Возможности начинают развертываться

Возможности начинают развертываться

Первые шесть месяцев были самыми напряженными - я начинал ежедневную практику медитации, йоги, и дыхательных упражнений, которым меня научили. Когда я вытягивал руки, кисти, пальцы, шею, спину, ноги, и пальцы ступней, по кошачьи плавно переходя из одной позы в другую, через меня проходило неясное томление. Казалось, йога, каким-то от природы присущим ей разумным образом, с каждым ощущением перераспределяет мое либидо по всему телу. Даже мои гениталии загадочно подрагивали, однако без какого-либо сфокусированного побуждения или желания сексуальной разрядки. Вместо этого, они, казалось, отказывались от своего отчасти отдельного своенравия, все более и более сливаясь со всем остальным моим существом.

Фактически, то, что я раньше называл сексуальными чувствами, начинало радикально меняться. Сколь бы невозможным это ни казалось мне до сих пор, но побуждение мастурбировать или заниматься сексом просто уходило. Безусловно, я по прежнему чувствовал сильное влечение к женщинам, но всякое желание заниматься сексом, или даже фантазировать о сексе, уходило в редкие сновидения - в первые годы, очень мощные, а затем более безмятежные, лишенные сексуально возбуждающих образов.

Я знал, что никогда бы не смог вызвать такие изменения усилием воли или актом осознанного выбора. Почему бы мне было этого хотеть? Но теперь, когда они происходили, я мог понять почему: уже самыми первыми результатами были повышенная эмоциональность, более мощное телесное ощущение жизненной силы, и прилив творческой энергии. Я становился ревностным - энтузиастом йоги на рассвете, окружным чиновником, выписывающим субсидии или консультирующим молодых правонарушителей все остальное время, а позднее - семейным терапевтом и исследователем - чего же ещё -- брахмачарьи.

В этих исследованиях, сочинения Фрейда и Рейха, Кинси и Мастерса, Джонсона и Хайта уже не казались столь убедительными в качестве долгожданных библий сексуальной истины, и, вместо этого, представали передо мной как исторически и политически определяемые теории сексуальности. Если действительно существовала «функция оргазма», как настаивал Рейх, то существовала и функция сублимации, которая была намного более позитивной, чем понимали эти авторы. Современный наказ «занимайся сексом или, в крайнем случае, мастурбируй!» выдавал элемент лишенной свободы навязчивости. По словам одного человека, обучающегося йоге:

Я должен преодолевать всякий страх и заниматься сексом, а потом чувствовать себя сконфуженным и ужасаться : «Что же я сделал?»

Казалось, все американское общество охватило бездумно усиливаемое влечение к большей внешней стимуляции, большему потреблению, большим и лучшим оргазмам, как будто на карту была поставлена окончательная свобода. По сравнению с расширенной чувствительностью брахмачарьи, все это порой выглядело совершенно безнадежным. Позднее, в 1980-х гг. трагические и чреватые конфликтами проблемы СПИДа, большая осведомленность о сексуальных оскорблениях, и непрекращающийся спор о допустимости абортов, придадут этим некогда освобождающим надеждам зловещий оттенок.

В результате этих многих переживаний и наблюдений, я начинал соглашаться с моим учителем йоги в том, что хотя Зигмунд Фрейд был блестящим сексуальным психологом, он не увидел всей картины. Мне представлялось, что начатое им и другими движение освобождения руководствовалось неверной картой. Брахмачарья открывала, что в эротической вселенной есть гораздо больше того, что можно видеть, ощущать, вкушать, и любить, чем могли бы даже вообразить Фрейд и его бесчисленные последователи. (По иронии судьбы, сам Фрейд провел большую часть своей жизни в безбрачии). И хотя этот образ жизни не включает в себя сексуальную активность, он оказывался полной противоположностью сухого и бесплодного воздержания, которое предсказывали их сочинения. Напротив, я находил его вполне «эротичным» -- в некоторых отношениях весьма отличающимся от общепринятой сексуальности, а в других - очень похожим на нее.

В течение более чем пятнадцати лет с того времени, я жил в безбрачии по несколько лет, и был безмятежным и одиноким. У меня бывали несексуальные семейные, а также полностью или частично несексуальные любовные отношения; я переживал и радость и уныние. В своих личных исследованиях я экспериментировал с разными формами брахмачарьи, а в профессиональной работе беседовал с многими другими энтузиастами этой практики.

Подобно эскимосу, способному различать многочисленные оттенки белого цвета, я начинал видеть многообразие форм целибата. Некоторые из них сосредоточивались на чистоте и психическом развитии, другие на служении людям или религиозной приверженности. Одни допускали чувственный контакт, другие были строго отшельническими.