ГЛАВА 14

ГЛАВА 14

На втором этаже возле кабинета стояла огромная толпа, заполнив собой весь коридор. Все молча, без возражений пропустили нас. Мне показалось, что людям просто приятно побыть в одном здании с Учителем, чтобы потом рассказывать, как видели его. Небольшая прихожая с умопомрачительно красивой секретаршей, у которой улыбка не сходила с красивого восточного лица. Казалось, ничего другого, кроме как улыбаться, она делать не умеет и не должна. Слева от стола восточной красавицы была деревянная дверь в кабинет Учителя. Первым вошел Ким, я за Андреевичем.

Огромный стол, даже Фу Шин за ним казался маленьким. Возле Учителя стоял человек и что-то горячо объяснял ему. Учитель молча и внимательно слушал, сделав в нашу сторону жест кунг-фу, означающий “отдыхать”. Средних размеров кабинет, белые стены, небольшие прозрачные акварели, несколько удачно подобранных картин, и уже стена — цветочная поляна. На другой стене — фотографии детей и близких людей, очевидно, если фотографии не было, ее заменяли портретом. Это был кабинет Учителя с его концентрированной жизнью.

— Так все и сделаю, — утвердительно кивнул головой человек.

— Только смотри, — Учитель слегка нахмурился. — Знаю я этих аксакалов: твоя — моя не понимает. Чтобы этого не было.

— Не-а, все будет нормально.

И молодой человек, захватив папку, выбежал из кабинета. За ним сразу же вскочил Федор.

— Здравствуйте, — бодро поздоровался он с Учителем. — У меня к вам серьезный вопрос.

— Слушаю, — улыбнулся Фу Шин.

— Понимаете, — Федор сделал серьезное лицо. — Я привез людей и должен быть за них спокоен. Что вы здесь можете предоставить им?

— Все, что они сделают, будет их, — улыбнувшись ответил Фу Шин. — А возможностей, пожалуйста, — целая долина.

— Понял, — согласно кивнул головой Федор и сел возле меня.

Вдруг я почувствовал давление на затылок, три силы сконцентрировались в одном месте.

— Ким, — обратился Фу Шин к корейцу. — Займись людьми, которых привез Гриша, и выдели все по хозяйству.

— Хорошо, — Ким согласно кивнул головой и вышел из кабинета.

Официальная часть визита была закончена. Мы встали и, поклонившись, вышли. На улице возле здания нас ждал Ким.

— Ну что? В шесть вечера я заканчиваю работу. У вас почти целый день. Если хотите, можете погулять по городу.

Конечно, нам было интересно в Азии, стоило походить по базарам, по магазинам и просто по улицам. Все то же самое, что и в поселке, только в более крупных масштабах. Напробовавшись национальных напитков, которые продавались на каждом углу, мы, отяжелевшие и перегревшиеся на солнце, подошли к интересному зданию: ресторан “Розовый фламинго” — гласила большая красивая вывеска.

— Не в состоянии пройти мимо, поэтому приглашаю, — объявил Федор.

Ресторан оказался китайским и даже слишком шикарным. Улыбающиеся китайцы в белых рубашках и при бабочках скользили по мраморному полу. Все было в зеркалах, и мы поняли, что одеты очень даже просто, но отступать было поздно. При нашем появлении китайцы сразу исчезли, и мы остались одни в огромном светлом зале. На столе лежало меню. Мы с Андреевичем долго изучали его. Оно было великолепным.

— Так что будем? — спросил Федор.

— Да, цены… — протянул Андреевич.

— Лишь бы вкусно, — нетерпеливо поерзал на стуле Федор.

— Смотрите, — сказал Андреевич, — видно, у нас очень не респектабельный вид — исчезли все официанты.

Мы подождали еще. Никого, лишь тихая восточная музыка. Время шло, а в зале полная тишина, ни одной человеческой тени.

— Рановато мы, наверное, — предположил я.

— А вон красавец затаился, — Андреевич глазами указал на сидящего за столом с умным видом китайца, что-то писавшего в тетради.

Андреевич встал и пошел вперед. Мастер склонился над китайцем и сказал пару слов. Маленький человечек, оставив толстую тетрадь, вскочил и бегом исчез за каким-то зеркалом. “Все, — подумал я. — Теперь вообще ни одного.”

— Сейчас будет, — сказал Андреевич, садясь рядом со мной. И вдруг откуда-то из-за зеркал выскочили три официанта. Андреевич опять что-то быстро сказал по-китайски, и они сразу исчезли. Через несколько секунд появился один китаец с четырехугольной глиняной бутылкой водки и незнакомой зеленью на тарелке. Поставив все на стол, он снова исчез. Тут появился следующий с тарелкой, в которой дымилось не понятно что, и тоже исчез. За ним появился третий, тоже с тарелкой. В ней было что-то холодное. За ним сразу же появился четвертый, тоже с тарелкой чего-то незнакомого. Китайцы растворились, как будто их и не было.

— Прошу, — сказал Андреевич. — Рыба горячая, рыба холодная, рыба сырая.

Я знал, что Андреевич любит рыбу. Что ж, попробуем. Все взяли себе по ложке каждого вида рыбы. Сырую есть было невозможно, холодную тоже, горячую с трудом. Глядя, как уплетает Андреевич, мы с Федором переглянулись.

— А вы чего не едите? — удивился Андреевич. — Это же рыба по-китайски!

— Нам бы чего-нибудь попроще, — жалобно попросил Федор.

— Да вот меню, выбирайте, — Андреевич удивленно пожал плечами.

— Вы не учли одной детали, — грустно сказал Федор. — Над нами, похоже, здесь издеваются, меню по-китайски и по-английски.

— Да, рыба остынет, — грустно сказал Андреевич и взял меню.

— Так что, есть будете? — он вдруг улыбнулся. — Сегодня наконец-то рыбы наемся.

Действительно, не зря Андреевича все мастера называли котом.

— А какая больше нравится, Андреевич? — спросил я.

— Рыба не может не нравится, — назидательно сказал Андреевич. — Рыбы может быть мало или очень мало. Так что, есть будете?

— Есть очень хочется, — жалобно признался Федор. — Вот только что-нибудь приемлемое.

— Да… — задумался Андреевич. — Яичницу будете?

— Конечно, — Федор радостно потер руки. — И желательно двойную.

Андреевич сделал жест рукой и быстро подбежал официант-китаец. Андреевич проронил пару слов и тот снова убежал. Мы с удивлением смотрели, как Андреевич ест то, что есть, казалось, невозможно. Снова прибежал китаец и принес нам по двойной порции яичницы. Я почувствовал, как внутри закипает злоба. Стало понятно, что сегодня поесть не удастся. Яичница была в виде то ли жареного, то ли вареного шарика, который лежал на тарелке, дергаясь, как живой, к тому же ощетинившись какими-то длинными зелеными иглами. Мы начали с Федором уныло выковыривать из яичницы иголки.

Очистив какое-то количество яйца и попробовав его, понял, что есть не смогу и поэтому, взяв глиняную бутылку, налил всем троим водки. Хоть она была нормальная.

— Что вы все перебираете? — недовольно сказал Андреевич.

— Кушать хочется, — обреченно выдохнул Федор.

Решившись, мы через время заказали вареный картофель — пюре. Подавляя в себе брезгливость, я и Федор насыщались картофелем. В нем были тоже восточные «спецэффекты», на зубах противно трещали мелко нарезанные поросячьи уши. Иногда изо рта мы вынимали попадающиеся какие-то длинные и зеленые растения. Они были мягкие, но жевать их, а тем более глотать не было желания. Когда Андреевич наелся, то выразил полный восторг и сразу же предложил еще одно великолепное блюдо. Мы радостно объявили, что запросто, но наелись до отвала. Федор яростно пощелкал пальцами, и к нему подбежал официант.

— Дорогой мой, мне ну-это-м-это!.. — официант мгновенно понял и, убежав, через мгновение принес новую бутылку китайской водки. Очевидно, русский он понимал по-своему.

— Федор, если вытащить эту зелень и ей закусить, будет великолепно, — Андреич проделал все это перед нами. Его яичница стала лысой, одним движением руки он вытащил колючки и, выпив водки, съел их.

— Федя, а давай еще, а? — и Андреевич махнул рукой.

— Давайте, — ужаснулся Федор.

— Соки, — объявил Андреевич.

Три зловещих стакана — в них зеленая смесь.

— Ну что, пробуем? — предложил я Федору.

— Запросто, — отважно выдохнул он.

Андреевич с удовольствием пил, объясняя, что этим соком очень хорошо запивать поросячьи хвостики, но лучше всего — крысиные.

— Да и вообще, — сказал Андреевич, допивая свой стакан, — китайцы — молодцы: любые хвостики прекрасно готовят.

Когда вышли из ресторана, Федор покрутил головой и оживленно предложил ударить по мороженому. Все с радостью согласились. Мы с Федором съели по два, Андреевич, махнув рукой, обозвал нас сладкоежками. Когда пришли к спортивному центру, то я понял, что хочу жрать, как собака. Ким уже ждал возле своей машины.

— Поехали, — сказал он. — Учитель будет чуть позже.

Во дворе ребята ели арбузы. Андреевич пошел отдыхать, а мы с Федором бросились помогать им. Через время все потренировались и начали помогать по дому. Учителя все еще не было. Пришел прохладный вечер. С приездом Фу Шина все стали гораздо тише и спокойнее. Незаметно пришла ночь, укрыв нас сном. Теплое утро. Ребята проснулись раньше, чем обычно. По лестнице кто-то торопливо шел. Дверь открылась, и в комнату зашла тяжело дышащая Татьяна.

— Там чай зовут пить, быстрее, — сказала она.

Когда все вышли, Татьяна подошла к нам.

— Я только что разговаривала с Учителем, — выдохнув, она села на кан.

— Ну? — не выдержал я.

— Что ну? — Татьяна оттопырила губу. — Попросил меня лечить свою семью.

Очевидно, жена увидела зверское выражение моего лица.

— Все, все, — замахала она руками. — Сейчас отойду и расскажу.

— Я тебе сейчас так отойду! — не выдержал я.

— А я что, не рассказываю, что ли? — она сделала удивленные глаза.

— Последний раз прошу, — свирепо произнес измученный муж.

— Так вот, — начала она, — стою в ванной, стираю, слышу за спиной дверь открылась, поворачиваюсь — он. Так мордой в тазик и упала.

“Бедная девочка, — подумал я. — Это ее первая встреча в жизни. А ведь есть люди, которые никогда не встречались с людьми, в прямом понимании этого слова.”

— А чего же мордой в тазик? — ехидно спросил я.

— От того, от чего вы мордой в цемент, — ответила Татьяна.

— Дальше, — потребовал я.

— А что дальше? — дальше встала.

“Встала все-таки,” — подумал я.

— Встала, а он и говорит: “Ты, говорит, Танюша, присмотрись к моим оглоедам и полечи их.” А потом сказал: ”Пока” и ушел. То, что не в ванную шел, я сразу поняла. В костюме был и во дворе машина ждала, значит — на работу.

— Смотри, доктор великий, — разозлился я. — Так прямо тебя и попросил. Может, все-таки нас?

— Не помню, — ответила жена.

— Иди, делай, что можешь. Будет сложно — приходи, подскажу.

— Думаю, сама разберусь, — сказала жена и ускакала.

— Вот так, Серый, — Андреевич развел руками. — Такими они будут всегда.

— Ничего, — махнул я рукой. — Восемнадцать лет на тропе войны.

— Ого, целых восемнадцать?! — Андреевич покачал головой. — Ну ты, Кореец, и даешь!

— Карма такая, Андреевич, — улыбнулся я.

— Да, карма серьезная, — он почесал затылок. — Ты давай, за ребятами смотри, а я, чтоб не скучать, возьму Федора и еще съезжу в офис. Вдруг что не так, наверное, стоит еще раз подъехать.

— Давайте, Андреевич, — я махнул рукой и пошел по лестнице вниз.

Над двором летал, противно крича, зеленый попугай. Сидя на лавочке, я видел, как Андреевич и Федор вместе со старшим сыном Учителя выехали на джипе со двора.

Ноги сами повели вдоль арыка. Цветочная поляна потускнела и была пустынной. По цветам скользил уже не совсем теплый ветер. Казалось, что с высоты Тянь-Шаня не спеша опускается покрывало холодного воздуха. Оно еще не затронуло поселка, но от ощущения того, что скоро выйдет из предгорий, избавиться было невозможно. Я сел в центре поляны, закрыл глаза и задумался. Меня постоянно не покидало чувство, что скоро произойдет нечто непоправимое. Сколько же можно скитаться по миру в поисках какого-то призрачного учения или успокоения? “Что же ищу я? — эта мысль больно уколола. — Что нужно мне?” Может, я давно сошел с ума, а все жалеют и не говорят об этом? Ну нет, размечтался, “доброжелатели” вопили б вовсю.

Уже несколько дней подряд было такое ощущение, что все демоны слетелись и напряженно ждут, когда по команде какого-то незнакомого, очень сильного существа набросятся, уничтожив во мне человеческое. Иногда приходили желания, в которых я боялся признаться себе. Мне стало хотеться какого-то несуществующего, иллюзорного отдыха.

Однажды я отдохнул по предложению удачно вылеченного больного. Противно стало сразу, особенно когда дошло, что все это запрограммировали сами. Бывает, демоны подбрасывают подобные испытания. Разогнав красивых голых женщин, мы сидели на краю большого белого бассейна и после четвертой бутылки водки горько плакали, совершенно не понимая друг друга. Он объяснял, что уже не хочет потому, что надоело, а я объяснял, что хочу, но почему-то не могу, и это совсем не то, что он думает. Доходило до смешного. Конечно, я знал, что такой отдых чушь, а кто этого не знает? Я лечил разных людей, и все они хотели того, чего не имели. Но что же со мной?

“Что тебе нужно?” — спрашивал я себя.

И в сотый раз не находил ответа. “Что ты хочешь?” — снова спрашивал я себя. И не получал никакого ответа из своей глубины. Наверное нужно стереть все и посмотреть на мир чистыми глазами. Нет, еще не время. Это не то упражнение, которое можно делать. Все скажут, что сошел с ума. “Кто же толкает меня на это упражнение? — подумал я. — Наверное, стоит прочесть благодарственную молитву школе.” “Откуда такие мысли? — испугался я. — Что же делать? Может, очиститься?”

Я лег в центре поляны, закрыл глаза и представил над собой огромное звездное небо, такое, как в Чуйской долине. Я вдохнул через нос, набрал полную грудь, начал ждать пока легкий толчок изнутри заставит выдыхать. Это называется: "задержать вдох до приятного", без усилия. Я начал не спеша, полностью выдыхать. Звездное небо приятно давило на меня, вбирая остатки воздуха. И так бесконечно, главное — никуда не спешить.

Когда открыл глаза, в них ударил ледяной огонь. Огромную круглую луну окружали разноцветные звезды. Я встал и пошел на сверкающие вдали голубыми кристаллами верхушки Тянь-Шаня. Вот, наверное, и пришло время какого-то действия. Передо мной был глаз спящего дракона.

— Верховный дракон так велик, что мы видим только один его глаз, — сказал Ням. — Когда смотрит на наш мир, это солнце, когда спит, смотрит в другие миры, это луна. Дракон инь и ян: днем жжет, отдавая силу, ночью смотрит насквозь. Ночь — связь с тайными мирами, больше испытаний и тяжело дающейся правды, день это сила для сильных. Мудрость дня обычные люди не постигают.

Я знаю очень много систем, о которых рассказывал Юнг. Есть просто безумные. Не до конца очищенный человек, а очищаются питанием и дыханиями, мог пойти на свежую могилу, и, когда дух умершего еще не полностью вышел, когда он еще испуганно трепещет возле ненужного тела, черный — не очищенный воин составлял из него экран, решая свои проблемы и получая ответы на вопросы. Конечно, так легче, зачем очищаться, страдать из-за желаний собственной плоти, если можно, испугав умершего и сделав из его души блуждающее привидение, решить свои проблемы. Есть много таких систем, и Учителя не скрывают от своих учеников. Если берут в ученики, то отдают все знания, решает взявший. Ням и Юнг говорили о недеянии, но только возле древних гор я начал понимать, что они имели в виду. Ням, с которым недавно расстался, стал необходим прямо сейчас, хотелось закричать: “Помоги, Учитель, я боюсь!” Страх, он совсем не такой, какого мы ждем и себе представляем.

Синие кристаллы Тянь-Шаня медленно надвигались, его острые пики подпирали звездное покрывало. Я шел не в силах остановиться. “Учитель! — кричал я внутри себя. — Помоги, хоть как-нибудь, спаси, не знаю от чего, но спаси!”

Над головой пролетела огромная черная птица, хлопнула крыльями и громко вскрикнула. Я понял: птица слишком огромная, таких не бывает.

Где они, спящие ребята? Жаль, что нет рядом. Им, наверное, это просто не нужно. И тут до меня дошло: “Они не верят во все это. И мы с Андреевичем пытаемся объяснить простейшее, но для них непостижимое.” Не становиться же фокусниками, да и опыта в этом маловато. Впрочем, здесь все для всех решится.

Птица снова пролетела над головой, слегка колыхнув волосы. Страх внезапно прошел. Луна разгорелась сильней. Яркий, прозрачный день, но только вместо солнца, глядящее насквозь око дракона. Горы становились все ближе, их грани четче. Узкая бесконечная тропинка уводила в предгорья.

Я уже знал, чего хотел. Нужно выбрать обязательно большое и ровное место. А там просить у спящего дракона встречи с учителем и, главное, не испугаться. Чего пугаться, если уже несколько дней я чувствовал подкравшегося в упор демона, так близко он еще не был ни разу. “Что несчастный, испугался?” — подбадривал я себя. Вот сейчас встречу старого Няма, а уж он в обиду не даст.

Окружающий страх снова начал медленно и беспрепятственно входить в мое тело. Пролетевшая птица мягко зацепила крылом голову. Вихрь безумных мыслей пробежал по вздрогнувшему мозгу. “Кто я?” — опять кольнула очередная мысль. “Ты, — ответил кто-то чужой, — обычный ничтожный ползун.”

На этот раз я испугался не на шутку. “Вспоминай, — заставлял я себя, — что ты должен делать.” И тут птица уже ударила крылом по голове.

— Прими, дракон, — начал я, — посмотри сквозь меня, что стоит тебе показать Учителю его ничтожного ученика.

Это были первые слова из тайных символов лабиринта дракона.

— Какому? — голос был страшный, он ударил изнутри.

— У меня есть только один Учитель, — ответил я.

— Кто? — снова взревел голос, и у меня задрожало в висках.

— Я знаю, кто он! — злобно гаркнул я в ответ.

Птица ударила меня по голове уже более чувствительно. Я выбрал место, сел по-школьному и вдруг завыл по-звериному. Рыдания сотрясали меня с головы до ног. Ведь забыл самое главное из-за этой несуществующей борьбы с демоном страха, нужна была кровь жертвы. О жертвоприношении совершенно забыл. “Вот и все,” — подумал я, ведь встать уже не смогу, и какой-нибудь чабан с удивлением обнаружит сидящий труп. А школа?

Стало плохо, я заорал и попытался встать. Нет, невозможно, правильно выбрал место и правильно произнес слова. Всего лишь глоток крови и можно жить дальше, можно дальше быть счастливым, лечить людей и при этом видеть их глаза. Можно ощущать движение тела, можно пить холодную воду, можно просто ходить, перебирая ногами, еще можно быть виноватым перед матерью, Учителем, женой, Андреевичем. Оказывается так много можно, а сколько еще — и не перечислишь.

Птица гулко и больно ударила по голове. Я оцепенел, ждать было нечего. Птица тихо кружила надо мной.

Просидел, наверное, долго, и вдруг вдали голоса. “Неужели кто-то еще гуляет?” — подумал я. Они шли прямо на меня, обычная влюбленная парочка, обнявшись, спотыкалась в темноте. Это было мое спасение, вот он глоток крови, не сделанный по ошибке. Тот глоток, который демоны увеличили во сто крат, до человеческих размеров. “Что? — лихорадочно начал думать я. — Что они могут оставить после себя, ведь не больше, чем я.” И тут понял, что я не тот, который может пойти на такое решение. Школа солнечного дракона взяла верх. Убийство вне боя отошло навсегда. Ноги окаменели, еще немного и застынут руки, вот она — смерть от невежества.

Смеясь и разговаривая на чужом языке, они шли прямо на меня. Очень хотелось жить. Вдруг в очередной раз почувствовал легкий тычок в колено, чувствительность пока еще не пропала. Опустив глаза, увидел маленькую, еще не заснувшую почему-то на зиму степную жабу. Ее хруст на зубах показался самой прекрасной музыкой, которую когда-либо слышал. Кровь во рту, вот она жертва, о которой был не в праве забывать.

— Живите, сволочи! — с хохотом заорал я, подошедшим в упор и все еще не видящим меня. Я страшно завыл и снова захохотал. Парень побежал первый, девушка застыла, потом рванулась вперед и упала, наскочив на меня. Но уже через мгновенье побежала за любимым.

— Жаль, что не съел обоих! — хохоча и отплевываясь кровью на священную землю долины, орал я им вслед.

На луну было приятно смотреть. Всего лишь шесть раз, долгий, — долгий, абсолютно полный вдох лунной ноздрей и такой же выдох, чтобы ни капли воздуха. Через несколько минут после шестого раза меня кто-то из-за спины тронул за плечо.

— Сиди, — приказал Ням.

И сел напротив меня.

— От тебя ничего не требуется. Иди и делай, хоть что-нибудь.

Мы оба встали. Я поклонился и пошел к дому Фу Шина.

Ночь была светлая и необыкновенно спокойная, надо мной тихо парила огромная черная птица. Долина спала. На втором этаже тоже была полная тишина. Я с блаженством растянулся на кане. Андреевич тихонько посапывал во сне.

Завтрак, конечно, проспал. Андреевич решил меня не будить. А когда проснулся, то услышал от него известие, которое поразило всех.

— Сегодня, — объявил Андреевич, — Учитель будет принимать экзамен.

Второй этаж охнул и замолк.

— Так что, орлы, готовьтесь, — и он, улыбнувшись, вышел на лестницу.

— Зачем мне все это было нужно? — заскулил один из ребят.

— Ладно, не вой, как-нибудь отработаешь, — буркнул кто-то из толпы.

— Вот именно, — согласился я и вышел за Андреевичем.

Мы все снова собрались на площадке за домом, каждый начал выполнять технику, которая получалась лучше.

Я решил навестить Рашида. Бедняга был настолько напряжен перед встречей с отцом, что ему можно было только посочувствовать.

— Неужели еще не виделись? — удивился я.

— Какой там виделись, вай-вай! — жалобно сказал Рашид. — Бывает срочно поговорить нужно, а я месяцами к Учителю подойти не могу.

— Как? — удивился я.

— Вот так, дорогой, — печально объяснил старший сын. — Хожу туда-сюда, как баран, а подойти не могу.

— Как не могу? — ничего не понял я.

— Да вот так хожу все время мимо и жду, пока Учитель заметит и спросит, чего надо.

— А если никогда не спросит, а? — поинтересовался я.

— Вот так и буду ходить, пока аксакалом не стану, — разозлился Рашид. — Ладно, страдай, — махнув рукой, я попрощался и вышел со двора. Действительно, бедняга.

Ноги снова повели на увядающую поляну. Но она еще не умерла, круглая цветочная поляна потеряла свои яркие пятна. Красные, синие, белые и зеленые цвета смешались и стали одним необъяснимым цветом. Посредине поляны сидела Саша, цветы на ее юбке остались прежними. Рубашка тоже в ярких нарисованных цветах.

— Привет, красавица, — радостно произнес я и положил ей на колени свою голову.

— Но ведь сегодня такой день: кто обретет надежду, а кто потеряет, — и она оттолкнула меня.

Саша была тысячу раз права. Я встал и со всем почтением выполнил этикет приветствия ученика с учеником.

— Иди к своим, — махнула она рукой.

Я поклонился еще раз и вышел на дорогу. Но пошел не к ним, моих там было только двое, которым вряд ли сейчас нужен. Я шел и не верил, что единство людей разлетается, как куча осенней листвы. Видел и не верил, оказывается, бывает и такое.

Холодные и черные воды большого чуйского канала полировали железобетонные плиты. Непонятно откуда взявшийся крупный лохматый щенок доверчиво начал лизать мои пальцы.

— Здравствуйте, — мне показалось, что за спиной прокаркал простуженный ворон.

Когда обернулся, то вздрогнул: передо мной стоял умирающий воин. Горбатый острый нос, длинные волосы, челка по изогнутые брови, вместо губ узкая щель, непонятный возраст. Но главное я понял сразу — он умирал от опиума.

— Гришка приехал? — коротко спросил азиат.

Было видно, что говорить ему тяжело.

— А я думаю, чего это понесло к каналу? — как бы себе сказал воин.

Человек попытался выпрямиться, но у него не получилось.

— Пойди, позови Гришу, — вдруг как-то жалобно попросил он.

Я понял, что воин очень хочет видеть Андреевича.

— Слышишь, только не пугай его, не описывай меня. Скажи Искен возле канала ждет. Давай, давай, а то сдохну, не успеешь — и стыдно будет.

Я кивнул головой и пошел быстрым шагом, но не выдержав, побежал, абсолютно убежденный, что этим людям встретиться необходимо.

Перед тем, как зайти во двор, восстановил дыхание, чтоб не отличаться от остальных. Ребята тренировались за домом. Андреевич делал дыхательное упражнение.

— Андреевич, — я слегка коснулся его предплечья, это был наш старый знак предупреждающий об осторожности.

— Говори, — тихо сказал Андреевич.

— Возле БЧК ждет Искен, — так же не обращая на себя внимание, ответил я.

Андреевич не спеша направился к плитам переброшенным через арык, а я побрел за ним.

— Ну, пошли быстрее, что ли, — буркнул встревоженный мастер.

Они надолго замерли глядя друг другу в глаза. Один крепкий с волнистыми серыми волосами и открытым европейским лицом. Другой — иссушенный, как старая хищная птица.

— Что, Гришка, страшно? — усмехнулся азиат. Оба одновременно выполнили этикет. Высохший человек пошатнулся и оказался в крепких объятиях Андреича.

— Страшно, Искен, — признался он.

— И мне страшно, — снова усмехнулся азиат. — Пойдем в дом чай пить, по-нашему, как надо. И своего бери, — он указал в мою сторону головой.

— Да это не мой.

— Все они тут твои Гриша, все, — и Искен хлопнул Андреевича высохшей рукой по плечу.

Маленький чистый двор, старый орех и белый, игрушечный, на три комнаты домик.

— Вот здесь сейчас и отдыхаю, уже целых пять лет. Учитель помогает, не забыл.

— Ну, ты ведь самый лучший был, — улыбнулся Андреевич.

— Был, да сплыл. Только не ври, самый лучший всегда был ты. Видишь, памяти немного осталось, — азиат хотел засмеяться, но сильно закашлялся.

— Тише, Искен, — сжимая его за плечи прошептал еще не пришедший в себя Григорий Андреевич.

— Эй, кто там? Искена нет, — раздался звонкий и очень знакомый голос. И из-за маленького сарайчика выскочила Саша.

Она была как с картинки. Изумительные коротенькие брючки с восточным орнаментом, такой же цветастый халатик, золотые туфельки и маленькая золотая шапочка, из-под которой сбегали вниз тонкими струйками много черных косичек.

— Не кричи, нюйжи, разве не видишь — воины встретились, чтобы проводить воина. Это, Гриша, младшенькая моя, совсем еще яту. Ну, ты не помнишь, не до этого нам тогда было. Пошли в дом.

— Прости, ада, — оправдывалась девушка, — я думала друзья твои, — и тут же осеклась.

— Нет, это не друзья мои, это братья. А друзья у меня такие же собаки, как и я.

— Не нужно, ада, — попросила Саша.

— Все равно поздно, — проворчал Искен.

Чай, изюм, свежие лепешки и огромные персики, запах сводил с ума. Чем всегда нравились восточные обычаи, это тем, что есть заставляли и деваться было некуда. Два друга тихо разговаривали, а мы с Сашей переглядывались, и я не мог понять, почему она злится. С трудом, но до меня дошло, если узнает отец, что дочь занимается не женскими делами, ей несдобровать. Я показал ей язык, и она поняла, что гость из далекой Украины не настолько тупой, как кажется. Саша улыбнулась и долила всем чая.

— Оставить некому, — азиат вынул из-под стола какой-то сверток и швырнул на стол. Из тряпки со звоном выкатились пять длинных, с трехгранными лезвиями кинжалов. — Старшему, собаке, ничего не нужно.

— Ада, — вырвалось у девушки, и она положила ладони на кинжалы.

— Убери руки, — сердито сказал отец. — Сказал, не для женщины!

— А старший — собака, — упрямо повторил Искен. — Нравится? — азиат с нежностью посмотрел на дочь.

И вдруг, схватив один кинжал, он с невероятной скоростью швырнул его в стену. Из треснувшей стены торчала одна рукоять.

— А сейчас только один Гришка и справится, — на этот раз у него получилось рассмеяться.

Андреич встал подошел к стене и не спеша, без видимого усилия, как обычное перо, вытащил кинжал.

— Как всегда тозы (нож) вытаскиваешь, — восхитился Искен. — А говорят — Гришка слабый стал.

— Кто говорит? — резко обернулся, ощетинившись, как тигр, Андреевич.

— Я говорю, — вызывающе ответил Искен.

Они еще долго смеялись, что-то вспоминая из своей молодости.

— Экзамен, — вдруг испугалась Саша. — Учитель принимает экзамен, побежали.

— А ты откуда знаешь? — подозрительно спросил отец.

— Значит так, сиди и жди. Скоро будем, — и она гневно блеснула глазами на удивленного отца. Потом схватила нас за руки и вытащила из дому.

— Ты это, отца слушай, — покачал головой Андреевич.

— Я вас, конечно, не помню, — сказала Саша. — Но вы знаете прекрасно, что такое дочь воина. Ведь по старым законам — в доме предатель.

Я удивленно поднял брови.

— Да, Серый, — усмехнулся Андреевич. — В любой момент может предать.

— Это называется так, — смутилась Саша.

— А вообще считается, что может влюбиться в чужого, — кивнул головой Андреевич. — Вот так, Серый.

— Поэтому, — сказала Саша, — я по-человечески вас прошу, не доставайте меня. Небось, папу моего знаете.

— Да уж, знаю, — согласился Андреевич.