ГЛАВА 13

ГЛАВА 13

Следующим утром зеленый попугай влетел в окно сразу, зацепил изогнутым клювом здоровенный кусок лепешки, после чего мгновенно вылетел. Мы все только просыпались. В дальнейшем попугай нас часто тревожил, а иногда и будил. Правда, зимой зеленых попугаев ни разу не встречали. Если рассказываю биологам — никто не верит. Так и остался в неведении, что это за чуйские попугаи. Может, какие-нибудь залетные, но откуда? Вряд ли они летали через Тянь-Шань. Хоть и маленькая, но все же загадка.

Из змей за все время встретил только медянку. Очень много незнакомых птиц. Несколько видов — похожие на скворцов, но разной окраски. Осенью в арыке появились в большом количестве водяные крысы, очевидно, готовясь к тяжелой зиме. Ночные насекомые были поразительных размеров, особенно богомолы, которые, не стесняясь, залетали в открытые окна и охотились на таких же крупных бабочек, бьющихся о лампочки.

Несколько дней выкармливали детенышей крысы, мать которых покинула их, когда начали разбирать гору дров, лежащую за кухней. Конечно же, малыши погибли, хотя всем очень хотелось иметь свою ручную тянь-шаньскую крысу, большую и толстую.

Один из ребят притащил ушастого ежика. Маленького, с огромными, как у осла, ушами. Он даже не сворачивался в клубок. Съел все, что смог и сразу задрых на кане.

Гуляли по предгорью. Видели высоко в небе двух беркутов. Впечатляющее зрелище. Огромные птицы, это понимаешь даже с земли. На всякий случай с местным населением в контакт не вступали. Осень очаровала всех и, казалось, ей не будет конца, но, увы, ласковое солнце и теплый ветер баловали нас не долго. Видели верблюдов, что, в общем-то, для нас являлось зрелищем необычным, маленьких азиатских лошадок, длинногривых и длиннохвостых, обветренных чабанов и огромных собак, охраняющих бесчисленные стада кучерявых овец. Ну, и конечно, везде попадался ишак — знаменитый труженик Востока, тащивший на себе все возможное и невозможное.

Этим утром попугай принес радостную и вместе с тем пугающую весть. Когда все спустились к утреннему чаю, я увидел сидящего за столом Кима. Вздрогнул в предчувствии. Судя по нахмурившемуся Андреевичу, он понял все. Мы не спеша умылись и подошли к столу. Ким поприветствовал этикетом, все ответили.

— Ну, ребята, — радостно объявил Ким. — Сегодня приезжает Учитель.

— Когда? — еле выдавил из себя Андреевич.

— К обеду обещал.

Женщины растворились мгновенно. В доме началась яростная подготовка. Рашид прокричал: “Вай, вай” и лошадиным карьером поскакал к своему дому. Джисгуль радостно завопив: “Папаня приедет!“ — запрыгала на одной ножке.

— Ну вот, — сказал Андреевич, — дождались.

Федор вытащил из-за пояса свою тетрадь и начал что-то опять писать. “Пржевальский,” — со злостью подумал я. Позавтракав, мы поднялись снова на второй этаж и молча расселись на кане.

— Будем ждать, — мудро изрек Андреевич.

— Будем, — подтвердил Федор, опять что-то записывая.

— Ну вы, Федя, прямо Цибиков, — не выдержал я.

— А как же, — улыбнулся он. — Стараюсь.

Я вздохнул и решил пойти на свою любимую цветочную поляну.

Она была там. Длинная юбка, черная, плотно облегающая футболка, подчеркивающая узкие плечи и тонкие длинные руки. Под футболкой затаились груди, по-азиатски круглые, смотрящие вверх и немного в стороны. Волосы чернее чуйской ночи, с запутавшимися в них солнечными лучами. Глаза, похожие на двух ныряющих рыбок, на этот раз казались почему-то грустными и удивленными. А крылья тонкого носа были испуганней обычного.

— Здравствуй, Саша, — тихо сказал я.

— Ну что, эваз, Учитель приезжает?

— Ты откуда знаешь?

— А как же не знать? Вот больше и не увидимся.

— Почему? — изумился я.

— Потому что ты ло ган кун бай. Я знаю про тебя все.

— Откуда?

— Човы принесла.

— Кто это?

— Птица, — улыбнулась она.

— А почему ты грустная?

— Потому, что ты ло ган кун бай.

Мне стало не по себе, я чувствовал силу, но силу чисто женскую. С подобным не встречался еще никогда. Я не знал, что говорить дальше. Она вдруг погладила меня по голове, потом по бровям и губам.

— Эваз похожий на тазы (мальчик похожий на нож — дунг.)

— Что с тобой? — испуганно спросил я.

— Ничего, просто нюйжи увидела лохвы (женщина увидела тигра — дунг.), которого забирают у нее.

Я совершенно ничего не понимал. Все чужое, все непохожее, почему-то стало не по себе. Она раскрыла ладонь, в ней было два маленьких шарика. Один Саша положила мне между губ, другой проглотила сама. “Опий,” — глотнув, понял я.

Тягучая горечь потекла по горлу и, казалось, разлилась по всей груди. Мы смотрели друг на друга, в моей груди горечь превращалась в огонь. Напротив меня сидела Шахиризада, амазонка, восточное чудо, о которых в своей жизни только читал и слышал. Среди цветочной яркой поляны она была так не похожа на двух кореянок из моей темной кельи. Прекрасный, со сверкающими глазами цветок среди цветов. Живой, вздрагивающий, с белой, как молоко, кожей. “А говорят желтые,” — пронеслось в мозгу. Не знаю, она была белая, как снег, с очень темными глазами и темно-вишневым ртом. Огонь из груди медленно поднимался в голову. Легким движением девушка сорвала с себя футболку. Гибкое тонкое тело. Курносые, круглые груди, торчащие слегка в стороны. Я кинулся к ним.

— Не надо, — остановила она меня. — Странствующие воины должны отдыхать.

И Саша накрыла меня собой.

Когда проснулся, рядом не было никого, а опий сделал свое дело. Я был необыкновенно счастлив, блаженство заполняло всего. Цветы шелестели, солнце ласково грело. Запах поляны проникал через каждую клетку тела. Самый коварный, самый сильный и самый чистый, вот какой ты — опий Иссык-Куля.

Обед давно прошел, а Учителя все еще не было. Все молча сидели на кане. Андреевич подозрительно посмотрел на меня, потом хмыкнул и махнул рукой. Федора не было. Я снова спустился во двор и пошел вдоль арыка.

— Сергей Анатольевич, — вдруг раздался четкий голос Федора.

Я обернулся и увидел торчащую из-за стены голову Федора. Он был серьезен как никогда.

— Знаете, — продолжал Федор. — Мне сегодня даже удалось записать несколько комбинаций скошенной пасти черного дракона.

Федор потряс своей тетрадью, радостно захохотал, высунул язык и … издал звук выхлопной трубы автомобиля, после чего, не засовывая язык, вприпрыжку скрылся в густых зарослях конопли. “Дай Бог, чтобы это была просто радость,” — подумал я и, вздохнув, побрел дальше. Потом пришла мысль — уж очень не во время это случилось с Федором.

Побродив часок, я снова вернулся на второй этаж.

— Скоро будет, — объявил Андреевич.

— Откуда сведения? — поинтересовался я.

— Ким снова приезжал. Будет точно, нужно идти встречать у дома.

— И я с вами, — оживился Федор. — Только, Григорий Андреевич, я ведь не ученик, а спонсор. Вы же будете кланяться по-школьному?

— Конечно, — подтвердил Андреевич.

— Ну, а я поздороваюсь по-человечески, просто. Можно? — заволновался Федор.

— Федор, здоровайтесь, как хотите, — разрешил ему Андреевич.

— Понял, — кивнул головой тот.

Я решил выполнить корейское приветствие мастеру. Мы вышли втроем и застыли перед домом в ожидании. Стояли в ряд: Андреевич, в полуметре от него я и примерно также Федор с фотоаппаратом на шее. Томительное ожидание около часа. Голова была чистая и ясная. От опия не осталось и следа. Мы стояли в пустынном дворе затаив дыхание, не шелохнувшись.

По плитам над арыком медленно проплыла правительственная “Чайка” — подарок президента Акаева. Въехав, она плавно, покачнувшись, остановилась. Задняя дверца открылась, и из нее мягко вышел человек в великолепно сшитом черном современном костюме. Он не спеша приближался к нам. Гром среди ясного неба.

Человек был выше меня на голову. Огромный тигр надвигался на нас мягко, слегка "провалившись в себя", с чуть-чуть склоненной головой в правую сторону. Больше пятидесяти лет я бы не дал ему ни за что. Поистине удивительное зрелище. Хотя Андреевич и рассказывал, что высшие мастера умеют восстанавливаться. Человек улыбался открытой, широкой улыбкой.

— Учитель, — выдохнул Андреевич и мягко рухнул ниц перед ним.

Я, мечтавший сделать корейский этикет, рухнул так же. Это состояние для меня не было новым, но каждый раз оно удивляло своей силой. Мне показалось, что с правой стороны от меня гулко ударилась о цемент кем-то брошенное бревно. Глянув из подмышки, я увидел неуклюже лежащего Федора и еще дрожащий рядом с ним объектив, отлетевший от фотоаппарата. Первым встал Андреевич, потом вскочил я. Фу Шин подошел к Андреевичу и обнял его за пыльные плечи.

— Кто это? — спросил Учитель показывая глазами на лежащего Федора.

— Да вот, Учитель, — смущенно произнес Андреевич, — поздороваться хотел.

И они вдвоем направились в дом.

— Ушли, да? — спросил Федор.

— Фотоаппарат жалко, — сказал я.

— Бог с ним, — ответил Федор, ощупывая огромную шишку на лбу.

Я пошел на цветочную поляну, зная, что те двое выйдут нескоро.

Я шел ошеломленный и подавленный встречей двух мастеров единой школы, старшего и младшего, Учителя и ученика. Очнулся только на поляне, по дороге перед глазами стояли Юнг и Ням. Иногда казалось, что вокруг зеленые сосновые волны и я вновь иду по снегу. Постоянно, каждый шаг ожидая чего-то необычного. И все-таки дорога жизни мне всегда будет казаться дорогой вдоль ледяных сосен. Пришел в себя я только на поляне. В центре сидела восточная царица и что-то плела из цветов, а рядом, срывая последние осенние цветы, бегала Джисгуль. Она бросала их в Сашу.

— Эй, Серега! — заорала Джисгуль, увидев меня. — Иди, с лучшей подругой познакомлю.

Я медленно побрел по цветам. Действительно удивительная природа, цветы выше пояса.

— Слышишь, Сашка, Серега пришел, — снова завопила Джисгуль, швырнув очередную порцию цветов в нее.

Я подошел к ним и присел рядом.

— Тише, противная девчонка, — сказала восточная царица. — Это не Серега.

— Тю, а кто? — широко распахнув глаза, спросила Джисгуль.

— Это воин, который ходит по свету и ищет неизвестно что, — потом она громко захохотала, вскочила, стряхнув на меня свои цветы.

Я тоже вскочил на ноги.

— Не поняла, — сказала Джисгуль, сделав самую ехидную морду, которую только могла и вклинилась между нами.

— И не поймешь, козявка, — сказала красавица азиатка, погладив ее по голове.

— Сама козявка, — заявила Джисгуль. — Ты чего, Сашка, такая серьезная сегодня?

— Потому что я большая, а ты маленькая.

— Ты поиграй с ним, девочка, в свою любимую игру.

Джисгуль подскочила ко мне.

— Ну что, Серега, — радостно объявила она, потом вдруг стала в стойку и серьезно сказала. — Игра называется в войнушки.

— А это как? — спросил я.

— Может, боишься? — презрительно спросила девочка.

— Нет, не боюсь, — ответил я и сразу же получил мощнейший удар кулаком в живот.

От кого, но от маленькой девочки я такого не ожидал. Джисгуль достаточно много выбила воздуха, я даже присел на одно колено.

— Смотри, Серега, — она отскочила и снова стала в стойку напротив меня. — Слабо?

Тут уже психанул я и кинулся отшлепать ее. В свою очередь она мгновенно ударила ногой мне в надкостницу. Я попытался схватить ногу как можно мягче. Ребенок застонал и упал на спину. Я кинулся к ней и сразу же получил детской сандалией в ухо. Я отскочил, дав ей подняться.

— Ну, — сказал я и сделал лицо как можно более зверским. — Сейчас тебе, козявка, полная хана.

Джисгуль, не меняя стойки, свирепо смотрела на меня, оттопырив нижнюю губу. Вдруг ее рученьки безвольно опустились, глаза стали круглыми, рот растянулся до ушей.

— Папаня к нам пришел, — ахнула она, глядя мне за спину.

Я мгновенно развернулся упав ниц и сразу получил мощный и хлесткий удар под зад. Вскочив на ноги, снова быстро повернулся, из зарослей конопли раздался звонкий хохот убегающей Джисгуль.

— Папаня приехал, ура! — на бегу вопила она.

— Классный ребенок, — я смущенно потер обожженное место.

— Она хорошая, — сказала Саша. — Ты ей нравишься.

— Ну да, сразу видно.

— Нравишься, — шепнула красавица мне в ухо. — Девочка сама мне сказала.

— А войнушки эти теперь все время продолжаться будут? — спросил я оторвав от себя Сашу.

— А это уж как выкрутишься.

Ее волосы снова укрыли меня. Опиум на этот раз был не нужен.

Куда можно было идти, кроме как к Рашиду? Вот и побрел к его дому. Я подошел к забору. Всегда открытая калитка была заперта. Хотел позвать, но из летней кухни мне уже отчаянно жестикулировал Рашид. Нащупав внутреннюю щеколду, открыл, зашел и снова закрыл. Рашид то приставлял палец к губам, то отчаянно им манил меня к себе. Все это он выполнял со скоростью морзянки. Я заглянул в летнюю кухню и ахнул. Примерно такое количество овец скотовод киргиз втискивал в загон. Я сел возле двери, которую сразу же закрыли.

Мне повезло попасть на уникальное совещание, которое, как потом оказалось, каждый раз после приезда Учителя собиралось в поселке. Председательствовал старший сын и пара уже знакомых мне аксакалов. Говорили все, перебивая друг друга. Говорили по-русски, потому что в одном из углов, облокотившись о стену, закрыв глаза, сидел Андреевич. Оказывается, выясняли когда, как и кому лучше попасть на прием в офис к Учителю. Вопросы были у многих: какая-то проблема с сыном у аксакала, кто-то волновался за товар, который должен прибыть из Китая.

Я понял, что азиату сильно досаждали местные рэкетиры. И тут я заметил в другом углу спокойно сидящего Кима, совершенно не слушающего этот базар. Еще были мужчины, которые переживали за урожай лука, чтобы он опять не сгнил на корню. У кого-то были больные дети. Все хотели поговорить с Фу Шином, а ведь он был один.

Восточный базар был ничто по сравнению с этим сборищем. Проще говоря, затевался серьезный спор и было видно, что надолго.

— Вот и тсха, — сказал один аксакал.

В кухне появился огромный чайник и высокие, как минареты, стопки пиал. Все мгновенно замолчали, пили чай. Андреевич пил с задумчивым и серьезным лицом. Ким, погрузившись в себя, улыбался. Прошло еще какое-то время. Вдруг дверь резко отворилась, и в кухню заскочила Александра.

— Чаи гоняете? — грозно спросила она. — Ну и что решили, мудрецы?

— Цыц, — фыркнул на нее один из стариков.

— А что цыц? — возмутилась Александра.

— А то, — сердито сказал старик. — Девчонкам здесь не место.

— Послушай, ло (старый — дунг.), ты тут умничаешь, а у меня сам знаешь какие проблемы и они для Учителя — главные.

— Я тебе дам старый, — прошипел аксакал.

— Послушай, лахэ айе (почтенный дедушка — дунг.), если хочешь так, — разозлилась Александра. — Кто завтра идет к Учителю? Может, хоть ты, Ким, скажешь? — голос азиатки прозвучал звонко и требовательно.

— Вот они пойдут, — сказал Ким, кивнув в мою сторону.

— А эваз, — глянула на меня Саша.

— Какой эваз? — поразился Ким. — Этому эвазу скоро сорок лет. Ты что, девочка, перегрелась? Или, может, в арыке перекупалась?

— Да слышала я об этом приехавшем. Эваз в Корее чего-то нахватался и туда же, к Учителю.

Я снисходительно улыбнулся и развел руками. Ким внимательно посмотрел на меня.

— А что ты плечами пожимаешь? — обратилась ко мне Саша. — Выходи, поприклеиваемся.

Что это означало, я прекрасно знал. Чи Сао — клей горных духов. Это когда двое вместо ударов стараются изо всех сил толкнуть друг друга, не отрываясь от рук соперника, а соскальзывая. Я даже на мгновение испугался. Меня сегодня второй раз за день вызывала на бой женщина. От первого боя у меня до сих пор пекло определенное место. Вдруг все радостно оживились и, не спрашивая меня, вывалили из кухни на огород. Последней, подмигнув мне, вышла Саша. Ким и Андреевич тоже невозмутимо вышли. Из чего я понял, что девушка была в Чи Сао достаточно осведомлена. “Ну блин, — подумал я, — сколько же это будет продолжаться? Прямо какой-то чуйский козел отпущения получился из меня.”

Закатав рукава футболки, азиатка стояла в центре огорода. В конце огорода из-за кустов маячила хитрая мордочка Джисгуль. “Ну, смотрите, — подумал я. — Сейчас будет вам войнушка.” Я рассчитывал мощным подхватом ладоней забросить любительницу клея горных духов в остатки помидоров Рашида. Наши ладони плотно прижались — это была клейкая стойка.

— Давайте, — радостно крикнул один из аксакалов.

Девушка вдруг внезапно кинулась на меня и мощным движением через мои руки своими предплечьями толкнула в грудь. От неожиданности, не меняя стойки, я полметра проехал по сухой земле. Не дожидаясь второго толчка, сразу сделал шаг дракона и, в свою очередь, попытался толкнуть ее, но под руками оказалась пустота. Я вовремя перевел взрыв в следующую стойку и только поэтому не упал.

Она была очень гибкая и передвигалась, как вращающийся челнок. Было невозможно понять, в какую сторону ускользает ее тонкое и сильное тело. “Хитрая девчонка, — подумал я. — В грудь толкать нельзя, в живот тоже неприлично. Куда же толкать?” — лихорадочно думал я. Оставались только плечи и спина, но попробуй доберись к ним.

Я проскользил вокруг нее, но за спину зайти так и не смог. “Сколько же можно позориться?” — подумал я. И тут же, мгновенно, получил сильнейший толчок в спину. Не упал только потому, что это было бы стыдно. Мне стало совершенно ясно, нужно применять перехлест в плоскости, по-другому ее не достанешь. Проблема была только в том, что все сбивы очень болезненны и могут травмировать. Я снова получил жесткий толчок в печень и внезапно ощутил свое предплечье в ее локтевом сгибе. Успел только испугаться, движение получилось само. Саша громко вскрикнула и гулко ударилась об землю. Испуг пронзил мое сердце, но к удивлению все радостно зашевелились.

— Думаю, теперь все ясно, — сказал Ким. — Спасибо, Сергей, а то эта девочка просто обнаглела и всех замучила.

“Ну вот, — подумал я. — Теперь еще и с девушкой при всех подрался.” Но, несмотря на этот печальный факт, окружающие были очень довольны, очевидно, такие развлечения они любили и устраивали частенько. Пока все обсуждали событие, размахивая руками, имитируя движения, я незаметно выскользнул со двора. Ноги сами повели на цветочную поляну, где впервые в жизни увидел чудесную воительницу.

Джисгуль и Саша были уже там. Юная воительница, прижав девочку к груди, тихонько плакала.

— Извини, наверное, было больно, — смутился я.

— Ну ты и шоз, Серега, — сказала Джисгуль и показала мне язык.

— Что это шоз? — тихо спросил я.

— Это просто дурак, — ответила Саша.

— Ну почему же? — в отчаянии спросил я.

— Потому, что ты слабак, — заявила Джисгуль — Сашке не бывает больно.

— Неправда, бывает, но сейчас больно по-другому, — улыбнулась Саша.

— Вот так, — сказала Джисгуль и снова вывалила язык.

“Талантливый ребеночек, — подумал я, — лев уже почти получается.” Маленькая девочка стояла между нами, и я ощутил боль, она пронзила насквозь, как японский дротик, который когда-то не заметил в пылу боя. Я не знал, сколько пробуду в долине, но она давила в тысячу раз сильнее, чем любое место, с которым сталкивался в этой жизни. Маленькая девочка стояла между нами непробиваемой стеной, которую воздвигла юная воительница. Неужели никогда потрясающие белые руки не прикоснутся к моему разгоряченному лицу.

— Кто ты? — потребовал ответа я и сразу понял, что омерзительно груб.

Она подошла ко мне и взяла за руки.

— Я такой же ученик, как и ты, понимаешь? — Саша с надеждой посмотрела мне в глаза.

— Ты женщина, — не согласился я.

— Неужели, — удивилась она, — а кто ты?

— Как кто? — я развел руками. — Издеваешься, что ли? Мужчина, конечно.

— Слушай, мужчина, а сколько тебе лет? — пытала Саша.

— Что сколько, — разозлился я. — скоро сорок ну и..?

— Послушай, эваз лохвы, где твои дети?

— К чему ты все это мелешь? — злоба переполняла меня.

— Твои дети вот здесь, — она нежно накрыла мою голову двумя ладонями.

Рядом с открытым ртом, ничего не понимая, стояла маленькая Джисгуль.

"Мы больше не увидимся", — понял я.

— Да, так как ты хочешь — никогда, но мы ученики и будем рядом всегда.

— Зачем тогда все это было нужно? — я чувствовал, как слезы выкатываются из глаз.

— Разве мы решаем, что нужно, а что нет? Разве ты думал тогда, что тебе нужно? Ты брал не задумываясь, как ло ган кун бай, берущий по дороге то, что нравится.

Мне захотелось убить ее, незнакомая ненависть появилась в моей груди.

— Видишь, ты такого еще не чувствовал, это в тебе родилась жадность.

Я начал задыхаться.

— Запомни это состояние, оно мешает спокойно идти, ведь сейчас на земле время ищущего воина. Воина света.

Меня вдруг прошиб озноб.

— К черту! — вспыхнул я и кинулся к Александре.

Она ударила меня кулаком в челюсть и сбила с ног. Снова вскочив, я застыл на месте.

— А так драться будешь? — спросила Саша.

— Так не буду, — усмехнулся я и снова кинулся к ней, через несколько секунд скоростного действия она начала задыхаться в поперечном захвате.

— Ну все эваз, отпусти, больно, — попросила она.

Я почувствовал, что сейчас Саша не ударит.

— Нашел меня, да? — закрывая глаза, прошептала она.

На втором этаже царило спокойствие, состояние изменилось, все ждали чего-то нового. Андреевич дремал на кане, Федор сосредоточенно разглядывал закрытую тетрадь, Татьяны как всегда не было.

Я развернулся и вышел снова в осень. На этот раз увидел пустую, только с одними цветами поляну, даже они стали ниже. Я сел по-школьному, в полулотос, решив сделать дыхание на успокоение. Это дыхание всегда, в самые трудные моменты спасало. Я четко ощущал, что горю уже несколько дней. Волнение начало палить с приезда Учителя, накатывая горячими волнами изнутри. Это дыхание могло помочь умирающему от жары и от холода, ян и инь, солнечное и лунное. Я большим пальцем правой руки закрыл правую ноздрю и начал дышать только левой (лунной), через десять минут внутри головы и тела появилась успокаивающая прохлада, через пять минут стало холодно. Если все делать наоборот, то будет сильная энергия, а потом жарко. Холод не смутил, я ждал его, тем более, что через пару минут состояние должно было нормализоваться.

Небесное спокойствие опустилось на меня. Большой красный цветок привлек внимание, и я растворился в нем. Когда вышел из красного колокольчика, все вокруг уже было укутано черным покрывалом ночи.

Второй этаж встретил сонной тишиной, затаившись под теплым одеялом, я заснул глубоким спокойным сном. На этот раз долина сжалилась надо мной.

Утром мир показался совсем другим. Сегодня встреча с Учителем. Спешить некуда, можно абсолютно расслабленно лежать на кане и ждать встречи, о которой столько мечтал. И вот она совсем рядом. После обеда мы с Андреевичем должны были нанести Учителю официальный визит. Страшно и одновременно радостно, хочется верить во что-то необычное. Этим утром попугай нас не беспокоил, солнце ласкало через открытые окна, запах конопли уже не чувствовался, к нему привыкли.

Пестрая поляна снова была пустынной, только огромные цветы, вздрагивающие под теплым ветром. Что будет дальше, какой неожиданный поворот появится в пути, на долго ли хватит сил? Эти вопросы мучили и одновременно смешили.

Прекрасно понимая, что все равно будет так, как должно быть, я стремился заглянуть вперед. Хотя, понимал, что никакая сила сейчас не заставит заглянуть в недалекое будущее. И если медитация была способна показать, что волнует, то ни один человек, владеющий ею, не сделал бы этого. Кто смог бы, увидев свои ошибки, не попытаться исправить их, на что стала бы похожа жизнь? Наверное на сплошной кошмар и бесконечные исправления?

Воин должен не останавливаясь идти вперед. Представитель корейской школы тупо сидел, надеясь на какое-то несуществующее чудо, хотя полное бездействие приводит только к сожжению времени. “Наверное, нужно пробудить в себе дракона,” — подумал я. Сделав “око дракона”, которое дало недостающую силу, я приступил к любимому боевому упражнению “пасть дракона” и, протренировавшись около часа, благополучно вернулся к дому Учителя.

На втором этаже совещались двое, остальные пилили дрова за домом. О существовании жены я даже начал потихоньку забывать, женская половина дома втянула ее в себя.

— Вы понимаете, Григорий Андреевич, я привез людей и должен убедиться, что с ними будет все в порядке, — умно изрек Федор.

Андреич внимательно посмотрел на него и пожал плечами.

— Конечно, Федор, — произнес он.

На этом совещание и закончилось. Мы пили чай, думая каждый о своем. Часам к двенадцати на втором этаже появился Ким.

— Ну что, ребята, поехали, — бодро сказал он.

Мы все переоделись, приняв самый благолепный вид спустились к машине. По дороге Ким рассказал нам интересную историю. Фу Шина очень любили в поселке и народ решил упросить его на депутатство. Пришли огромной толпой прямо к дому, когда Учитель вышел и во всем разобрался, то развел руками.

— Вы ведь знаете, что это все стоит денег. У меня столько нет, — с сожалением сказал он.

Вздыхая и причитая, народ начал расходиться. Но самое интересное то, что через несколько дней все снова собрались.

— Что, деньги принесли? — спросил Фу Шин.

Люди радостно закивали головами, протягивая туго набитую наволочку.

— Вот теперь, может, что и получится, — с улыбкой произнес Учитель, забирая деньги.

Через несколько дней Фу Шина выбрали депутатом джогорку кинеша, и он хоть как-то решил проблему наступающей зимы. Добавив своих денег к туго набитой наволочке, Фу Шин накупил риса и раздал его в самое тяжелое зимнее время. В тот период, когда к Чуйской долине подкрадывается голод и в некоторых семьях нет ничего, кроме опия с гашишем.

— Да, история, — пробормотал Федор.

— История как история, — сказал Ким. — Тут столько всяких историй бывает, времени не хватает удивляться. Мы даже ваш украинский с чуйским акцентом иногда слышим.

— Ой, — не выдержал Федор, — было бы интересно!

— Пожалуйста, сколько хотите, — улыбнулся Ким.

Он оказался достаточно веселым человеком и рассказал еще одну историю.

В русскоязычном поселке у Кима жил ученик, которого он собирался в скором времени представить Учителю. Парень очень неплохой, но в последнее время до Кима дошли слухи, что балуется гашишем, вот он и пришел к нему с неожиданным визитом. По дороге помог крепкому старичку с огромными сумками. Оказалось, что обоим в одну и туже квартиру. Вот и принимал обалдевший ученик отца и мастера одновременно, а так как был уже достаточно продвинутый, то прекрасно понимал, что это неспроста. Ученик поклонился мастеру и обнялся с причитающим отцом. Ким уже тогда обратил внимание на певучий язык.

— Ху, стомывся, — вытирая потный лоб, сказал отец, — от падлюка, як палыв так и зараз палыш, — и он взял с подоконника открытую пачку папирос. — Зараз покуштуемо, яки воны у мусульманив.

Он от спички подкурил папиросу, глубоко и сладко затянулся. Как утверждал Ким, у ученика глаза стали квадратные, что вообщем редкое зрелище в Азии. Почему им не стать такими, тем более, если учесть, что две из оставшихся папирос были с гашишем. Вот одна из них бедному старику и досталась.

— Звидкы ж тут гарный тютюн? — мудро изрек отец перепуганному сыну и еще раз глубоко затянулся. — Ни, поганый тютюн, — окончательно решил он, снова затянувшись.

— Ну, не будешь же при Учителе выхватывать папиросу и пугать отца. Упорный оказался, три раза затянулся, — вспомнил Ким и покачал головой.

— А дальше? — не выдержали мы.

— Дальше просто кошмар, — сказал Ким, объезжая нескольких верблюдов, идущих по дороге, — так он с папиросой из дверей и выбежал. Крича при этом очень звучные слова, которые все равно никто не понимал.

— Какие? — одновременно вырвалось у нас троих.

— Я запомнил, — сказал Ким, — он кричал на бегу: “Люды, рятуйте, дурею!”

Кореец Ким довольно сносно повторил украинскую фразу, очевидно, приезжий выкрикивал ее от души.

— Потом мы его благополучно поймали и привели в дом, — продолжал Ким.

Хороший отец, строгий, когда в себя пришел воспитывал сына — как надо. Он больше про гашиш и слышать не хочет.

— Да, дружба народов, — задумчиво произнес Андреич.

Машина не спеша въехала в город и завиляла среди улиц. Остановились у трехэтажного здания с неприметной серой доской — "Международный центр боевых искусств". Ким выскочил из машины, хлопнув дверью. Было видно, что он тоже волнуется.

Мне предстояло очень тяжелое испытание. Фу Шин, Ким, Андреич — все, наверное, будут в одной комнате, нагрузку такой силы не испытывал еще никогда. Я медленно и как можно незаметнее запустил дыхание через левую ноздрю, для того, чтобы охладить свой перегревшийся мозг.

Внутри здания было на удивление красиво. Такой атмосферы доброты в официальном помещении я даже не предполагал. Восточный орнамент на стенах приятно удивил. Это было небольшое, самое обычное здание, но к нему относились с любовью.

И вот мы в доме, в том месте, где очень часто находится один из сильнейших Учителей мира, первый воин и человек, хранящий вершину мира “Северную корону Тибета”.

Я медленно вдыхал воздух через левую ноздрю и злился на себя за то, что часто пользуюсь дополнительными силами. Всего лишь через два года мозг должен переключаться сам, без напоминаний. Андреич, увидев, что я делаю дыхание, подмигнул.