались его учения. И так эти двое прославились. Мардана был мусульманином. Мастер-индус и ученик-мусульманин, но связь между ними была настолько прочной, что религия отошла на второй план.

Нанак сказал Мардане:

- Сейчас нам надо отдохнуть. Завтра пойдем к людям.

Когда они ложились на боковую, Мардана заметил:

- Мастер, так нельзя: ты ложишься ногами к Каабе. Это неслыханно.

Нанак сказал:

- А что, по-твоему, Нанак каждый день приходит к Каабе? Это тоже неслыханно и никогда не будет слыханно. Так что давай-ка не ворчи, а делай как я.

Бедный Мардана, будучи мусульманином, знал, что поступает совершенно неподобающе, но видя, что так делает мастер... В общем, хоть и с тяжелым сердцем, но он тоже лег ногами к Каабе, причем расположились они буквально у стен храма Каабы.

Кто-то увидел их и сообщил первосвященнику. Священник явился с вооруженной охраной. Их разбудили. Священник сказал Нанаку:

- Говорят, ты святой человек. Но какой же ты святой? Ты не знаешь даже такой простой вещи, что Кааба - это самое святое место в мире, а ты лег к нему ногами!

Нанак ответил:

- Да, Мардана, мой ученик, так мне и сказал, что это святейшее место на земле. Но вся беда в том, что где бы ни оказались мои ноги, земля там окажется святой. Дело не в месте, а в моих ногах - они освятят что угодно. Если не веришь, попробуй сам: можешь повернуть мои ноги куда захочешь.

До этого момента история кажется мне вполне правдивой. Дальше начинается ее метафорическая часть, хоть и не менее важная и значимая, и завершающая то, что факты завершить бы не смогли. Священник поворачивал лежащего Нанака за ноги во все стороны, и, ко всеобщему удивлению, Кааба поворачивалась вместе с ногами Нанака. Они и так его вертели, и сяк, а Мардана просто опешил. Нанак же вовсю веселился и кричал:

- Давайте-давайте! Крутите во все стороны! Все дело во мне, но куда же мне девать мои ноги? Любое место свято! Все бытие божественно!

Тогда священник сам коснулся ног Нанака и взмолился:

- Будь милостив, прости меня. Сюда приходили многие, но среди них не было никого вроде тебя. Еще ни разу мы не видели, чтобы Кааба поворачивалась вместе с человеческими ногами. Но зачем же ты пришел сюда?

- Я пришел, чтобы показать вам всем, что святость - это не Кааба, - сказал Нанак. - Если только ваши собственные ноги не святы, ничто не свято. Но вы молитесь камню и думаете, что молитесь какой-то святыне.

Куда бы вы ни сели и куда бы вы ни пришли, именно ваше присутствие должно освятить место, но не наоборот. Незачем гадать, какое место свято, а какое нет. Неужели вам не ясно, что так вы ставите место выше себя? Это самоосуждение. Вы себя не уважаете.

И та же история повторяется повсюду. Человек становится президентом страны и думает, что он пришел к наивысшей цели. Но быть президентом или премьер-министром просто означает, что вы занимаете определенное место, но нисколько не растете. Если бы вы создавали собой центр в совершенно любом месте, то вот это был бы рост.

Цените же себя, принимайте себя. Во всяком случае, пока вы здесь со мной, вы должны в совершенстве постичь эту науку, и ничто другое не должно вас волновать. Я одинаково доступен как для сидящих в задних рядах, так и для занимающих места впереди. Мое присутствие заполняет эту комнату целиком. Я отдаю себя всем вам в равной степени. Теперь дело уже за вами - принимать меня или нет. Если вас заботят только обыденные вещи вроде того, где вы сидите: в первом ряду, во втором или, не дай бог, в третьем, - то так вы сами себя закрываете.

Откройтесь же и радуйтесь, что вы здесь, рядом со мной.

Никогда не волнуйтесь по пустякам. Самое главное - чтобы вы были восприимчивыми ко мне. Попробуйте. И чем более вы чувствительны... Однажды вы, к собственному удивлению, обнаружите, что ваше тело сидит в заднем ряду, а сами вы - впереди. Другой же человек телом будет под самым моим носом, но сам он останется где-то сзади. Все будет зависеть от большей или меньшей восприимчивости.

Никогда не забывайте, что все проблемы заключаются только в вас самих. Не надо их ни на кого сваливать - мол, я сижу во втором ряду вон из-за того придурка. Если вы даже не можете забыть, где вы сидите, то как вы собираетесь впустить меня к себе в душу? Будьте же восприимчивыми и открытыми. Я же одинаково отрыт для каждого. А где кто из вас сидит, поверьте, значения не имеет.

Вопрос третий:

Возлюбленный Ошо,

Недавно в своей статье Стивен Джей Гулд сказал: «Определенность в науке недостижима». Ошо, неужели современный человек наконец демонстрирует признаки взросления?

То что говорит Стивен Джей Гулд - это явно признак зрелости, и некоторые люди, хоть и очень немногие, действительно потихоньку взрослеют. Но для начала хорошо и это. За ними последуют другие. Индийский мистик Махавира еще двадцать пять столетий назад сказал: «Ни в чем нет определенности. Определенность вообще не существует». Тем самым он немало озадачивал своих слушателей, потому что говорил он очень странно: перед каждой фразой или изречением он добавлял слово «сыят», что означает «возможно». Оно предназначено, чтобы избегать определенности, потому что ваши умы чересчур упорно пытаются найти себе твердую опору.

Спросите Махавиру о чем угодно, и он скажет: «Возможно». Он оставит вас в неопределенности, потому что «возможно» не означает ни «да», ни «нет». «Возможно» означает «да-нет». Слово «да-нет» - это изобретение одного современного логика.

Глядя на научные исследования, которые сегодня все более тяготеют в сторону вероятности... Ведь то, что определенно в данный момент, в следующий станет неопределенным, потому что жизнь - это течение, перемена. Изменяется все, за исключением перемены. Ни в чем нельзя быть уверенным. Трусов это очень пугает, потому что они всегда цеплялись за свои, как они полагали, абсолютные и высшие истины.

И вот этот логик придумал особое слово, которое как бы встало между «да» и «нет». И «да», и «нет» несут в себе определенность: в первом случае - положительную, во втором - отрицательную. Поэтому он и придумал свое слово - «да-нет». Уже само его звучание снимает всякую определенность. Вы тут же уточняете: «Так что вы все-таки имеете в виду: да или нет?» А вам говорят: «Да-нет». «Да-нет» - это и ни «да», и ни «нет», а оба сразу.

Жизнь все время движется и меняется. Она разрывается между «да» и «нет», между положительным и отрицательным, между днем и ночью, между жизнью и смертью.

Махавира уже две с половиной тысячи лет назад нашел слово «сыят». Спросите его про Бога, он скажет: «Возможно». Но что это за ответ? Либо Бог есть, либо его нет совсем - вот так работает наш ум, вот так его воспитали. Вы спрашиваете кого-нибудь: «Ты там, ты в комнате?» - и вам ответят: «Возможно». Как вы это воспримете?

«Возможно» Махавиры гораздо ближе к реальности, потому что тело человека может находиться в комнате, но его самого может там и не быть -может, он где-то в миллионах световых лет отсюда. Как же ему сказать «да»? Как быть с умом? И как ему сказать «нет»? Как насчет тела? Поэтому он скажет «возможно» и оставит выбор за вами. Это не тот случай, когда можно ограничиться положительным или отрицательным. Нужно и то, и другое.

В начале двадцатого века наука была очень определенной. Собственно, в этом и было ее значение. Философия - туманна, религия - вообще выдумана, наука - определенна. Два плюс два всегда четыре. Такова была ситуация в самом начале века. И вплоть до двадцатого столетия ученые просто горой стояли за определенность, потому что раньше наука была очень поверхностна, глубокие исследования не проводились.

Теперь же наука зарылась в поиск настолько глубоко, что для ее понимания сегодня необходимо обладать очень острым умом. Чтобы увидеть, насколько сложной стала современная наука, достаточно взять одну из самых сильных работ по математике - «Основы математики» Бертрана Рассела. На двухсот шестидесяти пяти страницах этой книги Рассел доказывает, что два плюс два и в самом деле равняется четырем. Двести шестьдесят пять страниц, которые никто не читает, потому что осилить их под силу только математикам.

При всем этом Бертран Рассел не был в силах работать над своей книгой в одиночку, ведь он не был профессиональным математиком - он был философом, он вынашивал философские идеи касательно математики, - так что он сотрудничал с ученым по имени Уайтхед, который тоже имел философский склад ума и разбирался и в философии, и в математике.

И они сообща потратили долгие годы на написание «Основ математики», книги, которую никто не читает. Два гения потратили впустую немало лет. Эта растрата очевидна даже ребенку: двести шестьдесят пять страниц мощной логической аргументации, и все это ради каких-то «два плюс два равно четыре»! Эта книга была написана в начале века. Сегодня она уже никому не нужна.

Они изрядно потрудились. Вот вам, например, просто известно, что два плюс два будет четыре, но они доказали это равенство со всех возможных сторон. Но математики современности утверждают, что два плюс два - это вовсе не обязательно четыре. Иногда это может быть пять, а иногда - три. Все зависит от обстоятельств.

Их доводы глубоки, но вполне понятны. Они рассуждают так: утверждение, что если к двум прибавить два, то в результате получится цифра четыре, традиционно считалось непоколебимой истиной, потому что мы забыли об одном важном моменте - ведь все эти цифры не существуют, они выдуманы. Два стула и еще два стула - это реальность, но просто два и еще просто два?.. Вы когда-нибудь встречали цифру в природе? Господин Один пошел в магазин. Вся математика - это продукт людского воображения.

Новая же математика пытается установить связь с реальностью, но отсюда появляются сложности. В реальности два одинаковых предмета, на самом деле, не в точности одинаковые. Что уж говорить о четырех? Например, если есть две женщины и еще две женщины, то нельзя из них сделать четыре, потому что каждая из них по-своему особенна. Чтобы сложить четыре разных человека, нужно просто воспринимать их как четыре равные единицы, но это неправильно.

В реальности все зависит от обстоятельств. Иногда один человек может равняться сразу всему миру: Сократ, Будда, Эйнштейн - каждый из них может в одиночку стать целым человечеством или даже больше, потому что остальное человечество никак себя не проявляет, а они поодиночке подарили миру свое огромное видение всего сущего. Нельзя считать таких людей единицами, равными первому встречному; это будет неверно, потому что так вы не принимаете в расчет качество.

Но тут все усложняется. В общем, для обычных мирских дел два плюс два - это по-прежнему четыре, но с точки зрения экстраординарного понимания два плюс два может быть и пять, и три, и вообще что угодно, в зависимости от ситуации.

Старая математика свое отжила, былой определенности больше нет.

Евклидова геометрия имела определенность, и в этом была ее красота. Там не было и намека на неустойчивость - настолько ясными были все определения. Кратчайшее расстояние между двумя точками - это прямая линия. Но это чистая абстракция, потому что если вы на самом деле захотите провести совершенно прямую линию, то у вас ничего не выйдет.

Так что сегодня создается неевклидова геометрия, утверждающая, что прямых линий вообще не бывает. Вот, например, вы прочертите линию на полу в этой комнате, но ведь пол - это часть круглой земли. Если продолжить эту линию с обоих концов, то рано или поздно концы сомкнутся и образуют круг. Если прямая линия в результате становится кругом, то она и с самого начала не была прямой - она была дугой, частью круга; просто это была настолько незначительная часть настолько гигантского круга, что вы невольно впали в заблуждение определенности.

Прямых линий не бывает. Все евклидовы определения оказались ложными. В абстракции они верны, но в реальности никуда не годятся; между тем, современная наука старается подойти к реальности как можно ближе.

Именно поэтому я говорю, что она приближается вплотную к реальности со многих сторон и тем самым , даже о том не подозревая, соглашается с мистиками, потому что мистики тоже старались именно приблизиться к реальности и уйти от иллюзий. Разными путями они приближаются к одной реальности. И когда путь к реальности пройден, человек либо замолкает -потому что любые слова кажутся неверными, - либо начинает высказываться туманно, вроде Махавиры: «Возможно, да, а возможно, и нет», - одновременно выдавая в качестве аргумента и положительное, и отрицательное, в то время как в повседневности такая парадоксальность вызовет непонимание.

Махавира не мог повлиять на многих, и главным образом потому, что он родился на двадцать пять столетий раньше своего времени. Эйнштейн бы нашел с ним общий язык. Махавира не был математиком, но озвучил он в точности ту же самую теорию относительности. Глупо утверждать, что такой-то человек обладает высоким ростом до тех пор, пока ему будет некого противопоставить, потому что в природе нет такой вещи, как высокий рост - есть только сравнения. Если рядом с ним поставить какого-нибудь пигмея-карлика, тогда он будет высоким.

Есть одна древняя поговорка: верблюды не любят шастать по горам. Я не знаю, о чем вообще думают верблюды, но можно быть уверенным, что они не карабкаются в горы. Они живут в пустынях, где нет никаких гор. Но те люди, кто придумал эту поговорку, несомненно, были лучше осведомлены. Верблюды не любят шастать по горам, потому что рядом с горами они чувствуют себя неполноценными.

Совсем недавно Фрейд сделал открытие: верблюды всегда знали, что в горы им лучше не соваться, потому что там легко можно нажить себе комплекс неполноценности, а избавиться от него потом чрезвычайно сложно. Спокойней оставаться в пустыне, где выше, стройнее и больше тебя никого нет. Разве не лучше пожинать плоды мании величия? Зачем бестолку ходить в эти чертовы горы?

Все, что мы говорим - относительно, и эта относительность меняется, потому что, как я уже вам сказал, жизнь - это течение.

Как-то я рассказывал вам историю о Мулле Насреддине и его замечательном домике в горах. Время от времени, уставая от мирских дел, он заявлял:

- Все. Я ухожу в горы. На три, на две, на четыре недельки.

Но он никогда не был последователен. Он уходил на три недели, но уже на четвертый день возвращался домой.

Друзья недоумевали:

- Раз ты собираешься вернуться обратно через четыре дня, зачем же ты врешь? Мы же не стали бы чинить тебе препятствия, если бы сразу узнали, что ты вернешься через четыре дня. Это же твой дом - можешь приходить и уходить, когда захочешь, можешь оставаться сколько пожелаешь. Почему же ты без конца уверяешь нас... Ты еще ни разу не вернулся точно в тот день, когда собирался.

Мулла взялся объяснять:

- Вы не знаете, как все на самом деле. У меня там в домике в горах работает ужасно некрасивая женщина. Она там присматривает за хозяйством, убирается, готовит все к моему приезду.

Друзья удивились:

- Но как это связано с твоими «на пару неделек», «на три недельки»?

- Так вот слушайте. Когда я только приезжаю, я смотрю на нее и вижу настоящую уродину. И я заранее для себя прояснил, что как только она покажется мне красивой, в тот же день я уезжаю. Я говорю себе: «Мулла, пора двигать». В общем, от этого все и зависит. Но я же не знаю, когда она вдруг покажется мне красивой. Никогда не знаешь точно, когда начнешь скучать по женскому теплу: иногда через четыре дня, иногда через семь. Я знаю одно — и мне пришлось договориться с собой на этот счет, что как только эта женщина начинает меня привлекать, я говорю себе: «Мулла, самое время. Спасайся! Это все та же самая баба!» И тогда я хватаю мои шмотки и сматываюсь, потому что останься я еще хоть на чуток, то могу и не вернуться. А эта тетка ну такая уродина! Но спустя три-четыре дня ты привыкаешь и к ней, женщина есть женщина, соседка, подруга, вокруг больше ни души, только она одна - меняются все представления.

Таким образом, одну и ту же женщину один и тот же мужчина сначала назовет уродиной, а спустя всего неделю - королевой красоты. Это и есть то самое «да-нет». Лучше не говорить ни «да», ни «нет». Пусть суждение останется неясным и неопределенным.

Наука, определенно, взрослеет. Пока человек медлит, но есть надежда, что и он тоже повзрослеет. Как только это случится, все религии исчезнут, потому что все это просто детский сад. Все политические деятели - обычные клоуны, вот кто они. Хитрые, лицемерные убийцы и душегубы - вот кто они. Если человек повзрослеет, то изменится все видение жизни. Наука, несомненно, взрослеет. Но неприятно то, что преобладающее большинство людей понятия не имеют ни о новейших открытиях ученых, ни о древних открытиях мистиков.

Задача всей моей жизни - сблизить мистицизм и научный подход. Мне бы очень хотелось, чтобы однажды, когда наука по-настоящему созреет, различие между мистицизмом и наукой попросту исчезло. Мистики и ученые заговорят на одном языке. Просто мистицизм будет говорить о внутренней реальности человека, наука будет говорить о его внешней реальности, но язык у них будет общий. И между ними установится безграничное понимание. Между ними больше не будет споров - им просто неоткуда будет взяться.