Совершенство нравственной силы
Совершенство нравственной силы
В Улан-Баторе, во дворце Богдо-Гэгэна, находится удивительная статуя Зеленой Тары. Весь облик Тары дышит юностью – она красива, стройна, изящна. Она сидит, опираясь на левое бедро, верхняя часть ее тела слегка развернута вправо. Правая нога Тары спущена с трона-лотоса, и кажется, что богиня вот-вот оживет и сойдет к людям. В отличие от остальных Тар, изображаемых как богини, эта выглядит живой, круглолицей монгольской девушкой; и эту жизненность нельзя рассматривать как вольность скульптора. Ведь Зеленая Тара, согласно буддийскому учению, ближе всех к простым людям и сама приходит на помощь страдающим.
Монголы очень почитают именно это изображение Зеленой Тары. И ходит легенда, что статуя однажды заговорила…
Скульптора, изваявшего Зеленую Тару, звали Дзанабадзар, или Мудрость Просветления. Также звали его Джебцун-Дамба, Высочайший, и Ундур-Гэгэн, Великое Перевоплощение. А в Европе его назвали бы Гением.
Ведь Дзанабадзар был не только скульптором. Он был еще и живописцем, написавшим прекрасные в своем совершенстве изображения будд и Бодхисаттв. Он был поэтом, чьи произведения помнят и любят в буддийском мире по сей день. Он был лингвистом, создателем монгольской письменности. Он был философом, разработавшим новые виды медитации. Он был издателем духовной литературы и строителем монастырей и храмов. Наконец, Дзанабадзар был духовным и политическим главой страны в один из самых драматичных периодов истории Монголии – в эпоху смуты и гражданской войны XVII века…
Но главным делом своей жизни Дзанабадзар считал просвещение народа. Во время обучения в Тибете Дзанабадзар создал монгольский алфавит соёмбо.
Простые люди очень любили молодого правителя. И однажды верующие решили построить особую обитель для Ундур Гэгэна, в которой он смог бы спокойно трудиться. Никто не остался в стороне, каждый пожертвовал хоть немного на строительство храма. Так в прекрасном Хангае, среди горных рек и лесов, был возведен монастырь Тухвин, Храм Созерцания, нареченный «Землей благословенной и уединенной». И многие прославленные работы Дзанабадзара были созданы именно там.
Также Ундур Гэгэн был собирателем священных книг, которые были поднесены в дар монгольским монастырям. Ундур Гэгэн изучил и в совершенстве знал древнеиндийский поэтический трактат «Кавья-дарша», написал комментарий на некоторые его разделы и создал собственный поэтический стиль.
Среди его стихов особой известностью пользовалось благопожелание «Джанлабитсогдзол», ставшее для всего народа ежедневной молитвой. В каждой строке этого прекрасного стихотворения звучал призыв к состраданию и жизни без войн.
Но многолетняя гражданская война, опустошившая Монголию, не прекращалась. Между ханом ойратов и владыкой халха-монголов шла борьба за власть, а правители соседних стран стремились разорвать Монголию на части.
Дзанабадзара почитали все монголы, не только потому, что он являлся духовным лидером страны, но и за удивительную нравственную чистоту, бескорыстие и доброту. Ему удалось собрать в своей обители ханов и нойонов из противоборствующих лагерей. Ундур Гэгэн обратился к владыкам монголов с речью о сострадании и терпении, после чего многие давние враги заключили мир!
Ундур Гэгэн глубоко изучил теорию тибетской, индийской и китайской архитектуры и стал профессионалом в возведении монастырей и храмов. Он активно вводил в архитектуру элементы монгольских народных жилищ – юрты и шатра, смело сочетал различные стили. Поэтому Дзанабадзара считают не только творцом монгольской буддийской архитектуры, но и создателем нового направления в буддийской архитектуре в целом. Самые известные постройки Дзанабадзара находятся в прекрасном монастыре Эрдэнэ-Дзу. Ундур Гэгэн, мечтая объединить монголов и прекратить гражданскую войну, возводил храмы на месте разрушенного Каракорума, столицы Чингисхана. Пожертвования на храмы собирались по всей стране, и люди были счастливы помочь любимому правителю в этом благородном деле.
Но окончательно объединить страну Дзанабадзару не удалось. Узнав о распрях среди монголов, китайцы решили воспользоваться этим и захватить Северную Монголию. Им был вовсе не нужен чистый душой, бескорыстный правитель, преданный своему народу. Китайский император пригласил Дзанабадзара в Пекин, якобы для того, чтобы все приближенные получили духовное посвящение от столь великого ламы. Дзанабадзар, приняв приглашение, приехал в столицу Китая и был предательски убит.
Величайший художник, скульптор, архитектор, поэт, Дзанабадзар передавал в своих творениях через красоту форм высочайшие устремления человеческого духа и всю силу своего таланта отдал бескорыстному служению людям. Ундур Гэгэн говорил: «Зло и ненависть заставляют стареть человеческое сердце. Стареет и тело, но не стоит жалеть об этом – сожалей лишь о старении сердца…»
Совершенство терпения
«В давние времена правил своим народом царь по имени Шиби. Владел царь несметными богатствами, но щедрость и желание помочь всем нуждающимся переполняли его сердце. И вот царь по своей щедрости повелел устроить повсюду в городе дома бесплатной раздачи всего необходимого: зерна, всякого добра и разнообразной утвари. Нуждающимся в пище он предоставлял пищу, жаждущим он предлагал питье, иным давал постели, сидения, платья, лакомства и благовония, венки, серебро, золото, – каждому давал то, в чем тот чувствовал нужду. И когда молва о дивной щедрости царя распространилась повсюду, то люди, жившие в самых различных отдаленных концах земли, с великим изумлением и радостью в сердцах устремились в эту страну. И каждого царь привечал ласковым словом, и каждый получал все необходимое. И, когда видел царь радостные лица людей, сердце его наполнялось еще большей радостью.
Но через некоторое время Шиби заметил, что мало осталось просящих, что весь народ его пребывает в благоденствии. Опечалился царь, ибо очень сильно было в нем стремленье к щедрости. И у царя явилась мысль: «Поистине, блаженны те избранные, к которым нуждающиеся доверчиво и без стеснения обращаются со своими просьбами, даже если они касаются их тела. Ко мне же люди, словно боясь суровых слов отказа, приходят лишь с робкими просьбами об имуществе!»
Бог Индра, услышав мысли царя, изумился: «Неужели этот человек настолько щедр, что не боится и тело свое раздать страждущим? Надо его испытать!»
Приняв облик старого слепого нищего, он пришел во дворец царя Шиби. Царь, увидев слепого, обратился к нему с ласковыми словами: «Чем помочь тебе, странник? Нуждаешься ли ты в деньгах, в одежде, в пище – скажи, и я с радостью одарю тебя!»
Поклонился нищий, поблагодарил царя, и сказал: «О, щедрый владыка! Я стар, и не принесут мне радости ни золото, ни одежды, ни пища. Но хотелось бы мне перед смертью хоть раз взглянуть на этот мир. Не отдашь ли ты, царь, мне один свой глаз?»
Ропот возмущения пронесся по рядам подданных, а царь подумал: «Нищий ли сказал эти слова? Или мне послышалось, ибо давно я мечтаю и тело свое отдать страждущим?»
И спросил царь: «Скажи, кто надоумил тебя прийти ко мне?»
«Это Индра, верховный бог, послал меня к тебе!» – воскликнул нищий.
«Раз ты пришел по указанию самого Индры, для него не сложно будет сделать так, чтобы глаза мои засияли на твоем лице. Ибо ты просил один глаз, но я отдам тебе оба, и под конец жизни ты насладишься созерцанием этого мира!»
И царь призвал врачей, те извлекли его глаза, и приложили к пустым глазницам нищего. И волшебной силой Индры прекрасные глаза царя засияли на изборожденном морщинами лице старика.
Радостно вскричал нищий, бросился в ноги царю Шиби и удивленно оглядывал открывшийся ему мир. А потом, покинув дворец, всюду рассказывал о безмерной щедрости царя.
Все жители царства лили горькие слез, оплакивая глаза владыки. А слепой царь бродил на ощупь по покоям дворца, и радостно было у него на сердце. И вот спустя некоторое время царь сидел на берегу пруда в своем парке. Неожиданно он услышал гудение роя пчел, и пряный аромат разлился вокруг.
«Кто здесь?» – спросил слепой царь.
«Это я, бог Индра, явился к тебе, – раздалось в ответ. – Скажи, о щедрый царь, чего ты желаешь?
«Я всегда желал лишь блага другим, и ничего не просил для себя, – ответил Шиби, – но с тех пор, как я ослеп, я все чаще думаю о смерти. Народ мой живет в благоденствии, я смог помочь всем, кто просил о помощи. А теперь я хочу уйти…»
«Нет, царь, не пришло еще твое время! – ответил бог Индра. – Но за твою безмерную щедрость, за твое безмерное терпение я дам тебе новые глаза, куда лучше прежних. Ибо отныне сможешь ты видеть не зримое прочим, и читать в сердцах людей!
С этими словами Индра исчез, а царь Шиби прозрел. Радостным был этот день у всех подданных щедрого царя! А сам Шиби прожил долгую жизнь, и, прозревая сердца людей, смог помочь еще очень и очень многим…»
Совершенство усердия
Далеко не все знают, что в Санкт-Петербурге находится действующий буддийский храм. Конечно, он не является главной достопримечательностью города. Но этот храм, который носит название Дацан Гунзечойнэй, или «Источник Святого Учения Будды Всесострадающего» – самый северный буддийский храм на планете.
Дацан находится в районе Черной Речки, у станции метро «Старая Деревня». Окруженный могучими деревьями, сложенный из темного камня, храм массивной трапецией подпирает низкое петербургское небо. Если сравнить его с радостными, ярко расписанными храмами Бурятии и Калмыкии, Гунзечойнэй покажется мрачным и величественным замком. Но зато этот храм, построенный по тибетским канонам, чудесно вписывается в общий архитектурный облик северной столицы.
Дацан Гунзечойнэй построил в начале ХХ века бурятский лама, философ и политический деятель Агван Доржиев. Доржиев был известен многими благотворительными проектами, связанными с распространением Учения Будды. Но главной его заслугой стала постройка первого буддийского храма в столице. Агван Доржиев говорил, что дацан будет способствовать сближению русских, бурят, калмыков и тибетцев, позволит русским ближе познакомиться с буддийской философией. Ему во многом удалось добиться поставленных целей. Сохранились фотоснимки начала 1910-х годов, на которых русские буддисты, в основном из высшего общества, стоят рядом с простыми бурятами и калмыками на ступенях еще не достроенного дацана.
Долго и терпеливо добивался Агван Доржиев разрешения на строительство первого буддийского храма в Петербурге. Работы начались в 1909 году в районе Черной Речки, у Старой деревни. Деньги на строительство пожертвовали сам Агван Доржиев, Далай-лама, многие российские буддисты. Постройка храма, долгая и трудная, завершилась в 1915 году, в разгар Первой мировой войны. Церемония освящения храма состоялась 10 августа, на ней присутствовали представители правительств Николая II, Далай-ламы XIII, сиамского короля Рамы IV и монгольского Богдо-гэгэна. Побывавшие на открытии корреспонденты петербургских газет были поражены, увидев вместо скромной молельни для местных бурят и калмыков монументальное и величественное сооружение. Дацан с легкой руки журналистов тут же прозвали «Буддийская пагода».
После революции, в 1919 году, храм был разграблен красноармейцами. Многие ценные вещи были украдены, трехметровая статуя Будды разбита, сожжена уникальная библиотека тибетских манускриптов, уничтожен огромный личный архив Агвана Доржиева, посвященный взаимоотношениям России, Тибета, Англии и Китая, который он собирал более 30 лет.
Но Агван Доржиев, следуя Учению никогда не унывающего Будды, не опустил руки и сумел практически полностью отреставрировать храм, несмотря на царившую в стране разруху. Он постоянно пытался наладить отношения с новой властью, убеждая Ленина и Луначарского в необходимости свободы вероисповедания и культурного строительства.
Но в 1929 году новым антирелигиозным законом была запрещена деятельность буддийской церкви Забайкалья, в 1935 году начались преследования буддистов Ленинграда. В 1937 году после многочисленных арестов и расстрелов буддийская община при храме перестала существовать, а в ноябре того же года в Бурятии был арестован и 85-летний Агван Доржиев.
Спустя несколько месяцев Агван Доржиев скончался в тюремной больнице города Улан-Удэ. Где он похоронен, до сих пор неизвестно.
Все, чему посвятил он свою жизнь, было уничтожено пожаром революции, раздавлено репрессиями 30-х годов, предано забвению в эпоху «развитого социализма».
Но остался храм. Каменный гигант, он пережил и осквернение, и страшные годы войны, и последующее использование для разных хозяйственных нужд. А в 1990 году Источник Святого Учения Будды Всесострадающего вновь забил, даря свет Учения жителям северной столицы и многочисленным паломникам.
Совершенство равновесия ума
Работая в библиотеках над проектом экспедиции «Путь Темуджина», которая должна была пройти по следам армии Чингисхана, я обнаружил среди многочисленных жизнеописаний великих полководцев и воинов историю советника Великого Хана по имени Елюй Чуцай. Буддийский монах, попавший в плен к монголам, не только стал правой рукой Чингисхана, а затем его сына Угэдэя, но и спас от гибели миллионы людей. Все, что делал этот удивительный человек, шло вразрез с политикой кровавых завоеваний. Часто советы Елюй Чуцая воспринимались монгольской знатью как откровенная измена, и множество раз он был на волосок от гибели. Но монах не боялся смерти. Он боялся, что не сможет спасти других…
В конце правления Чингисхана на съезде монгольской знати, курултае, был поставлен вопрос: что делать с многомиллионным населением завоеванного Китая? Люди разбегались с разоренной монголами земли и уходили в леса, где становились разбойниками. Тогда многие полководцы склонялись к тому, чтобы полностью разрушить все города и села, поголовно истребить население и превратить Северный Китай в пастбища для монгольских табунов.
Елюй Чуцай понимал, что разжалобить великого монгола не удастся. И тогда он обратился к Чингисхану с поистине гениальным практическим предложением: «О, Великий хан! Если даже для изготовления луков требуются мастера-лучники, так неужели для управления Поднебесной не нужны мастера управления? Твое войско собирается в трудный поход на Юг, и необходимо иметь средства на удовлетворение военных нужд. Если в Северном Китае справедливо установить земельный налог, торговый налог и сборы за соль, вино, плавку железа и продукты гор и озер, то ежегодно можно получать серебра 500 тысяч лян, шелка 80 тысяч кусков и зерна свыше 400 тысяч ши. Их будет достаточно для снабжения армии. Как же можно говорить, что от китайцев нет никакой пользы и их нужно уничтожить?!»
Чингисхан ответил: «Я поверю тебе, советник! Но если я не получу обещанного, то буду считать тебя лжецом, и ты умрешь вместе со всеми!»
Через год в Монгольской империи были собраны первые налоги. Доход превзошел все ожидания Чингисхана, и с тех пор он еще больше стал доверять Елюй Чуцаю.
В 1227 году Чингисхан умер, и на престол взошел его сын, Угэдэй. Власть в Монгольской империи была выборной. Говорят, избранию Угэдэя великим ханом немало способствовал Елюй Чуцай, к чьим советам молодой хан присушивался еще при жизни отца.
После уничтожения в 1227 году тангутского царства Си-Ся монголы начали завоевание Южного Китая. В 1230 году Елюй Чуцай сказал Угэдэю: «Великий хан! Империя была завоевана верхом на коне, но управлять ею с седла невозможно!». Хан согласно кивнул и назначил Елюй Чуцая Чжун Шу-Лином, главой канцелярии, позволив ему проводить свою политическую линию.
После долгой и тяжелой осады верный соратник Чингисхана великий полководец Субэдэй взял южную столицу чжурчженей, город Бяньцзин. Согласно Ясе, Закону Чингисхана, город, не сдавшийся до того, как были пущены в ход осадные орудия, должны были вырезать до последнего человека. Эта судьба ожидала и жителей Бяньцзина. Елюй Чуцай направился в юрту хана и сказал: «Великий хан! Полководцы и воины десятки лет мокнут на земле и пекутся на солнце, и лишь ради того, чтобы завоевать земли и людей. Но если получить земли без народа, то как их использовать? В захваченном тобой городе собрались все лучшие мастера Китая. Если их перебить, ты получишь драгоценности и прекрасные изделия, но только один раз. Если оставить их в живых, через год ты получишь столько же прекрасных вещей, не выпустив ни единой стрелы!»
Угэдэй согласился с канцлером, и сотни тысяч жителей Бяньцзина были спасены.
В 1235 году оказалось, что для продолжения войны людские ресурсы Монголии недостаточны. Среди монгольской знати возник проект использовать мусульманские войска в Китае, а китайские – на западе, чтобы избежать восстаний. Тогда Елюй Чуцай сказал: «Китайские земли и Западный край отстоят друг от друга на десятки тысяч ли. Люди и кони изнурятся, пока дойдут до границ неприятеля, и будут негодны к бою. Более того, различен климат, и непременно возникнут повальные болезни. Лучше, если и те и другие войска будут находиться в своих странах. Это приведет к обоюдной выгоде!»
Хан принял и это предложение, хотя прекрасно понимал, что Елюй Чуцай защищает интересы покоренных народов, а не монгольского войска.
Помимо того, что Елюй Чуцай фактически управлял огромной империей, он постоянно разъезжал из города в город, из деревни в деревню. И все свои средства, заработанные на службе у Великого Хана, раздавал простым людям. Талантливым детям из бедных семей он помогал получить образование. Так более четырех тысяч простых, но способных и образованных людей оказались у власти в Империи.
Все, что делал при жизни этот великий человек, было продиктовано искренним желанием спасти людей, помочь попавшим в беду – то, что в буддизме называют Бодхичиттой. И в то же время Елюй Чуцай был спокойным и мудрым прагматиком, гениальным управленцем, который держал в своих руках бразды правления многомиллионной империей.
Таким образом, он воплотил в своей жизни один из главных принципов буддизма, о котором мы уже говорили выше: «Сострадание без мудрости слепо и немощно. Мудрость без сострадания жестока. И лишь объединив мудрость и сострадание, сможет идущий по Пути достичь блаженного берега Нирваны!»
Совершенство мудрости
В далекие времена жил на земле мудрый брахман. Еще в юные годы ступил он на Путь Бодхисаттвы, совершая подвиги любви и сострадания. Многие годы наставлял он людей, и большинство его учеников пошли Путем спасения и достигли совершенства; весь народ той земли был направлен на благой путь; и закрылись врата погибели, а Путь спасения стал широким, словно дорога для царских колесниц.
Однажды мудрый брахман отправился на прогулку в сопровождении Аджиты, своего любимого ученика, желая полюбоваться видом горных вершин и прекрасных водопадов.
Когда они проходили мимо одной из пещер, брахман услышал странные звуки, доносившиеся оттуда. Он заглянул в пещеру и увидел там изможденную тигрицу, которая едва дышала после трудных родов. От голода ее глаза ввалились, бока запали и видны были ребра. А рядом ползали пятеро маленьких слепых тигрят, подбираясь к материнским соскам. Но тигрица грозила им страшным ревом. И тут брахман с ужасом понял, что обезумевшая от голода тигрица смотрит на своих детенышей как на пищу!
Брахман задрожал от охватившей его жалости к тигрице и ее детям. Позвав Аджиту, он воскликнул: «О, милый Аджита! Сколь ужасна сансара, если от желания спасти себя мать готова разорвать на части собственных детей! Мы не должны допустить, чтобы погибла она и ее дети. Беги скорее в деревню и принеси мясо, чтобы накормить эту несчастную!»
Аджита стремительно помчался вниз по тропе, а брахман подумал: «Зачем искать пищу, когда тело мое способно спасти тигрицу и ее детей? В ближайшей деревне навряд ли найдет Аджита мясо, а если мы промедлим, случится непоправимое…»
И тогда брахман, отринув страх перед смертью, поднялся на высокую скалу над пещерой и бросился вниз, и разбился, упав на острые камни. Тигрица, почуяв запах крови, выползла из пещеры и стала пожирать тело Бодхисаттвы.
Когда Аджита вернулся, так и не найдя мяса, он с ужасом увидел, как тигрица обгладывает кости его учителя. И Аджита заплакал от великой скорби. А после увидел он, как кормит тигрица молоком своих слепых голодных детенышей. И тогда величие совершенного Учителем поступка вытеснило горечь утраты. И Аджита вернулся к другим ученикам и рассказал им об увиденном. И, отринув скорбь, они восславили Учителя, Бодхисаттву, а боги покрыли землю, на которой покоились его кости, прекрасными цветами…»