Месяц второй: октябрь

Месяц второй: октябрь

Три раза в году празднуй Мне…

Исход 23:14

День 31, утро. Я полчаса изучаю тарифы на перелет до Израиля. В этом году мне необходимо туда попасть. Нельзя двенадцать месяцев жить по Библии и не совершить паломничества на родину священной книги.

Я уже был в этой стране – в четырнадцать лет. Родители решили устроить нам путешествие в Израиль и Египет, и мы поехали на экскурсию. В нашу группу входили члены моей семьи, десятка два ортодонтов на пенсии и двадцатисемилетняя девица, которой пообещали тур для неженатых – так оно и было, если учесть высокий процент вдов и вдовцов.

Я мало что помню об этой поездке. Помню долгие автобусные перегоны, как израильский гид спрашивал: «Кто-нибудь хочет в комнату улыбок?» На израильском туристическом сленге так называли туалет, потому что «выходя оттуда, все улыбаются». Помню, что мне больше понравилась египетская часть – меня всегда завораживали пирамиды, и я кое-что знал о культуре древних египтян. Или по крайней мере выучил слова песенки «Король Тут»[41] Стива Мартина.

Но сам Израиль мало впечатлил меня, светского подростка. В то время я переживал фазу плохо понятого марксизма. Религию я считал опиумом для народа. Более того, я был уверен, что торговцы опиумом – раввины, епископы, священники – в сговоре и просто хотят набрать денег на «мерседесы». Израиль же был центром коррумпированной системы.

Естественно, нынешняя поездка будет полезнее. Кроме того, я смогу познакомиться с бывшим дядей Гилом. Да, именно познакомиться в смысле «встретиться в первый раз». Дело вот в чем: он пять лет был женат на моей тетке, но я ни разу не видел его в лицо. Семья считала его непредсказуемым и лживым, и никто не хотел видеть его на общих сборищах и днях рождения. Он считался не безвредным эксцентриком, а опасным человеком. Ходили слухи, что, будучи лидером культа, он применял насильственные методы в духе Свенгали[42].

Чаще всего мы притворялись, что его не существует. Моя бабушка раз в две недели выпускала новостной листок о жизни семьи – и никогда не могла заставить себя упомянуть в нем Гила. Приходилось использовать местоимения – например, «они с Кейт приедут в марте». Я видел в этом некую иронию, потому что наблюдал здесь сходство с отказом ортодоксальных иудеев упоминать имя Бога (обычно они пишут «Б-г»). Единственный раз на моей памяти бабушка упомянула Гила, когда рассказывала об обеспокоившем ее разговоре с Кейт. «Она говорит, что с радостью смотрела бы ему в глаза целый день, – сказала бабушка. – Но брак не должен быть таким. Нужно стоять рядом и смотреть на мир, а не в глаза друг другу». Так что Гил всегда оставался для меня загадочной, запретной и немного пугающей фигурой.

Гил познакомился с Кейт в 1982 году, и вскоре она стала ортодоксом. Я мало что помню о ней в догилову пору. Помню волосы до пояса (теперь скрытые под платком), ее жутковатого кавалера-уфолога и подарок – подушку-«пукалку», которую она привезла из Франции. Наверное, эта «пукалка» была гораздо изысканнее, чем те, что клепаем мы, неотесанные американцы.

Я помню, что она много смеялась. Тут ничего не изменилось – ортодоксальный иудаизм не лишил ее чувства юмора. У нее замечательный, громкий, раскатистый смех. Но сейчас у Кейт только два пристрастия: четверо детей и Тора.

Встретиться с Гилом – идея непростая в осуществлении и связанная с чувством вины. Это значит пойти против семьи. Никто не хочет, чтобы я с ним встречался. Мама уже спрашивала напрямую: «Ты ведь не собираешься знакомиться с Гилом, правда?» Я ничего не ответил.

Она считает, что, если я увижусь с Гилом, это каким-то образом узаконит его существование. А он этого не заслуживает. Я не уверен в этом. Не думаю, что имею право менять чей-то статус. Тем не менее не могу устоять перед искушением поговорить с Гилом. Благодаря ему я начал этот путь. Так или иначе, он больше других может помочь мне понять религию. А потом я попрошу у семьи прощения.