Глава 1. Что такое внимание?

При первом взгляде на это слово кажется, что оно чрезвычайно просто и понятно. Поэтому определения наших толковых словарей предельно кратки и не дают повода для сомнений. Так, Ожегов в первых изданиях своего словаря определяет внимание всего в нескольких словах:

«Внимание – сосредоточенность восприятия, мысли на чем-нибудь» (Ожегов, 1952).

Внимание как внимательность, то есть заботливое отношение, я не рассматриваю.

В издании 2006 года (в соавторстве со Шведовой), определение несколько меняется:

«Внимание. Сосредоточенность мыслей или зрения, слуха на чем-нибудь».

Вероятно, составителям словаря показалось, что так определение станет еще проще, но мое понятие о внимании подозревает в этом случае безграмотность: внимание, безусловно, управляет и зрением и слухом, но никак не есть их качество. Более того, я как-то даже не представляю себе, как можно сосредоточивать слух или зрение!

Как ни странно, но словарь под редакцией Евгеньевой повторяет эту бессмыслицу, если только не является ее источником:

«Внимание. Сосредоточение мысли или зрения, слуха на каком-либо объекте, направленность мысли на что-либо».

Как ни странно, но и первая часть определения – сосредоточение мысли, вызывает большие сомнения. И не в том смысле, что внимание – это вовсе не действия с мыслями. Это возражение по существу. А я пока возражаю с точки зрения языковой грамотности: как-то я не уверен в том, что русский язык знает о возможности «сосредоточивать мысль» на чем-то. В русском языке описаны возможности прислушиваться, приглядываться и думать о чем-то. Даже сосредоточенно думать!

Но является ли способность думать сосредоточенно способностью сосредоточивать мысли? Или же сосредоточенность тут описывает некое мое состояние при думании, а не состояние моих мыслей?

При всей поверхностности этих определений они все же воспринимаются как языковедческие. А вот определение Ушакова, сделанное в 1935 году, явно заимствованно у науки, и у науки модной:

«Внимание. Психический процесс, при котором из нескольких одновременных впечатлений некоторые воспринимаются особенно ясно».

Безусловно, Ушаков понятия не имеет о том, что такое «психические процессы». Это понятие в его время только входит в бытовое употребление и само по себе является понятийной свалкой, в которой нет ничего, что одинаково понималось бы всеми психологами. Никто толком не понимает, что такое процессы; никто не доказал, что они относятся к психике; никто не в состоянии однозначно объяснить, что такое психика и существует ли она вообще!

Тем не менее это правящая научная парадигма, иначе – мнение правящего научного сообщества. И Ушаков предпочитает правящее психологическое мнение мнению языковеда.

Впрочем, предшествовавшие ему языковедческие определения либо вообще невозможно понять, как определение Чудинова, либо они уже в то время ощущались поверхностными, как определение Стояна, сделанное в 1913 году:

«Внимание. Сосредоточивание мысли на предмете».

Определение Ушакова языковеды не приняли и, как видите, предпочли вернуться на круги своя, перепевая определение Стояна, которое далеко не является определением внимания, если вообще к вниманию относится…

Это вовсе не случайность. В действительности, и этимологические словари не любили слово «внимание». Его нет в словарях таких добросовестных исследователей, как Преображенский, Фасмер, Черных, и многих других современных авторов.

Словарь Крылова уделил вниманию всего три строки:

«Внимание. Это заимствованное из старославянского слово образовано от вънимати – „слушать“, произведенного с помощью приставки вън („в“) и глагола имати – „брать“».

Это почти дословный повтор определения словаря Шанского, Иванова, Шанской, вышедшего в 1961 году:

«Внимание. Заимствование из старославянского языка. Образовано с помощью суф. – ние от вънимати – „слушать“, производного посредством приставки вън- „в“ от имати – „брать“».

И даже в третьем томе многотомного «Этимологического словаря русского языка» под редакцией Шанского, вышедшем в 1968 году, внимание почти не заслуживает внимания языковедов, хотя при этом Шанский полностью меняет свое мнение:

«Внимание. Вероятно, собственно русское. Встречается уже в памятниках XI века. Образовано с помощью суф. – ние от внимати».

Далее словарь делает предположение, что из греческого было заимствовано само исходное слово «внимать», поскольку является калькой соответствующего греческого слова. Все эти поиски исходных корней в чужих языках хороши, пока есть некая вещь, с которой они и были заимствованы. Вроде трамвая или миксера. Но когда речь заходит о человеке, его способностях, свойствах и качествах, усилия языковедов становятся натужными.

Если внимание существует как данность моего внутреннего мира, я вполне мог обойтись без греков, чтобы заметить его.

Единственный этимолог, отводящий вниманию более или менее обширную статью, – Галина Павловна Цыганенко. Именно она в 1970 году заложила традицию связывать внимание с мыслью. Впрочем, в ее высказывании это звучит вполне приемлемо:

«Внимание – „направленность мысли на что-либо“, „забота“, „благосклонность“. В древнерусском языке образовано с помощью суффикса отвлеченных имен – иj-е от причастия въниманъ глагола вънимати „слушать с участием“ который образован от имати „брать“ посредством приставки вън- с пространственным значением „направление движения во внутрь чего-либо“…

Таким образом, внимание по этимологии как бы „вбирание в себя“, „захватывание внутрь“ › „слушание с интересом“ › „интерес, вызываемый кем- или чем-либо“ › „участие, расположение к чем- или кому-либо“».

Итак, если верить языковедам, исходно внимать – это слушать с участием или интересом. Однако, если мы вдумаемся, то и участие, и интерес в данном случае лишь слова, с помощью которых дается намек на то, что же такое внимание. И внимать тут вовсе не определено, потому что сделана тонкая подмена определения. Внимать – это не слушать с участием, а именно слушать со вниманием!

Внимание осталось бы вовсе не объяснено, если бы не последнее: внимание – это как бы «вбирание в себя», «захватывание внутрь».

Куда внутрь? Во что происходит вбирание?

Если на этот вопрос не будет дано ответа, не будет обретено и понимание внимания. И я вовсе не уверен, что ответ на этот вопрос будет дан, хотя я вовсе не сомневаюсь, что он возможен.

Ответ этот, безусловно, существует, поскольку в вопросе явно виден намек на устройство человека. И если это устройство существует, однажды его удастся рассмотреть.

Однако, раз его так долго не могли рассмотреть, это вовсе не простая задача. Очевидно, для получения ответов такой сложности нужен другой уровень созерцательности, что предполагает и другой уровень психологической культуры, включая культуру самонаблюдения, почти полностью уничтоженную в нашей психологической науке…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.