Инквизиция тайны

Инквизиция тайны

Тот факт, что эрос - это, по существу, манящая сокровенность, а не сексуальное желание, ставит нас перед крайне неподатливой проблемой: как сохранять загадочную природу эротической тайны и быть сопричастным ей, не сводя ее к ее противоположности - известному, неизменному предмету потребления. Наш успех зависит от крайне тонкого качества, вопроса оттенка - самого тона, который мы используем при постановке вопроса.

Более серьезная и слишком строгая интонация говорит о серьезной проблеме. Она задает вопросы нахмурив брови, надеясь на научные факты, статистические нормы, искупительные признания, и резкие протесты против греха, или недвусмысленные требования альтернатив и удовольствий. Нуждаюсь ли я в сексе? Следует ли мне мастурбировать? Достаточно ли хорош наш секс? Нормально ли это желание? Попаду ли я из-за этого ад? В сочетании с разочарованиями жизни такие серьезные вопросы могут вести к циничной уверенности типа: «Какое это имеет отношение к любви!», «Мужчинам нельзя доверять», «Женщина будет каждый раз набрасываться на тебя!», «Секс тебя погубит!», «Сублимация? Да, конечно!»

Последствия таких вопросов об эросе неизбежно сводят его к вещи, лишенной тайны - греху, рефлексу, цели - ибо мы имеем дело с реалиями, слишком неопределенными и уязвимыми для столь строгого подхода. Вследствие таких серьезных расследований и диалектических споров каждого поколения, феномен эротической тайны непрерывно преобразуется в «секс», который считается греховным, либо совершенно естественным, чем-то, способным заманить нас в ловушку, либо чем-то, нуждающимся в освобождении, что, в свою очередь, освобождает нас.

Однако, есть другой подход - менее инквизиторский и гораздо более парадоксальный, повергающий в абсолютное удивление. Ибо эрос - не проблема, нуждающаяся в разрешении, или побуждение, требующее освобождения, а захватывающее томление и тяга, ощущаемые как тайна, благоговение, и глубина - томление, никогда не нуждавшееся в научной достоверности, церковных указах, фактических ответах, или даже в удовлетворяющем ответе завершенного физиологического рефлекса.

Несомненно, задаваясь вопросами о сексе, мы всякий раз испытываем утонченное эротическое напряжение, ибо вопрошание начинает диалог с сокровенным. Независимо от формы - самокритичной исповеди, как у кающегося «грешника», или более горячей сексуальной активности, как у распутника, нашу деятельность инициирует одно и то же чувство тайны. Острые ощущения признания греха или переживания оргазма происходят от приближения к чему-то тайному и его высвобождения. Покаяние и признание резко высвобождают тайну личного раскаяния (и потому представляют собой эротические процессы), в то время как оргазм высвобождает скрытые фантазии, возбуждения, и выделения. Однако, человек, практикующий тантрическую сублимацию, не соблазняется выискиванием скрытых греховных чувств или буквальностью какого бы то ни было конкретного желания секса. Он живет в самой тайне.

Простодушное удивление, будь то в сфере сексуального желания или сублимации - это единственная достаточно открытая позиция для подхода к эротической тайне. Это обязательное условие для любой подлинно удовлетворяющей сексуальной или сублимационной практики. Точнее говоря, если бы не определенные силы, присущие простодушному удивлению, мы бы быстро уставали от эротического опыта, как ясно показывает наша современная «овеществленная» сексуальность «проблемы и решения». Мы заменяем отсутствие простодушного удивления бесконечными чувственными «новыми способами», но эта вызывающая привыкание стратегия действует лишь временно. Вот как Джей, тридцати шести лет, описывает свои одинокие поиски:

Я привыкла подцеплять любого мужчину, который меня привлекал, по большей части в барах или на занятиях. Сорок или пятьдесят мужчин в год. Я носила более короткие юбки и больше косметики, и видела, что могу действовать на мужчину именно так, как мне хочется. Затем я поняла, как действует эксплуатация. Я играла на этой слабости, на притяжении между мужчинами и женщинами. В течение какого-то времени это было весело, но постепенно возникал выбор: уходить ли мне еще глубже в эти приключения на одну ночь, чтобы моя жизнь оставалась увлекательной, или признать, насколько мелкой она, на самом деле, была? Это действительно похоже на наркотик, который вызывает такие приятные ощущения, что ты не хочешь останавливаться, ты хочешь лишь больше и дольше; в то же время, есть это чувство, что я все больше и больше теряю саму себя, но имеет ли это какое-то значение? Да, нет, да, нет. Была ли эта неразборчивость чем-то, через что мне требовалось пройти? Я даже не знаю, как ответить на этот вопрос.

«Проблемы» эроса, потребности в любви, ее желания и поисков - это не вопрос греха или непорочности, и, как видела Джейн, даже не вопрос выражения или сдерживания. Все дело в позиции постоянного удивления и благоговения, которая, вместо того, чтобы поддаваться соблазну определенности или окончательности, остается простодушно открытой, и преданно следует тайне вместо убедительной кульминации - постоянно на пороге вечно открывающейся двери.