Глава 21 Духовное просвещение

Глава 21

Духовное просвещение

10 сентября 1976 г. Зал Будды Гаутамы, г. Пуна, Индия

Будда сказал:

Посмотри вверх на небеса, затем вниз на землю, и они напомнят тебе о их мимолетности.

Посмотри на мир — и он напомнит тебе о его мимолетности. Но, когда ты обретешь духовное просветление — ты обретешь мудрость. Обретенная таким образом мудрость тотчас выведет тебя на путь.

Будда сказал:

Ты должен подумать о четырех элементах, из которых состоит тело. Каждый из них имеет свое название, и там нет вещи, называемой «эго», — оно похоже на мираж.

Я вспоминаю роковой день — 21 марта 1953 года. Множество жизней я работал, работал над собой, боролся, делал абсолютно всё, что было возможно, — и ничего не происходило.

Теперь я понимаю, почему ничего не происходило. Само усилие было препятствием, сама лестница мешала, самое желание искать было препятствием. Этого нельзя обрести при помощи поиска. Поиск необходим, но потом мы приходим в точку, где нужно отбросить и поиск. Чтобы переплыть реку, нужна лодка, но потом приходит момент, когда вы должны выйти из лодки, оставить ее и забыть о ней. Усилие нужно, без усилия — ничто не возможно. Но ничего нельзя достичь одним только усилием.

Лишь незадолго до 21 марта, за семь дней до того дня, я перестал работать над собой. Наступает момент, когда ты видишь полную бесполезность усилия. Ты сделал всё что мог — и ничего не произошло. Ты сделал всё, что в силах человеческих. Что ты можешь еще сделать? В абсолютной беспомощности человек опускает руки.

И в тот день, когда я отбросил поиск, в тот день, когда я ничего не искал, в тот день, когда я даже не ожидал, что случится что-либо,— всё и началось. Возникновение новой энергии — из ниоткуда. У нее не было источника. Она шла из ниоткуда и отовсюду. Она была в деревьях, в камнях, в небе, и в солнце, и в воздухе — везде. А я столько думал, я думал, что она очень далеко, а она была так близко, так близко.

Именно потому, что я искал, — я был неспособен разглядеть то, что рядом. Ищут всегда вдалеке, ищут всегда на расстоянии — а оно было недалеко. Я искал вдали и пропустил то, что вблизи. Мои глаза были направлены далеко за горизонт, они потеряли способность видеть то, что близко, то, что окружает.

В тот день, когда я прекратил прилагать усилия, прекратился и я сам. Потому что невозможно существовать без усилий, невозможно существовать без желаний, невозможно существовать без борьбы.

Феномен эго, личности — это не вещь, а процесс. Это не вещество, которое в вас сидит; вам приходится создавать его каждую секунду. Это похоже на велосипед. Когда вы крутите педали — он едет, если перестаете — останавливается. Он может проехать еще немного по инерции, но, в тот момент, когда вы перестаете крутить педали, он уже начинает останавливаться. У него больше нет энергии, нет энергии, чтобы продолжать движение. И он падает.

Эго существует потому, что мы крутим педали желаний, потому что мы продолжаем чего-то добиваться, потому что мы пытаемся прыгнуть вперед себя, прыгнуть в будущее. Прыжок в несуществующее и создает эго. А поскольку это будущее происходит из несуществующего — оно похоже на мираж. Оно состоит только из желаний и ни из чего больше. Оно состоит только из жажды.

Эго — не в настоящем, оно в будущем. Когда вы в будущем — эго кажется очень даже существенным. Когда вы в настоящем, эго — лишь мираж, оно начинает исчезать.

В тот день я прекратил искать... Хотя неправильно сказать, что я перестал искать, лучше сказать, что в тот день прекратился мой поиск. Позвольте, я повторю: лучше сказать, что в тот день прекратился мой поиск. Потому что, если я что-то прекращаю, я — опять здесь. Итак, я стал прикладывать усилия, чтобы остановиться, остановка стала моим желанием, а желание переходит в очень тонкое существование.

Вы не можете остановить желание, вы можете только понять его. В самом понимании — остановка. Запомните: никто не может перестать желать, а действительность начинается только тогда, когда прекращается желание.

Вот это — дилемма. Что же делать? Желание есть, и Будда говорит, что желание должно прекратиться, а в следующем откровении сказано, что невозможно перестать желать. И что же делать? Не ставьте людей перед дилеммой. Они желают — это естественно. Вы говорите, что это нужно прекратить,— хорошо. А затем вы говорите, что это нельзя прекратить. Так что же надо сделать?

Желание должно быть осознанно. Только поняв его, вы сможете осознать его бесполезность. Необходимо правильное восприятие, необходимо немедленное проникновение. Посмотрите на желание, поймайте, что оно собой представляет, и вы увидите его ложность, и вы увидите его несущественность. И желание отпадет, и что-то еще пропадет вместе с ним.

Желание и личность существуют совместно, они скоординированы. Эго не может существовать без желания, желание не может существовать без эго. Желание — проекция эго, эго — это инъекция желания. Они вместе, два аспекта одного феномена.

В тот день, когда желание прекратилось, я почувствовал себя лишенным надежды и беспомощным. Потому что, если нет будущего, нет надежды. Надеяться не на что, потому что доказано, что все надежды бесполезны, что они ведут в никуда. Вы ходите по кругу. Они висят над вами, они продолжают создавать новые миражи, они зовут тебя: «Иди сюда, беги скорей, и ты достигнешь». Но, как бы быстро ты ни бежал — достичь невозможно.

Вот почему Будда называет это миражом. Это похоже на горизонт. Он виден, но его нет. Когда ты идешь — и он идет, убегая от тебя. Чем быстрее ты бежишь — тем быстрее он удаляется. Чем медленнее ты идешь — тем медленнее удаляется и он. Но одно точно: расстояние между тобой и горизонтом всегда остается абсолютно одинаковым. Невозможно сократить расстояние до горизонта ни на дюйм.

Невозможно сократить расстояние между собой и надеждой. Надежда — это горизонт. Ты пытаешься соединиться с горизонтом, с надеждой, с проекцией желания. Желание — это мост, мост мечты: потому что горизонт не существует, потому что невозможно построить к нему мост, о таком мосте можно только мечтать. Нельзя соединиться с несуществующим.

Желание прекратилось в тот день, когда я разглядел и осознал, что оно просто бесполезно. Теперь я был лишен надежды и беспомощен. Но в тот самый момент что-то начало происходить.

В вашей безнадежности — единственная надежда, а в вашем отсутствии желаний — единственное их исполнение, и в вашей ужасной беспомощности всё сущее начинает вам помогать.

Оно в ожидании. Когда оно видит, что вы над собой упорно работаете, оно не проявляется. Оно ждет. Оно может ждать бесконечно, потому что не торопится. Оно — вечность. В момент, когда вы не в себе, в момент, когда вы прекращаете, в момент, когда вы исчезаете, всё сущее спешит к вам и входит в вас. И тогда впервые начинает что-то происходить.

Семь дней я жил в том безнадежном и беспомощном состоянии, но в это время что-то росло. Когда я говорю, что был «безнадежен», — я имею в виду не то, что понимаете под словом «безнадежность» вы. Я просто хочу сказать, что во мне не было надежды. Надежда отсутствовала. Я не говорю, что был лишен надежды и уныл. На самом деле я был счастлив, я был очень спокоен и собран. Безнадежен, но в совершенно новом значении. Не существовало надежды — поэтому не существовало и безнадежности. И то и другое — исчезло.

Безнадежность была абсолютной и совершенной. Исчезла надежда, а вместе с ней исчезла и ее противоположность — безнадежность. Это был совершенно новый опыт — быть без надежды. Это не было негативным состоянием. Это было абсолютно позитивно. Это было не просто отсутствие, чувствовалось присутствие чего-то. Что-то прорастало во мне, что-то заполняло меня.

Когда я говорю, что был беспомощен — я не имею в виду словарное значение этого слова. Я просто говорю, что был безличен. Вот что я имею в виду, когда говорю «беспомощен». Я осознал тот факт, что меня нет, и поэтому я не могу зависеть от себя, не могу стоять на своей позиции — подо мной просто нет позиции. Я в пучине... в бездонной пучине. Но страшно не было, потому что уже некому было бояться.

В течение этих семи дней произошла грандиозная трансформация, полная трансформация. И в последний день присутствие совершенно новой энергии, нового света и нового восхищения стало столь сильным, что было просто непереносимо, как если бы я взрывался, как если бы я сходил с ума от полного блаженства. У нового западного поколения есть подходящее для этого слово: я не просто блаженствовал, я был под самым настоящим кайфом.

Было невозможно разобраться в том, что происходило. Это был совершенно неразумный мир — его сложно было описать словами, сложно было разбить на категории, сложно использовать слова, языки, определения. Все описания омертвели, и все слова, которые можно было бы использовать для описания этого опыта, казались очень бледными и слабыми. А это было таким живым! Оно было похоже на прилив волны блаженства.

Весь тот день был странным, ошеломляющим, и это был сокрушительный опыт. Прошлое исчезало, как будто бы это было не со мной, а я это где-то прочел, или оно мне снилось, или как будто это была чья-то история, которую я просто услышал. Или которую мне рассказали. Я освобождался от своего прошлого, я выкорчевывал свою историю, я терял автобиографию. Я становился тем существом, кого Будда называл анатта. Границы исчезали, различия стирались.

Сознание исчезало, оно было за миллионы миль от меня. Его было трудно ухватить и удержать, оно спешило, удалялось всё дальше и дальше, и не было никакой нужды его удерживать. Мне это было всё равно. Всё было хорошо. Не было нужды продолжать прошлое.

К вечеру это стало трудно выдерживать — это ранило, это было очень больно. Это было похоже на то, как женщина рожает; ребенок должен родиться, и женщина испытывает страшную боль — родовые муки.

В то время я ложился спать около двенадцати или часа ночи, но в тот день бодрствовать было невозможно. Мои глаза закрывались, было трудно держать их открытыми. Должно было случиться что-то неминуемое. Сложно сказать, что,— может быть, моя смерть...— но было не страшно. Я был готов. Те семь дней были настолько прекрасны, что я был готов умереть, мне больше ничего не было нужно. Они были настолько восхитительны, я был настолько удовлетворен, что, если бы пришла смерть, я был бы рад ей.

Но что-то должно было случиться — что-то вроде смерти, что-то очень радикальное — то, что будет либо смертью, либо вторым рождением, распятием или воскресением, но что-то необычайно важное было вокруг, буквально за углом. И было невозможно открыть глаза. Я был словно одурманен.

Я лег спать около восьми вечера. Но это не походило на сон. Теперь я понимаю, что имеет в виду Патанжали, когда говорит, что сон подобен самадхи. С одним только различием: в состоянии самадхи вы одновременно и спите и бодрствуете. Сон и бодрствование — вместе, тело целиком расслаблено, каждая клеточка тела полностью расслаблена, все функции ослаблены, и всё же свет бодрствования горит в вас, ясный и четкий. Вы осознаете всё, и всё же расслаблены, вы свободны, но полностью активны. Тело находится в глубоком сне, а сознание — на пике. Горный пик сознания и долина тела — встречаются.

Я заснул. Это был очень странный сон. Тело спало, а я бодрствовал. Это было настолько странно — как будто я был разделен на две части, на два измерения; как будто объединились полярности, как будто я был одновременно двумя полюсами... встретились плюс и минус, сон и явь, жизнь и смерть. Это — момент, когда можно сказать, что «создатель и создание встречаются».

Это было сверхъестественно. Впервые в жизни я был потрясен до глубины души, это перевернуло все мои устои. После такого уже невозможно быть прежним, это вносит новое видение жизни, новое качество.

Приблизительно около двенадцати мои глаза внезапно открылись, но я не открывал их. Сон был чем-то нарушен. Я чувствовал присутствие вокруг меня в комнате чего-то огромного. Комната казалась очень маленькой. Я чувствовал вокруг себя пульсирующую жизнь, сильнейшую вибрацию — почти как ураган, бурю света, радости, экстаза. Я тонул в нем.

Это было таким ошеломляюще реальным, что всё остальное стало нереальным. Стены комнаты стали нереальными, дом стал нереальным, мое собственное тело стало нереальным. Всё было нереально, потому что теперь впервые настала реальность.

Именно поэтому, когда Будда и Шанкара говорят, что мир — майя, мираж, нам это трудно понять. Поскольку мы знаем только этот мир, нам не с чем сравнить. Здесь — единственная реальность, которую мы знаем. О чем говорят эти люди, это — майя, иллюзия? Это — единственная наша реальность. Пока вы не узнаете действительно реальное, вы не сможете понять их слова, слова остаются теоретическими. Они похожи на гипотезы. Возможно, этот человек представляет философию «мир нереален».

Когда Беркли на Западе сказал, что мир нереален, он прогуливался с одним из друзей, очень логичным человеком. Друг был почти скептиком. Он поднял камень с дороги и больно ударил Беркли по ноге. Беркли закричал, у него пошла кровь, а скептик сказал: «И теперь мир нереален? Ты снова скажешь, что мир нереален? Тогда почему ты кричал? Этот камень нереален? Тогда почему ты кричал? Тогда почему ты держишься за ногу и почему на твоем лице так много боли и мучения? Прекрати! Ведь всё — нереально».

Такой тип человека не сможет понять, что подразумевает Будда, когда говорит, что мир — мираж. Он вовсе не подразумеваем, что вы можете пройти через стену. Он не говорит, что вы можете есть камни, и что не будет никакого различия, хлеб ли вы едите или камни. Этого он не говорит.

Он только говорит, что есть настоящая реальность. Когда вы узнаете ее, эта так называемая реальность просто побледнеет, станет нереальной. Сравнение возникает лишь после того, как увидишь высшую реальность, и не иначе.

Когда вы спите, вы видите сны и они для вас — реальны. Вы видите сны каждую ночь. Сон — одно из самых важных действий, которые вы совершаете. Если вы живете шестьдесят лет, двадцать из них вы спите и почти десять лет вы — видите сны. Десять лет в своей жизни вы смотрите сновидения. Десять лет непрерывных сновидений — только подумайте об этом. Каждую ночь... И каждое утро вы говорите, что всё это было нереально, а ночью, когда вы спите, сон становится реальным.

Во сне так трудно помнить, что это — сон. Но утром это легко. Что же происходит? Ведь вы — тот же самый человек. Во сне же есть только одна реальность. Как сравнить? Как можно сказать, что это — нереально? По сравнению с чем? Это — единственная реальность. Одно столь же нереально, как и другое, значит, не может быть никакого сравнения. Утром, когда вы открываете глаза, возникает другая реальность. Теперь вы можете сказать, что всё было нереально. По сравнению с этой реальностью сон становится нереальным.

Существует пробуждение, и, по сравнению с той реальностью и тем пробуждением, вся эта реальность становится нереальной.

Той ночью я впервые понял значение слова «майя». Не то чтобы я не знал это слово прежде, не то чтобы я не знал его значения. Как и вы, я тоже знал значение слова, но я никогда не понимал его прежде. Как можно понять без опыта?

Той ночью другая реальность открыла мне дверь, мне стало доступно другое измерение. Внезапно она оказалась здесь, другая реальность, отдельная реальность, настоящая реальность, как бы вы ее ни назвали — назовите это Богом, назовите это правдой, назовите это дхарма, назовите это дао или как угодно по-другому. Это было неназванным. Но оно там было — столь непроницаемо, и столь отчетливо, и еще столь вещественно, что его можно было коснуться. Оно почти душило меня тогда, в той комнате. Его было слишком много, и я еще не был готов к поглощению его.

Мне ужасно захотелось убежать, умчаться из комнаты, выйти под открытое небо — меня всё душило. Его — слишком много! Оно убьет меня! Если бы я остался еще на несколько мгновений, оно, скорее всего, задушило бы меня. Я выскочил из комнаты, вышел на улицу. Мне страшно хотелось быть под небом со звездами, с деревьями, с землей... с природой. И как только я вышел, чувство удушения исчезло. Та комната была слишком маленькой для столь большого явления. Оно было больше неба. Даже учитывая то, что небо бесконечно. Но потом я почувствовал себя лучше.

Я пошел к ближайшему саду. Это была совсем новая прогулка, как будто исчезло тяготение. Я шел, или бежал, или просто летел — понять было трудно. Не было никакого притяжения, я чувствовал себя невесомым — как будто меня подхватила какая-то энергия. Я был во власти некой другой энергии.

Впервые я не был одинок, впервые больше не был индивидуумом, впервые я был каплей в океане. Теперь целый океан был моим, а я был океаном. Не было никакого ограничения. Появилась огромная энергия, как будто я мог теперь сделать всё, что угодно. Меня там не было, была только энергия.

Я дошел до сада, где гулял каждый день. Сад был закрыт, закрыт на ночь. Было слишком поздно, это был почти час ночи. Садовники крепко спали. Мне пришлось лезть в сад как вору, пришлось забираться на ворота. Но что-то тянуло меня в сад. Я не мог преодолеть себя. Я плыл по течению.

Вот что я имею в виду, когда говорю снова и снова: «Плывите по течению, не сопротивляйтесь реке». Я был расслаблен, всё меня отпустило. Меня — не было. Там было это, если назовете это Богом — это был Бог.

Я хотел бы назвать его это, потому что Бог — слишком человеческое слово, оно стало слишком грязным от частого использования, слишком многие люди его испачкали. Христиане, индуисты, мусульмане, священники и политические деятели — все они извратили красоту слова. Поэтому позвольте мне называть его это. Это было там, а меня унесло, унесло приливной волной.

В момент, когда я вошел в сад, всё засветилось, и это было повсюду — благословение, счастье. Я как будто впервые видел деревья — их зелень, их жизнь, движение их соков. Сад спал, деревья спали. Но я видел живой сад, даже маленькие листья травы были прекрасны.

Я огляделся. Одно дерево светилось особенно ярко. Оно влекло меня, тянуло меня к себе. Это не я выбрал, это выбрал сам Бог. Я пошел к дереву, я сел под ним. Пока я сидел там, всё начало упорядочиваться. И вся Вселенная стала одним благословением.

Трудно сказать, как долго я там находился. Когда я вернулся домой, было четыре часа утра, то есть, должно быть, я был там, по крайней мере, часа три, но это казалось бесконечностью. Это не имело никакого отношения ко времени на часах. Это было безвременно.

Эти три часа стали целой вечностью, бесконечной вечностью. Не было никакого времени, никакого течения времени; это была девственная реальность — неискаженная, несравнимая, неизмеримая.

To, что случилось в тот день, продолжилось — не как некий процесс — это ощущалось тайно, тонко. Не как что-то определенное, постоянное, — потому что каждый момент оно случалось снова и снова. И каждый раз это становилось чудом.

Той ночью — и с той ночи — я никогда не был в теле. Я парю вокруг него. Я стал удивительно сильным и в то же самое время очень хрупким. Я стал очень сильным, но та сила — не сила Мухаммеда Али. Эта сила — не сила скалы, эта сила — сила розового бутона — столь хрупкого в своей силе, столь хрупкого, столь чувствительного, столь тонкого.

Скала останется, а цветок может исчезнуть в любой момент, но, тем не менее, цветок сильнее скалы, потому что он — более живой. Такова сила капли росы на травинке, сияющей под утренним солнцем — столь красивой, столь драгоценной, и такой, что может упасть в любой момент. Росинка столь несравненна в своем изяществе, но достаточно легкого бриза, чтобы она соскользнула и пропала навсегда.

Сила буддистов происходит не из этого мира. Их сила происходит из любви, как бутон розы или росинка. Их сила очень хрупка, уязвима. Их сила — сила жизни, а не смерти. Их энергия не та, что убивает, их энергия — энергия созидания. Их сила не в насилии, агрессии, их сила — сила сострадания.

Но я с тех пор никогда не был в теле, я только парю вокруг тела. И именно поэтому я говорю, что это было изумительное чудо. Каждую секунду я удивляюсь, что я всё еще здесь, ведь я не должен быть здесь. Я должен был бы исчезнуть в любой момент, но, тем не менее, я — здесь. Каждое утро я открываю глаза и говорю: «Итак, я всё еще здесь?» Потому это кажется почти невозможным. Чудо стало непрерывным.

Буквально на днях кто-то сказал: «Ошо, вы стали настолько хрупким и тонким, настолько чувствительным к запахам масел для волос и шампуней, что кажется: мы не сможем видеться с вами, если все не побреемся наголо». Между прочим, нет ничего плохого в том, чтобы быть лысым, лысина — это красиво. Как «брюнет — это красиво», так и «лысый — это красиво». Но это правда, и вам придется быть осторожнее.

Я хрупок, тонок и чувствителен. Это — моя сила. Если вы обрушите на цветок скалу, со скалой ничего не случится, а цветок погибнет. Но, тем не менее, вы не можете сказать, что скала сильнее цветка. Цветок погибнет, потому что цветок живой. Со скалой ничего не случится, потому что она — мертва. Цветок погибнет, потому что он не имеет разрушительной силы. Цветок просто исчезнет и уступит скале. Скала имеет разрушительную силу, потому что она — мертва.

Помните, с того дня я никогда не был в теле по-настоящему, только тонкая нить соединяет меня с телом. И я постоянно удивляюсь, что так или иначе целое хочет, чтобы я был здесь, поскольку я здесь — не благодаря моей собственной силе, я здесь — не по своей воле. Должно быть, это воля целого — оставить меня здесь, позволить мне задержаться на этом берегу немного дольше. Возможно, целое хочет поделиться чем-то с вами через меня.

С того дня мир стал нереален. Открылся другой мир. Когда я говорю, что мир нереален, я не подразумеваю, что нереальны эти деревья. Эти деревья абсолютно реальны. Но способ, с помощью которого вы видите эти деревья, нереален. Эти деревья весьма реальны сами по себе — они существуют в Боге, они существуют в абсолютной реальности. Но при том способе, которым вы смотрите на них,— вы не видите их; то, что вы видите,— мираж.

Вы создаете вокруг себя собственные грезы, и вы не можете проснуться, вы — продолжаете спать. Мир нереален, потому что мир, который знаете вы,— это мир ваших грез. Когда вы по-настоящему просыпаетесь и просто сталкиваетесь со здешним миром,— вот реальный мир.

Нет разделения на Бога и мир. Бог — это мир, если у вас есть глаза, ясные глаза, без каких-либо мечтаний, без сонной пыли, без тумана сна. Если у вас ясные глаза, то ясность, восприимчивость — это единственный Бог.

Значит, где-нибудь Бог — зеленое дерево, в другом месте Бог — яркая звезда, где-то еще Бог — кукушка, в другом месте Бог — цветок, а где-то в другом месте — ребенок, и где-то еще — река. Момент, в который вы начинаете видеть,— вот он, единственный Бог.

Сейчас, что бы вы ни видели,— это неправда, это — лишь проекция лжи. Это — мираж. Но как только вы увидите, даже на один короткий момент времени, если вы сможете увидеть, сможете позволить себе видеть — это станет для вас огромным, благословенным подарком навсегда, отовсюду — от облаков, от солнца, от земли.

Этот мир — прекрасен. Но я говорю не о вашем мире, я говорю о своем мире. Ваш мир уродлив, ваш мир — это мир, созданный самостью, ваш мир — мир проекций. Вы используете реальный мир как экран и проецируете на него свои собственные идеи.

Когда я говорю, что мир реален, мир необычайно прекрасен, мир озарен бесконечностью, мир легок и восхитителен, что мир — это праздник, я подразумеваю мой мир. Или ваш мир, если вы уймете свои мечты.

Когда вы уймете свои мечты, вы видите тот же самый мир, который видел Будда. Пока вы мечтаете, мечты — только ваши. Вы это замечали? То, что мечты — это только ваше, личное. Вы не можете разделить их ни с кем, даже с возлюбленным. Вы не можете пригласить в мечты свою жену, или мужа, или друга. Вы не можете сказать: «Будьте добры, приходите сегодня вечером в мой сон. Я хотел бы разделить его с вами». Это невозможно. Грезы — вещь личная, следовательно, они — иллюзия, они не имеют ничего общего с объективной реальностью.

Бог — универсален. Как только вы выходите из ваших личных грез, он — уже здесь. Он всегда был здесь. Как только ваши глаза прояснятся, вы тут же увидите свет — внезапно вас затопит красотой, великолепием и изяществом. Это — цель, это — судьба.

Позвольте, я повторю. Вы никогда не достигнете этого без усилия, никто никогда не достигал этого одним усилием. Вам нужно огромное усилие, и только тогда приходит момент, когда усилие становится бесполезным. Но оно становится бесполезным только на пике, не раньше. Лишь когда вы приложили все усилия — сделали всё, что можно сделать, только тогда окажется, что нет никакой надобности делать что-нибудь еще. И тогда вы ослабляете усилие.

Но никто не может ослабить усилие в середине пути, оно может быть ослаблено только в самом конце. Так что, если вы хотите ослабить его, дойдите до самого конца, Следовательно, я продолжаю настаивать: сделайте такое большое усилие, какое только можете, приложите к этому всю свою энергию и всё сердце, так, чтобы однажды вы смогли увидеть: теперь усилие никуда уже не ведет. И в тот день не вы ослабите усилие, оно ослабится само по себе. И когда оно ослабляется само по себе, происходит медитация.

Медитация — не результат ваших усилий, медитация — это то, что просто случается. Когда ваши усилия ослабевают, внезапно происходит медитация... ее благословение, ее счастье, ее слава. Вас и всё вокруг вас как будто окружает сияние. Оно заполняет собой всю землю и всё небо.

Медитация не может быть следствием человеческих усилий. Человеческое усилие слишком ограниченно. Счастье же от медитации — просто бесконечно. Вы не можете управлять этим. Это может случиться только тогда, когда вы полностью сдадитесь. Это может случиться только тогда, когда вы — не там, где прежде. Когда в вас нет вас самих, нет никаких желаний, когда вы никуда не стремитесь, когда вы — только здесь, когда вы не заняты ничем — только тогда это случается. Оно приходит волнами, и волны набегают и отбегают. Оно приходит, как шторм, и уносит вас в совершенно новую реальность.

Но сначала вы должны сделать всё, что можете сделать, а затем вы должны изучить не-деяние. Совершать не-деяние — самое сложное, и усилие легкости — самое большое усилие.

Медитация, которой вы достигаете, читая мантры или сидя тихо и работая над собой,— очень посредственная медитация. Она создана только вами и не может быть больше, чем вы. Она — самодельная, а изготовитель всегда больше, чем созданное им изделие. Вы создали ее, сидя в положении йоги, напрягаясь, воспевая: «Рама, Рама, Рама» или что- нибудь — «Бла, бла, бла» — всё что угодно. Вы вынудили разум остановиться.

Это — искусственная неподвижность. Это не то спокойствие, которое приходит, когда вы — не там. Это не та тишина, что приходит, когда вы еще практически не экзистенциальны, когда вы не здесь-и-сейчас. Это не то блаженство, которое спускается на вас как голубь.

Сказано, что, когда Иоанн Креститель крестил Иисуса в реке Иордан, Бог спускался к нему, или Святой Дух спустился к нему как голубь. Да, это так. Когда вы не там, покой спускается в вас... трепеща, как голубь... тянется к вашему сердцу и остается там, и остается там навсегда.

Вы сами — ваша погибель, вы сами — барьер. Медитация — это когда уже нет медитирующего. Это когда разум прекращает все свои действия — видя, что они бесполезны, и тогда неизвестное проникает в вас и овладевает вами.

Разум должен остановиться, чтобы пришел Бог. Знание должно прекратиться, чтобы появилось понимание. Вы сами — должны исчезнуть, вы должны уступить дорогу. Вы должны стать пустыми, и тогда только вы сможете наполниться.

Той ночью я опустел и наполнился. Я стал не-существенным и стал существованием. Той ночью я умер и был рожден заново. Но тот, кто был рожден заново, уже не имеет ничего общего с тем, кто умер, он уже — не продолжение его. Внешне это действительно выглядит продолжением, но таковым не является. Тот, кто умер,— умер полностью, от него не осталось ничего.

Верьте мне, от него ничего не осталось, даже тени. Он умер полностью, совершенно. Я тогда не просто изменился. Нет, не осталось никакой преемственности. В тот день — 21 марта — человек, который жил для многих, многих жизней, для тысячелетий, просто умер. Свое существование начало другое существо, абсолютно новое, совершенно не связанное со старым.

Только религия дает вам полную смерть. Возможно, именно поэтому целый день перед этим случаем я чувствовал похожую на смерть неизбежность, как будто я собирался умирать. И я действительно умер. Я знал много других смертей, но они были ничем по сравнению с этой, они были частными смертями.

Иногда умирает тело, иногда умирает часть разума, иногда часть эго, но всегда остается связь с человеком, что-то остается. Много раз отремонтированное, много раз украшенное, немного измененное здесь и там, но что-то всегда оставалось, оставалась преемственность.

Той ночью смерть была полной. Это был день смерти и день Бога одновременно.

Теперь сутра.

Будда сказал:

Посмотри вверх на небеса, затем вниз на землю, и они напомнят тебе о их мимолетности.

Посмотри на мир — и он напомнит тебе о его мимолетности. Но, когда ты обретешь духовное просветление — ты обретешь мудрость. Обретенная таким образом мудрость тотчас выведет тебя на путь.

Посмотри вверх на небеса, затем вниз на землю, и они напомнят тебе о их мимолетности.

Смотрите! Вы не смотрите, вы никогда не смотрите. Прежде чем вы посмотрели, у вас появляется Идея. Вы никогда не смотрите просто, безупречно, никогда не смотрите беспристрастно. У вас всегда есть некоторое предубеждение, некоторое мнение, идеология, священное писание — ваш собственный или чужой опыт, но вы всегда что-то держите в голове. Вы никогда не открыты перед реальностью.

И когда Будда говорит: Посмотри вверх на небеса, затем вниз на землю — он подразумевает: смотрите невооруженным глазом, без мнений, идей, опыта, заимствованных так или иначе.

Вы видели невооруженный глаз? Поскольку человечество беспокоится, очень редко можно встретить невооруженный глаз. Все глаза столь защищены... У кого-то христианский глаз, у кого-то индуистский глаз, у кого-то мусульманский глаз. И все они смотрят по-разному.

Когда мусульманин читает Гиту, он никогда не прочтет то же самое, что прочтет там индуист. Когда джайн читает Гиту, он тоже прочтет что-то другое. Индуист может прочесть Библию, но он никогда не прочтет ее так, как читает христианин. От чего же происходит это различие? Различие приходит от глаз, различие приходит от разума.

Вы когда-нибудь прочли хоть одну страницу книги, не привнося своего мнения, не искажая ее своим мнением, своим прошлым опытом? Вы хоть раз в жизни смотрели на что-нибудь, не интерпретируя? Если нет, значит, вы вообще никогда не смотрели, у вас нет настоящих глаз. У вас — только отверстия, а не глаза.

Глаз должен быть принимающим, неагрессивным. Когда у вас есть определенная идея в глазу, в голове — уже агрессия. Это немедленно отражается на других вещах. Но когда у вас глаз невооруженный, свободный, открытый, не христианский, не индуистский, не коммунистический, просто чистый, невинный... изначальная невинность — это невинность, глаз животного или ребенка, новорожденного ребенка. Новорожденный ребенок оглядывается вокруг — он понятия не имеет, что есть что. Что красиво, а что уродливо — он понятия не имеет. Вот такая природная невинность и должна быть. Только тогда вы сможете понять то, что говорит Будда.

Вы много смотрели в жизни, но не пришли к тому, чтобы увидеть, что всё в мире — непостоянство. Всё умирает, всё разрушается, все процессы ведут к смерти. Люди стоят в «смертельной очереди». Оглядитесь — всё мчится к смерти. Всё мимолетно, мгновенно, подобно потоку; ничто, похоже, не имеет вечной ценности, ничто, похоже, не ждет, ничто, похоже, не держит, ничто, похоже, не остается. Всё только идет вперед и вперед и продолжает изменяться. Что же такое грезы?

Будда говорит: эта жизнь, этот мир, в котором вы живете, который окружает вас, который вы сами создали вокруг себя, есть всего лишь греза — непостоянная, временная. Не живите в ней постоянно, иначе вы будете страдать, поскольку никто не может удовлетвориться временным. К тому времени, когда вы думаете, что оно у вас в руках,— оно уже ушло. В то время, когда вы думаете, что вы обладаете им, его — больше нет. Вы боретесь за него, но к тому моменту, когда вы достигаете его,— оно уже исчезло.

Красота мимолетна, любовь мимолетна, всё в этой жизни мимолетно. Вы бежите, чтобы поймать тени. Они выглядят реальными, но к тому времени, когда вы добежали, они превращаются в миражи.

Посмотри вверх на небеса, затем вниз на землю, и они напомнят тебе о их мимолетности.

Посмотри на мир — и он напомнит тебе о его мимолетности.

Это один из самых фундаментальных принципов Будды — мысль о необходимости познания того непостоянного мира, который нас окружает. Только тогда вы будете в состоянии понять, почему Будда называет это грезой, майя, иллюзией.

На Востоке наше определение правды: правда — то, что пребывает всегда; и неправды — то, что является в этот момент там, а в следующий момент — здесь.

Неправда — то, что временно, мгновенно, непостоянно. А правда — это то, что есть, всегда есть, было и будет. За этими мимолетными тенями находят вечное, проникают к вечному, поскольку блаженство может быть только с вечным; а страдание только с мгновенным.

Но когда ты обретешь духовное просветление...

Именно это мне напомнило о моем собственном опыте, и я говорил об этом вам.

Но когда ты обретешь духовное просветление — ты обретешь мудрость.

Мудрость нельзя найти в книгах; мудрость — это опыт. Это не знание, мудрость — это не знание. Вы не можете взять ее у других, вы не можете позаимствовать ее. Это не информация. Вы не можете выучить это по книгам. Есть только один путь стать мудрым — пройти через живой опыт жизни.

Что-то сказано Буддой — и вы это слышите; кое-что говорю я — и вы слышите это — но вы не становитесь мудрыми. Это станет лишь вашим знанием. Вы можете повторить услышанное, вы можете повторить это даже лучше, чем было сказано вам. Вы можете быть очень квалифицированны, эффектны в повторении этого. Вы можете сказать это лучшим языком, но у вас — нет опыта.

Например, сами вы никогда не пробовали вина. Вы просто видели, как какой-нибудь пьяный двигается, качаясь и петляя по дороге. Вы просто наблюдали за пьяным, как он идет, как он натыкается на предметы, но вы не осознаете его опыт. Вы сами должны стать пьяным — никакого другого пути нет.

Вы можете наблюдать тысячу пьяных, можете собрать всю информацию о них, но это будет внешнее, а опыт является внутренним. Это будет снаружи, а вы поймете это как зритель. А опыт не может быть достигнут видением, он может быть достигнут только бытием.

Сейчас современный мир стал одержим смотрением; современный мир — мир зрителя. Люди сидят в течение многих часов в кино, только наблюдая, ничего другого не делая. Западные люди приклеены к стульям в течение многих часов — шести, даже восьми часов, сидя перед телевизорами. Вы слушаете чье-то пение и смотрите, как кто-то танцует, вы видите, как кто-то занимается любовью — именно поэтому люди так интересуются порнографией, но вы — зритель.

Современный человек — самый ложный человек, который когда-либо существовал на земле, и его ложь состоит в том, что он думает, будто он может знать, только наблюдая, будучи только зрителем. Люди сидят многие часы, смотрят хоккейные матчи, волейбольные матчи, матчи по крикету — в течение многих часов. А когда вы сами собираетесь играть? Когда вы собираетесь любить кого-нибудь? Когда вы собираетесь танцевать, и петь, и жить?

Всё это — заимствованная жизнь. Кто-то танцует для вас — возможно, вы способны наслаждаться этим, но как вы можете узнать красоту танца, если не танцуете сами? Танец — нечто внутреннее. Что происходит, когда человек танцует? Что случается с его самым внутренним ядром?

Нижинский, один из самых великих танцоров, часто говорит, что в танце наступает момент, когда твое «Я» исчезает, остается только танец. Те пиковые моменты, когда нет танцующего, а есть только танец. Вот что имеет в виду Будда, когда говорит: «личности нет здесь».

И вот Нижинский движется в экстазе, а вы только сидите, наблюдая его движение. Конечно, его движение красиво. Движения Нижинского изящны, восхитительно красивы, но это ничто по сравнению с тем, что он чувствует сам. Его танец — красота, даже когда вы — только зритель, но это ничто по сравнению с тем, что происходит у него внутри.

Он часто говорил, что бывают моменты, когда земное притяжение исчезает. Я могу его понять, потому что сам испытал это ощущение, отсутствие притяжения. Это были моменты, когда притяжение для меня исчезало. Я живу без притяжения уже годы. Я знаю то, о чем он говорит.

Даже ученые были очень озадачены тем, что в танце Нижинского были моменты, когда он прыгает — его прыжки огромны, почти невозможны. Человек не может прыгнуть так, земное притяжение не позволяет. А самое прекрасное и удивительное — это когда Нижинский заканчивает прыжок — он движется настолько медленно, что это невозможно. Он опускается так медленно, как лист падает с дерева... очень медленно, очень медленно, очень медленно.

Это невозможно, это против законов физики, это — против физики. Притяжение не может делать никаких исключений даже для Нижинского. И его спрашивали снова и снова: «Как это получается? Как вы опускаетесь так медленно? Не в вашей власти управлять притяжением, оно должно воздействовать на вас». Он сказал: «Это случается не всегда, очень редко — когда танцовщик исчезает. Тогда я, так же как и вы, озадачен и удивлен. Я вижу, что двигаюсь очень медленно, очень тонко, и я знаю, что притяжение в этот момент отсутствует».

Он должен двигаться в другом измерении, где закон физики не действует, где начинает работать другой закон — тот, который спиритуалисты называют законом левитации.

И это выглядит абсолютно рациональным и логичным — то, что действуют оба закона, потому что каждый закон должен быть уравновешен другим законом противоположного свойства. Если есть свет — есть и темнота, если есть жизнь — есть и смерть, если есть притяжение — должна быть и левитация, которая поддерживает вас. Должны же быть способы человеку подняться...

Есть истории... особенно история Мухаммеда, согласно которой он побывал на небесах в своем физическом теле, и не только в своем физическом теле, но и с лошадью. Сидя на лошади, он просто поехал в небеса, вверх. Это кажется абсурдным, мусульмане не в состоянии доказать это, но значение этого ясно. История эта, возможно, и не случалась, но значение ее ясно.

Значение понятно, оно очень символично. Это просто говорит о том, что есть закон левитации, и если Мухаммеда подняла не левитация, то что же? Он — правильный человек, человек, которого не существует. На эго воздействует притяжение, на не-эго притяжение не воздействует — и возникает невесомость.

Нижинский сошел с ума, потому что он был просто танцором, и он никогда ничего не знал о медитации, экстазе, просветлении. Это и стало для него проблемой.

Если вы не понимаете и если не будете продвигаться в своем понимании, вы внезапно наткнетесь на то, что нельзя объяснить обычными законами, и вы сойдете с ума, потому что это не даст вам покоя. Это настолько сверхъестественно, что становится жутким. Вы не сможете объяснить это. Это вас встревожит. Нижинский был встревожен этим феноменом. Наконец это настолько поразило его, что разрушило его разум.

Бог очень разрушителен. Если вы не идете правильным путем, то будете разрушены, потому что Бог — огонь. Многие люди сходят с ума, если они не идут верным путем. Если они не идут в верном направлении, они могут сойти с ума. Это — не детская игра, каждый должен понять это.

И если Бог он проявится неожиданно — вы не сможете вместить его. Ваш старый мир разрушится, и вы не будете в состоянии создать для себя новый порядок, новое понимание. Потому что для нового понимания нужны новые понятия, новая структура, новое целостное восприятие объекта. В этом — истинное значение обретения учителя.

Не только от легковерия люди привязываются к учителям, это имеет серьезную основу. Движение в неизвестное — огромный риск. Нужно двигаться вместе с кем-то, кто уже был там. Нужно взять кого-то за руку — того, кто знает территорию. Иначе может случиться такой шок, что вы потеряетесь.

Многие люди сходят с ума, поскольку знают, что им нужна чья-то помощь. Кто-то необходим им, как акушерка. Вы рождаетесь сами, но необходим кто-то, чтобы следить за этим процессом. Само его присутствие будет полезно — вы сможете чуть расслабиться.

Есть акушерка и доктор — и вы уже можете расслабиться. Они делают немногое — можете спросить доктора Аджита Сарасвати — они делают немногое; что они могут сделать? — но само их присутствие успокаивает роженицу. Она знает, что здесь доктор, и медсестра, и акушерка. Всё хорошо, и она расслабляется, она больше не напрягается. Она знает, что, если что-нибудь пойдет не так — рядом люди, которые смогут всё исправить. Она может расслабиться, она доверяет им.

То же самое происходит с учеником. Это — процесс перерождения. Мастер необходим. Но от мастера не получают знаний; мастер дает советы и направляет ваш опыт.

Возьмем медитацию. Вы можете сделать две вещи. Можете собрать всё то, что я говорю о медитации, и сложить вместе. Вы можете стать большим человеком, хорошо осведомленным о медитации, — потому что каждый день я говорю о медитации снова и снова с разных точек зрения, по-разному. Вы можете собрать всё то, что узнаете от доктора философии из любого университета. Но это не сделает вас мудрыми, если вы не медитируете.

Итак, независимо от того, что я говорю, пробуйте всё это в жизни. Пока я здесь, не тратьте время понапрасну, собирая знания. В этом вы можете обойтись без меня, вы можете делать это в библиотеке. Пока я здесь, совершите скачок, квантовый скачок в мудрость. Испытайте те вещи, о которых я вам говорю.

Но когда ты обретешь духовное просветление — ты обретешь мудрость.

Мудрость — это только итог собственного опыта. Ее нельзя получить никогда и ни от кого. Мудрость всегда появляется как раскрывающийся цветок... точно так же. Когда ваше сердце открывается, вы чувствуете аромат, и этот аромат — мудрость. Но вы можете принести с рынка пластмассовый цветок, вы можете обмануть соседей.

Я когда-то жил рядом с Муллой Насреддином. Я видел, что каждый день он лил воду в горшок с красивыми цветами, который висел в его окне. Я наблюдал это много раз. И всякий раз, когда бы он ни лил воду, воды никакой не лилось, горшок был пуст. Я видел, что не было никакой воды и горшок был пуст, но он лил каждый день дважды, неукоснительно.

Я спросил Насреддина:

— Что вы делаете? Там же нет никакой воды, а вы продолжаете лить то, чего нет! Я наблюдал за вами много дней.

Он сказал:

— Не беспокойтесь. Эти цветы — пластмассовые. Они не нуждаются в воде.

Пластмассовые цветы не нуждаются в воде, они — неживые. Они не нуждаются в почве, они — неживые. Они не нуждаются в удобрениях, они — неживые. Они не нуждаются ни в какой подпитке, они — неживые.

Настоящие цветы походят на мудрость. Мудрость походит на настоящие цветы, знание же — пластмасса. Именно поэтому оно дешево. Оно очень дешево, вы можете получить его ни за что, потому что оно — заимствовано. Опыт — радикальная перемена в вашей жизни, вы не сможете остаться теми же, кем были.

Если вы хотите стать мудрыми, вы должны будете пройти трансформацию, миллион преобразований. Вы должны будете пройти через огонь. Только тогда, после того как уродливое и бесполезное будет сожжено, вы выйдете как чистое золото.

Обретенная таким образом мудрость тотчас выведет тебя на путь.

...И только мудрость. Знание, достигнутое через собственный опыт, через собственный поучительный опыт, через собственные сатори, самадхи, сделает вас способными следовать по пути.

Будда называет это дхамма, дао. Таким образом, вы находитесь в гармонии — той, что назвал гармонией еще Пифагор. И вдруг вас там нет, там только закон, там дхамма, там путь — или назовите это Богом... там — это. И тогда вы — просто часть целого. Вы идете с ним всюду, куда идет оно. Тогда вы не имеете никакой собственной цели. Тогда судьба целого — ваша судьба. Тогда нет никакого беспокойства, никакого напряжения. Тогда человек полностью расслаблен.

По сути, человек расслаблен настолько, что его нет! Эго — только напряженные отношения, накопленные жизни. Когда вы полностью расслаблены и смотрите в себя — нет уже никого. Это — простая чистота, пустота, необъятность.

Будда сказал:

Ты должен подумать о четырех элементах, из которых состоит тело. Каждый из них имеет свое название, и там нет вещи, называемой «эго», — оно похоже на мираж.

Будда говорит, что эго — только понятие, идея; эго на самом деле не существует. Когда ребенок рождается, он рождается без какого-либо «Я». Но затем он изучает мир и вскоре узнает, что есть другие люди и что он отделен от них. Вы когда-нибудь наблюдали, как начинают говорить маленькие дети? Они не говорят: «Я хочу пить». Они говорят: «Бобби хочет пить». Они не говорят: «Я хочу пить». Они не имеют никакого «Я».

Затем они узнают про «Я», потому что они начинают чувствовать «Ты». Сначала приходит «ТЫ», затем приходит «Я», как реакция на «ТЫ». Они почувствовали, что есть другие люди, отдельные от Бобби, и их называют «ты» и «вы». Тогда постепенно он начинает понимать «Я».