Практика христианской благотворительности

Практика христианской благотворительности

Благотворящий бедному дает взаймы Господу, и Он воздаст ему за благодеяние его (Притч 19:17). Потребность делать добро имеет разные объяснения, как научные, так и теологические. Есть теории, рассматривающие альтруизм в качестве генетически заложенного в человеке кода, есть другие, сводящие благотворительность к простому эгоизму. Как бы то ни было, к счастью, не переводятся люди, которые помогают тем, кто слабее их, кого обделила судьба или природа. И не только потому, что блаженны милостивые, ибо они помилованы будут (Мф 5:7), но и потому, что милосердый благотворит душе своей (Притч 11:17) уже здесь, на земле. Он здесь и сейчас, немедленно получает награду за благодеяние. Творя дело милосердия, как бы мало оно ни было, человек обретает так трудно достижимую в нашем сложном мире гармонию с самим собой. …Делай справедливое и доброе пред очами Господа, дабы хорошо тебе было… (Втор 6:18)

Мотивы благотворительности и ее цели даже для одного народа или государства никогда не оставались неизменными – в отдельные исторические периоды на передний план выходили разные из них. Помимо альтруизма и великодушия, это могло быть желание общественного признания, политических преимуществ или страх перед посмертным воздаянием. И, конечно, при наличии черт, общих для разных народов, – правда, проявление их могло быть разнесено на века – ведущую роль несомненно играл национальный опыт. В нашем случае – опыт христианской благотворительности в России.

Формирование основ христианской благотворительности – как ее сути и назначения, так и реальной практики – что на Руси, что в средневековой Западной Европе восходит, как уже говорилось, к таким византийским отцам церкви, как Климент Александрийский, Иоанн Златоуст и Василий Великий, которые учили, что благотворительность – один из самых верных и кратчайших путей к Богу. Особенно большое влияние Василий Великий оказал на идеологию и устройство монастырской жизни, сделав благотворительность одной из важнейших ее составляющих.

Параллельно с христианизацией Византийской империи как естественная ее часть складывалась и та практика, которой позже будут следовать благотворительные организации, в первую очередь церковные, и на Западе, и на Востоке Европы. В начале IV века н.э. император Константин разрешил церкви получать наследства от частных лиц. Вскоре Никейский собор принял решение об открытии в каждом городе Византийской империи благотворительных больниц. Василий Великий и сам был создателем огромной больницы, которая называлась его именем. Она работала как крупное благотворительное учреждение: помимо чисто лечебных целей, была и странноприимным домом, и богадельней, и лепрозорием. Василию Великому принадлежит и свод правил, по которым позже строилась как больничная, так и монастырская жизнь, в частности на Руси. Он был против того, чтобы монастыри, разрывая с мирскими нуждами, превращались лишь в места духовного уединения, наоборот, призывал монахов активно помогать людям. В его правилах содержится и описание благотворительных целей, и подробные указания на то, в чем заключаются обязанности братии и сотрудников монастырских больниц.

Благотворительность на Руси принято датировать временем принятия христианства, однако и в дохристианские времена многие общественные нормы были весьма мягкими. Известны грамоты великих князей, призывавшие к «милости к павшим». В договорах от 911 и 945 годов великих князей Олега и Игоря с греками записано, что всякий русский, попавший в плен, должен быть выкуплен и возвращен на родину, причем казна возмещала благотворителю его издержки: «Пленников выкупать молодых мущин и девок взрослых и добрых по десяти золотых, сердовичев по осьми, старых и малолеток по пяти» (945 год).

Надо сказать, что личное милосердие, и в прежде всего раздача милостыни, с первых шагов страны играло на Руси огромную роль. В.О.Ключевский отмечал, что российское «человеколюбие на деле значило нищелюбие». (Ключевский В.О. Добрые люди Древней Руси. – Сергиев Посад, 1892, с. 5) Отсюда и столь развитый на Руси институт юродства. Интересно, что бескорыстное подаяние в народе называлось «слепней» (двойная метафора: с одной стороны, подавали в первую очередь слепым, а с другой, как и заповедал Господь, правая рука не должна знать, что делает левая: чтобы милостыня твоя была втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно (Мф 6:4).

Все русские князья, цари и позже императоры раздавали милостыню по большим церковным праздникам, в дни коронации, рождения наследников, в честь военных побед и т. п. В обычной жизни эти люди могли быть жестки и даже жестоки, предаваться обильной еде и «питию», иметь множество жен и наложниц, но, благотворя, они как бы входили в иной мир, противостоящий земному. В мире земном обычно побеждает сильный – в мире благотворительности, как правило, слабый, потому и сам этот мир построен не по земным, а по божественным законам. Благотворитель же в нем подобен доброму высшему существу: он милует, спасает, помогает, ничего не требуя взамен.

Процесс «творения добра», как уже говорилось, часть личных отношений человека с Богом, и крещение, изменив систему приоритетов, во многом изменило и само представление о благотворительности. Конечно, для многих из русских благотворителей надежда отмолить свои грехи стояла во главе угла, но немало было и таких, для кого прикосновение к чужой беде полностью меняло жизнь, заставляло уходить от мира, отдавая все свое состояние на дела милосердия. Почти все монастыри домонгольского периода были построены по инициативе и на средства князей или богатых дарителей, пожелавших оставить мирскую жизнь. Продавайте имения ваши и давайте милостыню. Приготовляйте себе влагалища не ветшающие, сокровище неоскудевающее на небесах, куда вор не приближается и где моль не съедает (Лк 12:33).

В целом же, надо сказать, что до конца ХVII века российская благотворительность не имела систематического и регулируемого характера. Она была спонтанной и сугубо личной даже на уровне верхнего эшелона власти. Заключалась она в раздаче еды, одежды, иногда – денег, строительстве жилья для погорельцев, бесплатной медицинской помощи неимущим. Неподконтрольная обществу, благотворительность в целом была случайной и рассматривалась этим обществом как желательное проявление сострадания к нуждающимся. Пожалуй, единственными социальными институтами того времени, которые не отделялись от понятия благотворительности, как на Руси, так и в Западной Европе, были именно монастыри.

В Средние века в Западной Европе епископы нередко жертвовали до четверти своего дохода на благотворительные цели, а в голодные годы собственные резиденции отдавали под приюты для нищих. В свою очередь, монастыри на Востоке и на Западе при всех различиях многими чертами напоминали, пользуясь современным языком, благотворительные организации. Они не были только местом личного аскетизма и затворничества людей, целиком обращенных к Богу. Земли, которыми монастыри владели, доходы от другого движимого и недвижимого имущества, которые они получали, использовались на организацию больниц, убежищ для нуждающихся, на раздачу милостыни. Причем вся эта деятельность базировалась на определенном своде правил: в России – чаще всего выработанных монастырями на Афоне, в Европе – обычно бенедиктинских или августинских. При этом надо отметить, что воля жертвователя исполнялась достаточно точно. За правильным расходованием средств следил чаще всего привратник, который распределял монастырскую десятину и другие пожертвованные суммы среди тех, кто обращался за помощью. На рубеже Х–ХI веков средства, которыми располагают монастыри в Европе, растут, и за их распределением начинает следить уже не привратник, а специальный человек – милостынщик. Как правило, раздавалась строго определенная часть монастырского дохода (для больших католических монастырей это могла быть и одна треть), а также ношеная одежда и съестные остатки. В первую очередь наделялись те бедняки, которые жили в окрестностях монастыря.

На Руси обязательный налог – десятину – на содержание монастырских и церковных больниц, богаделен, приютов для нищих ввел и киевский князь Владимир (будущий Владимир Святой): «Десятая часть всякого суда, из торгу десятая неделя по всем городам, от всякого скота на каждый год десятая доля, и от всякого хлеба десятая доля».

После того как князь, крестившись, сочетался браком с греческой царевной Анной, сестрой византийского императора Константина, – в Киеве начинается возведение православных храмов. В 996 году закончено строительство церкви Пресвятой Богородицы, где из средств казны кормили нищих, сирот и вдов. В походе на печенегов Владимир потерпел поражение. Спасаясь, он спрятался под мостом вблизи Василева. Вскоре в Василеве была отстроена церковь Преображения Господня, а на ее освящение князь раздал 300 гривен серебра бедным, тем же, кто не мог ходить, еду развозили на повозках.

Десятую часть монастырского дохода в XI веке выделял на дом-приют для нищих, слепых и прокаженных настоятель Киево-Печерского монастыря Феодосий Печерский, сам ушедший в монастырь в 14 лет и построивший вблизи своего монастыря приют и церковь. Великий князь Ярослав, вступивший на престол в начале ХI века, внес в Церковный устав особый раздел, связанный с благотворительностью. На собственные средства он построил училище для сирот, где жили и учились 300 детей.

Щедро помогал больным и бедным князь Владимир Мономах, призывая собственных детей и дружинников следовать своему примеру. В начале «Поучения» князь пишет: «Первое, Бога деля и душа своея, страх имейте Божий в сердци своемь и милостыню творя неоскудну, то бо есть начаток всякому добру». Детей своих князь учит быть отцами сиротам, не давать сильным губить слабых и не оставлять больных без помощи. Сестра Владимира Мономаха Анна Всеволодовна постриглась в монахини при церкви св. Андрея Первозванного и стала руководить обителью, где на собственные средства устроила женское училище для всех сословий. Она сама обучала девочек письму, ремеслам, пению и шитью.

В начале ХII века князь Черниговский Николай Давыдович, прозванный Святошей, строит в Киеве специализированный «больничный» монастырь, ставший первой на Руси «официальной» богадельней. Рядом с больницей стояла баня и «свитошная» (прачечная). «Больничные палаты» были открыты при монастырях в Переяславле на Днепре, Киево-Печерской лавре, позднее – в Новгороде, Смоленске, других городах.

Известный своей жесткостью, но вместе с тем и набожностью, князь Андрей Боголюбский приказывал развозить по улицам еду и раздавать бедным. Роман Ростиславич, князь Смоленский и Великий князь Киевский, правивший в конце ХII века, прожил обычную для того времени жизнь, состоявшую в основном из военных походов, но всегда был известен человеколюбием и заботой о подданных, а незадолго до смерти все имущество раздал нуждающимся и был похоронен на деньги горожан Смоленска. Князь Ростовский Константин Всеволодович Добрый, воинственный и неуступчивый в частной жизни, на своих землях возвел множество храмов, строил бесплатные дома для горожан, потерявших кров. Искупи грехи твои правдою и беззакония твои милосердием к бедным (Дан 4:24).

С XII века, со времен великого князя Всеволода Большое Гнездо (отца Константина Доброго), по трактам, где идут заключенные, по тюрьмам развозятся съестные припасы и деньги. Лекари и цирюльники-«резальники», способные выполнять простейшие медицинские процедуры, чтобы «обслуживать» неимущих, отданы в ведение монастырей. Монастыри продолжают раздавать милостыню, еду и одежду нуждающимся, а монастырские больницы становятся госпиталями во время военных действий, при осаде городов и превращаются в карантинные больницы при эпидемиях.

В Западной Европе в тот же период растет количество больниц, принадлежащих монашеским орденам. Католические идеологи того времени, братья-доминиканцы и францисканцы, все чаще говорят о необходимости делиться с бедными. Вспоминая труды ранних отцов церкви, они подчеркивают, что неимущие – это не орудие спасения в загробном мире, а живые, страдающие от голода и холода люди. Орденские больницы строились там, где обычно проходили паломники или крестоносцы, где пролегали торговые пути, на горных перевалах, в местах слияния рек.

Во время войн, голода, социальных потрясений особую роль начинала играть частная благотворительность. Даже когда возможности ее были невелики, она намечала тот путь, который мог бы предохранить страну от многих бед. Вот история, относящаяся к началу ХVII века в России, когда трехлетний голод 1601–1603 годов привел страну к тяжелейшему кризису и Смуте. Вдова Муромского дворянина Ульяна Осоргина была известна добротой и милосердием. Еще до замужества она шила одежду для сирот в своей деревне. Выйдя замуж, когда муж по делам службы надолго уезжал, она пряла, вышивала, и, продав свои изделия, выручку раздавала нищим.

Церковная проповедь всегда указывала господам, что их челядь, на верность которой они рассчитывают, сама нуждается в заботе и сострадании, но мало кто из душевладельцев видел в крепостных людей. В усадьбе Осоргиной все было иначе. Дворовые были сыты и одеты; хозяйка не позволяла себя разувать и умывать, не обращалась к крепостным с кличками, называя их по именам. Кто презирает ближнего своего, тот грешит; а кто милосерд к бедным, тот блажен (Притч 14:21).

Во время голода, когда запасы хлеба у дворян и вотчинников стали иссякать, чтобы избавиться от «лишних ртов», они начали изгонять своих холопов из поместий. Причем изгоняли они и так называемых военных холопов, тех, кто с ними вместе воевал, с кем они по призыву являлись «конно, людно и оружно» на поле боя, кто не раз спасал им жизнь. Владельцы рассчитывали, что, если эти холопы выживут, то, когда голод кончится, можно будет предъявить на них кабальные записи и холопов принудительно возвратят хозяевам. В Смуту начала XVII века именно эти военные холопы, преданные своими владельцами, составили основную массу антиправительственных сил. Войска обоих Самозванцев, Лжедимитрия I и Лжедимитрия II во многом состояли именно из них.

В голод Ульяна Осоргина продала имущество и кормила голодающих, в первую очередь, конечно, свою челядь, но она принимала и чужих дворовых людей, помогала им, чем могла. Тем из своих холопов, кто хотел уйти, Осоргина без возражений давала отпускную. По мере человеческих сил она противостояла нравственному распаду общества, который в конце концов привел к Смуте и фактическому разрушению государства. Раздав все, два последних года жизни Ульяна провела в нищете, питаясь хлебом из лебеды, но не роптала, по свидетельству современников, была, как и раньше, с людьми ровной и приветливой. Умерла она в 1604 году. Жила Осоргина в селе Лазарево под Муромом и после канонизации получила имя Иулиании Лазаревской.

Когда делали вы что-то для одного из униженных братьев Моих, вы делали это для Меня (Мф 25:40). В.О.Ключевский писал о таких, как Ульяна: «Благотворительность была не столько вспомогательным средством общественного благоустройства, сколько необходимым условием личного нравственного здоровья…» (Ключевский В.О. Указ. соч., с. 5).

Социальные потрясения, войны, голод всегда шли рука об руку с нищенством. На Руси нищенство традиционно не считалось экономическим и социальным злом, но некоей иллюстрацией бренности всего сущего, отчасти даже добродетелью, средством нравственного воспитания человека. Принято было дать монетку ребенку для передачи нищему. Нищий же считался ходатаем за дающего перед Богом. В результате нищенство в России к XVII века превратилось в промысел. Попрошайничеством иногда занимались и монахи под видом сбора помощи монастырям.

В Западной Европе раньше, чем в России, поняли, что нищенство тех, кто мог трудом добыть себе пропитание, губительно не только для экономики, но и для всего общества. С конца Средних веков там зрело недовольство попрошайками и нищенствующими проповедниками. Общество стало открыто опасаться бродяг, людей без определенных занятий, пришедших неведомо откуда. Тогда же начали действовать жесткие законы против подобных нищих: им отрезали ухо, клеймили тавром. Бродягам и нищим Парижа в середине ХIV века полагалось найти работу в течение трех дней или покинуть город.

С начала XVI века в некоторых городах Франции, Бельгии и Германии уже создаются своего рода фонды помощи «настоящим беднякам». Фонды эти складывались из частных пожертвований и новых городских налогов. Пришлых и бродяг выгоняли из города, нищих, способных работать, пристраивали к делу. По закону, изданному в середине ХVI века в Англии, уличенного в попрошайничестве в течение трех дней отдавали на два года в рабство тому, кто донес на него властям. К началу XVII века институт нищенства попытались по возможности упорядочить. В городах Западной Европы для попрошайничества отводились специальные места. Подавать милостыню нищим «из рук в руки» было запрещено: за содержание нищих и бедных были ответственны церковные приходы, которые при нерадении подвергались денежному штрафу.

В России на эту проблему по-настоящему обратили внимание при царе Алексее Михайловиче, и причина была та же – быстрый рост нищенства. На Соборе 1681 года царь предложил патриарху устроить в провинции убежища для нищих, а через год издал указ, по которому вводился «личный» подход к нищим: их следовало сортировать – кто реально не мог работать и кто сделал нищенство ремеслом. Наследник Алексея Михайловича царь Федор Алексеевич издает указы против праздного нищенства и ручной милостыни, производит реальную «разборку» московских нищих – беспомощные должны были содержаться на казенный счет в приютах. Петр I ужесточает меры, не столько принятые, сколько предложенные предшественниками: вообще запрещает частную милостыню и наказывает «нищих-промышленников» и «притворных» нищих: впервые пойманный для начала получал предупреждение, а «рецидивистов» отправляли на каторгу.

Первым человеком в России, который, не отрицая личного подаяния, осознал необходимость системных действий в рамках благотворительности, был крупный общественный деятель середины ХVII века, советник царя Алексея Михайловича Федор Михайлович Ртищев. Он в реальной жизни попытался соединить частную благотворительность с общественной и, по словам В.О.Ключевского, сумел на чувстве личного сострадания построить устойчивую систему благотворительных учреждений (Ключевский В.О. Указ. соч., с. 19).

О, человек! сказано тебе, что – добро и чего требует от тебя Господь: действовать справедливо, любить дела милосердия и смиренномудренно ходить перед Богом твоим (Мих 6:8). По рождению Ф.М.Ртищев был простым дворянином, но, отличаясь умом, честностью, исполнительностью, быстро сделал карьеру при царском дворе и стал занимать исконно «боярские» должности. Был царским экономом, позже – постельничим. В конце карьеры Ртищев руководил тремя важнейшими государственными учреждениями – Дворцовым судным приказом, Приказом Большого Дворца и Приказом тайных дел.

Его благотворительность развивалась по нескольким направлениям. С разрешения царя и патриарха Иосифа на свои деньги он строит церковь Преображения Господня, а при ней в конце 40-х годов учреждает – тоже на собственные средства – монастырь, при котором вскоре создается «ученое братство» – его стали называть Ртищевским. Иноки занимались переводами священных книг, а позже при монастыре открывается училище, где желающие могут обучаться языкам: церковно-славянскому, латыни, греческому, а также грамматике, риторике и философии. Уже после смерти Ртищева училище послужило основой для создания Славяно-греко-латинской академии. Ртищев был одним из тех, благодаря кому в русских храмах с целью духовного просвещения паствы после службы стали читать проповеди. Федор Михайлович был воспитателем царевича Алексея, ранняя смерть которого сильно подействовала на Ртищева, заставив удалиться от государственных дел.

О Ртищеве вообще говорили, что у него нет «самолюбия» в расхожем смысле этого слова: он не просто любил ближнего, как себя, но себя считал «последним из своих ближних». «Ртищев умел подняться до способности соболезновать людскому несчастью как общему злу и бороться с ним как со своим личным бедствием» (Ключевский В.О. Указ. соч., с. 20).

В армии всегда, а тем более в армии ХVII века, на солдат смотрели как на пушечное мясо. Ртищев едва ли не первый на Руси начинает относиться к ним по-евангельски, что в своих, что в чужих равно видя детей Божьих. Ибо мы – Его творение, созданы во Христе Иисусе на добрые дела, которые Бог предназначил нам исполнять (Еф 2:10). Ртищев сопровождал царя в походах как начальник походной квартиры. У него были больные ноги, и он с трудом мог ездить верхом. Однако по дороге подбирал в свой экипаж столько больных, раненых, избитых, что часто ему не оставалось там места, – пересаживаясь на коня, он сопровождал свой импровизированный лазарет до ближайшего города. Там снимал дом, куда переносили его подопечных, оставлял деньги на уход за ними, «врачев им и кормителей устрояше», и двигался дальше. В «госпитали» Ртищева попадали и пленные неприятели. Ключевский называет Ртищева первым создателем Красного Креста в России.

На собственные средства Ртищев выкупил немало пленных россиян. Крымские татары в XVI–XVII веках во время каждого набега на Русь уводили многие тысячи пленных, которых потом продавали в рабство. Правительство брало налог – «полоняничные деньги», из которого платило за выкуп этих людей. Но на всех собранных средств не хватало. Ртищев заключил соглашение с купцом-греком, жившим в России. Тот вносил выкуп, а Федор Михайлович отдавал ему нужную сумму из своих денег: в общей сложности он за несколько лет истратил на эти цели 17 тысяч рублей – сумма по тем временам грандиозная.

Первым Ртищев организовал и своего рода «скорую помощь» в Москве, составив команду рассыльных, которые подбирали избитых и пьяных с улиц города и отвозили в специальный дом, который тоже содержал Федор Михайлович (позже дом этот назовут первым российским медвытрезвителем). Это был приют для временно нуждающихся. Но скоро появился второй дом, куда доставляли слепых и немощных, нуждавшихся в постоянной помощи, – первая настоящая богадельня в Москве, ставшая и первой гражданской больницей в России.

Помогал Ртищев и голодающим: во время голода в Вологодском крае он продал лишнюю одежду и домашнюю утварь, послав вологодскому архиепископу для раздачи 200 мер хлеба, 900 рублей серебром и 100 рублей золотом. Такие огромные пожертвования заставили Ртищева продать одно из своих сел. Заключая сделку, он добровольно снизил цену, но потребовал от нового владельца поклясться на образах, что тот не увеличит повинностей крестьян. Завещав свои вотчины дочери и зятю – князю Одоевскому, Федор Михайлович попросил, чтобы всех дворовых они отпустили на волю. Свою землю под Арзамасом, необходимую для городских нужд, он даром отдал городу. По общему свидетельству, в собственных потребностях Ртищев был на редкость скромен. Он постоянно жертвовал и монастырям, имя его вписано в синодики многих храмов.

Размах системной благотворительной помощи, о которой думал Федор Ртищев, в Западной Европе того времени был уже значительно шире. Например, в католической Франции, в городе Монпелье, в конце XVII века была открыта общая больница на 700 мест, куда в основном поступали маленькие дети. Амбулаторно она обслуживала еще свыше четырех тысяч человек. Попутно больница выполняла и другие благотворительные функции, в частности работала как богадельня, давала приют бродягам и нищим. По временам ее использовали даже как место заключения для преступников. При больнице работали курсы по обучению ремеслам. Для сбора дополнительных средств при ней был учрежден свой магазин, где среди прочих товаров продавались хлопок и шерсть.

На Руси в 1670 году царь Алексей Михайлович, поддержав Ртищева, учредил приказ для строительства богаделен, они были отнесены к ведомству патриаршего дома; к концу ХVII века в Москве их было десять. При следующем царе Федоре Алексеевиче благотворительные учреждения на Руси пополнились домами-приемниками для беспризорных детей, где их не только кормили и давали кров, но и, думая об их будущем, обучали грамоте, ремеслам.

Благотворительность, как и многое другое, при Петре I постепенно принимает более оформленный, если можно так сказать, «государственный» облик. В немалой степени этому способствует знакомство императора со складывающейся в то время европейской системой социальной поддержки. Особое внимание царь Петр уделял лечению солдат и призрению детей-сирот, в первую очередь незаконнорожденных – их называли «зазорные младенцы». В 1706 году под Новгородом митрополит Иов открыл приют для незаконнорожденных детей. Указом царя на его содержание пошли доходы с нескольких монастырских вотчин. Скоро и в других городах России начали создавать подобные заведения.

В 1714 году Петр издает указ, по которому матери, лишавшие жизни незаконнорожденных детей, должны были быть казнены. Кто же брал подкидышей и сирот на воспитание, получал денежное пособие. Опекуны должны были направлять этих детей на учебу и работу, а девочек выдавать замуж.

При Петре I содержание богаделен передается в ведение приказов, с 1721 года – Синоду, с 1724 года – Камер-конторе. То есть центр тяжести и ответственности за благотворительную деятельность в стране решительно переносится с духовных учреждений на государственные.

Вслед за западноевропейскими монархами Петр заботится о том, чтобы люди, способные себя содержать, не поступали в богадельни: по его указу 1700 года в богадельни могли приниматься лишь старики, инвалиды и дети-беспризорники. Здоровым же царь велел «кормовых денег не давать». Через десять лет он вновь приказывает провести ревизию богаделен, освобождая их от людей, имевших семьи и способных к ремеслам. Петр предполагал также провести перепись нуждающихся в целом по России, но не успел это сделать.

Первый военный госпиталь был построен Петром в 1707 году в Синичкиной слободе в Москве, где селились солдаты Лефортовского полка. При нем было основано первое высшее медицинское учебное заведение – Медико-хирургическая школа, при которой имелся анатомический театр, библиотека и оранжерея с лекарственными растениями. Открыта «военная гошпиталь» была на деньги Монастырского приказа, вмещала 200 коек, и поступать туда должны были только низшие армейские чины. (Первоначально корпуса были бревенчатыми и не раз горели. Учитывая это, при Екатерине II госпиталь перевели в каменное помещение на Госпитальной улице, где уже в советское время был открыт Главный военный госпиталь им. Н.Н.Бурденко).

В 1712 году Петр I издал важнейший для благотворительности в России указ «Об учреждении во всех губерниях гошпиталей», причем понятие это сразу расширяется и становится фактически синонимом больницы: туда принимались увечные не только из солдат, но и из простых граждан, а также немощные старики. Интересно, что и сиделками в госпиталях до конца ХVIII века работали не женщины, а отставные солдаты. Поначалу главным финансовым источником госпиталей, богаделен и сиротских домов были в петровское время частные пожертвования. Для примера подданным царь сам жертвовал на них почти треть своих личных денег. Доходы от продаж того, что было изготовлено в монастырях, тоже отчислялись на благотворительность, шли на нее и штрафы, взятые с раскольников: за «совращение в раскол» полагалась конфискация имущества. Прямо в госпитали указывалось передавать милостыню, поскольку, как уже говорилось, подаяние «из рук в руки» было запрещено. Позже Петр установил и однопроцентный налог с любого дохода на содержание госпиталей.

В Англии за 200 лет до петровских нововведений подобная политика была опробована. Государство расширило возможности местных властей и собственные для участия в благотворительных проектах, что возросло после распада монастырей в 1530 году. Муниципальные власти в Лондоне создали систему больниц, каждая из которых имела специализацию: для беспомощных, для подкидышей, исправительные для неработающих, но трудоспособных взрослых. По закону Генриха VIII каждый город должен был создать свой благотворительный фонд. Туда поступали специальные налоги и милостыня. Напрямую милостыню было разрешено получать только слепым и матросам после кораблекрушения.

Однако меры, принятые в России Петром против нищенства, не принесли должных результатов, и в 1730 году императрица Анна Иоанновна предлагает Сенату новый указ о нищенстве и богадельнях: «Усмотрели мы, что нищие прямые, престарелые, дряхлые и весьма больные без всякого призрения по улицам валяются, а иные бродят; с другой стороны, нам известно, что в богадельни вместо прямых нищих записывают таких, которые могут работою питаться, а иные и в богадельнях не живут, но одно жалованье получают, и не без греха, что бедные без призрения страждут, а вместо них тунеядцы хлеб похищают; поэтому повелеваем немедленно тунеядцев из богаделен выслать или определить на работу, а прямых нищих в богадельни весть; помещичьих отдать помещикам, посадских в посады для пропитания; малолетных мужеского пола определять в гарнизонные школы, чтоб, выросши, годились в службу вместо рекрут; девочек на фабрики или кто захочет взять их на воспитание и в услужение». (См. Соловьев С.М. История России с древнейших времен, т. 10. – М., 1963, с. 236.)

Но путь от царских указов до их воплощения часто бывал не близок. Сенат распорядился немедленно приступить к исполнению монаршей воли, однако через полгода полиция обратилась к Синоду с просьбой в свою очередь дать указание священникам, чтобы те не позволяли просить милостыню при церквах: число нищих «умножилось, и особенно находят они себе прибежище в церквах и рядах». Синод дал такое указание, но священники, судя по всему, не имели возможностей для его исполнения.

Попытку создать разветвленную, охватывающую всю страну государственную систему социальной помощи предприняла Екатерина II. Вслед за Петром I ею на русскую почву были перенесены многие представления о характере и формах благотворительности, бытовавшие в Германии и других протестантских странах севера Европы. В годы ее правления от стихийного «нищелюбия» Россия окончательно переходит к последовательной государственной политике в социальной сфере, а взносы частных лиц на благотворительные цели становятся регулярными. Пожертвования отдельным монастырям сокращаются, и благотворительность начинает носить все более светский характер.

В 1775 году в Уложении об управлении губерниями определяются правила по организации общественного призрения. В сорока губерниях – всего их было образовано пятьдесят и в каждой проживало примерно 350 тысяч человек – должен был быть создан приказ общественного призрения при губернаторе (в их ведение попадали народные школы, сиротские дома, больницы, богадельни, смирительные дома и проч.). Помимо приказов, за работой организаций общественного призрения следили земские капитаны, городничие и позже – частные приставы. Доходы приказов зависели от трех источников:

государственных средств, частных пожертвований и ведения самостоятельной хозяйственной деятельности. Просуществовали они почти сто лет – позже их функции были переложены на земства.

В Англии к тому времени уже почти два века действовал «Закон о благотворительности». Он определял как ее стратегию и тактику, так и ее цели. Главными среди них были: помощь бедным и беспомощным; поддержка больных и калек; помощь бедным учащимся; поддержка сирот; спонсирование начинающих свое дело и, наоборот, обанкротившихся; выплата долгов заключенных; помощь пленным; финансовые вложения в ремонт портов и гаваней, мостов и набережных, дорог и церквей. Закон также предусматривал поддержку частной благотворительности. По нему несколько мирян под руководством епископа назначались для контроля за расходованием средств благотворителя. Причем, если выявлялись нарушения, «контролеры» были уполномочены обратиться в суд. Вскоре после принятия этого закона в Англии была введена регистрация благотворительных организаций и капиталов, деятельность контролеров-попечителей делалась все более подотчетной – с этого времени английская благотворительность приобретает настоящую самостоятельность.

В России при Екатерине II несколько смягчается жестокость борьбы с профессиональными нищими и бродягами. Вместо телесных наказаний вводится принудительный труд. Императрица строит в стране и первые «работные дома» для бродяг и нищих, которые находятся в ведении полиции. Созданы также «смирительные» дома с полутюремным режимом для «исцеления порочных людей»: в них помещали «буйных ленивцев» и лиц «непотребного и невоздержанного жития», которые должны были постоянно работать, за исключением времени на еду и сон. Непослушные наказывались тремя ударами розог за один проступок.

Екатерина II в качестве превентивной меры, борясь с нищенством, учреждает кредитные и ссудные кассы для нуждающихся, а по указу 1781 года столичный магистрат назначал «городского маклера», который раз в неделю раздавал бедным «кружечные сборы», вскрывая железные кружки «с доброхотными подаяниями», висевшие в людных местах и принадлежавшие приказу общественного призрения. Провинциальные городские и сельские общины, а также церковные приходы, как и в Западной Европе, по указу императрицы обязаны были подкармливать своих бедняков, «не допуская их до нищеты».

В Европе товарно-денежные отношения сформировались раньше, чем в России, и попытки решить проблему дешевых кредитов предпринимались там еще с ХV века. Кредиты беднякам под небольшой процент предлагались в Италии и других странах. Во Франции в то время в больших городах уже создавались местные благотворительные фонды. Некоторым из них было разрешено получать завещания и среди прочих направлений деятельности – выдавать рабочим кредиты под низкий процент.

В России и после Петра продолжают открываться дома для «зазорных» младенцев. Подобный «сиропитательный дом» с госпиталем для бедных рожениц был открыт в 1764 году в Москве как государственное учреждение, хотя строили его на частные пожертвования: в казне денег не нашлось, объявили официальный сбор средств. Екатерина II лично пожертвовала 100 тысяч рублей с обязательством ежегодно вносить еще по 50 тысяч, а цесаревич Павел – по 20 тысяч, недостающую сумму добавил горнозаводчик Прокофий Демидов.

В воспитательных домах дети получали общее образование, с отроческого возраста их обучали ремеслам в мастерских при самом доме или отдавали городским ремесленникам. При Екатерине II появились сиротские дома – учебные заведения для детей от семи до десяти лет неимущих родителей из городских сословий. После окончания учебы воспитанников распределяли на службу на казенные мануфактуры и фабрики или к частным предпринимателям. Сиротские дома содержались на частное подаяние.

Вообще воспитание нового поколения, сплочение сословий, создание единой российской интеллигенции, образованной и преданной отечеству, – вот круг вопросов, который занимал императрицу, близкую идеям просвещенного абсолютизма. Пусть и наши учатся упражняться в добрых делах, в удовлетворении необходимым нуждам, дабы не были бесплодны (Тит 3:14).

При всей отсталости по многим направлениям феодальной России от промышленно развитых стран Западной Европы именно во времена Екатерины II проблемы, стоящие перед благотворительными организациями европейских стран и России, во многом становятся общими, приходя к нам уже без опоздания в несколько веков. Воспитательное направление стало одним из ведущих в благотворительных начинаниях и католических, и протестантских стран к середине XVIII века: повсеместно открываются благотворительные школы для бедных, где преподаются основы религии и грамотность. Все большую роль в благотворительности Англии и Франции начинают играть выходцы из среднего класса, оставляя свои небольшие состояния больницам, школам, церковным приходам. Именно этих людей известный российский благотворитель екатерининского времени Иван Иванович Бецкой называл «третьим сословием»; он тоже считал образование и воспитание нового поколения важнейшими ветвями в развитии отечественной благотворительности.

Внебрачный сын генерал-фельдмаршала князя Ивана Юрьевича Трубецкого (усеченную фамилию которого он и получил), родился Бецкой в Стокгольме, где его отец был в плену. Екатерина II, рано оценив Бецкого, отмежевала ему воспитательную сферу: в шутку она называла Ивана Ивановича «наш детский магазин». В поле зрения Бецкого попадают в большей степени нуждающиеся дворянские дети, но немало было им сделано и для выходцев из низших сословий. Позже, с 1763 году (и на 30 лет) Бецкой становится главой Академии художеств, при которой он устроил воспитательное училище. В том же году Бецкой представил план школьной реформы – «Генеральное учреждение о воспитании обоего пола юношества». Проект был утвержден 1 сентября 1763 года.

Стараниями Бецкого в Петербурге было открыто «Воспитательное общество благородных девиц» (впоследствии Смольный институт), попечителем которого он и стал. Бецкой был назначен также шефом Сухопутного Шляхетного кадетского корпуса, для которого составил новый устав. По плану Бецкого и на средства Прокофия Демидова было учреждено Воспитательное коммерческое училище для купеческих детей. Бецкой получал от императрицы немалые средства, основная часть которых шла на благотворительные цели. В Петербурге он тоже открыл Воспитательный дом, учредив «вдовью» и «сохранную» кассы, в основу которых легли сделанные им пожертвования.

Взгляды Бецкого на воспитание были новыми для того времени: воспитатели должны быть «добросовестными и примера достойными людьми», обучать без принуждения, с учетом склонностей ребенка, не применяя телесных наказаний. Преградой дурному влиянию на подрастающее поколение, по мысли Бецкого, должны служить закрытые учебные заведения (интернаты), где под руководством просвещенных наставников дети и молодые люди воспитывались бы до 18–20 лет.

Бецкой пропагандировал создание в России, как уже было заведено «в чужих государствах», «третьего сословия» – «третьего чина», а не только дворян и крестьян. Устройство большинства заведений (воспитательные дома, мещанские училища при шляхетном корпусе и при Академии художеств), помимо своих прямых задач – воспитывать безродных детей, дать образование детям низших классов, – решало задачу создания этого «третьего чина людей». При Екатерине II правительство разрабатывало меры поощрения частных благотворителей, и в 1778 году Сенат на торжественном заседании поднес Бецкому отлитую в его честь большую золотую медаль с надписью: «За любовь к Отечеству». На надгробном памятнике Бецкому в Александро-Невской лавре выбиты слова из оды Державина: «Луч милости был, Бецкой, ты».

При Екатерине II начинается строительство уже не госпиталей, а полностью гражданских лечебных учреждений. Самое старое из них после больницы Федора Ртищева – Павловская больница. Она была основана сыном императрицы Павлом, когда ему исполнилось девять лет. Тяжело заболев, Павел по совету близких дал обет: если выздоровеет, основать в Москве больницу для бедных. Больница была построена около Даниловского монастыря в усадьбе известного казнокрада – генерал-прокурора А.И.Глебова, которая была взята в казну в счет его долга (200 тысяч рублей). Сначала в ней насчитывалось лишь 25 коек. (В этой больнице позже работал знаменитый врач-филантроп, речь о нем еще пойдет, Ф.П.Гааз. Сейчас в том же здании располагается 4-я городская клиническая больница.) Следующей стала Екатерининская больница с богадельней (1776). В лечебных заведениях, подчиненных приказам общественного призрения, лечили бесплатно. С конца 70-х годов в Петербурге, потом в Москве и Новгороде открываются первые в России дома для душевнобольных.

Участие верхнего эшелона российской власти в благотворительности до конца XVIII века было, скорее, распорядительным, шло сверху, а не изнутри. Ни в Средние века, ни позже не существовало благотворительных организаций, которые были бы созданы и планомерно поддерживались великими князьями, царями или императорами, хотя в благотворении эти люди принимали самое деятельное участие, подавая во многом пример своим подданным. В католической Западной Европе королевские фонды существовали с конца средних веков. В Англии короли и королевы создавали и возглавляли благотворительные организации. Во Франции свой фонд имел Филипп II еще в XIII веке, Людовик IX Святой создал несколько благотворительных больниц-фондов, для надзора за которыми поставил своих чиновников. Они назначали управляющих больницами и следили за финансовой отчетностью. В XVI веке в Дании в королевском уставе оговаривалась благотворительная деятельность короля, его забота о неимущих и обязанность духовных лиц наравне с мирянами участвовать в местных властных структурах. К середине XVII века там был принят закон, по которому король контролировал работу наиболее крупных благотворительных организаций, чтобы обеспечить безопасность вкладов и соблюдение воли благотворителя. Шведские короли были создателями и владельцами благотворительных организаций, которым принадлежали школы и странноприимные дома.

Среди российских монархов по-настоящему серьезную роль в развитии и организации благотворительности сыграла супруга, впоследствии вдова Павла I, императрица Мария Федоровна. Указом императора от 1796 года она возглавила систему общественного призрения в России. Созданное ею Ведомство учреждений императрицы Марии Федоровны просуществовало до 1917 года. Вообще, начиная с правления Алексея Михайловича царицы все активнее входят в дела милосердия, и, если царь в качестве главного чиновника страны часто был вынужден соблюдать обычные бюрократические процедуры, что резко замедляло ход любого дела, то царицы могли действовать куда энергичнее.

В Павловске, рядом со своей загородной резиденцией, Мария Федоровна открывает первое в России училище для глухонемых детей. (Школы для слепых появятся в России лишь к концу XIX века, тогда же будет построена специальная типография и начнет издаваться целый комплекс журналов для слепых и о слепых.) На юге России, в Севастополе и Николаеве, Ведомство императрицы создает училища для детей низших военных чинов.

Мария Федоровна положила начало профессиональной подготовке женского медицинского персонала. С середины XVIII века женский труд вернулся в дома призрения, но осуществляли его так называемые «бабы-сиделицы», не имевшие никакой специальной подготовки. Отсутствием квалифицированного персонала объяснялась, в частности, огромная смертность младенцев в воспитательных домах – в те времена она достигала 90 % (кстати, интересна статистика: через сто лет детская смертность снизилась там до 10%).

Очень важную роль в деле российской благотворительности играли супруги монархов.

Мария Федоровна создает при воспитательных домах вдовьи дома – сначала для бездетных вдов российских офицеров, так появляется «служба сердобольных вдов». В начале XIX века из петербургского вдовьего дома на добровольных началах приглашаются 24 женщины для ухода за больными. Через год 16 из них, пройдя испытательный срок, были приведены к присяге; императрица возложила на них особый знак – «золотой крест», – на котором было написано «сердолюбие». С этого времени при больницах создаются курсы сиделок, а в Москве открывается учебное заведение – Институт сердобольных вдов. На основе этих структур позже возникнет Общество сестер милосердия. К началу XIX века в системе Учреждений императрицы Марии Федоровны обучается почти 10 тысяч девушек, бесплатное стационарное лечение получает 20 тысяч человек с низкими доходами и около 400 тысяч лечатся амбулаторно.

При содействии императрицы Марии Федоровны и жены императора Александра I Елизаветы Алексеевны было создано Императорское человеколюбивое общество. Поначалу оно опекало 160 тысяч неимущих, ведая бесплатными квартирами, ночлежными домами, швейными мастерскими, бесплатными столовыми, раздачей бесплатных лекарств. Впервые было налажено постоянное посещение больных и нуждающихся на дому. Первый взнос для общества сделал из собственных средств Александр I – 50 тысяч рублей. Расходы общества за первый год работы составили 300 тысяч. Финансовая отчетность была прозрачной, за ней следил попечительский совет. С 1816 года общество получало ежегодную субсидию в 100 тысяч рублей серебром и 150 тысяч ассигнациями. Все время рос приток и частных пожертвований: в числе первых благотворителей был князь П.И.Одоевский, отписавший обществу три имения стоимостью 220 тысяч рублей серебром.

Жертвовали не только богатые люди: жители Москвы в 1818 году собрали 100 тысяч рублей ассигнациями. Милосердый да будет благословляем, потому что дает бедному от хлеба своего (Притч 22:9). Ставшие популярными в первой четверти XIX века шарманщики сначала сдавали деньги на устройство воспитательных домов и только потом получали право играть на улицах. Забытые вещи распродавались в пользу бедных. Постоянно делались «кружечные сборы» (кружки висели у магазинов, на стенах приютов и т.д.). С начала XIX века государство монополизировало производство когда-то строго запрещенных игральных карт – их выпускала единственная фабрика, которая была собственностью Императорского воспитательного дома.